Через несколько дней после моего приезда в Джакарту позвонил Ариф и сказал: «Встречай меня на вокзале. Поедем в Чиребон и навестим моих родных».

Догадывался ли он, что я поддалась соблазнам мира роскоши и на время позабыла о своей миссии – узнать, какова реальная жизнь в мусульманском мире? Но он прилетел с другого конца Индонезии, поэтому, приятно отужинав, выпив с танцовщицами вина и съев шоколадный торт на десерт, я попрощалась с Джакартой и ее зарождающимся сценическим танцем.

Я поехала на другой конец города, сделав большой крюк, чтобы не застрять на перекрытых улицах – транспортные работники вышли на демонстрацию.

За пределами Индонезии никто не знает о Чиребоне. Ариф был родом оттуда и гордился многочисленными историческими памятниками города, имевшими отношение к распространению ислама на острове Ява.

– До 1500-х годов на Яве исповедовали индуизм и буддизм, – рассказал он. – Сунан Гунунг Джати (один из Вали Сонго, или девяти мусульманских святых, которые принесли ислам на Яву и способствовали его распространению) обратил в мусульманство одну треть населения острова и основал независимое государство Чиребон.

Это был мой первый урок истории на сегодня, а их предстояло еще много. Я поняла, как мне повезло, что я познакомилась с Арифом. Он искренне заинтересовался моей книгой и от души хотел помочь мне увидеть индонезийскую культуру изнутри. Чтобы путешествовать со мной, он взял отпуск, доверился совершенно незнакомому человеку настолько, что решил представить меня своей семье.

Когда мы сошли с поезда в Чиребоне, у станции нас поджидали шеренги велорикш c ярко раскрашенными колясками. Эти коляски напоминали гигантские перевернутые старомодные трехколесные велосипеды: спереди два колеса и металлическое сиденье, где с трудом умещаются двое, сзади на приподнятом над большим колесом кресле сидит водитель. Мы взяли две коляски – на одной поехали сами, вторая повезла сумки.

Дом родителей Арифа был просторным: большая гостиная, несколько спален. Одни спальни были смежными с гостиной, а другие выходили окнами в сад. В гостиной лежал ковер в арабском стиле, а вокруг него – кресла-подушки, в углу тикали огромные «дедушкины» часы. В ванной все как обычно: чтобы сходить в туалет, нужно присесть, а мыться приходилось прохладной водой из ведра.

В дом мы вошли через комнату, которая была завешана жакетами и саронгами, расшитыми блестками и кружевом, а также с росписью батик.

В доме жил брат Арифа с беременной женой и пятилетним сыном. Мать Арифа работала устроителем свадеб и сдавала в прокат свадебные костюмы для жениха и невесты. В Чиребоне сосуществуют две культуры – яванская и сунданская; есть здесь и собственные традиции, чиребонские, и мать Арифа предлагала свадебные платья всех трех традиционных стилей. Кроме того, она сдавала в прокат расписанные золотом ширмы для свадебных фотографий, делала свадебный макияж, нанимала фотографов, операторов, музыкантов.

Пока мать Арифа сшивала вместе цветы жасмина, чтобы изготовить изысканные накидки для невесты и жениха, она поставила для нас запись одной из организованных ею свадеб – замуж выходила двадцатишестилетняя двоюродная сестра Арифа. Невеста была неотразима в наряде из белой и золотой парчи, однако ее безупречному макияжу пришлось нелегко: девушка проплакала всю церемонию от начала до конца. Я спросила, нормально ли это, и Ариф ответил:

– Обычно замуж выходят по любви, но невеста всю свою жизнь до этого живет дома, так что, когда ей приходится покидать родителей и переезжать в дом мужа, она плачет и от горя, и от радости.