III

Мы вышли из квартиры в пол-одиннадцатого, когда на лестнице царила тишина. Осторожно крадясь, мы не издали ни звука. Но когда мы оказались на лестничной площадке, меня ждал сюрприз. Вместо того, чтобы спускаться, Раффлс повёл меня вверх, мы преодолели два пролёта и оказались на совершенно плоской крыше дома.

– В этом доме два входа, – объяснил он мне среди звёзд и дымоходов, – один выходит на нашу лестницу, а другой за углом. Но единственный привратник живёт в подвале под нами, вблизи от главной входной двери. Выходя подобным путём, мы не встретим ни его, ни Теобальда. Я не сам до этого додумался, однажды увидел, как почтальон зашёл одним путём, а вышел другим. А теперь иди за мной и смотри под ноги!

Его предостережение пришлось кстати, когда я увидел, что в обеих половинах здания расположены Г-образные световые колодцы, идущие до самого подвала, а парапеты настолько низкие, что можно было легко запнуться и отправиться на тот свет. Однако вскоре мы оказались на второй лестнице, которая, как и первая, вела на крышу. Мы спустились и следующие двадцать минут провели в отличной двуколке, направляясь на восток.

– Мало что изменилось в этой дыре, Банни. Стало только больше этих рекламных объявлений о волшебных фонарях… у этого города совершенно нет вкуса, хотя вот эта конная статуя с позолоченными стременами и сбруей довольно неплоха. Почему бы тогда им не сделать чёрными сапоги всадника и копыта лошади?.. И, конечно же, стало больше велосипедистов. Тогда только всё начиналось, как ты должен помнить. Возможно, нам бы это пригодилось… А есть ещё древний кубок, помещённый в витрину к юбилею королевы! Чёрт побери, Банни, мы должны быть там. Мне бы не стоило гулять по Пикадилли. Если за тобой проследят, мне конец. Да и у Кельнера следует быть осмотрительными… А, вот мы и на месте! Я же говорил тебе, что изображаю здесь вульгарного янки? Постарайся быть таким же, пока официант не уйдёт.

Нас отвели в небольшую комнату наверху и на пороге я, даже зная моего славного Раффлса в прошлом, был поражён тем, что увидел. Стол был накрыт на три персоны. Я спросил его об этом шёпотом.

– А то как же! – гнусаво ответил он. – Эй, парень, хоть леди и не придёт, ты там оставь все приборы как есть. Если мне всё равно платить придётся за полный набор, пусть будет подано всё.

Мне не доводилось побывать в Америке, и я не хотел бы обидеть достопочтенную американскую публику, но его интонация и произношение произвели на меня невероятное впечатление. Мне пришлось посмотреть на Раффлса, чтобы убедиться, что это именно он говорит. Но была и ещё причина, чтобы пристально посмотреть на него.

– О какой леди речь? – спросил я ошеломлённо при первой же возможности.

– О несуществующей. Им просто не нравится, когда эту комнату бронируют лишь двое посетителей, вот и всё. Банни! Мой дорогой Банни, этот тост за нас с тобой!

Мы чокнулись бокалами, наполненными жидким золотом вина Штайнберг 1868 года, но я боюсь, что моего писательского таланта не хватит, чтобы должным образом описать все изысканные угощения того ужина. Это был не просто приём пищи, и дело было не в том, что еды было множество, нас ждал настоящий пир для привередливых богов, достойный как минимум Лукулла. И это я, кто хлебал баланду в тюрьме Уормвуд Скраббс и потуже затягивал свой ремень на чердаке в Холлоуэй, сейчас сидел за этим столом и наслаждался этой восхитительной трапезой! Несколько раз сменили блюда, и я не мог сказать, какое из них понравилось мне больше всех, но, пожалуй, вестфальский окорок с шампанским занимает одно из главных мест. Мы пили и шампанское Поль Роже 84 года, которое было просто волшебно! Но даже оно не сверкало ярче, чем глаза счастливого негодяя, затащившего меня к самому дьяволу, и теперь он намеревался увести меня из преисподней под фанфары. Я хотел начать об этом долгий монолог. Я не понимал, почему мир принял меня, вновь добропорядочного человека, так жестоко. Когда я уже хотел поделиться с Раффлсом своими мыслями, меня прервал официант, который принёс не только ещё больше великолепного вина, но и серебряный поднос на котором красовалась визитная карточка.

– Приведи его сюда, – сказал Раффлс.

– И кого же это? – вскричал я, когда мы остались одни. Раффлс перегнулся через стол и стиснул мой локоть железной хваткой. Его глаза светились стальным блеском.

– Банни, поддержи меня, – сказал он своим прежним, уверенным голосом, которому невозможно перечить. – Банни, поддержи меня, что бы ни случилось!

Не было времени сказать что-то ещё, дверь распахнулась, и вошёл, кланяясь, щеголеватый человек в сюртуке, на его носу поблёскивало золотое пенсне, в одной руке он держал новенькую шляпу, в другой чёрную сумку.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал он, приветливо улыбаясь.

– Присаживайтесь, – растягивая слова, ответил Раффлс. – Спешу представить вам господина Эзру Б. Мартина из Чикаго. Он мой будущий шурин. Это господин Робинсон, он управляющий в Спаркс и Компания, известной ювелирной фирмы на Риджент-стрит.

Я внимательно слушал, но ответил лишь кивком головы. Я был не уверен в своих актёрских способностях.

– Госпожа Мартин тоже должна была присутствовать здесь с нами, – продолжил Раффлс, – но, к сожалению, ей нездоровится. Мы отбываем завтра в 9 утра в Париж, если она сейчас не отдохнёт, то совсем не сможет поехать. Жаль огорчать вас господин Робинсон, но, как вы можете видеть, я вовсю рекламирую ваши изделия.

Раффлс продемонстрировал кольцо на своей правой руке, в электрическом свете замерцали бриллианты. Я мог бы поклясться, что пять минут назад у него на пальце ничего не было.

Помрачневшее от разочарования лицо торговца вдруг засияло, когда он увидел кольцо и начал разглагольствовать о его настоящей ценности и той сумме, которую Раффлс заплатил. Он предложил мне угадать эту сумму, но я сдержанно покачал головой. Редко был я столь молчалив, как в этот вечер.

– Сорок пять фунтов, – огласил ювелир, – хотя за него и пятьдесят гиней было бы не много.

– Вы правы, – согласился Раффлс. – Я подтверждаю, что это так. Но вы ведь, дорогой мой, получили за него наличные деньги и сразу же.

Я даже не пытался строить догадки насчёт его замысла. Оказавшись в такой ситуации, я почувствовал невероятную радость. Всё это навевало мысли о прошлом и было так похоже на обычное поведение Раффлса. Изменилось лишь моё восприятие.

По разговору я понял, что моя мифическая сестра должна стать женой Раффлса и он, в свою очередь, хочет угодить ей, осыпав её дорогими подарками. Единственное, что мне оставалось невдомёк, это кто кому подарил кольцо с бриллиантом, но за него уже заплатили и я ломал голову, думая о том, каким образом и когда. Мои размышления прервал ювелир, открыв свою сумку и продемонстрировав ряды драгоценностей. Каждое изделие лежало в отдельном футляре, сверкая отражённым электрическим светом. Мы втроём склонились над ними, я даже предположить не мог, что должно произойти дальше, но приготовился применить насилие. Полтора года за решёткой даром не проходят.

– Приступим, – сказал Раффлс. – Мы выберем за неё, а ты можешь после заменить то, что ей не понравится. Вы не против?

– Я хотел предложить то же самое, сэр.

– Тогда присмотрись к украшениям, Эзра. Ты лучше знаешь вкус Сэйди. Помоги мне выбрать.

И мы выбрали. Боже! Сколько мы выбрали! Кольцо, усыпанное бриллиантами. Оно стоило 95 фунтов стерлингов, и Раффлс даже не стал пытаться снизить цену до 90. Затем последовало бриллиантовое ожерелье ценой в 200 гиней, но можно было заплатить фунтами. Это украшение должно быть подарено женихом. Свадьба была решённым делом. Дабы подобающе исполнить роль брата, я решил действовать. Я показал на брошь в форме звезды, усыпанную бриллиантами (116 фунтов стерлингов) и сказал, что она бы ей понравилась, но её стоимость выше того, что я могу заплатить. За что под столом я получил по ноге пару болезненных пинков. Я боялся вновь открыть рот и кивками согласился, когда ювелир сбросил цену до 100. А после дело приняло скверный оборот, поскольку мы не могли оплатить всё это. По словам Раффлса, денежный перевод должен прийти из Нью-Йорка.

– Но, джентльмены, я ведь не знаю вас, – вскликнул ювелир. – Я даже не знаю, в каком отеле вы остановились!

– Я говорил, что мы остановились у друзей, – сказал Раффлс огорчённо, но не злобно. – Но вы абсолютно правы, сэр! Да, вы, несомненно, правы, и я не хочу, чтобы вы рисковали подобно Дон Кихоту. Но мне надо подумать. Да, сэр, я сейчас же что-нибудь придумаю.

– О, как бы я хотел, чтобы вы нашли выход, – ответил ювелир с чувством. – Моя компания уже удостоверилась, что вы обеспеченный человек. Но я должен придерживаться определённых правил и не могу принимать подобные решения, к тому же… вы говорили, что завтра утром отправляетесь в Париж!

– Да, в 9 утра будем в поезде, – пробормотал Раффлс, – и я слышал, что в Париже и шагу не ступишь, не увидев ювелирной лавки. Но это к делу не относится, не обращайте внимания. Я просто думаю о том, как нам поступить. Да, сэ-эр!

Он курил сигареты, вынимая их из коробки, в которой помещались 25 штук, мы с ювелиром предпочитали сигары. Раффлс сидел нахмурившись, по его виду мне сразу же стало ясно, что всё идёт не так, как он планировал. Я не мог не согласиться с ювелиром, невозможно просить о кредите в 400 фунтов, даже если он планировал заплатить 10 процентов от суммы. К тому же подобная схема была совсем не в духе Раффлса. Я же, в свою очередь, был готов в любой момент вцепиться в горло нашего гостя.

– Мы можем отправить вам деньги из Парижа, – не спеша предложил Раффлс. – Но как мы можем быть уверены, что вы отправите именно те изделия, которые мы выбрали?

Услышав это, ювелир напрягся. Имя его компании должно быть достаточной гарантией.

– Мне ваше имя не более знакомо, чем вам – моё, – заметил Раффлс с насмешкой. – Хотя я кое-что придумал! Упакуйте-ка всё вот сюда!

Он высыпал оставшиеся сигареты из жестяной коробки, а мы с изумлением следили за его манипуляциями.

– Упакуйте всё сюда, – повторил Раффлс, – три изделия, что мы выбрали. Без футляров – просто обложите их ватой. А сейчас мы позовём официанта, попросим принести нам немного бечёвки и сургуча, опечатаем коробку, а вы заберёте её с собой. В течение трёх дней мы получим деньги и переведём нужную сумму вам, а после вы отправите нам эту запечатанную коробку! К чему столь печальный вид, господин ювелир, вы же нам совсем не доверяете, почему мы в свою очередь должны поверить вам на слово? Позвони в колокольчик, Эзра, узнаем у них, есть ли в этом заведении бечёвка и сургуч.

Через минуту нам принесли и то, и другое. Ювелиру это совсем не понравилось. Он думал о том, что такая осторожность совсем ни к чему, но тот факт, что все изделия находились при нём – как проданные, так и непроданные – заставил его забыть об обиде. Он своими руками упаковал ожерелье, кольцо и брошь со звездой в вату и всё так легко утонуло в коробке, что в последнюю минуту Раффлс чуть было не добавил к изделиям ещё одну брошку в форме пчёлки, стоимостью в 51 фунт и 10 шиллингов. Но, к явному огорчению ювелира, он передумал. Сигаретную коробку обвязали и опечатали, почему-то в ней в последний момент оказалось ещё и ранее купленное бриллиантовое кольцо.

– Надеюсь, вы сохраните для меня и эту безделушку, – рассмеялся Раффлс и передал ювелиру коробку. – А сейчас, господин Робинсон, я надеюсь, вы присоединитесь к нам, мне не хотелось отвлекать вас раньше, когда мы говорили о деле. Это Шато Марго, сэр, то, что вы, ювелиры, называете 18-каратным изделием.

Когда мы возвращались в кэбе, я начал задавать вопросы и Раффлс резко осадил меня, поскольку кэбмен мог нас подслушать. Я почувствовал укол в сердце. Я ни уха ни рыла не понимал в делах Раффлса и этого человека с Риджент-стрит и, естественно, пытался вникнуть в смысл происходящего. Но я держал язык за зубами, пока мы не вернулись в квартиру тем же путём, каким и покинули её. Я молчал, даже когда Раффлс положил руки мне на плечи и улыбнулся знакомой мне улыбкой.

– Эх ты, кролик! – сказал он. – Но почему ты не мог подождать, пока мы не вернемся домой?

– Почему ты не мог поделиться со мной своим замыслом? – по обыкновению ответил ему я.

– Потому что ты всё ещё слишком наивен и у тебя нет актёрского таланта! На протяжении всего вечера у вас с тем бедным мерзавцем были совершенно одинаковые бестолковые лица, а если бы ты знал, в чём суть игры, ты бы не сидел с таким видом.

– Да ответь же, в чём был смысл?

– В этом, – ответил Раффлс и он со стуком положил коробку из под сигарет на каминную полку. Коробка не была перевязана бечёвкой. От удара она раскрылась. И в ней, бережно переложенные ватой, лежали: кольцо с бриллиантами за 95 фунтов стерлингов, ожерелье за 200 и выбранная мной звезда за 100!

– Коробки-дубликаты! – воскликнул я.

– Да, дубликаты, мой умный кролик. Одна из коробок, уже упакованная и взвешенная, лежала в моем кармане. Ты не заметил, как я взвесил в руке все три изделия вместе? Я точно знаю, что вы не видели, как я подменил коробки в самом конце, как раз, когда я объявил о покупке броши с пчелой, ты был слишком озадачен, а ювелир слишком увлечён торговлей. Это было самым простым во всём деле. А вот послать Теобальда в Саутгемптон за какой-то ерундой и отправиться в его отсутствие на Риджент-Стрит при свете дня, было действительно рискованно. Но в мире есть вещи, ради которых стоит рисковать. Неплохие коробки, верно? Жаль, сигареты в них не так хороши, как хотелось бы, но нужна была распространённая марка. Если бы я провернул всё с коробкой Салливанз, мне пришлось бы воскреснуть уже завтра.

– Но ведь они даже завтра не откроют коробку.

– Да, не откроют. А пока что, Банни, я, возможно, поручу тебе избавиться от награбленного.

– Только скажи, я готов сделать что угодно!

Мой голос звенел от веры свои же слова, но Раффлсу нужны были все доказательства, которые он мог получить. Я чувствовал, как сталь его взгляда проникает в самые глубины моего мозга. Но то, что он там увидел, похоже, удовлетворило его, потому что в следующий миг он пожал мне руку с необычным для него пылом.

– Я знал это, знал. Только помни, Банни, в следующий раз я буду платить за всё!

И вы обязательно узнаете о том, как он заплатил за всё, когда придёт время.