Глава восьмая. «Бомба замедленного действия» под названием мышьяк

В Америке я был бы убит агентом графа д'Артуа, не прожив и полугода. Там меня ждало либо забвение, либо смерть. Я все- таки предпочитаю Святую Елену.

Наполеон

После моей смерти, ждать которой осталось недолго, я хочу, чтобы произвели вскрытие моего тела. <…> Особенно внимательно рекомендую исследовать мой желудок и изложить результаты в точном и подробном отчете. <…> Я прошу, я обязываю со всей тщательностью провести такое исследование. <…> Я оставляю в наследство всем царствующим домам ужас и позор последних дней моей жизни.

Наполеон

22 июня 1815 года, на четвертый день после поражения при Ватерлоо, Наполеон повторно отрекся от престола и вскоре был сослан на далекий остров Святой Елены. Перед этой ссылкой бывший император отличался завидным здоровьем, но не прошло и шести лет после его прибытия на остров, как он вдруг умер. Закономерно возникает вопрос: почему здоровье этого еще совсем не старого (Наполеону в 1815 году исполнилось всего 46 лет. – Авт.) человека в ссылке вдруг так катастрофически расстроилось?

Знаменитый канадский историк и поклонник Наполеона Бен Вейдер уверен:

«Наполеон был отравлен на Святой Елене. На этот счет нет абсолютно никакого сомнения. Отравление произошло самым распространенным в XIX веке способом».

Ставшая популярной версия об отравлении Наполеона основывается на химическом анализе его волос, срезанных в октябре 1816 года, в марте 1818 года и на следующий день после его кончины. Опыты с волосами императора проводились в середине прошлого столетия шведским ученым Стеном Форсхувудом, а также доктором Гамильтоном Смитом, главой отделения медицины Университета Глазго. В октябре 1961 года они напечатали в английском журнале «Nature» статью, в которой впервые была выдвинута и обоснована теория о повышенном содержании мышьяка в волосах узника острова Святой Елены.

В 1982 году Стен Форсхувуд совместно с активно поддержавшим эту версию Беном Вейдером опубликовал книгу «Убийство Наполеона», которая была затем переведена на 24 языка и разошлась миллионными тиражами.

Что же натолкнуло Форсхувуда на мысль об отравлении Наполеона? Прежде всего это явное несоответствие между буквально по часам описанным очевидцами течением болезни Наполеона и результатами посмертного вскрытия тела. При вскрытии присутствовали несколько английских докторов и корсиканец Франческо Антоммарки – личный врач Наполеона, и все они не смогли сойтись во мнении относительно причин смерти. Были написаны четыре раздельных отчета. Причину смерти Наполеона приписывали и гепатиту, и заболеванию печени, и лихорадке, и малярии. Все были согласны с тем, что в желудке Наполеона была обнаружена язва: отсюда возникла версия о смерти от рака, хотя это прямо не говорилось ни в одном из отчетов.

Смерть Наполеона от рака была диагнозом, устраивавшим британского губернатора острова Святой Елены Хадсона Лоу. Она свидетельствовала о неосновательности слухов, что Наполеон умер, не перенеся тяжелого («убийственного», как писали некоторые очевидцы. – Авт.) климата острова.

Но, как известно, рак – это изнурительный недуг, при котором наступает общее истощение организма, но Наполеон перед смертью, напротив, болезненно располнел. С раковым заболеванием желудка подобная тучность несовместима. Но она наблюдается у жертв медленного отравления мышьяком. Анализируя воспоминания восьми очевидцев о ходе болезни Наполеона, Стен Форсхувуд, а вслед за ним и Бен Вейдер провели настоящее «полицейское расследование» и объявили, что в них отмечены 30 из перечисленных в медицинской литературе 34 симптомов отравления мышьяком.

Анализ волос Наполеона был, по сути, единственным способом обосновать версию об отравлении. Несколько прядей этих волос находилось у различных людей, но для достоверного анализа было достаточно нескольких или даже одного волоска. Стен Форсхувуд, объединивший свои усилия с Гамильтоном Смитом, добыл волосы из прядей, которыми первоначально владели Луи Маршан и другой слуга Наполеона – Жан Новерра.

Метод Гамильтона Смита позволил выявлять содержание мышьяка в каждом из небольших пятимиллиметровых отрезков, на которые разделили волос. Этот отрезок соответствовал примерно одному дню жизни (волосы человека растут примерно на дюйм, то есть на 2,54 см, в каждые два месяца. – Авт.). Зная год, месяц и число, когда были срезаны волосы, оказалось возможным соотнести каждый отрезок с определенными датами и сопоставить с записями очевидцев о ходе болезни Наполеона. В результате выявилось, что резкие обострения заболевания по времени совпадают с сильным (иногда во много раз по сравнению с нормой. – Авт.) повышением содержания мышьяка на соответствующем отрезке волоса.

Позже наличие большого количества мышьяка в волосах Наполеона подтвердили данные исследований, проведенных в Институте ядерных исследований близ Лондона.

Противники этой версии тут же заявили, что мышьяк мог попасть в волосы Наполеона откуда угодно, например: из воды, обоев или крема для волос, которым он пользовался. Но тогда мышьяк попадал бы в организм императора постоянно и равномерно. Однако это было совсем не так: оказалось, что насыщенность волос мышьяком была неравномерной – от двух частей на миллион до 50 частей на миллион при норме 0,08 части на миллион. Почему же многочисленным врачам, окружавшим Наполеона, и в голову не пришла мысль об отравлении мышьяком? Ответ на этот вопрос можно найти у Бена Вейдера, который пишет:

«Хочу напомнить, что при вскрытии врач очень редко подозревает мышьячное отравление, если только его заранее об этом не предупреждают. Так было в 1821 году, так происходит и ныне. Мне довелось встретиться с главой токсикологической лаборатории парижской полиции профессором Гриффоном, у которого накопился богатый опыт расследования мышьячных отравлений. Я задал ему вопрос: как объяснить тот факт, что многочисленные врачи не посчитали возможной причиной гибели Наполеона отравление мышьяком? Гриффон ответил, что ни в одном случае убийства с применением мышьяка ему не встретился врач, который правильно диагностировал бы отравление как причину смерти. Поэтому мы едва ли имеем основание винить лечащих врачей Наполеона в том, что они, не будучи специально обучены, не сумели распознать в его болезни действие мышьяка, практически не имеющего ни запаха, ни вкуса».

* * *

Убийцы Наполеона не отважились избавиться от опасного узника одним ударом. Это вызвало бы возмущение во Франции. Поэтому его начали травить медленно, создавая впечатление, что он угасает от какой-то естественной болезни. Считая вполне доказанным этот факт, попытаемся выяснить, кто же мог совершить это преступление?

Историк Е.Б. Черняк утверждает:

«Им могло быть лишь лицо, которое находилось при своей жертве все время (с 1816 года, когда началось отравление) и которое имело возможность подсыпать яд только самому Наполеону, не отравляя людей, которые делили с ним стол».

Действительно, человек, отравивший Наполеона, должен был иметь доступ к еде и напиткам Наполеона, а также жить рядом с ним с лета 1816 года, т. е. со времени, когда появились первые признаки мышьякового отравления. Поэтому исключить из списка подозреваемых можно всех тех, кто покинул остров Святой Елены до смерти ссыльного императора, и тех, кто прибыл туда после лета 1816 года.

Эти критерии устраняют из числа подозреваемых всех англичан, а также ряд приближенных Наполеона, в частности графа Эмманюэля де Лас Каза (он уехал с острова в конце 1816 года), генерала Гаспара Гурго (он уехал 13 января 1818 года) и других, покинувших остров Святой Елены задолго до 5 мая 1821 года, т. е. до даты смерти Наполеона.

Точно так же преступник не мог быть в числе тех, кто, как доктор Франческо Антоммарки, приехал на остров много позднее 1816 года. Дворецкий Пьеррон мог отравить всех, кто приглашался к столу Наполеона, но не его одного (Наполеон пил южноафриканское вино, которое доставлялось на остров в бочках и разливалось в бутылки, предназначенные только для него одного. Те, кто разделял с ним стол, пили другие вина. – Авт.). Это относится и к двум слугам – Сен-Дени и Новерра, которые лично не прислуживали императору.

Гофмаршал граф Анри Грасьен Бертран, также находившийся на острове Святой Елены, жил со своей семьей отдельно (за пределами имения Наполеона Лонгвуда), ибо его жена-англичанка не захотела слишком тесно контактировать с Наполеоном. Кроме того, в последние годы Бертран заметно отдалился от императора, считая себя несправедливо обойденным в его расположении и доверии.

Остаются два человека, которые имели возможность совершить преступление, – это Маршан и Монтолон. Зададимся вопросом: что побудило этих людей отправиться вместе с Наполеоном в далекую ссылку?

В отношении Луи Маршана все ясно. Он служил Наполеону с юных лет, его мать также находилась в числе доверенной прислуги императорской семьи (она была в числе трех нянек сына Наполеона). Он был умен, предан Наполеону, далек от каких-либо политических интриг, расторопен и скромен. Сам Наполеон в своем завещании написал о нем:

«Он служил мне как друг».

Значительно сложнее обстоит дело с графом де Монтолоном.

Шарль-Тристан де Монтолон родился в 1783 году в Париже. Он происходил из знатного дворянского рода и в 1788 году унаследовал звание обер-егермейстера брата короля. В 17 лет поступил на военную службу в Итальянскую армию, через год стал адъютантом генерала Ожеро, а еще через год получил чин капитана. В 1805 году его перевели в штаб Великой армии Наполеона, где он вскоре стал адъютантом маршала Бертье. В 1809 году Монтолону был дарован титул графа Империи.

Бен Вейдер характеризует Монтолона так:

«О нем говорили, что он превосходно умел "выдавать желаемое за действительное". Красавец, любитель хорошеньких женщин, выдумывающий себе престижные военные звания, он живет на широкую ногу и не проявляет большой разборчивости в средствах. Лицейский товарищ Жерома Бонапарта Монтолон быстро получает первые повышения по военной службе. В 1809 году, в чине полковника, его направляют посланником в Вюрцбург».

Вообще это был уникальный человек: будучи офицером и живя в государстве, в те времена постоянно воевавшем, он ухитрился не принять участия ни в одном сражении.

Отношения Монтолона с Наполеоном складывались не совсем гладко. В 1812 году он женился на Альбине Вассаль, красавице, бывшей до этого дважды замужем. Этим он нарушил категорический запрет императора, который прислал ему из Москвы грозное письмо следующего содержания:

«Считаю союз, заключенный вами, несовместимым с ответственным постом, который я вам доверил».

В апреле 1813 года Монтолон был отозван во Францию. После этого супруги вынуждены скрываться вплоть до возвращения во Францию Людовика XVIII. Во время первой Реставрации Монтолон попытался войти в доверие к вернувшимся Бурбонам, и это ему удалось. Удалось не только потому, что он был представителем старинного аристократического рода, но и по той причине, что его отчим, граф Шарль-Луи де Семонвилль, был приближенным и личным другом брата короля графа д'Артуа. Монтолон получил генеральский чин, но тут произошла новая осечка в его карьере… – его уличили в краже шести тысяч франков солдатского жалованья. Граф уже ждал приговора военного суда, но тут с острова Эльба вернулся Наполеон. В период Ста дней Монтолон поступил на службу к императору на должность камергера.

А потом были Ватерлоо (Монтолона там, кстати, рядом с императором не видели, хотя тому не хватало людей. – Авт.) и ссылка Наполеона на остров Святой Елены. Как же так получилось, что 32-летний любитель светских развлечений Монтолон вдруг стал приверженцем побежденной стороны и добровольно обрек себя на то, чтобы провести лучшие годы жизни в далеком изгнании, а еще в услужении человеку, унизившему его и нанесшему ему глубокие душевные раны? Вопрос вопросов!

На борту британского корабля, везшего Наполеона на далекий остров в Атлантическом океане, с ним находилось пять генералов: Савари, Бертран, Лаллеман, Гурго и Монтолон.

Бен Вейдер уверен:

«Если бы Наполеон мог выбирать сам, совершенно очевидно, что единственный, у кого не было бы ни единого шанса, – это Монтолон, которого император едва знал и на кого у него были причины жаловаться, тогда как с четырьмя остальными его связывали давние и прочные отношения».

А ведь, действительно, Наполеон был с ним едва знаком – очевидно, что это решение было принято помимо Наполеона и не без участия графа д'Артуа.

Бен Вейдер развивает эту мысль:

«Наполеон прибыл на остров в возрасте сорока шести лет, обладая превосходным здоровьем. Он мог бы прожить еще не менее двадцати лет. Тогда Монтолону пришлось бы провести значительную часть своей жизни на этой заброшенной посреди океана скале. Логически объяснить его присутствие можно только тем, что он был агентом Бурбонов и заранее знал, что пробудет там недолго».

О возможном сотрудничестве Монтолона с Бурбонами свидетельствуют его прочные роялистские связи и постоянная нужда в деньгах, сочетающаяся с любовью жить на широкую ногу. Факт кражи солдатского жалованья удивителен и позорен сам по себе, но не менее странным выглядит и то, что ему легко удалось избежать за это наказания. Не в обмен ли на сотрудничество была получена Монтолоном свобода?

Бен Вейдер в этом абсолютно убежден. Вот одно из его утверждений:

«Он присвоил в свою пользу шесть тысяч франков армейских денег, но так и не был наказан за это преступление благодаря вмешательству графа д'Артуа».

А вот и другое:

«Он выполнял там определенную миссию исключительной важности. Она заключалась в том, чтобы лишить Наполеона малейшего шанса вернуть себе власть во Франции».

А шанс такой существовал, и Наполеон уже один раз продемонстрировал это, покинув место своей первой ссылки на острове Эльба. И кто теперь мог поверить в то, что такой человек мог смириться со своей участью изгнанника?

* * *

Гарантировать долгую и стабильную власть Бурбонов во Франции могла только смерть Наполеона, ибо не унимающиеся бонапартисты не раз делали попытки организовать его бегство и со Святой Елены.

При отсутствии в те времена авиации бежать с далекого острова можно было только по морю. При этом самый близкий берег (африканский) находился почти в двух тысячах километров, до Бразилии было почти в два раза дальше, а до Франции, по меркам тогдашнего парусного флота, было почти три месяца пути.

Остров надежно охранялся гарнизоном и был окружен плотным кольцом британских военных кораблей. Практически было предусмотрено все, чтобы опасный узник острова оставался на нем пожизненно. Но могли ли подобные обстоятельства остудить пыл яростных бонапартистов? Конечно же, нет.

Одну из попыток освобождения Наполеона предприняла, как ни странно, его бывшая любовница Полина Фурес, которой, после разрыва отношений, Наполеон нашел нового богатого мужа – отставного офицера Анри де Раншу, тут же назначенного консулом в Сантендере (Испания), а затем в Готенбурге (Швеция). Графиня де Раншу, как стала именовать себя Полина, в 1816 году приехала в Рио-де-Жанейро со своим любовником Жан-Огюстом Белларом и купила там корабль, предназначенный для спасения Наполеона. Несмотря на заведомую неудачу этой попытки, Полина еще долгое время продолжала действовать вместе с другими бонапартистами в Бразилии и умерла 18 марта 1869 года, пережив Наполеона почти на полвека.

В «Мемуарах…» генерала Гурго, бывшего на острове Святой Елены вместе с Наполеоном, содержится указание на то, что в январе 1818 года в Америке были задержаны шесть французских офицеров, готовивших план похищения Наполеона при помощи корабля с паровым двигателем.

Известен также и проект нападения на остров Святой Елены и спасения Наполеона, разработанный в Новом Орлеане неким Николя Жиро в сообщничестве со знаменитым пиратом Жаном Лафиттом.

В общем итоге Наполеон получил от своих сторонников как минимум десяток предложений о побеге. Но бывший император прекрасно понимал, что прорваться через заслоны англичан и бежать с острова на корабле было невозможно. Поэтому он неизменно отвергал подобные предложения. Не потому ли, что имелся в запасе другой, более надежный вариант? Если по воде бежать невозможно, то почему бы не попробовать ускользнуть от наблюдения охраны под водой? Вот тут-то пришло самое время вспомнить об изобретении американца Роберта Фултона.

Роберт Фултон родился в 1765 года в Литл-Бритене (штат Пенсильвания) в семье бедного ирландского эмигранта. В возрасте девяти лет он потерял отца и был отправлен в школу-пансион, затем начал работать подмастерьем у ювелира в Филадельфии, занимался живописью, делая миниатюрные картинки для изделий из слоновой кости.

В 1787 году Роберт Фултон переехал в Лондон, где увлекся инженерным делом и изобретательством. В 1796 году он направился в Париж, где встретился с американским послом Робертом Ливингстоном, заинтересовавшимся работами молодого соотечественника и давшим ему денег для продолжения исследований.

В декабре 1797 года Фултон обратился к правительству Французской Республики с предложением проекта подводного корабля, «посредством которого можно было бы заставить англичан не только снять блокаду французских берегов, но и перенести театр военных действий на их собственную территорию».

Свое детище Фултон назвал «Наутилусом». Корпус этой подводной лодки длиной более шести метров имел форму притупленной в носовой части сигары. Для своего времени лодка имела неплохую глубину погружения – около 30 метров. В носовой части лодки располагалась небольшая рубка с иллюминаторами и входным люком. В качестве движителя подводного хода использовался четырехлопастной винт, вращавшийся вручную; в надводном положении лодка двигалась под парусом. Мачта для паруса была укреплена на шарнире; перед погружением ее быстро снимали и укладывали в специальный желоб на корпусе. После подъема мачты развертывался парус, и корабль становился похож на раковину моллюска наутилуса. Отсюда и появилось название, которое дал своей подводной лодке Фултон.

Боеспособность подводной лодки Фултона была успешно проверена в августе 1801 года на Брестском рейде, но тогда Наполеон отверг предложение американца. Расстроенный Фултон уехал обратно в Америку, где все же добился известности своими работами в области создания паровых двигателей. Там он и умер в феврале 1815 года, то есть за восемь месяцев до того, как британский корабль высадил разбитого при Ватерлоо и плененного Наполеона на острове Святой Елены.

Уже в августе 1816 года бывшему императору был предложен план его доставки в Америку в качестве третьего члена экипажа подлодки. Риск этой операции оценивался в один миллион франков, который должен был быть выплачен сразу после высадки Наполеона на американском берегу, но после долгих раздумий тот отказался от этого варианта спасения. В результате имя подводной лодки Фултона «Наутилус» смогло прославиться лишь много лет спустя благодаря писателю-фантасту Жюлю Верну, позаимствовавшему это название для фантастического корабля своего героя капитана Немо.

* * *

У графа де Монтолона могли быть к Наполеону и претензии личного характера. Об этом говорит версия, что его жена Альбина де Монтолон на острове Святой Елены сделалась любовницей Наполеона. Во всяком случае, когда Монтолону об этом язвительно сказал генерал Гурго, тот ответил лишь, что не может ни подтвердить, ни опровергнуть ходившие слухи.

Однажды Монтолону приказали выйти, когда Наполеон принимал Альбину, сидя в ванне. Генерал Гурго, ухмыльнувшись, заметил:

– Поздравляю, вас выставляют за дверь, в то время как она в нее входит.

В другой раз, играя с генералом Бертраном в шахматы, Наполеон вызвал Гурго, выражавшего желание уехать с острова. Начали выяснять причины этого. Одной из причин Гурго назвал надоевшее ему холостяцкое житье.

– Подумаешь женщины! – воскликнул Наполеон. – Когда о них не думаешь, в них не нуждаешься. Берите пример с меня.

Гурго замялся, не решаясь намекнуть на отношения Наполеона с Альбиной де Монтолон. Но тот и сам все понял и спросил:

– Но даже если бы я и спал с ней, что в этом плохого?

– Ничего, Сир, – последовало в ответ. – Но я и не говорил ничего подобного. Я просто не могу предположить, чтобы Ваше Величество имело такой плохой вкус.

Разгневанный Наполеон приказал Гурго немедленно уезжать.

В своем дневнике, говоря о муже Альбины, Гурго не смог удержаться от следующей реплики:

«Бедный Монтолон! Какую же роль вы играете!»

Эта женщина достойна того, чтобы посвятить ей несколько строк. Альбина Вассаль родилась в 1779 году. Будучи удивительно красивой, она дважды выходила замуж (сначала за некоего месье Биньона, а затем за швейцарского банкира Роже. – Авт.), но оба раза мужья разводились с ней, в результате чего за ней закрепилась репутация женщины достаточно вольного поведения. В 1812 году она при уже известных нам обстоятельствах в третий раз вышла замуж за Шарль-Тристана де Монтолона.

В 1815 году Альбине было 36 лет, и она еще вполне могла пользоваться своими очарованием и привлекательностью. Во всяком случае, ее прекрасные волосы и фигура, а также остроумие и умение показать себя с наилучшей стороны никого не оставляли равнодушным. К тому же она прекрасно пела и играла на фортепиано.

Бен Вейдер характеризует ее так:

«Можно также предположить, что приобретенный в молодости богатый опыт сделал ее очень сведущей в любовных играх».

На острове Святой Елены Альбина де Монтолон активно предавалась любовным утехам. В результате 18 июня 1816 года она родила девочку, которую назвали Наполеона, а 26 января 1818 года у нее родилась еще одна дочь, которую назвали Жозефиной.

Сразу после рождения Жозефины недолюбливавшая Альбину графиня Фанни Бертран язвительно усмехнулась, намекая на ее связь со ссыльным императором: «Посмотрим, на кого похожа эта малышка!»

Монтолон с его вкрадчивыми манерами придворного переносил все это стоически, как говорится, и глазом не моргнув. Что он при этом думал, никто никогда не узнает. А слухи при этом множились: австрийский комиссар барон Штюрмер докладывал, что «мадам де Монтолон одержала победу над соперницами и проскользнула в императорскую постель»; английский резидент в Лонгвуде Джордж Николс отмечал, что однажды Наполеон послал своего слугу Сен-Дени за мадам де Монтолон в два часа ночи.

Историк Андре Кастело подводит всему этому следующий итог:

«Ублажала ли она Наполеона? Никаких доказательств на сей счет не имеется, а историку следует оставаться в своих суждениях благоразумным».

Но при этом буквально в следующем абзаце он сам приводит такие слова Наполеона о графине, которые дают совершенно однозначный ответ на поставленный им же вопрос. Наполеон якобы говорил: «Здесь нет иного общества, сгодится и общество самки попугая».

* * *

Небезынтересно указать и на факт, который отмечается в «Мемуарах…» генерала Гурго: 11 июля 1816 года он застал Альбину де Монтолон за чтением книги «История маркизы де Бренвиллье». Казалось бы, ну читает человек книгу, чего тут такого? Но удивила Гаспара Гурго не сама книга, а ее главная героиня.

Это была история некоей Мари-Мадлен д'Обрэ. Эта миловидная девушка в 1651 году благополучно вышла замуж за маркиза де Бренвийе и сама стала маркизой. Через восемь лет она до беспамятства влюбилась в некоего кавалерийского офицера по имени Годен де Сент-Круа, которого ее муж на свою беду сам привел в свой дом и познакомил с супругой.

Годен де Сент-Круа был молод, красив и вел себя как профессиональный обольститель. Для 30-летней маркизы он стал своего рода злым демоном, ворвавшимся в ее размеренную жизнь и нарушившим ее мирное течение. Молодая женщина пала под напором чар Годена де Сент-Круа и ничего уже не могла с собой поделать. Вскоре их бурная связь перестала быть для кого-либо тайной. Отец Мари-Мадлен был возмущен происходящим, но никакие увещевания не действовали на опьяненную любовью женщину.

Прошло пять лет, а маркиза де Бренвиллье все еще оставалась под «каблуком» у Годена де Сент-Круа. Банальная и весьма прискорбная ситуация. Отец Мари-Мадлен, желая спасти дочь «из лап коварного злодея», написал донос, по которому Годен де Сент-Круа был задержан и заключен в Бастилию. Произошло это в начале 1665 года. В Бастилии Годен де Сент-Круа провел около года. В тюремной камере он познакомился с итальянцем по имени Экзили, учеником известного королевского аптекаря и алхимика Кристофера Глазера. Годен де Сент-Круа сделался последователем Экзили, а выйдя на свободу, взял его к себе на службу.

Именно после выхода Годена де Сент-Круа на свободу и началась вереница ужасных событий, приведших маркизу де Бренвиллье к печальному концу. 10 января 1666 года в страшных мучениях вдруг неожиданно умер ее отец. Господину д'Обрэ было 66 лет, и парижский доктор, лечивший его, ничем не смог помочь несчастному. Состояние господина д'Обрэ перешло к его двум сыновьям. Маркизе де Бренвиллье не досталось практически ничего, и отношения с братьями были окончательно испорчены.

15 июня 1670 года вдруг скончался старший брат маркизы Антуан д'Обрэ, а через некоторое время вслед за ним последовал на тот свет и его младший брат. Оба наследника состояния господина д'Обрэ умерли при обстоятельствах, очень похожих на смерть их отца: жар, тошнота, резкие боли в груди и животе, отключение сознания. Тут же возникли подозрения в отравлении, но никаких доказательств никто предоставить не смог, а уровень тогдашней медицины был таков, что с уверенностью диагностировать отравление никто не мог.

Саму маркизу де Бренвиллье погубил, как это обычно и бывает, случай.

Широко распространенная легенда говорит о том, что ее любовник Годен де Сент-Круа внезапно умер 31 июля 1672 года в собственной лаборатории. Работая над составлением ядовитых веществ, он защищался от их испарений при помощи стеклянной маски. Маска случайно разбилась, «мастер ядов» наглотался смертоносных паров, и смерть его была практически мгновенной. При обыске у него в лаборатории был найден целый арсенал непонятных веществ в пробирках и склянках. Полиция проверила их свойства на животных, и все они погибли.

Связь Годена де Сент-Круа с маркизой де Бренвиллье была для всех столь очевидной, что это происшествие заставило полицию с иной точки зрения посмотреть на все трагические события, происходившие в семействе последней. Кроме того, ужасное признание сделал один из слуг, некий Лашоссе, который сначала служил у Годена де Сент-Круа, а затем перешел на службу в дом д'Обрэ. Он заявил, что это именно он регулярно добавлял яд в воду и вино, подававшиеся господину д'Обрэ, а затем и его сыновьям. Лашоссе добавил, что за это ему была обещана премия в сто пистолей, а также пожизненная гарантия работы в доме Годена де Сент-Круа.

Исполнитель отравлений Лашоссе был незамедлительно казнен, а в доме маркизы де Бренвиллье был произведен тщательный обыск. В результате там были обнаружены такие же ядовитые вещества, как и в лаборатории ее любовника, что неопровержимо доказывало ее вину в убийстве отца и двух братьев. Полиция выдвинула версию, что маркиза решила так отомстить отцу за свою поруганную любовь, а братьев она убила для того, чтобы побыстрее завладеть всем наследством. Но арестовать подозреваемую не удалось, она вовремя успела бежать не только из дома, но и из Франции.

Три года ей удавалось скрываться. Сначала она нашла убежище в Англии, а затем в Бельгии. Там ее выследили, арестовали и под охраной доставили в Париж. Участь маркизы де Бренвиллье была ужасной: 16 июля 1676 года ее обезглавили на Гревской площади, затем тело ее было сожжено, а прах развеян по ветру.

Зная всю эту историю, мы теперь гораздо лучше можем понять следующее заключение Бена Вейдера:

«Выходит, что Монтолоны захватили с собой на Святую Елену нечто вроде наставления по идеальному отравлению».

После этого, правда, он оговаривается:

«То, что у Монтолонов случайно увидели книгу маркизы де Бренвиллье, не может служить доказательством их вины. Однако, если считать, что Наполеон стал жертвой отравления мышьяком, эта книга является весомой уликой против графа».

* * *

Улика улике рознь, и без доказательств истина остается лишь гипотезой, но могут ли тут вообще быть какие-либо доказательства. Прямых доказательств нет и быть не может, Монтолона за руку никто не поймал, а вот косвенных улик против него предостаточно. Рассмотрим еще несколько из них.

На острове Святой Елены граф де Монтолон жил непосредственно в Лонгвуде, т. е. в доме Наполеона. Ему подчинялся домоправитель императора Франческо Киприани.

Этот преданный Наполеону корсиканец (они были друзьями детства. – Авт.) внезапно умер 27 января 1818 года, как говорится, на фоне полного здоровья.

В «Мемуарах…» Луи Маршана сказано:

«За два дня ушел из жизни Киприани: он умер, не приходя в себя, от сильных кишечных колик».

Причин этой смерти мы никогда не узнаем. Ясно одно: этот человек был опасен для отравителя Наполеона, он занимался вопросами питания в Лонгвуде и мог что-то заподозрить. Кроме того, он был доверенным лицом бывшего императора, и они часто о чем-то разговаривали на корсиканском диалекте, которого никто из французов толком не понимал. Вскрытия умерших слуг обычно не проводили, и его, не опасаясь, можно было убить сильной дозой мышьяка. Чтобы разобраться с этим, можно было бы сделать вскрытие, но это оказалось невозможным: тело Киприани странным образом куда-то исчезло с острова. Наиболее вероятно, что к телу был привязан груз, и его сбросили в океан. Странно, но его смерть даже не была зарегистрирована в книге гражданских актов острова.

Через месяц случилась еще одна весьма странная смерть: неожиданно умерла молодая служанка графини де Монтолон. Она всегда отличалась отменным здоровьем, а тут вдруг угасла за два дня. Точно так же, как это произошло и с Киприани.

Уверенный в своей версии Бен Вейдер задается вопросом:

«Не съела ли она что-то из пищи, приготовленной Монтолоном для Киприани? А может быть, выпила остаток предназначенного ему вина? Этого мы не узнаем никогда, но все же совпадение странное…»

* * *

Графиня де Монтолон вместе с детьми уехала с острова Святой Елены 2 июля 1819 года. Перед отъездом она получила чек на сумму в 200 тысяч франков и ежегодное содержание в 20 тысяч франков. Сам граф де Монтолон остался на острове, несмотря на предложение Наполеона ехать. Вернуться во Францию, не исполнив замысла Бурбонов, он не мог.

«Сир, – высокопарно заявил он, обращаясь к Наполеону, – мадам де Монтолон не хочет добавлять к сожалениям, которые она испытывает, оставляя Ваше Величество, еще и сожаления о том, что она лишает Ваше Величество тех услуг, которые я могу оказать вам здесь. Она приняла свое решение, я принял свое. Я остаюсь».

Возвращаясь после проводов жены и детей, Монтолон простудился и заболел. Он пролежал в постели около двух месяцев.

Бен Вейдер по этому поводу констатирует:

«В этот период здоровье Наполеона улучшается».

Обстоятельства отъезда Альбины де Монтолон вполне могут служить доказательством связи между четой Монтолон и английским губернатором острова Святой Елены Хадсоном Лоу. Известно, например, что в январе 1819 года последний приказал лейтенанту Бэзилу Джексону поглубже втереться в круг французов, чтобы выведывать их секреты. Молодому красавцу не составило труда соблазнить Альбину де Монтолон, которая, на пороге своего сорокалетия, сохранила чувственные порывы молодости. Вот и уехала Альбина с острова не только с детьми, но и с этим самым Джексоном. Вопрос о том, что позволило 24-летнему офицеру, находящемуся на действительной службе, спокойно последовать за своей «любовницей», является чисто риторическим. Конечно же, ему «позволил» сделать это губернатор Хадсон Лоу. Причина очевидна? Необходимо было контролировать графиню даже в Европе, чтобы быть уверенным, что она не станет излишне откровенничать по поводу своего пребывания на Святой Елене.

После отъезда жены граф де Монтолон регулярно писал ей письма, но по их содержанию можно сказать, что они предназначались, скорее, не ей, а графу д'Артуа. Это были своеобразные отчеты о ходе «операции». Характерно, что ни разу в них не упоминаются слова «император» или «Его Величество» – только «больной» или просто «он».

В письме от 5 декабря 1820 года Монтолон писал:

«Жить ему осталось менее полугода».

Удивительные способности прорицателя! Если, конечно, абстрагироваться от мысли, что Монтолон не докладывал о переходе «операции» к завершающей стадии.

* * *

В последние месяцы жизни Наполеона Монтолон был наиболее приближенным к нему человеком на острове. По утрам он гулял с ним в саду, читал ему вслух, обедал вместе с ним. Но, главное, он лично занимался вопросами продовольственного снабжения бывшего императора.

Историк Е.Б. Черняк пишет:

«У Монтолона находились ключи от винного погреба в Лонгвуде – здании, которое занимал Наполеон на острове, и граф имел все возможности дозировать отраву».

Бен Вейдер еще более категоричен в своих оценках:

«Он единолично контролировал подачу императору вина, через которое и был отравлен Наполеон».

Это же так удобно и безопасно – подсыпать мышьяк в бочку с вином, предназначенным для жертвы. Эту операцию не нужно повторять ежедневно, а жертва гарантированно будет принимать яд в течение нескольких недель и даже месяцев. Быть застигнутым врасплох практически невозможно. Кстати сказать, Монтолон на острове Святой Елены отличался тем, что затыкал пробкой начатые бутылки вина, предназначенные для Наполеона, и подавал их на следующий день. Всем он говорил, что делает это из экономии (а может быть, для того, чтобы никто из слуг случайно не допил отраву? – Авт.).

Во-вторых, Монтолон постепенно устранил всех, кто находился рядом с Наполеоном.

У того же Е.Б. Черняка можно найти такую фразу:

«Он ни разу не просил разрешения покинуть императора и вернуться на родину, никогда не жаловался и лишь стремился оттеснить всех, кто претендовал на внимание Наполеона».

Действительно, сначала он вытеснил из круга приближенных Наполеона его секретаря Лас Каза, потом бесцветного и неспособного к интригам генерала Бертрана: первый уедет с острова в конце 1816 года, второй будет жить отдельно, появляясь возле бывшего императора лишь эпизодически. Постоянные ссоры Монтолона с генералом Гурго (тот даже однажды вызывал графа на дуэль. – Авт.) привели к тому, что вскоре уехал во Францию и он.

Удивительно, но Наполеон всегда выступал на стороне обходительного и услужливого Монтолона. Генералу Гурго он говорил:

– По правде говоря, я люблю только полезных мне людей. Мне мало дела до того, что они думают – важно, что они говорят. Если они и предадут меня потом, то сделают лишь то, что уже сделали многие другие.

В ответ на это Гурго лишь дулся, с трудом скрывая свое недовольство.

– Признайтесь, Гурго, вы ведь просто завидуете Монтолону, – продолжал Наполеон.

– Ничего подобного, Сир! – не выдержал генерал. – Даже если вы разоденете его в красную мантию, а я по-прежнему останусь вашим адъютантом, я не стану ему завидовать. Но в армии я, боевой генерал, никогда не стал бы подчиняться такому человеку, как Монтолон!

– Но я все равно запрещаю вам угрожать Монтолону! Если вы будете настаивать на дуэли, я стану драться вместо него!

– Сир, я не могу позволить ему безнаказанно меня третировать. Это мое право. Здесь я несчастнее рабов, их, по крайней мере, защищает закон, а для меня тут нет никаких законов, одни капризы этих Монтолонов.

– Можете говорить и думать о них, что угодно, но чтобы меня это больше не огорчало. В конце концов, если вам здесь так плохо, если вы постоянно ищете ссор с месье Монтолоном, то можете уезжать.

Явно Монтолон хотел устранить и опасного для него доктора Антоммарки, который был сведущ в анатомии и мог заметить при вскрытии симптомы отравления. Граф писал губернатору Хадсону Лоу:

«Антоммарки – хирург, он не может оказать необходимой помощи на нынешнем этапе болезни. Император желает врача из Парижа».

Всем вокруг Монтолон говорил: «Император хочет французского врача. Он полагается на выбор короля». Но ведь это почти невероятно, чтобы Наполеон мог просить прислать ему врача по выбору Бурбонов.

Монтолон, не будучи врачом, сам ухаживал за Наполеоном не только днем, но и ночью. Он старался контролировать буквально все. В частности, он давал больному, испытывавшему постоянную жажду (тоже, кстати, один из признаков мышьякового отравления), оршад, приготовленный на ячменном отваре, ссылаясь на его исцеляющие свойства.

Напиток под названием «оршад» имел апельсиновый вкус, и в его состав входило масло горького миндаля. Доподлинно известно, что именно Монтолон 25 апреля 1821 года заказывал корзину горького миндаля, на это у дотошных англичан сохранились соответствующие документы.

Смысл подобных действий Монтолона не так просто понять, если не знать законов химии. Сначала Наполеону длительное время небольшими дозами вводился в организм мышьяк. Затем ничего не подозревавшие врачи, видя, что Наполеон болеет, прописали ему рвотное средство. Для этого в то время использовался так называемый рвотный камень.

Горький миндаль содержит синильную кислоту. 3 мая Наполеону дали в качестве слабительного большую дозу каломели (хлористой ртути). Зернышки каломели содержат хлористую ртуть, а оршад с горьким миндалем – синильную кислоту. При смешении в желудке этих двух веществ образуется цианид ртути, который немедленно извергается, если желудок находится в хорошем состоянии. Однако реакции разъеденной рвотным камнем (солью сурьмы) слизистой оболочки желудка Наполеона были заторможены, поэтому цианид ртути – а это сильный токсин – не выводился из организма. Таким образом, получается, что все эти вещества, сами по себе безвредные, в сочетании давали ядовитую смесь.

Получается дьявольская комбинация: подвергавшемуся длительному и незаметному отравлению мышьяком Наполеону дали лекарства, рекомендовавшиеся тогдашней медициной, их действие наложилось друг на друга, и это ускорило запланированный конец опального, но все еще способного внушать страх императора. Но, что самое главное – всего этого не могло обнаружить даже вскрытие.

Могло ли это быть случайным стечением обстоятельств? Вряд ли. Оршад широко применялся для утоления жажды, рвотный камень и каломель также были вполне легальными лекарствами. А вот их смертельная комбинация могла быть известна только опытному отравителю. Известно, что доктор Антоммарки решительно выступил против употребления Наполеоном каломели, но на этом настоял граф де Монтолон. Он заявил: «Это последнее средство, которое мы пытаемся испробовать. Император обречен, и мы будем потом терзаться упреками, если не сделаем все, что в человеческих силах, чтобы его спасти».

По этому вопросу был даже созван врачебный консилиум, в котором принимали участи Франческо Антоммарки и три врача-англичанина. Так что ни о какой случайности тут и речи быть не может.

Позже в своих «Мемуарах…» Монтолон написал:

«Три дня мы пребывали в сильном беспокойстве. Состояние больного не ухудшалось, но он находился в опасности до тех пор, пока каломель не вызвала ожидаемого врачами эффекта».

А вот мнение Стена Форсхувуда:

«Ни один источник не упоминает, что Наполеон принимал каломель в иных обстоятельствах, нежели в последние дни жизни. Антоммарки ее никогда не прописывал».

Когда Маршан дал Наполеону приготовленную микстуру, тот с трудом глотнул ее, скривился, захотел выплюнуть, но не смог: «Ты тоже меня обманываешь», – лишь прошептал он.

После этого он впал в полубессознательное состояние, и наедине с ним остался опять-таки Монтолон. Он-то и помогал бывшему императору составлять завещание.

В «Мемуарах…» Луи Маршана читаем:

«Правильнее было бы сказать, что не император составил это завещание, а, скорее, Монтолон продиктовал его императору».

Бен Вейдер по этому поводу иронизирует:

«Поэтому не следует удивляться, что ему досталась львиная доля всего».

Действительно, этот не самый близкий Наполеону человек получил более двух миллионов франков золотом, что составляло огромную по тем временам сумму. В данном контексте особенно цинично выглядит обоснование подобного «подарка», написанное Монтолоном от имени Наполеона: «в качестве доказательства моего полного удовлетворения его сыновьими заботами обо мне». Бертран, например, получит лишь четверть этой суммы, а верный Маршан лишь пятую часть.

Бен Вейдер пишет:

«Все историки согласны в том, что Монтолон был интриганом, человеком без стыда и совести, который спокойно лгал при любых обстоятельствах. Все компаньоны императора по ссылке вели дневники или оставили мемуары, где почти в полном совпадении описаны недомогания Наполеона. Все – за исключением графа де Монтолона».

«Мемуары…» Монтолона вышли в свет лишь в 1848 году, когда из всех, кто составлял окружение Наполеона на острове Святой Елены, остался в живых лишь Луи Маршан. Странным образом, «свидетельства» Монтолона разительно отличаются от воспоминаний остальных очевидцев трагедии.

Приведем лишь несколько примеров несоответствий.

Монтолон утверждал, что Наполеон умер исхудавшим, все остальные, включая английских врачей, сообщали, что он стал чересчур полным. Эта ложь нужна была Монтолону для подтверждения версии о смерти бывшего императора от рака. Симптомы болезни Наполеона, сообщенные Монтолоном, также резко расходятся со всеми остальными свидетельствами: он утверждал, что до 1820 года у Наполеона были лишь легкие недомогания, связанные с ревматизмом, а также что Наполеон совершал длительные поездки верхом, в то время как остальные указывали на такую слабость, что Наполеон не мог даже ходить без посторонней помощи.

Возмущенный, но деликатный Маршан по этому поводу констатирует:

«В двух томах воспоминаний о Святой Елене, которые опубликовал граф де Монтолон, у него часто случаются провалы памяти».

* * *

Вот такая получается история. Уже много раз цитированный нами Е.Б. Черняк по поводу всего изложенного выше задается вопросом:

«Но достаточно ли всего этого, чтобы прийти к выводу, что Монтолон на Святой Елене выполнял поручение графа д'Артуа, который ради этого в свое время спас его от позора и тюрьмы?»

Категоричный Бен Вейдер заочно отвечает ему:

«В качестве агента Бурбонов Монтолон превосходно выполнил свою миссию».

В свете всего изложенного выше крайне интересной представляется книга под интригующим названием «Загадка Наполеона решена», в которой ее автор Франсуа де Канде-Монтолон рассказывает историю своих предков (книга написана в соавторстве с профессором Рене Мури. – Авт.). Его пра-пра-пра-прадедушкой был Шарль-Тристан де Монтолон, и он якобы признавал тот факт, что его жена Альбина была любовницей Наполеона на острове Святой Елены.

Вывод этот делается на основании случайно обнаруженных на чердаке в имении наследников графа де Монтолона писем с сохранившимися печатями, датируемыми 1819–1821 годами. Они были написаны ревнивым генералом на острове и адресованы его супруге Альбине, которая покинула остров в 1819 году под предлогом слабого здоровья. Там же, на чердаке, находились и ответные письма Альбины, а также ее личный дневник.

Знакомство с этими документами позволяет авторам книги восстановить картину того, что произошло почти 200 лет назад на затерянном в Атлантике крошечном острове.

Вначале все казалось циничной игрой. Чтобы расположить к себе императора, опутанный долгами Монтолон отправил к нему в постель свою очаровательную супругу. Он не очень опасался своего соперника, который к тому времени, как ему казалось, стал импотентом не только в политике, но и в сердечных делах. Но произошло непредвиденное: Альбина влюбилась в Наполеона. И когда в 1818 году у нее родилась дочь Жозефина, многие заметили, что она очень похожа на человека, перед которым еще недавно дрожала вся Европа. По причине ухудшения здоровья или из-за какого-либо секретного поручения от императора в июле 1819 года Альбина покинула остров Святой Елены. Считается, что она просто хотела скрыть от всех свою страсть к Наполеону, поэтому бегство стало для нее единственным возможным решением.

Жозефина умерла двух лет от роду и была похоронена в Брюсселе, куда уехала Альбина. В семейных архивах де Канде-Монтолон нашел и признание своего предка в том, что он добавлял в вино, которое подавали императору, чуть-чуть мышьяка.

В одном из писем к супруге от 26 сентября 1819 года Монтолон писал:

«Я решил разорвать свои цепи. Единственное мое желание, предмет всех моих мыслей – это приехать к тебе».

Более тревожным кажется содержание письма, которое генерал написал 12 октября того же года. В нем он не сознается прямо в своем преступлении, но намекает на него:

«Ты должна быть уверена в моей любви к тебе и обязана понять, что каждый день, проведенный здесь, только усиливает мои страдания. Не сомневайся, все скоро закончится».

У Франсуа де Канде-Монтолона читаем:

«Наполеон умер от отравления? Много лет по этому вопросу шла яростная полемика, которая разделила людей на сторонников и противников криминальной версии. Последние научные анализы и досье, составленное Международным Наполеоновским обществом, сегодня не оставляют никаких сомнений. Если допустить, что Наполеон был отравлен и это повлекло за собой его преждевременную смерть, то кто в этом виновен? Этот человек должен был принадлежать к ближайшему окружению, до последнего остававшемуся с императором, он должен был иметь для этого необходимые средства, а главное, он должен был иметь на это побудительную причину. Согласно гипотезе, выдвинутой профессором Форсхувудом в начале 60-х годов, генерал и граф де Монтолон, живший с Наполеоном в Лонгвуде, является идеальным виновником, ибо он один объединяет в себе все вышеназванные условия».

Далее этот автор констатирует:

«Я знаю о многочисленных работах доктора Вейдера на эту тему, но я не решался вступить с ним в контакт, будучи потомком предполагаемого убийцы императора, ибо мне казалось логичным, что мое имя может вызвать у него антипатию. <…>

Против всякого ожидания, мои опасения оказались напрасными. Детектив Вейдер встретил меня крайне вежливо и даже тепло. Мы обменялись соображениями».

После этого Франсуа де Канде-Монтолон утверждает, что генерал де Монтолон не думал убивать Наполеона. С помощью мышьяка он якобы лишь хотел создать видимость болезни, что, на его взгляд, помогло бы бывшему императору получить послабление и покинуть место ссылки. А вместе с ним уехал бы и он. Однако Монтолон не мог знать, что лекарства, которые предписывались Наполеону его врачами, вступали с мышьяком в губительную для организма императора реакцию, которая в конечном итоге и привела к его смерти. Наполеон умер 5 мая 1821 года, и Монтолон оказался тем, кто закрыл ему глаза.

В продолжение своего «расследования» Франсуа де Канде-Монтолон даже потребовал эксгумации тела маленькой Жозефины с целью проведения сравнительного анализа ДНК и подтверждения отцовства Наполеона.

Короче говоря, очень интересная получилась книга, но вопрос, разгадана ли тайна смерти Наполеона, все равно остался.

* * *

После смерти Наполеона Монтолон действительно вернулся во Францию. Там он, став богатым человеком, зажил на широкую ногу, поддерживая связи с бонапартистами. К 1829 году он промотал все свое состояние и полностью разорился. Потом он то служил в армии, то увольнялся со службы. Граф д'Артуа, ставший в 1824 году королем Карлом Х, никак не отблагодарил Монтолона, по крайней мере, публично. Правители вообще редко вознаграждают тех, кто делает для них черновую работу.

В 1840 году Монтолон принял участие в авантюрном предприятии Шарля Луи Бонапарта (будущего Наполеона III), отправившегося из Лондона с группой своих приверженцев для захвата власти. 6 августа они высадились во Франции и даже попытались поднять восстание в 26-м пехотном полку. Однако бунт не удался, и все его участники, в том числе и Монтолон, были арестованы. И граф все еще находился в тюрьме, когда в Париж торжественно перевезли с острова Святой Елены прах Наполеона и перезахоронили его в Доме инвалидов. При этом, кстати сказать, гроб открыли, и выяснилось, что хотя труп и не подвергался бальзамированию, он удивительно хорошо сохранился за истекшие 19 лет, что происходит, когда в тканях тела содержатся большие дозы мышьяка.

Монтолон пробыл в тюрьме до 1846 года. Потом его помиловали, и он даже стал депутатом Законодательного собрания и состоял в списках резерва генерального штаба. Умер он в 1853 году в Париже. Его жена Альбина умерла на пять лет раньше него.

Как бы то ни было, из всего написанного Франсуа де Канде-Монтолоном бесспорным на данный момент может выглядеть лишь следующее утверждение:

«Нам еще предстоит много всего открыть относительно Шарля и Альбины де Монтолон».

Москва, январь 2020 года