Как-то вечером все мои знакомые из ФВА расселись по машинам и мотоциклам, кто куда, и отправились ужинать после дневного поста. Я не спрашивала, куда мы едем, потому что мы не ели весь день, – для меня было важно лишь то, что нас ждет еда!

Я и еще один здоровяк, которого я прежде никогда не видела, ехали в джипе, принадлежавшем австралийской благотворительной организации. Здоровяк вел как ненормальный, и мне оставалось только надеяться, что нам удастся добраться до места назначения живыми.

Наконец мы вошли в дом, где в одной комнате на полу сидели мужчины, а в другой у накрытого стола хлопотали две женщины из Австралии. Нам подали несколько видов сладких напитков, в одном из бокалов плавали кусочки авокадо.

Это была штаб-квартира австралийского благотворительного фонда, где Азвар и Ваян работали помимо ФВА. В фонде они не получали зарплату, а надо же им было на что-то жить. Они координировали работу более ста топографов, которые составляли новую карту местности, определяя, какие участки земли находятся в собственности у тех или иных людей, и старались распределять оставшиеся участки на новой топографической карте как можно более справедливо. До завершения этой разметки нельзя было начинать строительство.

В штаб-квартире я разговаривала с женщинами, сотрудницами фонда из Австралии. Большинство ребят из ФВА присоединились к мужчинам в соседней комнате, где духовный лидер без перерыва читал Коран в течение двух часов.

В десять вечера у меня было назначено интервью с Рафли, и я начала волноваться, что не успею. Было уже девять, а конца молитве не предвиделось.

Мои туфли стояли у двери, потому что при входе все сняли обувь. Пробраться туда тихо я никак не могла – пришлось бы прервать религиозную службу. К счастью, Азвар провел меня через задний двор. Босиком, на цыпочках, ступая по грязи под дождем, мы обогнули дом и подошли к входной двери.

С того самого концерта в мой первый приезд в Банда-Ачех мне хотелось познакомиться с Рафли поближе. В Ачех он считался суперзвездой, но я не могу сравнить его ни с кем из западных певцов. В отличие от Тома Джонса или Элвиса, он не был сердцеедом, заставляющим женщин визжать от восторга своими романтичными песнями и чувственными движениями. Его харизма была совсем другого рода. Хотя его музыка была современной, энергичной и в ней присутствовал драйв, она в то же время обладала глубиной. Песни Рафли были неразрывно связаны с фольклорной традицией.

После концерта Рафли и его менеджер пообещали, что, если я вернусь в Банда-Ачех, они ответят на мои вопросы. Поскольку ни один из них не говорил по-английски, я взяла с собой Ваяна и Мусафира в качестве переводчиков и пригласила Питера, чтобы тот отвлекся от своей серьезной научной работы.

Я думала, что Рафли живет в одном из ачехских шикарных особняков, однако мы остановились у довольно скромного дома в конце темной улицы. Он вышел к нам в зимнем свитере и клетчатом саронге. Несмотря на многослойное одеяние, он не вспотел. Я подумала: зачем вообще людям в Банда-Ачех свитера?

Гостиная Рафли была обставлена в типичном для Египта и ближневосточных стран стиле – мебель отсутствовала. Мы сидели на большом ковре, пили чай с ломтиками папайи, а Рафли наигрывал на гитаре. Часами мы говорили о музыке и смысле его песен.

– Каждый волен интерпретировать их по-своему, но в них всегда есть что-то определенное, что я хочу донести до слушателей… даже несколько смыслов, раскрывающихся в зависимости от уровня восприятия.

Рафли показал мне фото своей жены. Она была сильно закутана, поэтому, когда Мусафир упомянул, что я танцовщица, я сделала вид, будто не услышала этого. Однако Рафли попросил меня станцевать под одну из его песен, и я встревожилась: придумывать движения, в которых не должно быть ни намека на сексуальность, было интересно, но страшновато. Я смущалась, танцуя перед ребятами из ФВА, которые знали меня только как добровольца фонда. Рафли предложил мне станцевать на его концерте, но с условием, что дизайн костюма придумает он сам – все должно отвечать требованиям ислама. Он также сказал, что хочет основать художественную школу и заново отстроить свою студию звукозаписи, уничтоженную цунами. Несмотря на его «звездность», днем он работал обычным школьным учителем.