Иерусалим

Карен Армстронг
Путеводитель для читателя
Беседа с Карен Армстронг
С Карен Армстронг беседует известная американская журналистка Кристиан Берд, автор книг «Тысяча вздохов, тысяча мятежей: путешествия по Курдистану» (2004), «Ни Восток, ни Запад: путешествие женщины по Исламской республике Иран» (2002) и др.

Кристиан Берд: Вы упоминаете во введении, что в 1983 г. работали в Иерусалиме. Что привело вас в этот город, и как долго вы там пробыли? Не тогда ли вы впервые задумались о написании этой книги?

Карен Армстронг: Я отправилась в Иерусалим по заданию британского телеканала Channel 4 для работы над многосерийным телевизионным фильмом о жизни и служении святого Павла. Это был совместный проект с одной израильской кинокомпанией, и тогда я почти год провела в Иерусалиме. Затем еще три года длилась работа над следующим проектом — шестисерийным телефильмом с тем же израильским партнером. К сожалению, этот фильм так и не увидел свет, но в 1985–1988 гг., пока мы его готовили, мне подолгу приходилось бывать в Иерусалиме. Но тогда у меня еще не было идеи писать книгу об этом городе. Она возникла совершенно неожиданно в 1993 г. во время ланча с моими нью-йоркскими издателями — сейчас мне трудно припомнить, кто первым ее высказал. В тот момент подобный замысел казался уже вполне логичным, поскольку я как раз завершила книгу «История Бога», где прослеживается эволюция представлений о Боге в трех авраамических религиях. За время этой работы у меня сформировался идеал «тройного видения» — я старалась рассматривать иудаизм, христианство и ислам как единую традицию, развитие которой шло тремя разными путями. И, разумеется, Иерусалим — священный город для всех трех религий.

К. Б.: А бывали ли вы в Иерусалиме в последующие годы, и если да, то менялось ли со временем ваше мнение о нем?

К. А.: Да, я ездила туда еще раз, и произошедшие в городе перемены, которые во многом были результатом затянувшегося конфликта, очень меня расстроили. В 1980-х, когда я попала в Иерусалим впервые, по Старому городу можно было совершенно спокойно гулять вечером, а в мой последний приезд это уже стало опасно. И мне бросилось в глаза, что все жители Иерусалима — и евреи, и христиане, и мусульмане — намного более бдительно, порой даже агрессивно стараются защитить свои права на Иерусалим. Увы, город мира превратился в город войны.

К. Б.: В молодости вы были монахиней. Как это, на ваш взгляд, влияет на ваше восприятие Иерусалима и его истории?

К. А.: Впервые приехав в Иерусалим, я очень остро сознавала, что физически нахожусь в том месте, которое уже давно было для меня частью духовной картины мира. Будучи монахиней, я часами пыталась оживить в своем воображении события из жизни Христа, и меня очень смущало, что я действительно иду по Виа Долороза или через Гефсиманский сад. Но город, разумеется, сильно отличался от картины, нарисованной моим воображением. Раньше я всегда смотрела на него только как христианка, а другие авраамические религии интереса у меня не вызывали. Мой кругозор был очень ограничен. Иудаизм виделся мне лишь предтечей христианства, а о том, что такое ислам, я вообще по-настоящему не задумывалась. Но побывав в Иерусалиме и увидев, насколько тесно переплетены там все три веры и какая беспокойная обстановка соперничества возникает порой вокруг общих святых мест, я стала понимать и их глубинную связь, и развившуюся за века враждебность.

К. Б.: Если какая-либо из трех религий проявила себя в истории Иерусалима более гуманно, чем две других, то это ислам. Вы согласны?

К. А.: Да, под властью мусульман трем религиям удавалось сосуществовать в относительной гармонии. Коран — плюралистическое писание. Он утверждает правоту всех Людей Книги, и это отразилось в мусульманской политике. В 638 г. халиф Омар, заняв Иерусалим, взял под защиту христианские святые места и позволил вернуться евреям, которым запрещалось селиться в городе, пока он принадлежал христианской Византии. В действительности захват Иерусалима мусульманами в прошлые века всегда был благом для еврейского народа, и это делает современный конфликт особенно огорчительным.

К. Б.: Будучи святым городом, Иерусалим за свою историю повидал поразительно много насилия и кровавых драм. Как вы думаете, это неизбежно — крупный святой город обязательно притягивает вражду и ожесточение?

К. А.: Нет, святые города далеко не всегда становятся местом конфликтов и неистового буйства. Во всех религиях милосердие и уважение священных прав других людей считаются первейшим долгом верующих. Но верующим свойственно на глубинном уровне отождествлять самих себя со святыми местами своей религии, так как божественное для них — не только непостижимая потусторонняя реальность, но и основание человеческого бытия. И потому люди часто воспринимают святые места как неотъемлемую часть себя и при малейшем посягательстве яростно кидаются на их защиту. Много раз на протяжении нашего повествования мы видели, что верующие реагировали на осквернение своих святых мест как на изнасилование. И это еще больше распаляет современный конфликт между израильтянами и палестинцами, в котором обе стороны чувствуют себя очень уязвимыми, хотя и по разным причинам.

К. Б.: Быть монахиней и быть писателем — это, как кажется, два совершенно разных призвания — или вы видите у них что-то общее? Как и когда у вас впервые возник интерес к писательскому труду? Кто из писателей оказал на вас наибольшее влияние?

К. А.: Для меня писательская и научная работа — это в некотором смысле форма медитации, о чем я подробно пишу в своей автобиографической книге «Винтовая лестница». Я рассматриваю свою писательскую стезю как духовный поиск, естественное продолжение того духовного процесса, который начался во мне много лет назад, когда я собрала вещи и отправилась в монастырь, чтобы обрести Бога. Я ощущаю влияние множества великих писателей и поэтов. В университете я изучала английскую литературу, и это стало прекрасной подготовкой к освоению теологии: ведь занятия теологией по сути заключаются в интерпретации текстов при очень серьезном отношении к мифологии. Из авторов, писавших по вопросам богословия, на меня оказал исключительно сильное влияние покойный канадский ученый Уил­фред Кантуэлл Смит.

К. Б.: «Иерусалим» потребовал большого объема научной работы. Не могли бы вы описать процесс сбора материалов — как вам удалось проследить все те многочисленные факты, которые вы вплели в ткань своего повествования?

К. А.: Сбор материалов занял приблизительно два с половиной года. Нужные мне книги я читала в Библиотеке Британского музея, а также у себя дома, делая многочисленные выписки и заметки под разными заголовками — ведь заранее не известно, что пригодится, а что придется отбросить. В действительности, приступая к работе, я, как правило, ясно представляю себе, какой будет книга, но по мере того, как материал накапливается и я узнаю больше и больше, перво­начальный замысел начинает трещать по швам, что может сильно меня расстроить. Но постепенно рождается новая идея — процесс весьма увлекательный и волнующий. По мере того, как работа продвигается, начинаешь видеть новые взаимосвязи — я в таких случаях обычно делаю для себя пометки на полях красными чернилами, чтобы обратить внимание на темы, возникающие по нескольку раз, и позже развить эту новую взаимосвязь. Затем приходит время для превращения всего этого в связный текст — очень непростая задача! И в процессе написания текста я тоже пересматриваю свои идеи, так что книга в итоге всякий раз получается совсем не такой, как задумывалась изначально.

К. Б.: Когда вы собирали материал для этой книги, был ли какой-то период или аспект истории Иерусалима, который произвел на вас особенно сильное впечатление?

К. А.: Думается, более всего меня поразила значимость социальной справедливости. Эта тема прослеживается в истории Иерусалима с самых первых дней его существования. На древнем Ближнем Востоке город не мог считаться «святым», если не заслуживал названия города справедливости. Святость и справедливость всегда шли рука об руку. Правда, эта взаимосвязь недостаточно отчетливо прослеживается в христианском почитании Иерусалима, но и для иудеев, и для мусульман она была поистине важнейшим компонентом поклонения святыням, что очень существенно для нас и сегодня.

К. Б.: Вы пишете, что в 1967 г., после Шестидневной войны, международное сообщество и ООН не хотели признавать аннексию Иерусалима Израилем, однако Израиль не отступил. Почему же они не оказали на Израиль более сильное давление и не заставили отвести войска?

К. А.: Не знаю.

К. Б.: В заключительной главе вы обсуждаете различные утопические решения проблемы Иерусалима: особая территория под управлением международного сообщества; суверенитет Израиля с предоставлением палестинской администрации особых привилегий; совместное израильско-палестинское управление неразделенным городом. У какого из этих предложений, на ваш взгляд, больше шансов на осуществление?

К. А.: Думаю, в долгосрочной перспективе единственное приемлемое решение — это совместный суверенитет. Пока израильтяне и палестинцы не научатся всерьез воспринимать претензии друг друга, у Ближнего Востока нет реального будущего. На сегодняшний момент это решение выглядит совершенной утопией. Однако вся история Иерусалима свидетельствует, что обладание святынями и почитание святого города ничего не стоит без справедливости и уважения к людям иной веры.

К. Б.: В послесловии к заключительной главе, написанном в декабре 1996 г., вы пессимистически замечаете, что «перспективы мирного процесса на Ближнем Востоке выглядят безрадостно». А что вы думаете об этом сегодня, в апреле 2005-го, спустя два года после вторжения США в Ирак и полгода после кончины лидера ООП Ясира Арафата? Как, по вашей оценке, изменились перспективы установления мира в Иерусалиме — улучшились, ухудшились или остались более или менее такими же?

К. А.: Ближайшее будущее видится мне весьма мрачным. После 11 сентября Ближний Восток стал еще более непредсказуемым и опасным, и люди здесь еще острее ощущают свою уязвимость. Но не будет мира не земле, пока не удастся найти для проблемы Иерусалима решение, которое удовлетворяло бы всех — израильтян и палестинцев, евреев и арабов, иудеев, христиан и мусульман по всему миру.

Вопросы и темы для обсуждения в читательских группах

Изменилось ли после прочтения книги «Иерусалим» ваше отношение к городу или к какой-либо из религий, претендующих на обладание им, и если да, то как?

Учитывая то, какие страсти возбуждают святые места Иерусалима, считаете ли вы возможным для верующих — христиан, иудеев, мусульман — объективно подходить к проблеме этого города? Объективна ли, по вашему мнению, автор книги Карен Армстронг?

Доводилось ли вам когда-нибудь ощущать святость какого-нибудь места? Если да, на что это было похоже? Что вы думали, какие чувства испытывали?

Во введении Армстронг определяет мифологию как «древнюю форму психологии». Что она имеет в виду, и согласны ли вы с ней?

Сострадание — центральный момент в вероучениях иудаизма, христианства и ислама, и все же о нем, как это ни печально, часто забывали в Иерусалиме на протяжении всей истории города. Как вы думаете, почему это происходило?

Если святой город должен в первую очередь отвечать идеалам социальной справедливости и мира, можно ли считать истинно святым Иерусалим со всей его кровавой историей?

Считаете ли вы после прочтения этой книги, что одна из соперничающих религий имеет большее прав на Иерусалим, чем другие? Если да, то какая и почему?

«Страдания, — пишет Армстронг, — далеко не всегда делают человека лучше и благороднее, очень часто происходит обратное». А между тем известно множество мифов о том, как страдания смогли смягчить жестокое сердце. Что из этого, по вашему мнению, ближе к истине?

На протяжении многих веков евреи не почитали Западную стену как святыню, а христиане вплоть до начала XVII в. не поклонялись «остановкам» Крестного пути Иисуса. Лишь через 150 лет после смерти Мухаммада мусульмане начали утверждать, что Пророк вознесся на небеса с того места, где сейчас стоит Купол Скалы. Коротко говоря, все перечисленные места изначально не считались святыми, но приобрели святость как бы по соглашению между верующими. Удивляет ли вас это обстоятельство? Влияет ли оно на ваше отношение к святым местам мира, и каким образом?

Армстронг считает, что у человека имеется глубинная духовная потребность считать определенные места святыми или священными, даже в современную эпоху. Вы согласны?

На протяжении всей истории Иерусалима строительство, пишет Армстронг, «служило идеологическим оружием… использовалось, чтобы стереть память о предыдущих обитателях города». Как вы думаете, происходило ли подобное в других местах? Когда и где?

При всей своей удручающей жестокости история Иерусалима знала и длительные периоды, когда евреи, христиане и мусульмане мирно жили здесь бок о бок. Сегодня это определенно не так. В какой мере, по вашему мнению, произошедшая перемена была вызвана образованием Государства Израиль, в какой — межконфессиональной напряженностью, нараставшей в течение нескольких последних веков?

В древности паломники приходили в Иерусалим, чтобы «узреть» Бога в святых местах. В наши дни цель паломников, особенно христианских — увидеть исторические свидетельства, «доказывающие» истинность их веры. Однако, пишет Армстронг, археология не дает однозначных ответов. Может ли наш век в свете этого считаться более рационалистическим, чем предыдущие, или просто один набор верований сменился другим?

«Сионизм, — пишет К. Армстронг, — развивался как светское движение, его идеологами стали по большей части евреи, утратившие веру в Бога». Вас это не удивляет? Согласны ли вы с этим?

На исходе 1996 г. в послесловии к данному изданию К. Армстронг написала: «Перспективы мирного процесса на Ближнем Востоке выглядят безрадостно». Как, по вашему мнению, они изменились с тех пор — улучшились, ухудшились или остались более или менее такими же?

Бывали ли вы в Иерусалиме? Захотелось ли вам съездить туда (еще раз) после прочтения этой книги — или, может быть, наоборот, расхотелось?