Глава 6. Энзарио

Рыжая львица смотрит на меня, будто не я старше, а она. Грозная и властная. Скрутить бы ее и выжимать стоны из алого манящего ротика. Морская зараза, совсем сбрендил!

На вопрос о воде отворачивается и еще сильнее закручивает руки на груди. Без полотенца было интересней, но и так у меня уже крышу рвет. Пусть лучше сидит и не двигается, чем разгуливает и соблазняет своими прелестями.

– Не хочешь, значит, пить? – хмыкаю. Наливаю из графина в стакан воды. Медленно. Дразнясь. Девчонка нервно вздрагивает, а я ликую. Вот же глупая, не протянет же долго, если будет упираться и дерзить. Без воды ослабеет быстро. Ла-а-адно. Давай, по-другому.

Сажусь рядом, задевая, будто случайно, ее колено. Отодвигается. Ожидаемо. Смеюсь про себя. Ставлю полный стакан на стол и, сдавливая пальцами, долго смотрю на него. Когда боковым зрением замечаю робкий поворот головы девушки, жадно и с наслаждением напиваюсь, но оставляю на дне пару глотков.

– Будешь пить?

Отворачивается.

Хмыкаю. Кто бы сомневался!

Я встаю, допиваю остаток, но не глотаю его, а резко наклоняюсь к Арии. Беру в плен ее плечи, тяну на себя подбородок. Фурия почти не сопротивляется, только взвизгивает и впивается в мои руки холодными пальцами. Прижимаю свои губы к ее и толкаю воду.

Смотрю на нее, глаз не закрываю, но фурия даже не пытается отвернуться. Руки у нее свободны, пальчики впиваются в мои волосы и тянут ближе. Один глоток, второй… И тут же боль пронзает нижнюю губу.

Во рту солоно от крови, а девчонка отталкивает, и глаза ее будто красной дымкой затягиваются. Ходячее противоречие! То жжет отвагой, то сжимается, как пугливый птенец, то снова взбрыкивает и дает отпор! В этой взъерошенной птичке сотни демонов, мрак меня разорви!

Слизываю капельку крови на губе и ухмыляюсь. Думает, сможет мне противостоять?

Хочу сбежать от ее испуганного, но глубокого взгляда. Не вдыхать запах, что впитался в кожу настоящей паранойей. Хочу выровняться и уйти, грохнув дверями и забыв дорогу к этой каюте. Но я, как пацан, загораюсь и не хочу тормозить. Якоря сорваны, господа! Полный вперед!

Не спал, в штанах уже не пожар – сгорело все. В ушах звенит от возбуждения. Знала бы она, чего мне стоило не взять ее ночью! Зараза мелкая!

И все-таки налетаю на ее губы. Мои раны заживают быстро, а укусы фурии, как комариные, это даже приятно. Остро. Не пускает чертовка! Смыкает челюсть и впивается пальцами в мои волосы сильней, будто выдрать хочет. Пусть дерет – не жалко – все равно отрастут.

Сжимаю ее затылок и тяну на себя, второй рукой миную полотенце и добираюсь до налитой груди. Моя пленница, что хочу, то и делаю. Под пальцами еще живут прошлые прикосновения к ней, а мне мало, я еще хочу. Зря она игралась со старым и голодным морским волком, у которого бабы не было больше двух лет.

Рычу и толкаюсь языком, скольжу по зубам. Не сдается, вертит головой. Не пускает. Капитан Энзо никогда не отступает от того, что хочет. Не в моих правилах.

Выкручиваю сосок под пальцами, заставляя девушку вскрикнуть, и выхватываю, наконец, поцелуй.

Я ее заставлю делать то, что я хочу, а нет – буду ласкать, пока не оттает.

– Снова что ли голой по палубе пройти? – шипит сдавленно между голодными поцелуями-укусами, – ты же поговорить хотел. И я кажется сказала убрать руки!

– Я передумал, – гневаюсь и снова целую. Чтобы знала, как мне перечить, игла морская!

Поцелуй отдает горечью и солью. Ария отвечает, но механически. Я не могу понять, что в ее крошечной взрывной голове. Сейчас отпустит и с ласковой улыбкой сердце ножом проткнет?

Страсть и вожделение скручивают меня тугим узлом так резко, что темнеет в глазах. Приходится отстраниться, чтобы заставить себя остыть. Я все равно никого не боюсь, так что фору даю пленнице.

Отхожу назад и рассматриваю дело рук своих. Девчонка сидит какая-то пришибленная, с опухшими губами и взглядом таким темным и тяжелым, что стол перед ней вот-вот загорится. Мне пора остановиться.

Сейчас, немедленно! Остыть! Принять душ. Ледяной.

Или клянусь штормовым ветром – фурия не уйдет нетронутой. Видит море, я не сторонник насилия, но если замешкаюсь, то до греха меня доведет, бестия красноволосая.

Без слов ухожу, сжав до бела кулаки. Дверь в ванную распахиваю и ныряю под холодную воду. Кажется, что пар идет от моей кожи. Упираюсь руками в стену, чтобы не рухнуть.

Зараза мелкая! Вкусная. Сладкий яд.

Как Сталас, богиня камня и проклятий – глянула и в статую меня превратила! Гигантская тридакна! Дожить бы до порта – там любая шлюха подойдет, чтобы сбросить балласт. Лишь бы не чувствовать себя голодным ничтожеством.

Холод сквозняка обнимает разгоряченные плечи, и я понимаю, что не захлопнул дверь. А она сидит и смотрит, прожигает льдистыми глазищами, дырки пробивает между лопатками. Будто гладит. Будто прикасается.

– Глаза не поломай! – говорю, слегка повернув голову. Исподтишка замечаю, как Ария поджимает губы и, краснея, отворачивается.

И меня накрывает снова. Каменею, как мальчишка.

Та-а-ак! Кают свободных нет, но с ней под одной крышей находиться будет невыносимо. Однозначно сорвусь. Значит, придется кого-то подвинуть. Кого? У моряков и так каморки на четверых, да и с моим ростом не одна кровать не подойдет – ноги от колен свисать будут. Что делать? На палубе сидеть и избегать встреч? Тварь! И карту нужно открыть!

Фурия залетела в мою жизнь разрушающим вихрем. Разрушила привычное и заставила меня окунуться в старые, болезненные воспоминания. Не хочу. Не хо-чу! Но я должен завоевать ее доверие, должен расположить к себе, чтобы она открылась и помогла. А дальше можно и на покой. Все равно назад дороги нет.

Глупость же, глупость! Право первого на корабле – надежная защита для девушки, но стоит только голодным волкам учуять, что свежее мясо неподалеку и ничто ее не спасет. Нельзя без присмотра оставлять. Убьют еще, а мне потом что? Голову пеплом посыпать и за борт виновных бросать?

Фурия – моя последняя надежда. Разумеется, эта бестия никогда об этом не узнает. Пусть думает, что ради забавы держу, пусть верит, что мне нужно сокровище. Зуб даю, что ее папаша даже не удосужился объяснить, что именно прячется там, за отметками на карте.

Закрываю воду, а от меня натурально валит пар. Довела.

Обматываюсь полотенцем и выхожу, а девчонка взгляд к полу приклеила, сидит, красная, не шелохнется. Тем лучше.

Достаю золотой медальон и бросаю на стол. Тот звякает жалобно, и на лице Арии впервые проступает не ненависть или горе, а тихая глубокая печаль. Бездонная, как море вокруг нас. Протянув руку, она касается безделушки и тяжело вздыхает. Поднимает взгляд и смотрит так вопросительно и тяжело. Не с укором даже, а как-то обреченно.

– Давай поговорим, пират, – произносит она тихо и опирается на крышку стола.