Миша провел в специальной палате десять дней. Резко не молодел – его отбрасывало в прошлое не более чем на месяц. Но, естественно, он не помнил событий реального вчера, и Василию Ивановичу каждое утро приходилось заново объяснять.
Рая первой пришла в клинику. До появления врачей ей следовало успокоить Мишу – да, он заболел, находится в стационаре, скоро придут на обход врачи. А пока – утренний туалет и завтрак. При слове «завтрак» Миша переставал удивляться, почему не помнит, как загремел в больницу, где его облепили проводами с присосками.
Готовила Рая дома (Семен Алексеевич выдал деньги на продукты) и приносила еду в больших термосах, раздобытых тем же Семеном Алексеевичем. Последние дни Рая заметно успокоилась, жизнь вошла хоть и в странную, но колею, кошмар упорядочился.
Но расслабилась она рано. Ее ждало потрясение, не новое по форме, но мощное по содержанию.
На кровати сидел и озирался вокруг молодой человек. То есть Миша, но совсем юный.
– Сколько тебе лет? – не здороваясь, грохнув термосы на пол, спросила Рая.
– Двадцать семь. Это больница?
– Да.
– Но я не помню, чтобы болел. Когда я сюда попал? Вчера?
– Какой ужас! – глядя на него, будто на привидение, пробормотала девушка и выскочила за дверь.
Рая заметалась в коридорчике. Ей хотелось спрятаться. Думала, что привыкла к Мишиным превращениям, но не тут-то было. Она заскочила в туалет, закрылась на щеколду, достала телефон, принялась нажимать на кнопки, путалась. Наконец набрала номер Василия Ивановича (ему Шереметьев предоставил сотовый телефон на время эксперимента).
Миша чувствовал себя совершенно здоровым, если не считать недугом зверский аппетит. Миша ненавидел больницы. Прямо сказать – боялся их. Да и некогда ему было разлеживаться. Сегодня Татьяну выписывают из роддома (хорошо, что туда посетителей не пускают, он бы с трудом заставил себя навестить жену и новорожденную дочь). Нужно успеть заскочить к двоюродной сестре, которая обещала срезать ветку цветущей китайской розы для Танюши. Цветов в это время года с огнем не найти, а у него будет букет. Здорово! И еще есть один подарок Танюше – золотое колечко с рубинчиком. Деньги занял у соседки. Она ворчала, что лучше бы на коляску потратился или манежик. Коляска коляской, а хочется памятный подарок жене сделать.
Он был одет в широкую больничную рубаху – и только, даже трусы отсутствовали. Никакой одежды вокруг не наблюдалось. Но у кровати стояли шлепанцы. Миша отлепил проводки, встал, надел тапочки, подошел к двери и выглянул наружу. Коридор, сбоку дверь, за ней какие-то шорохи-всхлипы (это Рая причитала, терзая телефон). Прямо, в конце коридора, еще одна дверь. Миша подкрался к ней, приоткрыл. Похоже, кабинет. Пустой. Он вошел, огляделся. Письменный стол со странным темным пюпитром (плоский экран компьютера). Ага, да тут шкаф! Миша распахнул дверцу. Удача: на плечиках висит мужская одежда – рубашка и костюм. Внизу стоят туфли.
– Ну, простите меня! – бормотал Миша, сбрасывая больничную рубаху и натягивая на ноги чужие брюки. – Я все верну. Обязательно! Не могу же я, сверкая задницей, по улице бежать!
Брюки на голое тело неприятно кусались и были маловаты, как и рубашка с пиджаком. Туфли на босу ногу жали. Не до капризов – воруем то, что нашлось. Во втором отделении шкафа нашелся старомодный плащ, берем до кучи, не лето на дворе.
Миша почти дошел до двери, которая явно вела на волю, но вернулся к столу. Взял лист бумаги, ручку и написал: «Извините за грабеж. Я все верну. Кутузов».
Он благополучно выбрался на улицу и особых потрясений по дороге домой не испытал. Во-первых, ему было холодно и он практически бежал. Во-вторых, шел снег, маскируя все вокруг. В-третьих, в их городе, как и во многих российских, можно без декораций снимать кино про события тридцатилетней давности. Мише только показалось, что по улицам движутся машины диковинных обтекаемых силуэтов. Иностранная делегация пожаловала? Да еще на месте привычного стенда «Слава победителям социалистического соревнования!» красуется большое фото полуобнаженной девицы и текст: «Мыло «Лав». Аромат и свежесть». Миша даже затормозил перед новым стендом. Почти порнография! Во дают! Хотят показать интуристам, что у нас все как на Западе. Поднимался по ступенькам в свою квартиру и думал о том, сколько в городе теперь появится шуточек про импортное мыло. Вот, например, «Мыло «Лав» лезет из канав» или «Он помылся мылом «Лав» и сверкает как удав», есть еще рифма на «сказав, поняв, мечтав…». Нет, «мечтав» плохо звучит. И тут же пришло в голову: «Не мечтав про мыло «Лав», нахлебался секс-забав». В самом деле, как его угораздило попасть в больницу и при этом не помнить деталей? Занятый сочинительством, Миша отметил мимоходом, что в подъезде сделали ремонт, в другой цвет стены покрасили.
На звонок Миши открыла теща.
Татьяна собиралась выходить из дома, когда раздался звонок. Она открыла, на пороге стояло… это…
Это чмокнуло ее в щеку со словами:
– Доброе утро, Екатерина Сергеевна!
Так звали Танину маму, которая умерла десять лет назад.
Это стало снимать плащ, переобуваться в тапочки. Носков на этом не было. Это, точнее, этот был чистым слепком, как две капли воды похожим на ее мужа, на Михаила… в далекой молодости. Тане стало дурно, показалось, что потеряла сознание и только почему-то не свалилась на пол. Голова вдруг стала пустой до звона, ни одной мысли
– Отлично выглядите, Екатерина Сергеевна, – продолжал говорить Мишин двойник. Заглянул в комнату, присвистнул. – Новая мебель? Ваш подарок? И люстра? Танюшкина мечта осуществилась. Вместе пойдем из роддома их забирать? Только я бы хотел немного подкрепиться. Вы уже завтракали?
Теща не отвечала на вопросы. Смотрела на него как… как девица утром в больнице – с оторопью, с изумлением. Теща заметно похорошела, посвежела, похудела и одета была с несвойственной ей прежде смелостью – в брючный костюм. Екатерина Сергеевна в брючном костюме! Чудеса! И с каких доходов она, экономист на обувной фабрике, разбогатела? Кормить его не собирается. Но, в конце концов, он у себя дома, а есть хочется уж просто нестерпимо.
– Завтракали? – повторил Миша.
Таня не ответила. Этот развернулся в сторону кухни, явно туда собираясь идти. Таня испуганно попятилась спиной, так и вошла на кухню, отступала, пока не натолкнулась на подоконник.
Этот принялся по-хозяйски вытаскивать еду из холодильника. И рта не закрывал:
– И здесь новая мебель? Вчера передал в роддом одежду для Тани и ребенка, она записку прислала. Чувствует себя хорошо, ребенок немного потерял в весе первые дни, но уже начал набирать. Три двести – ведь это здорово? Хочу дочь Светланкой назвать. Таня согласна. Я ей тоже подарок приготовил – колечко с рубином. А цветы мне сестра двоюродная обещала. Заскочим к ней по дороге?
Было колечко. Да и сейчас есть, лежит в шкатулке. И комнатные цветы, китайская роза, были… Двадцать два года назад! На прошлой неделе у Светланки день рождения был. Таня ей звонила, поздравляла. Дочь сказала, что папа уже отметился, он вообще каждый день звонит. Какой-то странный, не болеет? Вопросы одни и те же задает. Таня сказала, что у отца сложности на работе.
А выглядело все так. Миша позвонил дочери, чтобы удостовериться, в каком времени живет. Светланка сказала:
– Ты меня первый сегодня поздравляешь. Ну, давай начинай!
– С чем поздравлять? – удивился он.
– У меня сегодня день рождения.
– Разве?
– Двадцать два года!
– Сколько-о-о?
– Папа, как у тебя с памятью?
– Отлично… или плохо… Поздравляю, дочка!
– Спасибо! Дико тороплюсь, считай, что ты мне сказал много-много хороших слов. Целую! Пока!
Этот ел, питался, пожирал Танины продукты. Взял белый батон, хотел отрезать поперек кругляшок, передумал, разрезал батон вдоль. Намазал маслом, положил колбасу и сыр, накрыл сверху второй половиной и, широко разевая рот, кусал, быстро жевал и торопливо глотал. Миша так некультурно никогда не ел.
– Ты кто? – с трудом выдавила Таня.
– Ваш зять, Михаил Кутузов, в девичестве Червяк. Что с вами, Екатерина Сергеевна?
– Ты откуда? – Второй вопрос дался Тане уже легче.
– По правде сказать, из больницы. Удрал оттуда.
– Ага, понятно, – кивнула Таня, которой ровным счетом ничего понятно не было.
Ее отвлек звук с улицы – пронзительный свист автомобильных тормозов. Невольно посмотрела в окно: во двор влетела машина «скорой помощи», остановилась около их подъезда.
– Екатерина Сергеевна! – позвал этот. – Новая мебель, конечно, здорово, большое спасибо, и обои сменили. Но куда вы дели соски, молокоотсос – все, что я купил по Таниному списку?
– Какой молокоотсос? Ты кто?
– Такое впечатление, что вы меня не узнаете, – с набитым ртом ответил Миша. – И где наши заготовки, продукты?
Его жена была прекрасной хозяйкой, на зиму по сотне банок консервов заготавливала, впрок покупала макароны, крупы, муку, сахар. Теперь, рыская по полкам в новых шкафчиках, Миша ничего не обнаружил. И в холодильнике, суперсовременном, нечем поживиться. Он хотел есть, а есть было нечего!
– Наши заготовки, продукты? – Таня, как это делают обескураженные дети, повторяла вопросы.
– Вот именно.
– Ты кто?
– Екатерина Сергеевна! Да что с вами? Третий раз спрашиваете. Вы же видите, что это я, Миша. Правильно?
– Правильно, – кивнула Таня, – как бы Миша.
– Ваш зять, верно?
«Нет у меня никаких зятьев! – хотелось закричать Тане. – И ты похож на Мишу, которого давно нет!» Напуганная Таня не решалась произнести эти слова вслух. От ответа ее избавил звонок в дверь.
На ватных ногах пошла открывать. А вдруг там еще сюрпризы? Посмотрела в глазок. Аспирантка Рая и какой-то долговязый мужик. Таня открыла дверь.
– Татьяна Евгеньевна! Миша у вас? – выпалила Рая.
– Э-э-э… как бы…
– Здравствуйте, Татьяна Евгеньевна! – вперед выступил долговязый. – Я врач. Позвольте нам поговорить с Михаилом Александровичем?
– С этим?
– Да! – смело шагнула вперед Рая. – Разрешите пройти!
И, не дожидаясь позволения, рванула на кухню. Тот, что представился врачом, – за ней.
Таня не понимала, что происходит и, соответственно, что делать. Затренькал телефон, и звук его показался спасительным. Хотелось ответить, совершить какой-нибудь естественный, нормальный поступок, чтобы развеять морок. Она сняла трубку.
Бывшая начальница, Виктория Сергеевна:
– Ты еще дома? Опаздываешь, у тебя же совещание на девять тридцать назначено! – Виктория Сергеевна, как всегда, все знала. – Я коротко, по делу. Говорят, твой бывший муж в какой-то медицинской фирме прошел курс лечения и отлично помолодел. Правда?
– Не знаю. Я с ним не общаюсь. (А кто на кухне батоны трескает?)
– Так пообщайся! Моя личная просьба. За деньгами, сама понимаешь, не постою, лишь бы помогли от старческих хворей избавиться.
– Но я действительно не в курсе!
– Отказываешь?
– Виктория Сергеевна! Вы прекрасно знаете, что я вам ни в чем отказать не могу.
– Вот и поговори с Мишкой. Если будет хвостом крутить, скажи, что на него в прокуратуру уже доносы накатали. В моих силах и связях остановить разбирательство. Поняла?
– Да. Спасибо. Буду стараться.
– Ты чего говоришь по-армейски, будто я генерал, а ты прапорщик?
– Извините, не хотела обидеть.
– Температуры нет?
– Чего?
– Имею точные сведения: грядет грипп, будет назван «птичьим». Скосит больше людей, чем испанка, на миллионы счет пойдет. Береги себя! Не целуйся с кем попало! – хохотнула Виктория Сергеевна.
– Хорошо, непременно! – серьезно ответила Таня. – Спасибо, что предупредили.
Она положила трубку, вышла в коридор. Что происходило на кухне, пропустила. А сейчас видела, как Рая и врач этого… не сказать, что насильно волокли, под локти держали и… препроваживали – вот подходящее слово, препроваживали на выход. В дверях врач обернулся, посмотрел на Таню, она машинально отметила – какие чудные голубые глаза! – и улыбнулся:
– Все в порядке! Не расстраивайтесь и не переживайте. Всего доброго!
Закрылась дверь. Из квартиры ушли посторонние. Посоветовали не расстраиваться. Какое тут не расстраиваться! Что происходит? Таня подскочила к окну и увидела, как этого сажают в машину «скорой помощи». На вешалке остался его плащ, дорогой и модный.
Практичный Танин ум долго оставаться в трансе не мог. Этот – не просто похожий на молодого Мишу человек, а натуральный Миша – муж, каким он был два десятка лет назад. Татьяна готова отдать руку на отсечение: Миша! Он, а не двойник! Зазвонил домашний телефон. Таня не ответила. Через секунду проснулся сотовый телефон. Определенно – с работы. Переговоры со смежниками, на которые она опаздывает. Чудеса не чудеса, а служба не ждет.
Надев шубу, вышла на лестничную клетку, закрыла дверь, подергала за ручку – надежно.
Ответ пришел на лестнице. Клонирование! Опыты секретные! Это был Мишин клон. Как в бразильском сериале! Точно! Размножение почкованием или как-то еще. Ах, сволочи! Издеваться над живым человеком! Я вам не овечка Долли!
Таню никто не клонировал, но эта фраза: «Я вам не овечка Долли!» – вбуровилась в сознание и полдня стучала в мозгу.
Откуда, спрашивается, в их городе секретная лаборатория? От верблюда! Оттуда, откуда берутся люди, потерявшие память, про них в газетах писали и по телевидению показывали. Найден на полустанке, ни бельмеса не помнит – как зовут, где родился и прописан, да и вся предыдущая жизнь – всмятку. Характерно: все, кто с амнезией, мужчины. На женщинах пока мерзкие опыты не ставят. На том спасибо! И я вам не овечка Долли!