Глава 16
Лагерь встретил тишиной. Никто, кроме нас, не сумел ускользнуть из лап алхимиков. И единственными счастливчиками в этом безумии выглядели довольные кавали. Они честно дотащили телеги до лагеря и добрались до свежей травки, пробившейся через переплетения засыхающих изменённых растений. Теперь они обиженно поглядывали на нас и непрестанно двигали челюстями.
Еду мы готовили в полной тишине. Пятнашка ушла, уселась на камень в отдалении и сидела, глядя в сторону земель Линга.
- Шрам, – Ша-арми протянул мне две тарелки, и я благодарно кивнул. Хоть мне и страшно было подходить к Пятнашке, но я обязан был это сделать. По опыту я знал, что нельзя ей давать вариться в собственной боли – она не умела её глушить самостоятельно.
- Я не хочу, Шрам, – тихо сказала девушка, когда я подошёл.
- Я тоже, – ответил я. – Но если я не запихну в себя еды – завтра не будет сил вытаскивать всех остальных.
- Ты не сможешь вытащить их всех, – горько ответила она. – Почему ты не дал мне его убить?
- Ты бы не смогла, – ответил я и зачерпнул первую ложку, заставив себя прожевать и проглотить.
- Ты же сумел вытащить Они. Почему я не могла вытащить девушек? Почему?!
- Пятнаш, Они хотела уйти, – я с трудом сглотнул возникший в горле ком. – И она не была сломана. И была ребёнком. Те… люди – мы даже не знаем, люди ли они. Были ли те девушки, которых ты видела, или это просто память тех девушек? Или просто видение… Помнишь, как на забытой дороге…
- Там был Четырнадцатый… Тогда, на забытой дороге.
- Что?..
- Четырнадцатый! Только с золотистыми волосами, как у этой сучки. Он снова пытался меня изнасиловать, как и тогда…
Я замер, боясь спугнуть её откровенность.
- Я сначала была в его десятке. Я и Эр-нори… Потом меня спас Первый. Узнал и сумел назначить десятником. А Нори… Кривого забрал другой десятник, – Пятнашка всхлипнула и вытерла нос тыльной стороной руки. – Четырнадцатый… Он… Он стал меня тренировать, и на одной тренировке просто попытался изнасиловать – я отбивалась, кричала. Но никто не пришёл. Всем было наплевать… Я не могла ничего сделать…
Больше всего меня интересовал вопрос, как Пятнашка спаслась – потому что в первую ночь со мной она была ещё нетронутой.
- И тогда я начала его оскорблять… Смеяться над ним. Он злился и не мог… У него… В общем, он избил меня и ушёл, пообещав, что возьмет своё. Он всегда брал своё, как твоя эта…
- Она не моя, – проговорил я. – Давным-давно не моя. И никогда не была. Четырнадцатый мёртв, Пятнашка, убит Златой. И Злата тоже мертва. Ты давно со мной, а я давно с тобой… Уже год, если задуматься… что у меня не всегда получается, – пока я говорил, Пятнашка слабо улыбнулась. – Это твой страх. И твоя боль, и её используют против тебя.
- А чего боишься ты? – спросила девушка. – Там на дороге… Что видел ты, кроме этого… капитана?
- Его и видел, – ответил я. – Только его. Он был мной. Это был я. И сегодня он снова вырвался на свободу.
- Как?
- Когда я нашёл Одноглазого, условием выхода было не бояться и не сомневаться, – ответил я. – И он вырвался и стал мной. Я шёл и мечтал перерезать глотку графу…
- Вот уж новость, – девушка фыркнула. – Я тоже этого хочу. Очень хочу. И хочу отрезать причиндалы тому алхимику. Завтра я пойду с тобой…
- Может…
- Не может, Шрам. Пойду – там мой десяток, мои друзья. А если я тебя потеряю – сойду с ума.
- Забавно, – я усмехнулся. – Сегодня я так же думал про тебя.
- Ну вот и не отказывай мне, – ответила Пятнашка, зачерпнув ложку каши. – Имафе я оф фефя уду!
- Фефя уду – это страшная угроза, – согласился я.
Кроме Пятнашки, я взял с собой Молчка. Ша-арми с Одноглазым ругались, но я запретил.
- Я вижу мудрость, Молчок – тоже, – прервал я споры. – Пятнашку мы убережём вдвоём. Но если с катушек слетишь ты или Одноглазый – удержать мы вас не сможем. А если кто-то выйдет в лагерь? Нет, ждите. Мы вернёмся.
- А вернётесь ли? – хмуро буркнул Одноглазый.
- Обещаю, что вернёмся, – ответил я.
Не знаю, что такого было в моих словах, но мне поверили.
Ранним утром мы подошли к туманной границе и шагнули внутрь. Как же тяжело было заставить себя делать это – без амулетов, без верных бойцов. Но наши бойцы были там – в тумане, и их нужно было вывести. Один шаг, и нас перенесло в малый мир.
Мы оказались в лесу – в самом страшном лесу, который мне доводилось видеть. Деревья, что росли здесь, не были деревьями в прямом смысле этого слова. В каждом дереве, если присмотреться, можно было увидеть застывшую детскую фигуру. Каждое дерево – один ребёнок.
«Как вам моя коллекция, ааори? – лишь шелест в голове, но я как наяву представил себе странного высокого старика, закутанного в длинный балахон. Его мне уже доводилось видеть. – Я так долго хотел вам показать её».
- Так что же не показал? – спросил я в пустоту, внимательно оглядываясь.
«Я не могу покинуть пределов тучи, – ответил старик. – Ты знаешь это. Не лукавь. Ты сам струсил ко мне прийти».
- Ну показал ты коллекцию – дальше-то что? – я не нашёлся с остроумным ответом.
«Дальше её надо осмотреть, – прошелестел голос. – Выход с другой стороны этой выставки боли».
- Нам, что, надо туда идти? – тихо спросила Пятнашка, а я только кивнул.
- А если?.. – начала девушка, но Молчок постучал себя по голове, показывая, что он об этом думает.
- Просто будь рядом. Не сходи с дороги. Не обращай внимание ни на что! Мы – за своими бойцами! – строго приказал я.
Если верить голосу и моим ощущениям – нам нужно было пройти сквозь лес. Мы нерешительно двинулись по неширокой просеке, свободной от деревьев. И стоило нам зашевелиться, как контуры детей вокруг ожили. Со всех сторон на нас обрушился плач. Плач десятков детей Линга, брошенных в проклятом городе на растерзание алхимикам, преданных родителями, которые пытались сохранить свою жизнь. Детей, чьих тел не касалось изменение.
Они плакали и молили на все лады – голосами мальчиков и девочек. Они пытались выйти из своих узилищ, тянули к нам руки, а мы ничем не могли им помочь. Пятнашка прижалась ко мне, пытаясь спастись от многоголосого крика, но он прорывался сквозь закрытые уши, впивался в голову, заставляя кровь разогреваться как кипящий бульон. Я видел, как мои пальцы вцепились в древко копья, как побелели костяшки Молчка, как тихо – на одной ноте – завыла Пятнашка. Видел – потому что слышать её вой я просто не мог.
А когда все дети начали плакать и кричать на разные лады: «Больно!», я сам чуть не кинулся к дереву. И только понимание, что я ничем не смогу им помочь, заставило меня остаться, вцепившись в Молчка и Пятнашку. Мы держались друг за друга, заставляя себя двигаться вперёд, и только когда страшный лес остался позади, и мы шагнули на заросшую серой прилипчивой травой равнину – крик умолк.
«Музыка для ушей, крики нового мира, – прошелестело у меня в голове. – Гимн новой жизни, малыш».
- В штанах у тебя малыш, – ответил я, стискивая челюсти. – Если ты их вообще носишь.
«Ты прячешь страх за хамством и злобой. Но я давно тебя поджидаю. Тебе предстоит ещё принять новый мир, как бы ты ни пытался его остановить».
- Я не приму твой мир, старый дурак, – огрызнулся я. – Такой мир я не приму никогда.
«Ты примешь и худший мир. Ты один из немногих, кто проходит мимо и не пытается ничего изменить. А значит – это твой мир».
- Я иду к своей цели, алхимик!
«Ты идёшь туда, куда указываю я, глупыш».
Мигнуло.
Когда вернулось зрение, мы стояли на стене погибшего и проклятого города. Внизу простирались призрачно-красные поля уже знакомого стебля. С другой стороны – разрушенный город. Я шарил взглядом вокруг, пытаясь понять правила, но выхода из Линга – не было. Правила молчали.
«Видишь, я сам определяю, что и как происходит в моих землях, мальчик», – прошелестел голос.
- И что ты хочешь мне показать? – спросил я.
«Цену твоего бездействия».
- Цена моего бездействия – куча выживших из ума алхимиков?
«Цена твоего бездействия – смерть города!».
- Ну тогда преклони колени, сморчок! – неожиданно захохотал Молчок. – Потому что в город вернулся великий воин – Шрам! Одним решением он спас бы тысячи никчёмных жизней, обратил в бегство серых и Орду!
«Замолчи!».
- Сокрушил бы могучим взмахом длани сошедших с ума алхимиков, поддержал бы рушащиеся стены города! – подхватил я. – Вот поэтому я и говорю, что ты – вонючий псих!
«Дойдите до фонтана по улице напротив лестницы», – с усмешкой шепнул голос и исчез.
Мы подошли к лестнице со стен и начали спускаться. Город внизу, окутанный призрачным туманом, встречал нас тишиной. Но стоило мне поставить ногу на мостовую, как вокруг закипел бой, грянул многоголосый крик, звон оружия и плач сплелись в непереносимую какофонию. Призраки последнего штурма, призраки страшного поражения – отголоски ужаса, что творился на улицах прошлой весной.
Вот серые зажимают в угол двух стражников. Те рубятся, падают, встают и снова рубятся, но с каждой секундой на их телах всё больше и больше порезов, сочащихся кровью. Вот другой стражник, упавший на колени и поднявший руки. И пробегающий серый срубает ему голову. Вот нежить – таран – разносит хлипкую баррикаду поперёк улицы, поднимая на свои рога сразу четверых защитников. Вот серый поймал ребенка и тащит его к стене, а вот его мать – тянет руки, пытается ползти, но её ногу грызёт с урчанием трупень.
Вот мудрец затапливает перекрёсток огнем, но из огня вырывается одна-единственная стрела, протыкая его насквозь. Вот два подростка пытаются спастись на крыше дома, сталкивают лестницу, но вынырнувший из-за конька мурло разрывает их на части. Жестокие картины взятия Линга, его последний день. Я уже знаю, что мне предстоит увидеть у фонтана, но ни Молчок, ни Пятнашка не догадываются. Девушка жмётся ко мне, вздрагивая и что-то шепча. Молчок молчит, но напряжённое лицо и сжатые в нить губы говорят лучше слов.
Площадь с фонтаном. Здесь и сейчас он ещё пускает воду, заботливо доставляемую из чана на крыше соседнего дома. Но и тут уже кипит бой. Последние отряды защитников падают под мечами серых, прикрывая отступление горожан. А на площадь врываются алхимики – разного роста, разного возраста, разной комплекции. Их всех объединяет одно – они неуязвимы, они быстры, они смертоносны. Но час, что мог переломить ход сражения, уже прошёл. Их порыв – жест отчаяния, надежда на чудо. Не более того.
- Кто решился принять эликсир до того, как проломили стены? Кто из вас кинулся под стены – сбивать лестницы, ломать тараны, жечь запасы? – громко крикнул я. – Кто из вас выпил своё вонючее пойло не от отчаяния и безысходности, а потому что любил людей?
«Ты упорствуешь!..».
- Я стою на своём! – оборвал я шелест. – Никто из твоих так и не смог мне ответить – почему? Мы, ааори, жертвуем жизнью постоянно. Даже сейчас! Никто не заставлял нас выбрать Линг местом службы. Мы пришли сюда сами – в надежде очистить его от такой плесени, как ты! Чтобы он снова служил людям!
«И деньги тут ни при чём?» – ехидно осведомился старик.
- Деньги в мире денег – всегда при чём! Люди княжества тоже не бесплатно дают нам снаряжение и продукты – и тоже дерут тройную цену! Зато я все эти месяцы верно служил людям, не отлынивал, не увиливал и не боялся…
«Довольно. Я уже понял, ты не наш воин. Тогда иди к своей боли, а твои друзья пойдут к своей».
Я резко оглянулся – вокруг руины площади с фонтаном и сухие останки тех, кого не смогли похоронить. Нет ни Молчка, ни Пятнашки. А я даже не понял, когда они пропали. Один из туманных клоков сжался и выстрелил в меня. Но я ждал этого и готовился. Разговаривая, я думал об одном: а мог ли верховный алхимик кидать меня и моих друзей в те миры, которые выбрал сам? Я порезал палец, спрятав его под доспехом, и просил дать мне возможность управлять перемещением. И незаметно платил за это своей кровью.
Получилось!
Мир изменился снова. И снова, как год назад, я стоял на дороге меж двух полей, а впереди – виднелось селение. Поле стеблей было пустым. Не шёл по нему селянин в набедренной повязке, не шатались на ветру толстые стебли. Они были слишком малы. Получилось! Или не получилось? Мне нужен был тот мясной алхимик, которого я встретил здесь ещё прошлой весной. Не став гадать, я вытащил копьё, поудобнее его перехватил и направился в село – настало время выполнять обещания. Улицы были всё так же пусты. И снова впереди раздавалось бормотание. Я осторожно выглянул из-за угла. Люди стояли на коленях, но стало их значительно меньше. А вот алхимик заметно подрос. Он стал ещё больше и уродливее.
«Кто ещё хочет отдать мне своих родных? Кто ещё тут плохо молится? – его голос в голове живо напомнил мне о прошлой встрече. – Что примолкли? Молитесь! Молитесь, ленивые твари! С каждым словом молитвы вы должны давать мне силы, с каждым звуком – жизнь. Иначе я получу её другим путём».
«Где же ты, Катуавр? Где же?» – подумал я и почувствовал: тут. Катуавр всегда был тут – это лишь часть меня. Часть далёкая, из прошлых жизней – но часть, а потому никуда не уходит. И если страшно – спрячь свой страх. Если сомневаешься – перестань. Я сомневался много и постоянно. И Катуавр – тоже. И именно поэтому он был всю жизнь наглым и самоуверенным типом. И сейчас мне надо было просто стать им.
Шаг и улыбка на губах. Я шёл по улице, чувствуя только брезгливость. Я просто делаю свою работу. Я просто собираюсь побыть мясником. И даже если стейк будет бросаться мудростью – его это не спасёт.
- Я гляжу, у тебя новый товар, мясная лавка!
«ЧТО?! ТЫ?!».
- Соскучился? Вижу!
«КТО ТЕБЕ ПОЗВОЛИЛ?».
- Уходи, ааори, проваливай, – шепчет единственный старик, стоявший на коленях у самого края. – Ты нас погу….
Я уже представлял, как мой сапог со смачным хрустом врезается ему в лицо. Но старик почувствовал мою злость и уверенность – отшатнулся, не поднимаясь с колен. Он смотрел на меня с таким страхом, будто это я каждый день убиваю его односельчан. И мне стало противно пачкать сапог.
- Я сам решу, где мне быть, а где – нет. Здесь – я решу это сам! – в голосе ни капли сомнений. – Эти земли будут зачищены!
- Но мы!.. Не надо! – старик сжимается в комок, когда я снова заношу ногу. – Мы не виноваты!..
- Кто ты, старик?
- Я… я….
- Тебя нет, старик! Ты – ничто! Ты был никем и ничем, старик?
- Я – Ма…
Движение ноги, и он снова затыкается.
- А я был! Полтора года мне рассказывали, что я никто и ничто, старик! И потом снова твои же братья аори доказывали мне, что я пустое место, – продолжаю я. – И теперь ты лишён имени. Потому что у ничего – не может быть имени, старик. Так мне говорили в школе нерождённых твои собратья. Но изменённый – раб алхимиков, это тоже никто и ничто. И говорить вы будете тогда, когда я вам разрешу. Проваливайте все отсюда!
Люди переглядываются, в глазах непонимание и страх. Страх – как много страха…
«ХВАТИТ! ЭТО МОИ ЛЮДИ!».
Мясной великан поднялся во весь свой огромный рост – шагов шесть в высоту – и пошёл ко мне.
«ЭТО ТЫ ПРОВАЛИВАЙ!».
- Как перемещаться между вашими мирами, стейк?
«НИКАК, ЧЕРВЯК! ТЕБЕ НИКАК!».
- Тогда готовься к разделке!
Прыжок вперёд, укол и отскок. Быстро, с другим взглядом, угадывая каждое мясное движение.
- Как перемещаться между вашими мирами? – я повторил вопрос и снова поднял копьё.
И великан неуверенно отступил, продолжая молчать. Хоровод искр закрутился вокруг его руки, а я – отправил в его сторону всего одну каплю крови, сплетая часть своей жизни в огненный узор. Пламя и обиженный рёв в голове. Тварь упала на колено, дымящееся и обуглившееся.
- Как? Перемещаться? Между? Вашими? Мирами?
«ЗЕРНО! ЗЕРНО МУДРОСТИ! ТОЛЬКО НАША МУДРОСТЬ ДАЁТ ЭТУ ВОЗМОЖНОСТЬ!».
- Где? Оно?
«ВНУТРИ! ТЫ ЧТО, СОВСЕМ ДУРНОЙ?».
Очередная капля крови отправилась в полёт, сжигая мясную руку. С утробным чавканьем рука отделилась от тела. Я перехватил копьё двумя руками, шагнул вперёд и нанес рубящий удар по второй руке у плеча и отступил, уходя от ответного удара. Сместившись, снова прыгнул, с хрустом отрезав вторую руку окончательно.
«Я ЖЕ ОТВЕТИЛ!» – голос обижен и полон боли. Алхимик ворочался, пытаясь встать. На месте рук мясо зашевелилось: уже было видно, как начинают расти новые конечности. Только обугленное колено не могло восстановиться.
- Я понял тебя, – спокойно ответил я. – Мне просто нужно твоё зерно!
«НЕТ! НЕТ! НЕ МЕНЯ! Я ПОМОГУ!».
- Да вот ещё. Я же обещал, что разберусь с тобой, – прыжок, и лезвие входит в глаз на груди.
Тело задёргалось и развалилось, опадая гнилыми кусками мяса, в которых обнаружилась непонятная сухонькая тварь, похожая на чудищ Диких Земель и главного алхимика. Просто другая, просто заигравшаяся во вседозволенность – с чуждыми формами, чуждыми привычками. В ней нет и уже никогда не будет ничего человеческого.
Люди, так и оставшиеся со своим господином, скулили, боясь покинуть площадь. Но мне – плевать. Наклонившись над алхимиком, вскрываю череп и, превозмогая отвращение, нащупываю продолговатое уплотнение в середине мозга. Там, внутри три горошины, из которых я взял самую большую – чёрно-серую, грязную, матовую. Другую. Пищевод и желудок взорвались болью, когда я проглотил её. Я успел сделать пару шагов, когда боль скрутила меня, заставляя сдерживать рвотные позывы, вывернула дугой на земле, заставила зарычать и… отпустила. Я снова опустился рядом с трупом и достал новую горошину. Боль повторилась, но в этот раз была слабее, и быстрее закончилась. Ещё одна горошина – и всё прошло легко. Даже к этой мерзости, оказывается, можно привыкнуть.
Я с удивлением осмотрелся: под другим взглядом начал меняться и мир вокруг. Проявились новые искры – даже не искры, а сгустки, крупные и белесые, как личинки насекомых. Они сплетались в кружево узоров, опутывая людей и постройки. И не люди это уже – а такие же твари, как я только что прикончил. Бледные, жалкие и отвратительные. Потерявшие давно всё человеческое, предавшие всех вокруг и самих себя. Нет никаких молодых тел – есть сухие тела молодых стариков, трясущихся перед трусливым уродом, который ничего не мог мне сделать.
Здесь другая мудрость: она проста и понятна, в ней нет того бесконечного многообразия, как в настоящем мире – простые плетения, простые узлы, как будто грубые узелки на верёвке. И выход – простой и понятный выход – прямо в колодце, на котором сидела тварь. Один приказ, одна мысль – и я оказался там, где Пятнашка, Молчок и Хохо были привязаны к столбу, а тонкие побеги вились вокруг их ног, проникали в щели и наполнялись краснотой под пристальным взглядом уродливой твари. Такое чудище я видел в селении, где мы добывали красные стебли, когда он опоздал и не смог помешать нам установить поглотитель.
Не знаю, как выглядело моё появление, но тварь почувствовала меня – обернулась, бросила в меня свои помойные искры, которые разлетелись от моего приказа. Перед новой мудростью я успел сделать лишь один шаг. Я снова развеял искры и занёс копьё, но тварь боится боли. В глазах – страх. Она отскочила сразу на пару десятков шагов как кузнечик, завыла, и в вое этом слышится: «Тревога!». Я понял, что времени нет – надо уходить. Уходить сейчас. Мечом срубаю стебли и срезаю веревки, освобождая Хохо, Молчка и Пятнашку.
- Шрам! Наши – там, – девушка указала мне за спину. Я обернулся и увидел ещё столбы. На одном – Пузо и Нож, на другом – Суч и Рыба.
Бросился к столбам, освободил друзей. На ногах держится один Молчок. Всех остальных я поспешно стащил в кучу. Мне нужен простой круг. Простой круг, что выведет нас к границе. Круг я черчу копьём, когда из туманных обрывков выскальзывают всё новые и новые алхимики, вливаю в круг местную мудрость, вперемешку с кровью – и мы оказываемся на краю Земель Линга. Только теперь нет позади старика, и можно сколько угодно оборачиваться. Он прилетит – прилетит очень скоро – но время есть. А до границы пара шагов, всего лишь пара шагов. И пусть на плечах тяжёлые соратники – неважно. Это даже хорошо! Это не даёт расслабиться.
Он пришёл, когда все бойцы уже были за границей. Старик в балахоне, скрывший лицо под капюшоном. Он пришёл и вышел за границу земель Линга.
- Врун, – прошептал я, поднимая копьё.
«Трус!» – прошелестело в голове.
Старик стремительно метнулся мимо, отклонив удар, схватил Пятнашку и прыгнул в туман. А в моих ушах застыл её отчаянный крик.
- Да как же так? – услышал я обиженный и непонимающий голос Хохо. – Как он вышел?
- Пятнашка!.. – всхлипнул Пузо.
- Я её верну, – твёрдо проговорил я, оглядывая спасённых. – Я верну всех!
- Тебя убьют, – хмуро ответил Хохо. – Их слишком много, Шрам.
- Они нарушили правила. Те правила, которым обязаны подчиняться, – твёрдо возразил я. – Теперь я тоже могу нарушить правила. Я верну её. Вы доберётесь до лагеря?
- Дай пять минут и мази с бинтами, – грустно ухмыльнулся Нож. – А если ещё и пожевать что будет…
Я отдаю весь свой запас.
- Удачи, командир, – прохрипел Суч.
Он не спорил. Никто не спорил. Только я мог ещё что-то изменить. И я должен был идти. За Пятнашкой, за всеми. За теми, без кого я не смогу остаться собой. За теми, кто прикрывал мою спину в боях. Кто спорил, кто не хотел уезжать из посёлка, кто не услышал и не прислушался ко мне. Я понял, что пойду за ними. И вытащу их.
Молча я сделал шаг в туман. Мне не нужно искать Пятнашку. Мне нужно логово главной твари. Там ключ к спасению – только там.
