Глава 20. Энзарио

Ария что-то говорит, а я слышу только обрывки: «Я выбираю тебя», «Я тебя не оставлю». В ушах звенит, будто я под водой: иду, как булава, на самое дно. Сам виноват: привязал к себе, заботился, оберегал. Нужно было оставаться тварью. И внезапно понимаю, что не смогу ее отпустить, но не скажу об этом.

В висках кровь перегревается, шумит. А как вытолкать из себя ненужные чувства, я не знаю. Как подросток таю от ее нежных пальчиков, завожусь, не остановить теперь.

Она легкая, словно перышко. Кладу ее на кровать и яростно врываюсь в рот. Языком вымаливаю прощение за все сказанные слова, руками стираю обиды, телом взращиваю между нами новые мосты.

Тормоза отказывают напрочь, во рту сухо, в груди тесно, а пах пульсирует, и скручивает бедра, будто я мальчишка.

Развожу Арии ноги. Она податливая, мягкая. Моя? Рычу и кусаю ее, как сумасшедший. Я и есть сумасшедший, если добровольно соглашаюсь любить снова. После всего, что было, после Весалии, Мириды, моих детей, что не пережили тридцатник. Я сви-хну-лся!

Отстраняюсь, а мой укус, как клеймо, горит красной меткой на белоснежном плече. Я безумец. Поехавший! Арии наверняка больно, но пальцы только сильнее впиваются в мои волосы, царапают загривок, тянут вниз. Сильно, до искр из глаз. Смотрит на меня так пристально, читает меня, выворачивает, перетряхивает, будто под кожу забирается и по капле вытягивает яд и горький дурман, в котором жил столько лет.

Толкаюсь в нее, не разогревая. Она раскрытая, влажная, принимает меня, откинувшись на подушку.

Слизываю с ее кожи запах ландыша, хочу его уничтожить, истребить, а он все равно преследует.

Широкие движения ладоней, рывки навстречу, дыхание одно на двоих. Она тихо стонет и царапает кожу. Глубже, чем вчера. Хочу, чтобы шрамы рождались под ее пальцами и не исчезали. Никогда не исчезали.

Обнимает меня, прижимается теснее, что-то шепчет на ухо, а я слышу только, как мое имя повторяет снова и снова. И в этом бесконечном потоке доверчивого шепота именно оно – выстрел в голову, разметавший мысли по углам, воспламенивший мою кровь. Хочу, чтобы она не замолкала, пусть выкрикивает его в синее небо. Пусть расколет его над нашими головами.

Притягиваю ее к себе и сажусь на колени, а стройные белые бедра обхватывают меня тисками, отчего дурею окончательно и несусь вперед, а Ария выгибается в кольце моих рук. Алый водопад падает на постель и горит в свете люнн.

Тяну ее на себя и перекатываюсь. Позволяю ей быть главной, ложусь на спину. Сдавливаю руки на плотных ягодицах, а Ария царапается и дышит в потолок. Наполняю ее собой, а она наполняет меня новыми эмоциями. Башню срывает, и паруса мои напрочь потрепались! Это не секс, нет. Это, лисий ядреный орех, чувства. Моя мякоть, к которой я никого не подпускал тридцать лет. Срок целой жизни.

Ария опускает взгляд, а я даже не дышу. Синяя глубина горит, пульсирует, в ней не жалко умереть. Так, наверное, выглядели бы богини войны, если бы существовали.

Красный шелк ее волос на моей груди, ногти впиваются в плоть, раздирают до крови. Наклоняется, подхватывает языком алую каплю до того, как ранка затянется.

Фурия. Безумная, дикая, до самых костей может добраться одним лишь словом.

Моя…

Ария двигается резко, уверенно и размашисто. Нуждается в освобождении и смотрит с мольбой и страстью, а я будто нарочно торможу, растягивая момент.

Наклоняется прямо к губам и шепчет, опаляя взглядом.

– Давай, Энзо. Я не сломаюсь.

– Фурия! – мне кажется, что глубже невозможно. И ярче гореть невозможно. Пальцы сжимают ее грудь, цепляют твердые соски. Бедра подаются вверх, верх, верх, пока Ария не замирает и, упав вперед, вжимается в меня с криком.

Дергает позвоночник, и я на миг теряю зрение. Мать твою медузью, такого оргазма я не помню в своей жизни! Это желанная смерть, хочу умирать так бесконечно.

– Ар-р-рия-а-а… – пульсация затихает медленно, я откидываюсь назад и понимаю, что снова сделал это. Потерял голову. А может, так правильно? Может, мы доберемся до сокровищ? Вдруг получится?

Она приподнимается, уставшая, измотанная и улыбается так широко и искренне, как никогда до этого. Кладет голову мне на грудь и выводит пальцем невидимые узоры, успокаивая мою дрожь.

– Ты просто мне доверься, – бубнит сонно. – Мы все сделаем. Вместе.

– Я попытаюсь, – отвечаю искренне, глажу ее плечо, где розой распускается шрам от щепки. Целую вспотевший висок и шепчу: – Моя Ария…

Глава 21. Ария

Открываю глаза и несколько мгновений смотрю в потолок. Тепло и хорошо. Внутри сворачиваются горячие узелки, стягиваются раны, сшиваются вместе растрепанные мысли, искореняются сомнения.

Есть, о чем подумать, но я не хочу. Стискиваю в невидимом кулаке все тревоги и тот крохотный писклявый голосок, что орет о моем падении и предательстве отца. Запираю. Наглухо. На самом дне черепной коробки, куда почти никогда не заглядываю. Прочь!

Я не сожалею.

А что бы отец сказал, увидев все это? Что я сошла с ума? Что он не позволит? Или что у меня последние мозги выели морские черви?

Отец был жестоким человеком, но ценил личную свободу. Даже мою.

Он скорее рассмеялся бы и напомнил о яблоках.

Жуй и наслаждайся, пока можешь. Сомнения убивают вкус.

Переворачиваюсь на бок и замираю, рассматривая лицо Энзо. Впервые спокойное. Он даже кажется немного моложе. Будто юнец, что только шагнул на борт корабля. Чуть разгладились морщинки у глаз, пропала упрямая складка у рта и на лбу. Черные волосы разметались, разбежались мягкими ручейками по подушке. От воспоминаний, как они вплетались в мои пальцы, становится душно.

Я ни капли не лгала, когда говорила, что не интересен мне его возраст. Так и есть. Кому какое дело? Энзо – бессмертный. И я достаточно хорошо слышу, чтобы уловить цифру в сто тридцать лет, оброненную им вчера. И если он гонялся на Искре за отцом, когда тот еще даже не был женат…

Глупо считать, что ему те «немного за тридцать» на которые он выглядит.

Глупо думать, что меня это вообще волнует.

Хочется коснуться его. Безумно, до острой боли под ребрами, но не решаюсь. Боюсь разрушить хрупкий покой.

Осторожно выбираюсь из-под пледа и ежусь от холода. Нутром чувствую, что Ойс еще не встал. Подхватываю одежду и удовлетворенно натягиваю рубашку и брюки. Вспоминаю о белье и переодеваюсь снова. Пригодится, да и лучше привыкать к нему. Не ходить же без трусов вечно?

Одежда уже совершенно сухая, так что можно не волноваться.

Сегодня в порту сойду на берег. Хочу кое-что купить. Усмехаюсь при мысли, что придется просить деньги у Энзо, раз уж я оказалась на Искре с голой жопой во всех возможных смыслах.

Но я смогу обосновать каждую потраченную монету, раз уж приключение обещает быть смертельно опасным. Даже список составила.

И Бикуля стоит с собой взять! Бедняга, наверное, с ума сходит от бесконечных пряток и тесных помещений. Проветрится, лапы разомнет.

Натягиваю сапоги. Рядом стоят высокие ботинки Энзо, но я замечаю, что с ними что-то не так. Кожаное голенище, как решето, изрезано тонкими прутиками, а сверху расцветают алые звездочки цветов. Бикуль отомстил-таки! Замечаю у стены две сабли, которые Энзо так и не убрал. Они стоят, прислоненные к изголовью кровати и я думаю, что мне тоже не помешает «размять лапы».

Я не дам ему повода сомневаться в своем решении! Жилы себе порву, но не дам.

Подхватываю одну саблю, испорченную обувь и тихо выхожу из каюты. Мой кот и я часто тренировались вдвоем. Почему бы не повторить сейчас? С разбега выбрасываю испорченные ботинки за борт. А то еще пират прибьет кота за шалость!

Моряки поглядывают на меня искоса, кто-то украдкой улыбается, а когда призываю кота, а он отцепляется от покатой крыши рубки – мужики раскрывают рты. Слышу, как переговариваются между собой, но меня не трогают. Упорно делают вид, что они катастрофически заняты.

На мостике мужчина чуть старше Энзо. Бросает на меня мягкий взгляд и снова оборачивается к штурвалу. Высокий, крепкий и уже седовласый.

Ничьи взгляды меня не волнуют, я пришла сюда разогреться.

Бикуль становится напротив, выпускает длинные лианы и смотрит вопросительно. Готова ли я к атаке? Конечно!

Правила предельно простые. Атакуй и обороняйся. Даже если я отсеку лиану, Бикуль сразу же отрастит новую. Такие коты способны к мгновенному восстановлению и убить их можно разве что оторвав голову. Или бросив в море. Плавать Бикуль не умел категорически, камешком на дно бы ушел.

Хлесткая плеть вспарывает воздух, а я уже жду. Чувствую, как натягиваются мышцы, отвыкшие от тренировок, как тяжело поймать мягкое покачивание палубы под ногами. Ныряю под плеть и рассекаю ее надвое. В голову мне летит следующая и еще две мчатся слева. Отвожу верхний удар. Широкая дуга и плети слева отлетают в сторону.

Бикуль изводит меня минуту за минутой. Атаки сверху, снизу, прыжки, одновременные удары с нескольких сторон, обхватывающие удары, петли, крутые дуги и подсечки.

– Ноги у тебя неправильно стоят, – слышу вдруг и останавливаюсь. Пропускаю удар, и тонкая лиана оставляет порез на запястье.

Бикуль вопросительно урчит и виновато облизывает ранку.

Я не подала сигнал и кот не успел остановить атаку.

– Что?

Я смотрю на высокого мужчину, а у него взгляд такой, будто я – нерадивый младенец, что только учится лепить башни из песка. В серых искристых глазах мягко отражается морская лазурь. Чем-то он напоминает мне отца, когда у того выпадали свободные минуты, чтобы насладиться видом и рассказать о чудесах моря.

Воспоминания колят раскаленной иглой, пробираются под кожу, чтобы впиться в плоть и вырвать кусок посочнее, и я невольно жмурюсь, чтобы совладать с собой.

Он тихо откашливается и подходит ближе. Мягко хлопает меня по колену.

– Ногу чуть дальше отставь. Вот! Удобнее? Тебя качает сильно, когда поворачиваешься, – еще один хлопок по плечу. Чуть морщусь, хотя рана давно затянулась, – чуть вперед. Удобнее же! И локоть так не выставляй.

Без лишних слов отстегивает от пояса клинок и становится напротив меня.

– Котик у тебя замечательный, но все равно живой человек – другое дело.

Смотрю на него с волнением, а мужчина широко усмехается.

– Давай! Чуть-чуть практики надо. Я тебе пару приемов покажу, никто живым не уйдет.

Усмехаюсь в ответ и поднимаю саблю.

– Как тебя зовут? – спрашиваю.

– Скадэ, – отвечает он и делает первый выпад.

Отбиваю, и тут же в подбородок летит еще один удар. В последний момент получается отклониться, но лезвие цепляет выбившийся из прически волос и отсекает его.

Откидываю патлы назад. Скадэ не дает продохнуть, снова наступает, со свистом рассекая воздух кинжалом.

– В бою не будет времени марафет наводить!

В развороте бросаю взгляд в сторону нашей с Энзо каюты и вижу его горячий взгляд. Волосы растрепаны, рубашка смятая нараспашку, поза напряженная и взволнованная. Он сжимает кулаки и хмурит густые брови.

– Лучше, – Скадэ перехватывает меня, раскручивает и прижимает к горлу кинжал, – не отвлекаться во время боя. Каждый потраченный миг – шаг в сторону смерти.

И тут же отпускает меня и приглашает снова в спаринг.

Я покачиваю клинок, восстанавливаю равновесие. Ноги пружинят, а в теле такая легкость, какой не было уже очень давно. Крупные бусины пота набухают на спине и катятся вниз, в кружеве неудобно и делаю себе пометку достать мягкое хлопковое бельишко.

– И котика своего приглашай, – рыкает Скадэ, но улыбка с его лица не сходит ни на секунду. – Попробуйте вдвоем напасть!

– Это вы попробуйте вдвоем! – смеюсь и щелкаю пальцами, подав Бикулю сигнал. Кот без задержки становится на стороне мужчины и воздух рассекает не только сабля, но и зеленые плети. На палубе предостаточно места, отскакиваю назад и почти вжимаюсь в доски, когда над головой свистит зеленый росчерк. Отталкиваюсь вверх и перекручиваюсь в воздухе, пропуская еще одну плеть под собой.

Скадэ быстрый, как молния, несмотря на габариты и стоит только встать на ноги, как отклоняюсь назад, едва увернувшись от смертоносного лезвия.

– За ногами следи! Вот так! Еще, девочка, нападай!

Движение воздуха справа, взмах, и отсеченная плеть падает на землю. Кто-то в стороне улюлюкает, но я не поворачиваюсь.

Вижу бочку слева, и Скадэ так удобно встал, как раз для удара. В ту сторону не смотрит, ждет прямой атаки. Бегу на него и в последний момент ухожу в сторону, взлетаю над парой зеленых плетей, отталкиваюсь от бочки и цепляюсь за воротник пиратской рубахи. Удар в колени и Скадэ падает вперед, а острие сабли уже у его горла.

Мелодичный переливчатый свист, короткий и резкий, заставляет Бикуля остановиться.

– И как? Еще лучше? – спрашиваю, а улыбка до самых ушей.

Скадэ хрипит и смеется. Поднимается и ободряюще хлопает меня по плечу, что я невольно расслабляюсь. Будто тяжесть прожитых дней сваливатся с меня от одного теплого взгляда.

Поворачиваюсь к Энзо, а у пирата глаза, как блюдца. Мрачный вид никуда не делся, но порядочно разбавился удивлением.

Пират застегнулся, волосы стянул назад, и вышел босой. Ботиночки-то тю-тю… Идет к нам с серьезным видом, но смотрит только на меня.

– Спасибо, дальше я сам, – говорит он Скадэ. Мужчина коротко улыбается в ответ и уходит на мостик.

Энзо стоит напротив и молчит. Хмурится.

– Почему сама вышла? – прищуренный взгляд и ни грамма пощады. Говорит тихо, вряд ли кто-то кроме нас слышит, да и команда при виде капитана разбежалась в миг. Все его боятся.

– Не хотела тебя будить, – отвечаю так же тихо.

Жарко невыносимо, обмахиваюсь раскрытой ладонью, отбрасываю назад взмокшие волосы и втягиваю прохладный воздух полной грудью. Рубашка промокла насквозь, хоть выжимай.

– Мы с Бикулем часто так тренировались. Иногда и с несколькими противниками сразу. Скадэ отлично сражается, он показал мне несколько приемов.

Смотрю в лицо Энзо, но не могу прочитать его эмоции. Он закрыт и собран, будто вышел на бой.

– Ясно, – отрезает. – Теперь мы можем позавтракать, или подерешься еще с кем-нибудь? Могу позвать. Мужиков на корабле хоть отвали.

Он ступает вперед, но не решается подойти. Смотрит испепеляюще.

– Могу с тобой подраться, – улыбаюсь широко и открыто. Он не смутит меня своим видом. – Можешь позвать мужиков, нападете вместе.

Делаю шаг навстречу, запрокидываю голову, а в его темно-зеленых глазах плавится гнев и страсть.

Никогда не привыкну к его росту. Хоть табуретку с собой таскай.

– Или хочешь один на один? Ты, я, сабли, пот и звон стали.

– Нет настроения драться, – говорит Энзо, тянется рукой ко мне, но смыкает пальцы и быстро прячет ее за спиной. – В другой раз, Ария. Переодевайся. Через два часа будем в порту, мы еще поесть должны. Даю тебе пять минут. Буду ждать в каюте.

Он уходит с палубы на нижний уровень и, запрокидывая, голову бросает в меня странный, но такой волнующий взгляд.