Я пошла в интернет-кафе на встречу с Каде. На этот раз она рассказала чуть больше о своей жизни. Ее родная деревня не пострадала из-за цунами, однако, когда случилась беда, она была в Банда-Ачех. Ее отнесло волной, она ударилась обо что-то головой и на несколько часов потеряла память. Родители Каде перепугались, но она полностью выздоровела.

Каде была красивой женщиной с кожей цвета корицы и выразительными черными глазами. Она жаловалась на периодические депрессии и низкую самооценку, что я объяснила посттравматическим стрессом, но Каде сказала, что ее и раньше преследовали эти проблемы.

Обычно мы с Каде проводили время вместе за едой и напитками, и потому нам было чем заняться. Сейчас же, в Рамадан, делать было нечего, поэтому мы лишь прогулялись и пообещали друг другу скоро увидеться.

Я остановила видавший виды бечак, за рулем которого сидел худощавый водитель. Это был один из тех немногих водителей, которые не блуждали бесконечно на улицах. Мы подъехали к дому как раз перед началом вечернего приема пищи. Азвар настоял на том, чтобы водитель зашел и поел с нами. Он объяснил: «Если видишь человека, который не имеет возможности прервать пост и поесть, надо предложить ему еду».

Азвар принес рис, жареную рыбу, овощи, чили. Еда была завернута в банановые листья, упакована в коричневую бумагу и перевязана бечевкой.

За длинным столом сидел крупный американец. «Новичок?» – подумала я. Оказалось, его зовут Питер. Он был студентом-старшекурсником и писал диплом на тему «Конфликт и сосуществование». Побывав на Шри-Ланке, он стал свидетелем последствий цунами и того, как это повлияло на конфликт с тамильскими повстанцами. Он пришел к выводу, что ситуация ухудшилась. Прибыв в Ачех, Питер увидел, что цунами способствовало разрешению затянувшегося конфликта.

В Рамадан не было никаких развлечений, так как в пост людям следует сосредоточиться на духовной жизни, молитве. Азвар решил обучить нас собственной версии самана. Мы сели на пол на колени. Я и ребята, Питер в том числе, ударяли себя по плечам и хлопали в ладоши, в то время как Буди, один из моих соседей по дому, играл на гитаре «Отель Калифорния».

В другой вечер я слонялась без дела, – заняться было нечем. Я подумала о том, как, наверное, скучно сейчас Питеру в его унылом номере в отеле, и позвонила ему на мобильный, спросив, не хочет ли он погулять по городу. Он сказал, что в такой час работает только одно кафе.

Это оказалось простое старомодное кафе-мороженое. Питер заказал стакан кока-колы с поплавком из шарика местного мороженого, а я попробовала колу со сгущенным молоком. Кошмар!

Утром, до восхода солнца, Бустами стучал во все двери дома. Мы вставали, спотыкаясь брели к мотоциклам и ехали в ресторан. У прилавка выстраивалась очередь желающих взять себе риса, рыбы, самбала и водянистого соуса карри. Это была столовая для оставшихся без семьи, и, кроме меня, там были одни мужчины.

Азвар отправил меня на встречу с одним из тех, кому полагалась помощь из возобновляемого фонда ФВА. Он настаивал, чтобы я говорила именно «помощь», а не «заём», потому что давать деньги в долг под проценты – это не по-мусульмански. Азвар не хотел, чтобы люди путали его программу с ростовщичеством.

Азнави и Мусафир проводили меня в бараки, сделанные из фанеры, которая держалась на шатких сваях. В бараках не было ни электричества, ни водопровода – эти жилища построили после цунами как временные дома, однако, не имея иного выбора, люди задерживались здесь намного дольше, чем рассчитывали. Некоторые даже стали называть это «полупостоянным жильем».

Один барак, под номером тринадцать, стоял на затопленной земле, в окружении домов, от которых осталась лишь груда обломков. На заводненных участках люди удили рыбу. Некоторые построили шалаши из обломков, и теперь, чтобы добраться до дома, им приходилось идти вброд по щиколотку в воде. Я видела, как какой-то мужчина шел к своему полуразрушенному дому, и мутная вода доходила ему до груди. Лодки оказались на берегу, дома – в воде, но главное – повсюду были обширные пустые пространства, болота и бесконечные обломки досок. Ближайший туалет находился в мечети – единственном здании, которое выстояло, после того как отступила вода. Теперь на ней красовалась большая вывеска: «Кувейтский Красный Крест». Здесь можно было помолиться, а также воспользоваться единственной ванной в округе.

В одном из бараков на двадцать маленьких комнат, где ютились около ста человек, жила женщина по имени Шарифа, род которой восходил к пророку Мухаммеду. Большинство ее вещей теперь умещалось в одной пластиковой коробке, все остальное было распихано по целлофановым пакетам, аккуратно сложенным в углу комнаты. Я была поражена красотой и изяществом Шарифы. Ей исполнилось тридцать восемь лет. Мать четверых детей, она потеряла одного из них еще до цунами; оставшиеся трое погибли в цунами, как и ее муж. Среди ее родственников было всего сорок восемь человек, после трагедии выжили лишь брат, кузен и она сама. Во время цунами Шарифа находилась в мечети с тремя дочерьми тринадцати, девятнадцати и двадцати трех лет. Женщину смыло волной, а затем кто-то затащил ее на крышу.

До катастрофы Шарифа в течение двадцати трех лет вручную занималась изготовлением рыболовных грузил. Она плавила олово с пальмовым маслом и варила эту смесь на газовой горелке в кастрюле с керосином. До цунами в соседней деревне у нее была мастерская, где работали двадцать человек – среди них были домохозяйки, студенты и сироты. Ни один из них не выжил, от ее дома и мастерской остались лишь щепки.

Через ФВА Шарифа получила триста долларов по программе микроэкономической помощи и купила на них плиту, молотки, кастрюли, олово и прочие материалы, необходимые для того, чтобы делать грузила. Она начала в одиночку, продавая свои изделия в одном из крупных поселений, но через несколько месяцев производство выросло, и у нее стали трудиться тринадцать женщин. Все они являлись домохозяйками, у которых без этой работы не появилось бы средств к существованию. Бизнес процветал, но дома у Шарифы по-прежнему не было – впрочем, как и у всех остальных местных жителей.

Однажды, глядя на горы, окружающие затопленную низину, и на серые волны, бесшумно накатывающие с моря, она сказала:

– Мы вспоминаем, плачем, а иногда и смеемся…

И я подумала: какой же силой нужно обладать, чтобы не потерять желания жить! Как эта сила умножается в лице тысяч людей, чей мир смыло волной! Эти люди улыбаются, с добротой относятся друг к другу и черпают силы в общении с Богом, который, как они верят, и навлек на них эту природную стихию.

Эти люди продолжали жить.

В последней комнате в том же бараке жил Мухаммед Яни, здоровяк лет тридцати пяти. Мы побывали на строительной площадке его нового предприятия по засолке рыбы. Соленая рыба – одно из любимых блюд индонезийцев. До цунами в производстве Мухаммеда были заняты четырнадцать человек, каждые две недели они производили до восьмисот килограммов соленой рыбы.

Мухаммед был холост и раньше жил с родителями, у него было семь братьев и сестер. После цунами их осталось четверо. Родители пропали без вести, как и десять из четырнадцати работников фабрики.

После цунами Мухаммеду выдавали двадцать килограммов риса в месяц от фонда World Vision, который, в свою очередь, получал его от социального департамента для распространения среди пострадавших. Рис прислали и из Японии – распространителем выступал индонезийский филиал Красного Креста. Правительство Индонезии выделило жертвам цунами гроши – по девять долларов каждому человеку.

Когда запасы кончились, Мухаммед решил не просить никого о помощи и не рассчитывать на пожертвования благотворительных фондов. Он руководствовался следующим принципом: если кто-нибудь предложит помощь, не откажусь, но ходить с протянутой рукой не буду. Большинство его знакомых думали так же.

Мухаммед Яни устроился водителем в Корпус милосердия и случайно встретился с бывшим клиентом, который сказал ему: «Я рад, что ты выжил». Он хотел, чтобы Мухаммед снова занялся засолкой рыбы. Однако рыбный запах был слишком сильным и беспокоил соседей по бараку. Получив пятьсот долларов от ФВА, Мухаммед нашел место для хранения рыбы и начал заново создавать производство.

Мухаммед объяснил мне процесс засолки рыбы:

– Прежде всего нужно промыть рыбу в соленой воде. Пресная вода портит ее внешний вид. Затем необходимо удалить из продукта до восьмидесяти процентов воды – для этого рыбу кладут в большую коробку, в днище которой проделаны отверстия. Потом каждый кусок подвешивают сушиться на свежем воздухе на двадцать четыре часа, упаковывают в алюминиевую фольгу и заворачивают в бумагу.

Когда я познакомилась с Мухаммедом, у него работали шесть человек, и он планировал обучать новых людей – выживших жителей своей деревни.

– Я хочу поэкспериментировать с созданием новых продуктов и расширить производство, чтобы продавать рыбу и за пределами Банда-Ачех. – Он также сказал: – Я скептически отношусь к обещаниям. Мы все время слышим обещания, но люди по-прежнему живут в ужасных условиях. Им нужна крыша над головой, а не слова. Я хочу доказать, что жизнь можно начать сначала. Непоколебимая вера в Бога и Божью волю – вот что дает силы ачех. Мы не нуждаемся в психологической поддержке, потому что не переживаем стресс. Бог решает, кому уйти, а кому остаться, и мы должны принять его волю.

Азвар отвел меня на встречу с еще одним выжившим после цунами, его звали Алфи. На деньги ФВА он организовал универсальную автомастерскую и нанял нескольких рабочих, которые занимались механикой, мыли машины и меняли обивку. Как многие другие выжившие, Алфи и его родные разместились в переполненном доме вместе с несколькими другими семьями. Его доход был скромным, но он говорил, что ему больше по душе помогать людям, чем быть тем, кому помогают. Алфи оказывал помощь осиротевшим подросткам, обучал их ремеслу, кормил и был их наставником. Он также предложил ввести образовательную программу по обучению сирот механике.

Когда речь зашла о Рамадане, Алфи погрустнел. Месячный пост заканчивается веселым праздником Ид аль-фитр, во время которого члены семей объединяются, чтобы простить друг другу прошлые обиды. Если кто-нибудь из родственников умер в течение прошедшего года, то все приходят на его могилу.

– В этом году родственников почти не осталось, и нет могил, которые можно было бы навестить, – сказал Алфи. – Наши любимые пропали без вести или похоронены в общей яме. Праздник, который раньше был веселым, вызывает в нас, выживших после цунами, тревогу и печаль.