5

Возвеселитесь!

Возвеселитесь!

Сидя на скамье в соборе Нотр-Дам-де-Клюни, Алиса с трудом сдерживала хохот, который всякий раз накатывал на нее при звуке церковных песнопений. От напряжения даже свело ребра.

Злоязычные ханжи Жермена и Корнелия, в нелепой одежде, напоминавшей и католиков-версальцев, и палачей 1793 года, выводили хором:

 

Радостью буду радоваться о Господе,

Возвеселится душа моя о Боге моем!

 

Так, надо отдышаться, чтобы приступ судороги прошел, скорее отдышаться. Вбирать воздух надо потихоньку, короткими вдохами, ведь если раздуть легкие сразу, то они могут взорваться неудержимым смехом.

 

Аллилуйя, воцарился Господь!

Радуйтесь, ликуйте!

 

Подавленный вид Жереми не вязался с веселой мелодией песнопения.

С гласом радости возвещайте эту весть!

Желание расхохотаться все же пошло на пользу, ведь, когда Алиса входила в храм, ей всегда становилось не по себе. Она не могла выбрать, что делать: перекреститься и считать себя лицемеркой? Или не делать этого, но тогда тебя осудят как нечестивицу?

 

Воспойте Ему и пойте Ему,

Поведайте о всех чудесах Его!

 

Алису окрестили при рождении по воле отца – скорее по традиции, чем следуя истинной вере. Ее мать восприняла крещение в штыки, переняв враждебность к религии от своей мамы. Та воспитывалась в католической школе, страдая от притеснений злобной настоятельницы, и сохранила об этом самые скверные воспоминания. Контакты Алисы с церковью тем и кончились, Закон Божий она не учила. Естественно, она стала атеисткой.

 

Вкусите и увидите, как благ Господь!

Господь, я во власти Твоей.

 

Вдруг ей в голову пришла внезапная мысль, и она достала свой «Гражданский кодекс», чтобы проверить. На это понадобилось время, хотя она и прочла Новый Завет трижды, чтобы проникнуться: старая кабинетная привычка. Ага, вот, нашла! Это в Евангелии от Матфея, глава 6, стих 6. Иисус советует молиться в одиночестве, а не в святилищах. Он и сам их не посещал: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Но тогда почему верующие в Иисуса собираются для молитвы в храме? Странно…

Тут Жереми подал прихожанам знак перейти к псалму:

 

Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей,

И по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои.

Многократно омой меня от беззакония моего,

И от греха моего очисти меня,

Ибо беззакония мои я сознаю,

И грех мой всегда предо мною.

Тебе, Тебе единому согрешил я,

И лукавое пред очами Твоими сделал.

 

Потом он произнес проповедь о первородном грехе, из которого проистекает греховная природа человека. Однако Алиса точно знала: в Священном Писании Христос не упоминает о первородном грехе. Даже иносказательно. Ни разу. Откуда же такое расхождение?

Находясь в дальнем приделе собора, Алиса издалека любовалась нефом и клиросом. Если поднять глаза, становились видны высеченные в камне лица. Среди них выделялось изображение знаменитого в Клюни Пиду́ Берлю – с тремя лицами под одной короной.

Маленькая горстка прихожан терялась в просторном нефе. За спинами людей маячили ряды безнадежно пустых стульев. Справа располагалась старинная, покрытая пылью исповедальня из темного дерева. Алиса и сама не понимала, почему при взгляде на нее сразу бросает в дрожь. Дальше стоял стол с религиозными брошюрками. На обложке одной был напечатан портрет папы под ватиканской позолотой.

Когда Иисуса собирались сделать царем иудеев, он попросту сбежал, а потом сказал римлянину: «Царство Мое не от мира сего». Теперь Ватикан – настоящее государство, папа как его суверен имеет собственный двор, подданных, казну. Его царство вполне от мира сего…

Внезапно она вспомнила, как перед мессой Жереми поднялся на паперть. Каждый прихожанин приветствовал его: «Здравствуйте, отец мой». Она быстро перелистала «Гражданский кодекс» и сразу поняла, что ее так удивило. Иисус советовал ученикам: «И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах».

Алиса хмыкнула. Странная религия: все время противоречит тому, что говорил Мессия.

 

О Господь! О Господь!

Как величественно имя Твое по всей земле.

 

Снова зазвучали песнопения. Алиса принялась листать Писание. В Евангелии от Луки, в главе 6, стихе 46, Иисус спрашивает учеников: «Что вы зовете Меня: „Господи! Господи!“ и не делаете того, что Я говорю?»

* * *

После мессы Алиса и Жереми прошли пешком по центру города в сад возле ратуши, возвышавшейся над старым аббатством. В синее небо поднимались столетние кедры, их величавые ветви склонялись к земле, словно в знак почтения к гуляющим. Друзья шли молча, с еле слышным шорохом приминая ногами траву. В воздухе пахло весной, отчаянно хотелось дышать полной грудью. Однако Алиса сдержалась, чувствуя, что все больше и больше пробуксовывает в исполнении той миссии, что сама себе назначила. Она еще помнила, как ее разбирал смех. И теперь опять ощутила полное бессилие. Как заставить современных людей посещать собрания, именуемые мессой? Эта задача казалась выше ее сил. Песнопения были глупыми, проповеди вызывали чувство вины, а остальное наводило смертельную скуку. И все это – на фоне печали и унылой физиономии бедняги Жереми.

По траве перед ними пробежала белка и быстро взобралась на кедр.

Ладно. Начнем сначала.

– Какова твоя задача как священника?

– Прости, не расслышал…

– Ну, зачем все это? И месса, и то, что ты делаешь…

Он воодушевился.

– Нести людям Благую весть.

– Какую благую весть?

– Благую весть Евангелий.

– А можешь объяснить попроще?

Жереми нахмурился.

– Ну хорошо, – снова заговорила она. – Что ты хочешь в конечном итоге донести до людей?

– Я хочу прояснить все истины, о которых Иисус говорил ученикам, а они их записали.

– Хорошо. O’кей… И что это даст людям, какую пользу принесет?

Она едва не допустила грубой ошибки, заговорив о чисто коммерческой пользе, о выгоде. Такую профессиональную деформацию он вряд ли оценил бы. Насколько легче разговаривать так с руководителем предприятия. Если он выпускает посудомоечные машины, нетрудно определить, что это дает людям: те экономят время, экономят воду и стаканы у них всегда блестят. Но здесь мы находимся в менее ощутимой области…

Так, задавая вопрос за вопросом и опровергая каждый довод Жереми, Алиса пришла к очень личному выводу, который остереглась произнести вслух: если бы люди собрали воедино все заповеди Иисуса, они стали бы гораздо счастливее. В это трудно поверить, особенно когда читаешь Библию, ну да ладно, к счастью, она никогда не отвечала за то, удовлетворен клиент или нет. Если из посудомоечной машины вдруг станут доставать мутные бокалы или механизм через три месяца сломается, ее это не коснется.

– А знаешь, – сказал Алиса, подумав, – чтобы привлечь к себе больше людей, хорошо бы во время мессы поменьше говорить о Боге.

– Что?

Жереми едва не поперхнулся.

– В наше время большинство людей в Бога не верит, так что не имеет смысла их сразу же оглоушивать…

– Оглоушивать? А о чем я, по-твоему, должен говорить? О фильме, который накануне показывали по телевизору?

Обычно сдержанный, сейчас Жереми ужаснулся и не мог этого скрыть. Алиса сразу пожалела о бестактности и заговорила, тщательно подбирая слова:

– Тебе надо подчеркнуть именно то, что́ в заповедях Иисуса может пригодиться людям в реальной жизни.

«Ну вот, наконец-то… только бы сработало», – подумала она.

– Я понял. У тебя утилитарный взгляд на духовность, доступный индивидуалистам.

Алиса кивнула и грустно улыбнулась.

Они снова двинулись дальше по саду. У Жереми был задумчивый вид.

– Проблема, – заговорил он наконец, – заключается в том, что духовность противоположна такому сближению: сначала надо отказаться от личных интересов, только тогда человек сможет открыться тому, что его превосходит.

Алиса недовольно поморщилась:

– Когда-то я занималась танцами. Так вот, никто, абсолютно никто не делал больших успехов с первых шагов. В любом случае каждый начинает с той позиции, на которой находится, и двигается вперед очень медленно.

Жереми ничего не ответил, и Алиса почувствовала, что получила очко в свою пользу.

Они прошли еще несколько шагов и уселись на зеленый склон.

– Я вот что хотела посоветовать: а что, если перестать без конца говорить о грехе? Ведь это внушает людям чувство вины, им хочется бежать от тебя со всех ног.

Жереми тряхнул головой:

– Как я могу пойти на такой риск, если Иисус умер ради того, чтобы очистить нас от грехов?

Алиса с сомнением покачала головой:

– Иисус никогда об этом не говорил, а вот о том, что смерть его близка, повторял много раз. И потом, он не был, как вы, одержим идеей греха. Апостолы описывали его как жизнелюба, который не прочь вкусно поесть и выпить…

– Не может быть, чтобы ты всерьез такое говорила.

Она раскрыла Библию:

– Посмотри сам. Я тут стикер наклеила… Ну вот, слушай. Матфей о нем пишет: «Вот человек, который любит есть и пить вино».

Жереми не ответил.

– И потом, – добавила она, – вы сделали из него какого-то бесполого недотрогу, хотя он вовсе не советовал супружеским парам полного воздержания или сдержанности в отношениях. Напротив, он говорил: «Не лишайте себя друг друга»! Он сам позволял куртизанкам гладить себе ноги распущенными волосами. И он мог завести дружбу с проститутками. Твой Иисус был полной противоположностью тому стеснительному аскету…

Жереми по-прежнему молчал. Может быть, его затронули эти доводы? Надо продолжать. Нельзя давать ему остановиться на полпути.

– Я еще хочу сказать пару слов о выборе песенок.

Жереми насупил брови:

– Ты, несомненно, имеешь в виду литургические песнопения?

Не надо его раздражать.

– Я помню, – снова заговорила она, – когда была маленькая, слушала грегорианские песнопения. Это захватывало, было очень красиво. Почему вы расстались с ними ради ваших… литургических песен?

Жереми расхохотался:

– Нет, ты кого угодно собьешь с толку! Тебя бросает от нечесаного модернизма к традиционализму!

– Но грегорианский хорал воздействует гораздо больше, чем нынешние песнопения, разве не так?

К тому же, подумала она, он еще обладает гипнотизмом и как нельзя лучше подходит, чтобы усыпить способности к рассуждению. Как раз то, что нужно.

– Но люди не понимают латыни! Никто не разберет смысла слов.

«Может, оно и к лучшему», – подумала Алиса, вспомнив тексты, что распевали старушки на недавней мессе.

– В любом случае признай, что ваша музыка просто поражает художественной убогостью. Слушая ее, ничего не чувствуешь, кроме скуки. Тут нужна музыка, которая схватит тебя за живое, проймет до глубины души… К примеру, Бах! Слушаешь «Иисус, моя радость» и сразу оказываешься в другом измерении. И это так прекрасно, что слезы наворачиваются на глаза.

Жереми покачал головой:

– Это поют только при бракосочетании.

– Ну и зря! Важно лишь то, что заставляет поверить в иную реальность… Ты только что говорил о душе, открывающейся навстречу чему-то великому… Так вот, когда ты слушаешь такую музыку, ты словно присоединяешься… к Сотворению мира! К самому Создателю! Бах делает верующих большими материалистами, чем неверующие, и большими марксистами, чем коммунисты!

– Но…

– В любом случае с твоими глупыми песнопениями ты не сможешь вывести людей на другой уровень сознания!

Было заметно, что Жереми задели ее слова, Алиса снова пожалела, что не сдержалась и вспылила. Ведь она дала себе слово не делать ему больно…

Воцарилось молчание, и Алиса сразу ощутила его тяжесть. Сад вокруг был безлюден, одно бы дуновение ветерка оживило атмосферу шелестом листьев… Огромные кедры с повисшими ветвями, казалось, сочувствовали ей.

– Ладно, я согласен, пусть будет Иоганн Себастьян Бах, – произнес наконец Жереми.

На лице Алисы расцвела довольная улыбка. Однако к радости примешалась и нотка восхищения: вряд ли в мире найдется много людей, способных так быстро разделить вашу точку зрения после того, как вы их серьезно задели. Несомненно, это говорит о величии души…

Она молча смотрела на Жереми. Он сидел к ней в профиль, глаза его блуждали где-то далеко, на вершинах поросших пихтами холмов. Какая досада, что человек, обладающий таким благородством духа, выглядит как в воду опущенным, а ведь он обретает невероятную силу, стоит ему только засветиться радостью.

Разве ее главная задача не заключалась в том, чтобы вывести его из этого состояния? В самом деле, разве он сможет привлечь людей в храм и сказать им слова, что приведут к свету, к озарению, когда в нем самом свет еле теплится? Как побудить его работать над собой, научить любить самого себя?

– А ты слышал что-нибудь о Тоби Коллинзе?

– Нет.

– Он ведет семинар по личностному росту. Семинар просто гениальный, мне бы очень хотелось тебя туда затащить…

«Неудивительно, что он ничего об этом не знает, – подумала Алиса. – Для чего интересоваться личностным развитием, если твое спасение в руках божьих?»

– Что-то вид у тебя какой-то квелый, – сказала она.

Он через силу улыбнулся.

– Я вот спрашиваю себя, не потеряю ли я свою душу, если стану следовать всем твоим советам, чтобы привлечь людей в храм?

Алиса ничего не ответила, но глаз не отвела. Жереми выглядел озабоченным и растерянным, как человек, потерявший все свои ориентиры. Теперь он рассматривал руины аббатства. Несколько минут она чувствовала себя виноватой и упрекала за то, что вмешалась в его дела, когда ее об этом не просили. А потом, понаблюдав, вдруг поняла: к нему стала возвращаться вера в себя.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– О словах Мейстера Экхарта.

– А кто это?

– Знаменитый христианский мистик тринадцатого века, профессор Сорбонны.

– И что он говорил?

Жереми медленно набрал в грудь воздуха, словно собирался вздохнуть:

– Возможно, надо расстаться с Богом, чтобы обрести Бога.