Стоит еще раз повторить вывод предыдущей главы, так как он дает нам основу для понимания себя во вселенной: самость нашего самоотнесения обусловлена сложной иерархией, но наше сознание — это сознание Бытия, которое лежит за пределами субъект-объектного деления. Во вселенной нет никакого другого источника сознания. Самость самоотнесения и сознание изначального сознания вместе создают то, что мы называем самосознанием.

В некотором смысле мы заново открываем древнюю истину. Действительно чудесно, что человечество всегда потенциально знало о происхождении самосознания из сложной иерархии. Это знание, присущее многим культурам, проявлялось в разных местах и в разные периоды времени в архетипическом изображении змеи, кусающей собственный хвост (рис. 34).

Рис. 34. Уроборос (Из книги Эрика фон Нойманна «Происхождение и история сознания», Изд-во Принстонского университета, 1982)

Именно видимость мира проявления ведет нас к опыту самости или субъекта, отдельного от объектов видимости. То есть субъект и объект одновременно проявляются в первоначальном коллапсе квантового состояния ума-мозга. Как интуитивно догадывался романтический поэт Джон Ките: «Если хочешь, смотри на мир, как на место для создания душ».

Без имманентного мира проявления не было бы никакой души, никакой самости, которая переживает себя отдельной от воспринимаемых ей объектов.

Ради удобства можно ввести новый термин для описания этой ситуации. До коллапса субъект не дифференцирован от архетипов объектов опыта — физического или ментального. Коллапс вызывает субъект-объектное деление, и это ведет к первичному осознанию ситуации «Я есть», которое мы будем называть квантовой самостью. (Разумеется, мы могли бы также сказать, что осознание квантовой самости вызывает коллапс. Помните о круговом характере, присущем самоотнесению.) Сознание отождествляется с возникающим самоотнесением своей квантовой самости, в которой все еще сохраняется единство субъекта. Следующий вопрос в том, как возникает наша так называемая отдельная самость — наша уникальная точка отсчета для всего опыта, индивидуальное эго?

«Мы не можем уклоняться от того факта, что мир, который мы знаем, создается для того, чтобы (и, значит, так, чтобы быть способным) видеть себя, — говорит математик Дж. Спенсер Браун. — Но для того чтобы это делать, он, очевидно, сперва должен разделяться на как минимум одно состояние, которое видит, и как минимум одно другое состояние, которое видится». Механизмами этого субъект-объектного деления служат вдвойне завораживающие иллюзии сложной иерархии и тождественности самости средоточию нашего прошлого опыта, которое мы называем эго. Как возникает эта эго-тождественность?

Я уже говорил, что ум-мозг представляет собой сдвоенные квантовую систему и измерительный прибор. Как таковой он уникален: это место, где происходит самоотнесение всей вселенной. Вселенная осознает себя через нас. В нас вселенная делится надвое — на субъекта и объект. В результате наблюдения умом-мозгом сознание коллапсирует квантовую волновую функцию и завершает цепь фон Нойманна. Мы разрешаем проблему цепи фон Нойманна, признавая, что сознание коллапсирует волновую функцию, действуя самосоотносительно, а не дуалистически. Чем самосоотносительная (самореферентная) система отличается от простого сочетания квантового объекта и измерительного прибора? Ответ на этот вопрос имеет решающее значение.

Измерительный прибор мозга, подобно всем другим измерительным приборам, регистрирует в памяти каждый коллапс — то есть любой опыт, возникающий у нас в ответ на определенный стимул. Однако вдобавок к этому, если тот же самый или сходный стимул предъявляется снова, классический регистрирующий аппарат мозга заново проигрывает прошлую память; это вторичное проигрывание становится вторичным стимулом для квантовой системы, которая затем на него реагирует. Классическая система измеряет новую реакцию, и так далее. Это повторное взаимодействие измерения ведет к фундаментальному изменению в квантовой системе ума-мозга: она перестает быть восстанавливающейся.

Каждая ранее переживавшаяся, заученная реакция повышает вероятность повторения этой же реакции. Это приводит к следующему: поведение квантовой системы ума-мозга по отношению к новому, не заученному стимулу подобно поведению любой другой квантовой системы. Однако когда стимул становится заученным, повышается вероятность того, что после завершения измерения квантово-механическое состояние двойной системы будет соответствовать состоянию прежней памяти. Иными словами, обучение (или прошлый опыт) настраивает ум-мозг.

Это объяснение, конечно, представляет собой теоретический анализ в рамках существующей модели ума-мозга, основанной на идее простого поведенческого обусловливания. До того как реакция на тот или иной стимул становится обусловленной, до того как мы переживаем его в тысячный раз, пул вероятности, из которого сознание выбирает нашу реакцию, включает в себя ментальные состояния, общие для всех людей во все времена и во всех местах. По мере научения обусловленные реакции постепенно начинают приобретать больший вес по сравнению с другими. Это процесс развития заученного, обусловленного поведения индивидуального ума.

Как только задача выучена, в любой ситуации, включающей ее в себя, вероятность того, что соответствующая память будет включать обусловленную реакцию, приближается к 100%. В этом предельном случае поведение сдвоенных квантовой системы и измерительного прибора становится практически классическим. Тут мы видим аналог принципа соответствия Бора применительно к уму-мозгу. В предельном случае нового опыта реакция ума-мозга носит творческий характер. По мере обучения вероятность обусловленной реакции все больше увеличивается, пока — в предельном случае бесконечно повторяющегося опыта — реакция не становится полностью условной, как утверждает бихевиоризм. Это важно, поскольку классическое обусловливание, постулируемое бихевиоризмом, становится частным случаем более общей квантовой системы.

Многие заученные программы накапливаются уже на довольно ранних стадиях индивидуального физического развития и определяют поведение ума-мозга — несмотря на то что необусловленные квантовые реакции остаются доступными для нового творческого опыта (особенно в ответ на неизвестные стимулы). Но когда творческий потенциал квантового компонента не используется, сложная иерархия взаимодействующих компонентов ума-мозга по существу становится простой иерархией заученных, классических программ: ментальные программы реагируют друг на друга в четко определенной иерархии. На этой стадии творческая неопределенность в отношении того, «кто выбирает» сознательный опыт, исчезает; мы начинаем допускать существование отдельной индивидуальной самости (эго), осуществляющей выбор и обладающей свободной волей.

Чтобы лучше понять эту идею, предположим, что в ум-мозг приходит заученный стимул. В ответ квантовая система и ее измерительный прибор становятся когерентной суперпозицией, но со значительным перевесом в пользу заученной реакции. Память классического компьютера также реагирует заученными программами, ассоциирующимися с данным стимулом. После события коллапса, связанного с первичным опытом, происходит ряд вторичных процессов коллапса. В ответ на классические заученные программы квантовая система развивается в сравнительно однозначные состояния, и каждое из них усиливается и коллапсирует. Этот ряд процессов приводит к вторичным переживаниям, обладающим отчетливым качеством, например к привычной двигательной активности, мыслям (типа «я это сделал») и т.д. Заученные программы, способствующие вторичным событиям, по-прежнему составляют часть сложной иерархии, но следуя им, мы находим в их причинной цепи разрыв, который соответствует роли квантовой системы и ее коллапса нелокальным сознанием. Однако эта разрывность затеняется и интерпретируется как акт свободной воли (псевдо-) самости; потом за этим следует (ложное) отождествление нелокального субъекта с ограниченной индивидуальной самостью, связанной с заученными программами. Это то, что мы называем эго. Ясно, что эго — это наша классическая самость.

Конечно, наше сознание в конечном счете едино и находится на трансцендентном уровне, который мы теперь распознаем как ненарушенный уровень. Однако внутри физического пространства-времени (с точки зрения классических программ нашего ума-мозга) мы становимся одержимыми индивидуальной самотождественностью: эго. Изнутри, будучи мало способными открывать сложноиерархическую природу нашей системы, мы претендуем на свободную волю, чтобы скрывать свою искусственную ограниченность. Ограниченность возникает от принятия точки зрения заученных программ, причинно воздействующих друг на друга. В неведении мы отождествляемся с ограниченной версией космического субъекта: мы заключаем: я есть это тело-ум.

Как реальный субъект опыта (нелокальное сознание) я действую извне системы — превосходя мой ум-мозг, который локализован в пространстве-времени — из-за завесы сложной иерархии систем моего ума-мозга. Моя отдельность — мое эго — возникает только в качестве мнимого представителя свободной воли этого космического «Я», затеняющего отсутствие непрерывности в пространстве-времени, которое представляет коллапс состояния квантового ума-мозга. В связи с вопросом об отдельности человека актуальна цитата из одного стихотворения Уоллеса Стивенса:

Вещи, как они есть (как то чистое, неразделенное космическое сознание) проявляются как отдельное, индивидуализированное эго; они изменяются блюзовой гитарой простой иерархии заученных программ индивидуального ума-мозга.

Однако отдельная самость — это лишь вторичная личина сознания, поскольку нелокальная, творческая потенция сознания и переменчивость квантового ума никогда не исчезают полностью. Они продолжают присутствовать в первичной квантовой модальности самости.

Психолог Фред Эттнив определяет эго следующим образом: «...сохраняемая информация о прошлых состояниях сознания может возвращаться в сознание. Таким образом, для сознания становится возможным видеть свое собственное отражение — хотя всегда (слегка нарушая метафору) с задержкой во времени. Я полагаю, что эго следует определять именно таким образом».

Отметьте, в особенности, задержку во времени, о которой упоминает Эттнив: это время реакции между коллапсом пространственно-временного события (началом квантовой моды) и выражаемой словами вторичной классической модой, или основанным на интроспекции опытом эго. В поддержку этого представления о времени интроспекции имеются впечатляющие свидетельства.

Нейрофизиолог Бенджамен Либет, нейрохирург Бертрам Файнстейн и их сотрудники открыли интригующий феномен времени интроспекции у пациентов, подвергавшихся операциям на мозге в клинике Маунт Сион в Сан-Франциско. (При операциях на мозге пациенты могут оставаться бодрствующими, поскольку в таких случаях не бывает никакой боли.) Либет и Файнстейн измеряли время, требующееся для того, чтобы осязательный стимул, передающийся по нервам в виде импульсной электрической активности, достиг мозга. Оно составляло примерно 0,01 с. Однако Либет и Файстейн обнаружили, что пациент устно сообщал об осознании стимула лишь спустя почти полсекунды. По контрасту с этим для поведенческой реакции таких испытуемых (нажатия на кнопку или произнесения слова «готов») требовалось только 0,1-0,2 с.

Эксперименты Либета свидетельствуют в пользу той идеи, что нормальное классическое эго-самость возникает из процессов вторичного осознания сознательного опыта. Почти полсекунды между поведенческой реакцией и устным сообщением — это время, требуемое для переработки вторичного осознания; это (субъективное) время реакции, необходимое для интроспекции типа «я есть это». Наша поглощенность вторичными процессами (на которые указывает задержка во времени) затрудняет осознание нашей квантовой самости и переживание чистых ментальных состояний, доступных на квантовом уровне нашего функционирования. Многие медитативные практики призваны устранять задержку во времени и непосредственно связывать нас с этими чистыми ментальными состояниями в их таковости (на санскрите — татхата). Имеющиеся (хотя и предварительные) данные показывают, что медитация уменьшает задержку во времени между первичными и вторичными процессами.

Кроме того, есть косвенные свидетельства того, что уменьшение временной задержки сопровождается возвышенными переживаниями. Джордж Леонард сообщал о возвышенных переживаниях спортсменов. Например, в бейсболе, когда игроку в дальней части поля удается поймать особенно трудный мяч, его возбуждение может быть не результатом успеха (как обычно считают), а следствием уменьшенного времени реакции (облегчающего для него поимку мяча), которое позволяет ему мельком увидеть свою квантовую самость. Выдающийся успех в поимке мяча и возбуждение возникают одновременно — по существу, каждое из них вызывает другое. Данные Маслоу о пиковых переживаниях — непосредственном трансцендентальном опыте самости как укорененной в единстве и гармонии космического Бытия (например, о творческом опыте «эврика») — тоже можно объяснить с точки зрения уменьшенного времени реакции и квантовой самости переживающего.

Временная задержка вторичной интроспекции создает возможность ощущения непрерывности опыта сознания нашего эго. Наш так называемый поток сознания — это результат бездумной интроспективной болтовни. (Какой ценой нам достается накопление опыта!) Сознание делится на субъект и объект путем коллапса квантово-волновой функции ума-мозга. Коллапс представляет собой событие разрывности в пространстве и времени, но мы однобоко переживаем субъект-объектное деление в непрерывной, классической модальности эго. Мы почти не осознаем доступной в квантовой моде непосредственности опыта, которую Т. С. Элиот в одном из своих стихотворений назвал «точкой недвижимости»:

Теперь объясняется майя. Майя — это не имманентный мир, и даже не эго. Действительная майя — это отдельность. Чувствовать и думать, что мы действительно отдельны от целого, — это иллюзия. Мы достигли конечной цели квантового функционализма — объяснения нашей отдельной самости. С классическими заученными программами, образующими кажущуюся простую иерархию, сознание обретает эго (самоопределение «я есть это»), которое отождествляется с заученными программами и индивидуальным опытом отдельного ума-мозга. Такая отдельная самость, как и подозревал Сперри, имеет аспекты эмерджентного феномена. Она возникает из интроспективного взаимодействия наших заученных программ, происходящих от нашего опыта в мире, но тут есть одна особенность. Отдельная самость не имеет никакой свободной воли помимо свободной воли квантовой самости и, в конечном счете, единого сознания.

Я надеюсь, что теперь вы понимаете суть квантового функционализма. В то время как общепринятые теории ума-мозга избегают понятия сознания как помехи, квантовый функционализм начинает с сознания; в то же время он восстанавливает в правах поведенческое описание действий ума-мозга в качестве граничного случая и даже соглашается с материалистами в том, что свободная воля эго — это обман. Однако новая теория гораздо более универсальна в качестве вспомогательного средства для понимания ума-мозга, поскольку она признает и квантовую модальность самости.

Психологи-материалисты верят только в эго — если хотя бы в него. Многие из них сказали бы, что никакой квантовой самости нет. Однако представьте себе, что, если бы было снадобье, способное отделять квантовую самость. Какой была бы жизнь? Этот вопрос обыгрывается в следующей притче.

Однажды была женщина, которая верила в классическую механику и классическую логику. Ей становилось не по себе от всех разговоров об идеалистической философии, мистицизме и тому подобных вещах, которые вели многие из ее друзей, а порой — даже ее муж.

В своих отношениях с людьми она не могла понять, чего они хотят. Она всегда хорошо относилась к своим родителям, но они хотели, чтобы она проявляла участие. Она не знала, что они имеют в виду. Ей нравился секс с мужем, но он слишком много говорил о любви и доверии. Это были просто слова. Какая польза от таких слов? Порой, лежа без сна после секса с мужчиной, который был ее мужем, она чувствовала, что ее наполняют чувства эмоциональной нежности. Она воображала, что они относятся к тому же сорту, как и те, что порой заставляли ее родителей молча смотреть на нее со слезами на глазах. И она ненавидела эту сентиментальность.

Она не могла понять, почему некоторые из ее друзей ищут в своей жизни смысл. Некоторые из них постоянно говорили о любви и об эстетике. Ей приходилось сдерживать смех, чтобы не обидеть их, но она знала, что они наивны. Она считала, что не существует никакой любви помимо секса. Однако иногда, когда она неосознанно смотрела на океан, ее охватывало чувство единства с ширью океана. Тогда она теряла несколько мгновений своего существования и погружалась в любовь. Она боялась таких мгновений и ненавидела их.

Несколько раз она пыталась рассказать о своем беспокойстве, но те, кому она доверялась, успокаивающе говорили об ее внутренней квантовой самости, за пределами ее обычного эго. Она бы никогда не поверила во что-то столь неуловимое. Даже если бы у нее была какая-то внутренняя самость, она в ней совсем не нуждалась. Затем, однажды, она услышала об открытии снадобья, способного отделять человека от квантовой самости. Она нашла человека, который открыл снадобье.

«Позволит ли мне ваше средство наслаждаться сексом без сентиментальных чувств относительно любви?»

«Да», — сказал человек, у которого было снадобье.

«Я не могу выносить ненадежность доверия людям. Я бы, скорее, рассчитывала на взаимные уступки и на подтверждение слов делами. Позволит ли мне ваше средство жить своей жизнью, не будучи вынужденной доверять людям?»

«Да», — ответил изобретатель снадобья.

«Если я приму ваше средство, смогу ли я расслабляться в красоте океана без необходимости справляться с чувствами так называемой вселенской любви?»

«Всегда», — ответил ее собеседник.

«Тогда ваше средство — для меня», — сказала она, жадно выпивая снадобье.

Шло время. Ее муж начинал чувствовать в ней перемену. Она вела себя примерно так же, но, по его словам, он больше не мог ощущать ее флюиды. Затем, однажды, она рассказала ему, что приняла средство, чтобы отключить свою квантовую самость. Он немедленно нашел человека, который дал его жене снадобье. Он хотел, чтобы его жена вновь обрела свою квантовую творческую способность.

Человек, давший его жене снадобье, некоторое время слушал его, а потом сказал: «Позвольте мне рассказать вам одну историю. Однажды был человек, который ощущал невыносимую боль в ноге. Врачи не могли найти лекарства и в конце концов решились на ампутацию. Проснувшись после долгих часов, проведенных под наркозом, пациент увидел врача, который вопросительно смотрел на него. Все еще чувствуя себя не слишком хорошо, он спросил врача: "Ну и как?"

"У меня есть для вас кое-какие хорошие и кое-какие плохие новости. Начнем с плохих. Мы отрезали не ту ногу". Пациент непонимающе смотрел на него, но врач поспешил его утешить. "А теперь — хорошие новости, Оказалось, что ваша больная нога не столь уж плоха. Ее не нужно ампутировать. Вы сможете ей пользоваться"».

Муж выглядел озадаченным. Человек, давший его жене снадобье, продолжал: «Вашей жене не нравилась творческая неопределенность жизни, которая приходит с квантовой самостью, и потому она от нее освободилась. Она предпочла как бы ходить на одной ноге. Это для вас — плохая новость. Но теперь — хорошая новость. У меня действительно есть средство для таких мужей, как вы. Я могу приучить ее к душевному поведению, которого вы от нее хотите. После моего обучения она будет давать вам и чай, и симпатию».

Муж был обрадован. И так и было сделано. Его жена снова казалась прежней. Временами она шептала нежные слова любви, как делала до того, как приняла снадобье. Но ее «душевный» муж по-прежнему не мог ощущать ее флюиды.

Он снова пошел к человеку, который дал его жене снадобье и научил ее любящему поведению. «Одно только поведение не приносит мне действительного удовлетворения. Я хочу кое-чего невыразимого — я хочу чувствовать ее флюиды», — пожаловался муж.

Человек сказал: «Есть только одна возможность. Я могу дать вам снадобье, а потом обучить вас, как обучал вашу жену».

Поскольку никакой другой альтернативы не было, муж согласился. И с тех пор эта пара жила счастливо. Никто в их городе никогда не видел более любящей пары. Их даже избрали пожизненными членами местного отделения Уолден II — подобная честь была оказана впервые.

Не беспокойтесь, такое снадобье никогда не будет найдено. В то же время постоянное и не обязательное поведенческое, культурное, политическое и социальное обусловливание действительно функционирует как химическое снадобье в притче, сдерживая потенциал, который предлагает нам квантовая самость. Поэтому следующий вопрос состоит в том, как мы можем принимать на себя ответственность за возникающее знание того, что мы — нечто большее, чем признает материализм? Куда мы пойдем дальше? Это — тема части 4.