Для поездки в пустыню иностранцы должны получить разрешение правительства. Не совсем понятно, зачем все это делается: то ли ради того, чтобы взять по двенадцать долларов с каждого за разрешение, то ли чтобы действительно обеспечить нам безопасность.

Мо показал мне странную фотографию белой скалы, похожей на гриб, среди белой как мел пустыни.

– Неужели ты не слышала о Белой пустыне? – спросил он и сказал, что четверо корейцев хотят отправиться на экскурсию на две ночи с посещением оазисов Бахария и Фарафра, Белой пустыни, Черной пустыни и Хрустальной горы.

В джипе было полно места, поэтому я вручила Мо двенадцать долларов и поведала о своих планах Лоррейн и Кристофу.

Наш отъезд откладывался, потому что Лоррейн и Кристоф горячо поспорили с Мо из-за денег. Мо вычислил стоимость экскурсии в Гару и этой поездки, а потом назвал непомерно высокую цену. Лоррейн, торгуясь, снизила цену настолько, что мне это показалось несправедливым по отношению к Мо. Он согласился, но был очень рассержен. У Мо была привычка ходить вокруг да около и никогда не говорить прямо, поэтому нельзя было понять, что именно у него на уме. Если бы он с самого начала назвал одну цену и не стал ее менять, проблем не возникло бы. Лоррейн хотела проучить его, показать, как «правильно вести дела», и это разозлило его еще сильнее. Она считала, что он должен быть благодарен ей, поскольку, по ее словам, стоит ему изменить свой подход к делу, и клиентов станет больше. Однако Мо явно не чувствовал себя благодарным!

Утро началось плохо, а дальше все стало еще хуже. Мы остановились на завтрак у Абу-Шруф – чистого теплого источника, в котором плавала рыба. У меня было плохое предчувствие, и мне отчаянно хотелось остаться в Сиве, но я же не могла знать, что наше сафари по пустыне обернется таким кошмаром. Не желая еще больше портить поездку, я помалкивала.

Мо все время подсаживал в джип пассажиров, которых нужно было подвезти туда-то и туда-то. Мы сидели в ужасной тесноте среди палаток, рюкзаков и пакетов с едой.

Пронизывающий холод сменился почти минусовой температурой. Смотреть было не на что. Три раза у джипа спускало шину, два раза кончался бензин. Камель потерял бумажник и сотовый, а Мо заявил, что во всем виновата Лоррейн, что она «сглазила» поездку своим «колдовством» (он так и не понял, зачем она вчера обнимала деревья, а потом сидела на песчаных дюнах и медитировала). У нас имелись четыре бензобака и запасные канистры с бензином на верхнем багажнике. Когда нужно было залить бензин, Мо и Камель подсоединяли к канистрам пластиковый шланг.

Мы пообедали на военном пропускном пункте, где я стала свидетелем незавидной участи египетских солдат. В этом месте, где царил беспощадный холод, жили четверо молодых военных. Здесь стояли три барака без окон и уличный туалет, где было всего три стены. На полу одного из бараков, построенного из сломанного оргстекла, с наполовину снесенной крышей, лежало одеяло. Грязная потрепанная кошка клянчила еду, когда мы ели салат из помидоров, тунца и лепешки. В пустыне было невыносимо холодно и совсем некрасиво. Бедные солдаты жили здесь по тридцать – сорок дней, затем на несколько дней получали увольнение, после чего все начиналось снова.

В джипе я попыталась поспать. Мы ехали то по дороге, то по бездорожью. Иногда Камель сворачивал в пустыню, потому что хорошо знал эти места: кое-где дорога была разбита.

Когда мы наконец разбили лагерь, давно уже стемнело. Холод пронизывал до костей, даже костер не грел. Мы апатично сидели, закутавшись в одеяла. Потом поставили три палатки, но некоторые предпочли спать под открытым небом. Я уснула, но вскоре проснулась оттого, что Мо подхватил меня на руки и принялся бегать по песку. Я рассмеялась и спросила:

– В чем дело?

– Зимой между тремя и шестью утра воздух бывает таким влажным, что можно заболеть, если спать снаружи, – ответил он.

Он поскользнулся и уронил меня в песок. Я по-прежнему была в спальном мешке, поэтому он сказал:

– Прыгай!

С каждым прыжком вверх по песчаной дюне меня сильнее относило назад. Пришлось вылезти из мешка и бежать по дюне в носках.

Мо заигрывал с корейцем по имени Ким, высоким студентом, и тот предупредил его, чтобы он не вздумал лезть к нему в палатку. Поэтому Мо ничего не оставалось, как разделить палатку со мной и Камелем. Я спросила, что случится с остальными, которые так и остались лежать под звездами, завернувшись в одеяла, но уснула прежде, чем услышала ответ. Мо нырнул под толстые шерстяные одеяла и оглушительно захрапел. Это продолжалось всю ночь, и мне приходилось иногда вставать и щипать его, чтобы храп утих.

– Сегодня совсем другой день, – сказала Лоррейн. Подставив лицо солнцу, она проговорила: – М-м-м! Жизнь хороша!

На пути в оазис Бахария настроение у всех было намного лучше.

Этот оазис был похож на унылый перевалочный пункт для дальнобойщиков. Трудно представить, как кому-то могло прийти в голову приехать сюда специально. Мо вдруг разозлился на Лоррейн и Кристофа и потребовал, чтобы они заплатили ему больше или немедленно проваливали. Мол, раз Камель потерял свой бумажник, ему нужны еще деньги.

– Нельзя так поступать с людьми! – вмешалась я. – Я еще не отдала свою долю; давай я заплачу и помогу Камелю.

– Может, тебе платить и не нужно, – проговорил Мо.

Я ничего не понимала. Но он так нагрубил Лоррейн и Кристофу, что те уехали. До сих пор поездка была ужасной, но Мо утверждал, что лучшее впереди. Поскольку до Сивы нельзя добраться общественным транспортом, я надеялась вернуться вместе с группой, поэтому решила держаться до конца. Был еще один вариант: несколько часов на автобусе до Каира, потом еще десять часов обратно до Сивы.

Ким был высокого роста и смахивал на одного из тех корейских актеров, по которым вздыхают японские домохозяйки. Мо целый день к нему приставал, заглядывал в глаза и говорил всякие глупости на ломаном корейском.

На одном отрезке пути я сидела на переднем сиденье между Мо и Камелем, дергавшим переключатель скоростей. Мо сказал:

– Не стоит тебе общаться с этими людьми. Ты гораздо выше их. Ты – человек искусства.

Я была поражена и попыталась объяснить ему концепцию бюджетных путешествий. «Путешественники с рюкзаком» могут принадлежать к любому классу. Две девочки, которые проехали с нами отрезок пути, учились в медицинском институте. Я задумалась о том, что в Египте врач без опыта зарабатывает сто долларов в месяц, в то время как доход удачливой исполнительницы танца живота равен небольшому состоянию.

Мо продолжал свою тираду, на этот раз заговорив о моей книге:

– Лучше не распространяйся о том, чем ты занимаешься. Кое-кто в Сиве против того, чтобы ты писала эту книгу. Возможно, тебе придется остановиться. Одна женщина из Швейцарии пыталась написать книгу о Сиве в течение пятнадцати лет. Люди пустили слух и у нее начались неприятности. – Я не обратила внимания на его беспокойство, но он продолжал: – Люди запросто могут подумать, что ты шпионка.

– Тогда моя книга станет еще интереснее, – отвечала я. – Я пытаюсь написать книгу для того, чтобы способствовать налаживанию дружеских отношений. Если бы я приехала в этот маленький оазис и меня обвинили в шпионаже, я бы обо всем написала в книге, и это лишь повысило бы ее продажи!

Мои слова заставили его заткнуться на какое-то время, а потом он спросил:

– А про меня ты напишешь?

Еще одним камнем преткновения был мой танец у костра, когда мы разбили лагерь в пустыне с Сашей и группой туристов. Оказалось, в оазисе все разговоры были только об этом. «Неужели больше некого обсуждать?» – недоумевала я. Туристы – источник дохода, они могут делать все, что им вздумается, но стоит побыть здесь подольше, и ты уже должна следовать правилам. И вот Мо принялся разглагольствовать о том, какого плохого мнения люди о танцовщицах.

В Сиве женщины никогда не танцуют в присутствии мужчин, но на вечеринках для туристов всех приглашают танцевать. Я объяснила разницу между западными взглядами на танец живота (там это искусство и вид фитнеса) и местными понятиями. Но Мо твердил свое:

– Здесь люди знают лишь одну танцовщицу – Дину, а она проститутка.

Дина – самая знаменитая исполнительница танца живота в мире. Она известна своими откровенными нарядами и операциями по увеличению груди.

– Ты сама слышала о том фильме. Это еще раз доказывает: Дина – проститутка.

Мне не хотелось продолжать эту дискуссию. Вот краткий пересказ скандала с Диной: она требовала гонорары до десяти тысяч долларов за вечер и прославилась своим пренебрежением к скромности и открытыми нарядами. Когда ее муж-бизнесмен поссорился с сыном президента Египта, полицейские обыскали их квартиру и нашли компрометирующие фильмы, которые затем выложили в Интернете (это показывали в новостях). Кое-кто угодил в тюрьму, но Дина осталась на свободе.

– Это всего лишь танец, а танец – просто движения, – сказала я. – В нем нет ничего предосудительного. Личность танцовщицы, ее поступки и даже манера одеваться ничего не меняют.

Я предложила объяснить это мужчинам из Сивы, которые осуждали меня за танцы, изложить им свою точку зрения с позиции учителя танцев.

Я расспросила Мо о его недавнем паломничестве в Мекку. Во время пребывания в Индонезии я узнала, что после хаджа люди обязуются вести чистую и безгрешную жизнь до скончания дней. Мо же курил сигареты одну за другой, а иногда баловался гашишем. Когда я спросила, чему его научила поездка в Мекку, он ответил:

– Настоящих мусульман уже не осталось. Ислам – хорошая религия, но проблема в людях, называющих себя мусульманами.

Он хотел уехать из Сивы, жизнь в которой была ему ненавистна, и найти способ выбраться из Египта. В данный момент он морочил головы двум женщинам из разных стран, и, по его словам, одна из них могла найти ему работу в качестве супермодели. Я пожелала ему удачи.

Мы доехали до Черной пустыни и вскарабкались на гору с видом на песчаные холмы, усыпанные черными камнями. Следующим пунктом пути была Хрустальная гора, целиком состоящая из огромных кристаллов; их осталось немного: камни с годами растащили. Мо посетовал, что «кристаллы разворовали такие, как доктор Мунир», и затянул гневную словесную тираду против моего знакомого богатого бизнесмена.

Белая пустыня напоминала сон Сальвадора Дали; только ради нее и стоило совершить это путешествие. Огромные белые скалы, похожие на грибы, торчали из земли; другие напоминали птиц, головы и знакомые предметы. На закате мы двинулись вглубь неземного пейзажа и разбили лагерь. Вдалеке виднелись другие джипы и палатки. Вокруг каждого лагеря, включая наш, была натянута ткань с ярким узором, защищавшая от ветра. На ковре, брошенном в опасной близости от костра, разложили циновки.

Ким достал ноутбук и скинул на него фотографии, сделанные в течение дня. У него была потрясающая музыкальная подборка из старых американских песен. Мы сидели у костра среди сюрреалистических меловых фигур, слушали Нэт Кинг Коула, поющего по-испански, и разглядывали снимки на экране.

С утра у Мо случился очередной приступ плохого настроения. По плану мы должны были отправиться в оазис Фарафра и на горячие источники, но корейцы сидели с каменными лицами, и Мо сообщил мне, что путешествие закончилось. Они требовали, чтобы их отвезли в Бахарию и посадили на следующий автобус до Каира. На обратном пути никто не произнес ни слова.

Корейцы уехали на своем автобусе, я пошла в гостиницу, чтобы принять душ, а Мо с Камелем исчезли. Они пообещали отвезти меня в Сиву к вечеру, что было маловероятно.

Я отправилась в кафе на другой стороне улицы, чтобы выпить кофе и перекусить, и тут из «лендровера» вышел Мо.

– Вчера я попросил Камеля, чтобы он оформил твои документы. Сегодня пятница, отделение закрыто. Документы будут готовы только завтра, а ему нужно уезжать сегодня.

– Это твои проблемы, – ответила я. – Ты сказал, что все разрешения у тебя на руках. Ты привез меня сюда и должен отвезти обратно сегодня же.

Сильно нервничая, он указал на бежевый фургон:

– Садись в машину. Едем обедать.

– Куда? – спросила я.

– Домой к моему другу, с его семьей, – ответил он и попытался увести меня, но я взбунтовалась:

– Дай хотя бы кофе допить!

Сев в машину, я сразу почувствовала: что-то не так. Водителем оказался грубоватого вида парень в европейской одежде, с сальными кудрями, он даже не посмотрел на меня, и нас друг другу не представили. Мо ушел, и я вышла из машины. Он вернулся и напряженно проговорил:

– Садись в машину.

Камель и Мо горячо что-то обсуждали. Я отказалась садиться в машину. Но потом все же села на заднее сиденье рядом с Мо, хотя интуиция подсказывала, что этого делать не нужно. Мы вырулили за город и подъехали к уродливому многоквартирному дому. Машина остановилась в луже, мы вышли, переступая через грязь и мусор. Вместе с Мо и его загадочным «другом» я поднялась на пятый этаж и оказалась в комнате, напоминающей дешевый и малоприятный диско-бар: ярко-голубые стены, стереосистема, обилие искусственных цветов и флюоресцентные лампы. Я разглядывала эту странную комнату: то, что никакая «семья» здесь не живет, было совершенно очевидно.

– Не стой, – сказал Мо. – Иди в другую комнату и сиди там.

Другая комната оказалась спальней с одной маленькой неприбранной кроватью.

«Друг» ушел. Мо был очень зол.

– Обязательно было принимать душ в отеле? Могла бы помыться здесь.

Он пошел в ванную и принял душ. Я чувствовала себя полной идиоткой, осознав, что моя доверчивость подвела меня. Теперь проблема состояла в том, как отсюда выбраться и куда идти. У меня было не так уж много денег. Мой паспорт и разрешение на пребывание в пустыне остались у Камеля (отдавать паспорт водителю, который показывал его на военных пропускных пунктах, в Египте являлось нормальной практикой). Я даже не смогла открыть замок на балконной двери, чтобы выйти и глотнуть немного воздуха.

Я чувствовала себя полной дурой, понимала, что надо было прислушаться к интуиции. Насчет Мо у меня иллюзий не осталось – все указывало на то, что он скользкий тип. Я попала в переделку, но была намерена выбраться из нее целой и невредимой. Я ощущала странное спокойствие: в ситуации, когда другие бы запаниковали, я обычно становилась неестественно хладнокровной и собранной.

Мо вышел из душа, и я заставила его сесть.

– Итак, какой у нас план?

– Камель придет через два часа, – ответил он.

– Я не буду ждать здесь два часа, – возразила я. – Ты сейчас же отвезешь меня обратно в город! – Напустив на себя серьезный вид, я решила блефовать: – В Америке я очень знаменита! – Он притих, а я продолжала: – Каждые три дня я связываюсь с одним человеком по электронной почте. Прошло уже четыре дня. Сегодня пятый. Если сегодня я не вернусь в Сиву, он позвонит в посольство, и на мои поиски отправится полиция. То есть искать они будут тебя, понимаешь?

Волшебное слово «полиция» подействовало. Появился парень с сальными волосами, он нес в руке пакет с яйцами. Мо сказал ему что-то по-арабски, и мы все вместе бросились вниз по лестнице через грязь и мусор, потом сели в машину. На полной скорости мы пронеслись по городу и притормозили рядом с Камелем, который подошел к окну, отдал мне мой паспорт, все деньги, которые я заплатила за поездку, и двадцать английских фунтов сверху. Мо открыл паспорт, показал мне купюры и сказал:

– Видишь? Больше денег. Поняла?

В тот самый момент микроавтобус, на котором уехали корейцы, въехал в город, остановился, и дверь открылась. Мы отправились в Каир.

Ким сказал, что они ехали по пустыне, и вдруг микроавтобус развернулся на сто восемьдесят градусов и направился обратно в город. Я все еще была в шоке от того, как мне едва удалось ускользнуть, и ничего не соображала. А надо было бы прекратить жаловаться на свой неудачный опыт и расспросить, почему они решили прервать экскурсию.