До меня дошел слух, что в Сиву приезжает торговец «музыкой со всего света». К сожалению, он продавал диски в «Домике Мо». Однако, к счастью, Мо там почти не появлялся, поэтому я как-то заглянула в лавку. Шазли объяснил, покрутив рукой над головой, что мне нужен высокий мужчина в тюрбане, а затем махнул в сторону, показав, что гость Мо приехал издалека.

Суровый мужчина, сидевший за столом Мо, выглядел устрашающе: пронизывающие черные глаза, грубые черты лица, прямые волосы. Я заколебалась, но Шазли подвинул стул и пригласил меня сесть. На столе стояли загадочная черная коробочка и допотопный ноутбук, который был в несколько раз больше и тяжелее современных устройств. Едва взглянув на меня, мужчина включил запись, где ливанские танцовщицы исполняли танец живота, а затем запустил диск с мелодиями ливийских бедуинов, совершенно не соответствующими танцу этих роскошных женщин ни по звуку, ни по настроению.

– Что вы ищете? – спросил он, налив мне чаю.

– Ничего конкретного, – пожала плечами я.

Суровый незнакомец, наконец представившийся Фаридом, продолжал ставить музыку из самых далеких уголков земного шара. У него оказалось много малоизвестных, классических, фольклорных и старых записей. Было очевидно, что передо мной знающий человек с тонким вкусом. Он включал то музыку из Банда-Ачех, то старые песни египетского золотого века, а потом спросил:

– Хотите послушать музыку с Занзибара?

«Почему бы и нет? – подумала я. – Занзибар. Какое красивое слово!» Послушав одну песню до конца, я воскликнула:

– Эта мелодия идеально подходит для танца живота! Что это?

Песня была старой, классической, со сложным ритмом и слаженной игрой инструментов.

– Тут просто написано: «Мелодии Занзибара». Больше ничего нет.

Он пообещал сделать мне копию.

– А где находится Занзибар? – спросила я, и мы пришли к выводу, что это где-то у восточного побережья Африки. Потом Фарид поставил музыку из Йемена, Ирана и Катара. Я была в восторге.

Когда мы переслушали мелодии со всего мира, а город погрузился в сон, Фарид разговорился. Слова, которые он так долго держал при себе, выплеснулись потоком, и вдруг он оказался интеллектуалом-самоучкой, способным с глубоким пониманием рассуждать о музыке, культуре, истории. Сам собой разговор перекинулся на сплетни и страшные истории.

До первых петухов мы сидели и травили байки о привидениях и джиннах. Фарид рассказал мне о местной магии:

– Как-то раз местные захотели убить Али Вазира и затаились у его дома. Но он так и не вернулся домой, только какой-то пес прошел мимо и помочился на одного из заговорщиков. На следующий день колдун пришел в полицию и предъявил обвинения в покушении на убийство. «Тем псом был я», – сказал Али.

Двое друзей Фарида из Мерса-Матруха хотели жениться на одной и той же женщине. Проигравший отправился к колдуну, и тот наложил на победителя заклятье – жених стал импотентом.

Фарид оказался очень интересным и противоречивым человеком. Некоторые говорили, что он из Ливии, другие – что из Мерса-Матруха, но одно точно: он точно был бедуином, а еще в нем что-то было от богемного хиппи.

Он пригласил меня в свой сад. В городе ему принадлежал участок земли недалеко от лавки. На первом этаже двухквартирного дома, который он построил сам, располагались апартаменты; их снимала одна испанка по имени Лина, чудачка в хорошем смысле этого слова. А сам Фарид жил на недостроенном втором этаже. По ночам с крыши открывался потрясающий вид на залитую светом прожекторов Шали; здесь же, на крыше, сушился скудный урожай фиников. Фарид объяснил, что эти финики пойдут на корм для скота.

По соседству стоял каркас недостроенного дома, который собирались реставрировать в традиционном стиле с использованием местного сорта глины (кершеф). Однако реставрация приостановили. Фарид объяснил, что его сосед был слишком вздорным, и тогда он сказал соседу: «У меня два этажа и крыша. У тебя один этаж. Любой, кто придет ко мне в дом, сможет увидеть твою жену во дворе с моей крыши». Так он убедил соседа продать ему дом по дешевке. Теперь в живописных развалинах проживало козлиное семейство. Я также познакомилась с его курами, видела снесенные ими яйца, смотрела на уточек, что шли мимо вперевалку. В заросшем саду в изобилии росли финики, баклажаны, лук и люффы (губки).

Я думала, что губки растут в море, Фарид сорвал одну, похожую на огромный высохший огурец. Я объяснила, что в США такие мочалки продаются в супермаркете и их используют для мытья. Он вытряхнул семена и протянул губку мне.

Мы сидели в креслах из пальмового волокна, любовались закатом с крыши, пили чай и разговаривали часами. Фарид рассказал об исторических корнях разногласий между сиванцами и бедуинами:

– Когда кочевники-бедуины приходили в оазис, сиванцы запирались в Шали. Разумеется, бедуины брали себе сколько угодно фиников и оливок, но никто из сиванцев не решался выйти и им помешать.

Я приходила в «Домик Мо» в любое время, чтобы навестить Фарида. Когда я была там, Мо не появлялся. Он стал главным объектом насмешек у Шазли и Фарида. Эта странная парочка на удивление легко нашла общий язык – вплоть до того, что Фарид научился мычать точь-в-точь, как Шазли, и у них появились свои шуточки, которых никто больше не понимал. Однажды я видела, как они прогуливаются у лавки Мо с подозрительными ухмылками. У Шазли в руках была сахарница. Их последняя любимая претензия к Мо заключалась в том, что тот никогда не покупал сахар, но приглашал на чай полгорода, угощая их сахаром Фарида. Шазли спрятал мешок с сахаром в подвесной корзине, затем с хитрой улыбкой смешал оставшееся содержимое сахарницы с солью, отдал Фариду на пробу и получил в ответ одобрительный кивок.

– В следующий раз, когда Мо решит угостить чаем своих гостей, у напитка будет загадочно соленый вкус, – сказал Фарид.

Шазли поморщился, показывая отвращение, которое вскоре предстоит ощутить Мо и его дружкам.

Фарид пригласил меня поужинать у него дома. В Сиве это практически равноценно приглашению на свидание. Отношения между мужчиной и женщиной для местных являются табу, но Фарид оказался исключением. В нем жил бунтарский дух. Давным-давно он приехал в Сиву, чтобы уклониться от службы в армии: оазис находился в такой глуши, лучшего укрытия и не придумать. С тех пор прошло много лет, теперь он наконец смог спокойно вернуться домой и навестить родных. Прятаться было уже не нужно.

Вечер нашего «свидания» выдался на редкость холодным и ветреным. Костер, что обычно пылал у Фарида в саду, превратился в несколько пунцовых угольков, так что готовили мы в его недостроенном доме. Там почти не было мебели – вполне в духе хиппи-интеллектуала. Повсюду разбросаны книги и нижнее белье. Фарид суетился у кособокой газовой плиты, потом зажег свечи, воткнутые в наполненную песком глиняную чашу, и принес с улицы раскаленные красные угли. Он жарил кебабы над огнем, используя в качестве подставки для шампуров мусорную корзину и глиняный кувшин. Наш ужин при свечах состоял из этих кебабов, баба гануш, йогурта, огуречного салата, «картофельного салата» (картофельное пюре с лимонным соком и оливковым маслом), листового салата и жареной картошки с лимоном. Ничего вкуснее мне в Египте пробовать не приходилось, и Фарид вел себя как настоящий джентльмен.

Мы посмотрели на компьютере запись каирского фестиваля по танцу живота «Ахлан Ва Сахлан» 2002 года. Этот ежегодный фестиваль организует Ракия Хасан. Я показала Фариду кое-кого из своих знакомых в зрительном зале, не переставая удивляться тому, как он берет горящие угли голыми руками и пересыпает их под кипящим чайником. А Фарид продемонстрировал мне видеоролик, в котором один человек проглотил раскаленный уголь, другой зашивал себе лицо иглой, и у него даже кровь не шла, третий мужчина тащил автобус зубами, а четвертый засовывал себе в нос гвозди. Но я не верила, что люди действительно могли это делать, и заметила, что, возможно, такие трюки – просто монтаж.

Каждый день к Фариду толпами стекались местные мужчины и скупали аудиодиски и DVD. Меня охватило любопытство. Вряд ли они обивали его порог, чтобы послушать старые песни с Занзибара и из Банда-Ачех. Как-то раз Фарид не на шутку встревожился, когда Мо взял его «черный ящик» и ушел. Что за секретные записи лежат в том ящике, подумала я? Позднее я спросила Фарида из чистого любопытства, какими фильмами он торгует. Но он только подлил мне чаю и хитро улыбнулся, как тогда, когда насыпал соль в сахар.