Глава 2. Все — не то, чем кажется
«Сестренка, ты здесь!..» — мысленно воскликнул Рик, облегченно выдыхая. Как гора с плеч! Теперь хоть заклинания доступны, Рут поможет их применить! Самое время остановить этот бред.
«Отлично, буди остальных, защитное поле и усиление удара!» — скомандовал он и рванулся вперед, толкая локтями зевак. Те недовольно оглядывались и ворчали в след. Рик выскочил прямо перед ближайшим стражником, выхватил у того левой рукой меч из ножен и отскочил, вставая в позицию.
Толпа изумленно ахнула, но больше всего обалдел сам стражник. Он вытаращил глаза на опасного сумасшедшего и едва успел отпрыгнуть в сторону от разящего удара.
А Рик все еще не чувствовал магической силы, ни своей, ни Рут, ни кого-то еще.
«Усиление, мать вашу! Я почему-то не могу это сделать сам!!!» — мысленно прокричал он, чувствуя, как раскаляется рукоять меча. Зачарованный предмет? Почему он сразу не понял этого?.. Другие стражи уже мчались к месту стычки, огибая каменную ограду вокруг эшафота. Обрывок хитона упал Рику под ноги, обнажая в правой руке диковинный клинок.
«Где моя защита, Рут???» — уже гневно воскликнул он.
«Не ори, я стараюсь!» — ответил голос.
Кожа на ладони спекалась и покрывалась волдырями, меч обжигал все сильней. Рик со всей силы швырнул его в противника. Меч пролетел по плавной дуге — и беспомощно брякнулся на мостовую, не долетев пару шагов...
Другие стражники были уже совсем близко, но как ни пытался Рик произнести заклинание, оно не подчинялось ему. Он призывал другие голоса, но слышал только торопливый шепот Рут:
«Алрик, да ты пустой! В тебе нет магических сил вообще!»
Судорожно пытаясь сообразить, что делать, Рик заметил, как у ближайшего стражника засветился клинок. Стражник вдруг растворился, исчез из поля зрения — и тут же мгновенно возник совсем близко слева, с уже занесенным кулаком в грубой кожаной перчатке. Удар — и Рик полетел на мостовую, прямо под ноги подоспевших палачей...
***
Глаза долго не хотели открываться.
Болело, казалось, абсолютно все, даже волосы. Пошевелившись, он понял, что его руки и ноги связаны. Наконец Рику удалось как-то разлепить заплывшие веки. Пахло влажной почвой, кровью и мочой. Закусив губу, он приподнялся и сел, чтобы осмотреться как следует.
Да, это была обычная яма. Очень глубокая, накрытая сверху железной решеткой, через которую виднелось черное небо с яркими звездами. Кроме Рика в яме находились еще четверо. Трое спали, скрючившись для тепла. А один сидел, прислонившись спиной к стене, и глядел то ли на звезды, размышляя о вечности, то ли на решетку, мечтая о побеге.
«Ты очнулся?» — спросила Рут в его голове.
«Кажется, да. Что это было вообще?!» — гневно нахмурил брови Рик.
«Это был полный провал, братец».
«А хушин, вот это откровение! А то я не понял!» — скрипнул он зубами.
«Ну извини!» — протянула Рут.
«Извини?!.»
«Я бы, конечно, могла и сама создать что-нибудь...»
«Вот именно!..»
«...если бы в тебе была хоть капля магии. Хоть какой-нибудь. ».
У Рика даже рот открылся.
«Что?.. Так значит, я действительно абсолютно пуст?..»
«А ты что, сам не чувствуешь?» — разозлилась Рут.
«Откуда мне знать, что могут и чего не могут чувствовать души после переселения в другое тело! Со мной, знаешь ли, такое впервые! И как это — нет магических сил, куда же они делись? Ты — есть, а магии — нет? Этого не может быть!»
«Меня-то зачем спрашиваешь? Я как бы тоже в такой ситуации в первый раз!» — обиженно проговорила Рут.
Рик тяжело вздохнул. Общаясь с сестрой, он всегда представлял ее такой, как увидел за день до обряда: резкая, стремительна, уже не ребенок, но еще и не женщина, в расшитом охотничьем костюме. Рут примчалась к нему верхом на Мирном, раскрасневшаяся, с растрепанными темно-рыжими косами. Он был так рад обнять ее! А она надерзила ему и убежала, даже не дав толком поговорить. И только потом Рик понял, что она просто боялась сказать что-то лишнее и выдать раньше времени свой замысел.
Рик всегда любил ее, но по-настоящему близки они стали только после первой битвы, пережитой вместе...
Потом он взглянул повнимательней на бодрствующего собрата по несчастью. Обвыкшиеся в сумерках глаза теперь довольно отчетливо различали его крепкую фигуру и светлые волосы ниже бритого подбородка.
— Эй, — негромко позвал его Рик. — Я тут все интересное проспал. Не подскажешь, что за вечеринка в этом трактире, и где здесь выход?..
Узник вздрогнул, обернулся.
— Ба, да ты, никак, жив?
Голос был звонкий, молодой.
— Ну... вообще все относительно, — двусмысленно заметил Рик.
— А я уж думал, не завонял бы к утру.
— Что-то мне кажется, ты бы здесь вряд ли разобрал, — пробормотал Рик.
— Тоже верно, — со вздохом согласился собеседник. — А все интересное нас ждет завтра, и зря волнуешься — его ты точно не проспишь.
Рик вздохнул.
— И что, мы все умрем?..
Парень фыркнул.
— Нет, эльфиек натягивать будем.
Рик улыбнулся недоброй кривой улыбкой.
— Просто камень с души снял!
Его собеседник слабо и невесело рассмеялся.
— А ты не скучный. Я — Бруно, а тебя как звать?
— Рик, — ответил Алрик, усаживаясь поудобней.
— Чем отличился, Рик? Убил кого-нибудь?
— Пытался, — со вздохом проговорил тот, глядя на звезды.
— Жену, мамашу, заносчивого мастера?
— Стражника.
Бруно с интересом повернулся к собеседнику.
— Да ну?.. В трактире, что ли?..
— Да нет, на соборной площади, во время казни, — ответил Рик таким тоном, будто рассказывал, где взял хлеб.
Бруно раскатисто рассмеялся, на этот раз — по-настоящему.
— Ну и шутки у тебя!
— Да я вообще-то не шучу, — Рик почесал щеку об веревку, которыми были связаны руки.
Бруно перестал смеяться.
— Ты серьезно?.. Совсем умом поиздержался, что ли? Какой смысл нападать на стражника средь бела дня, в окружении других стражников? Если так неудержимо хотелось сдохнуть, можно было выбрать метод попроще и поприятнее. Завтра, когда тебя будут запекать или поджаривать, ты в этом убедишься.
Рик тем временем пытался растянуть веревку запястьями.
— Что у вас здесь за мания — убивать огнем? — с тихой яростью в голосе проговорил он.
Бруно ответил не сразу.
— Так ты... нездешний?.. — как-то вкрадчиво поинтересовался он.
— А разве по речи и сути вопроса не ясно? — огрызнулся Рик.
Бруно многозначительно присвистнул.
— Да вот я и размышляю... это насколько нужно быть нездешним, чтоб не знать, что все казни в Игнисе — это ритуал для получения кристаллов огненной магии, которые используются для зачарования предметов руной огня по всему Империуму. Таких, как, к примеру...
Веревка на запястьях Рика вдруг зашипела, на мгновенье превращаясь в раскаленный докрасна железный прут. Было так больно, что он едва удержал крик меж стиснутых зубов.
— ... путы невольника, которые ты только что активировал. Так кто ты?..
Рик оскалил зубы в улыбке, и они заблестели в свете заглянувшей в яму луны.
— Ну, сегодня меня называли Алриком Проклятым...
Бруно громко и заразительно расхохотался. Другие приговоренные, спавшие на дне ямы, недовольно заворочались, а один из них, коренастый бородач неопределенного возраста с большими, сильными руками даже поднял голову и осуждающе взглянул на смеющегося собрата по несчастью.
— От страха, что ли, двинулся? — проговорил он, переворачиваясь на другой бок. — Лучше бы поспал перед смертью как следует, чем людям добрым мешать...
— Добрые люди сейчас жаровне помолились, похлебки нажрались, и храпят на ухо своим бабам, а не в яме валяются! — прикрикнул на недовольного Бруно.
Недовольный приподнял голову.
— Жевалку прикрой, говорливый? — злобно просипел тот. — А то ведь до завтра можешь и не дожить: мне терять нечего!
— Ну давай, развлеки меня, — осклабился Бруно. — Подползай поближе, раз такой смелый!
— Не советую, — не поднимая головы, подал голос другой «спящий», похожий на обычную трактирную пьянь. — Этот говорливый — Малыш Бруно, он тебе в два счета зубами глотку вскроет — и не подавится...
Парень еще шире улыбнулся.
— Что же ты, шкура, мне все веселье портишь!..
Недовольный выругался себе под нос, с тяжелым вздохом улегся поудобнее, всем видом показывая, что никуда подползать он не станет.
— Малыш Бруно? — переспросил Рик, хмыкнув. — Миленько.
Парень зыркнул на него исподлобья.
— Тем, кому я вспарывал кошельки и животы, так не казалось.
— Разбойничал?
— Вольничал, — поправил его Бруно. — У нас это так называется.
— А почему Малыш?..
— Издержки раннего погружения в профессию, — ответил тот. — Я в вольницу пришел десяти лет от роду. Вот меня в шайке и прозвали «Малышом».
— Зачем шайке было к себе ребенка брать? — удивился Рик.
— Не поверишь — меня один из них так и спросил... — мечтательно проговорил Бруно, устремив взгляд на луну: большую, желтую, как кругляк вкусного сыра. — Он был здоровый, как медведь, и неповоротливый, как перекормленный боров. Я вогнал ему один нож по самую рукоять в пузо, а другой чуть наживил прямо над сердцем, и предложил повторить еще раз...
— И главарь тебя принял после этого?
— Нет, главарь сказал, что дает мне половину часа, чтобы я достал лечилку. Мол, достанешь — возьму, нет — своими руками зарежу.
— И ты принес, как я понимаю.
Бруно хмыкнул.
— Я сначала посидел рядом с боровом, злорадно наблюдая, как он истекает кровью, и как на меня косятся его собратья, мечтая вскрыть от гортани до члена, но не смеют ослушаться приказа. И только потом отдал атаману лечилку, которую до тех пор грел в кармане. Я же был мелким, без подстраховки в серьезные дела не лез...
— А я здесь из-за своей бабы, — подал вдруг голос недовольный. Он перевернулся на спину, поудобнее вытянул ноги. — Тут, это, ушел торговать с утра... А тут ко мне мужик какой-то подходит, и это, спрашивает, почем товар. Ну, я это, я говорю, а он такой говорит: «Все беру!» И отвалил мне, не торгуясь... Я, дурень, обрадовался. Зашел, значит, бусы на радостях дуре купил. Стеклянные, красные. Думал, это, порадую. Ага, порадовал... К дому прихожу — слышу, орет моя! Я топор схватил, двери нараспашку — а она простоволосая, как шлюха, прям на полу на четвереньках. Ну, юбки на голове, а ей в зад, это самое... Брат мой тычет. Ну я сгоряча топором-то махнул — и убил обоих... А сейчас глаза закрываю — и все слышу, как она орет... Ну, не тогда, когда я ее рубанул, а когда брат ее того самого. Подо мной, стерва, никогда так не орала. Обидно как-то...
— А я — из-за коня... — проговорил тот, что предупреждал насчет Бруно.
— Какого еще коня?.. — удивился Рик.
— Которого я продать пытался, — со вздохом ответил бедняга. — Ну, жрецы же скупают рыжих лошадей на еженедельную жертву. А у меня тут жеребец захромал. На мясо продать — дешево, вот я и подумал — жрецам его...
— И что не так?.. — спросил Бруно.
— Да, понимаешь, конь-то у меня того... гнедой... Так я его краской рыжей покрасил...
Бруно загоготал в голос, и к нему присоединился рогоносец. Плечи Рика вздрогнули.
— Че вы ржете? — обиделся незадачливый мошенник, вызвав только новую волну смеха.
— Дальше-то что было? — не в силах сдержать улыбки, спросил Рик.
— Я знаю, что было! — воскликнул Бруно. — Жрец окатил конягу водой, потому что таких умных, как этот придурок, пол-базара!
— Неправда, раньше никогда не мыли!.. — крикнул тот в свою защиту — и осекся.
— А, так это не первый хромоногий жеребец в твоем хозяйстве? — веселился Бруно.
— Но за такое же все равно не казнят?.. — уже безо всякого смеха проговорил Рик. — Ну, палок всыпать, или у столба выпороть — это понятно...
— Так я, чтобы убежать, жреца от себя отпихнул... — пробормотал бедняга. — А конь, скотина глупая, возьми и долбани его копытом...
Бруно хмыкнул.
— Вот ты попал...
Рогоносец пихнул локтем третьего спавшего.
— Эй, а ты чего молчишь? Не спишь ведь?
Тот не отвечал.
Наклонившись к нему, невезучий мошенник охнул.
— Помер он, братцы...
Все сразу резко замолчали. Стало так тихо, что было слышно, как жужжат недавно проснувшиеся комары, и как урчат пустые желудки.
— Рик, а ты так и не рассказал, кто ты и откуда, — вернулся к своему вопросу Бруно.
— А я не помню, — соврал, закрыв глаза, Рик.
— Как это? — недоверчиво спросил рогоносец.
Рик пожал плечами.
— Надо мной, кажется, хотели провести какой-то ритуал, но что-то пошло не так... А когда я пришел в себя, то уже ничего не помнил.
— Ритуал? Какой, где?.. — прошептал мошенник, с любопытством подползая поближе к Рику.
— И что, совсем ничего не помнишь? — перебил мошенника рогоносец.
— Что-то рассказ твой с лживым душком, имя-то свое ты помнишь, — заметил Бруно.
— Так я его позаимствовал, — хмыкнул Рик с кривой усмешкой. — У того самого Алрика Проклятого, которым меня обозвали. Должен же я как-то зваться?
Он рассчитывал, что после этой фразы хоть кто-нибудь да объяснит ему, что же там за Алрик такой. Но тут рогоносец с мошенником заговорили наперебой, что все беды Рика наверняка из-за этого, что нельзя поминать Алрика Проклятого в полнолуние, что у кого-то там корова перестала доиться, когда хозяйка сгоряча обозвала скотину этим именем, что у одного крестьянина, для которого «ах ты Алрик Проклятый» было любимым ругательством, родился мертвый ребенок с пузырем вместо головы...
Пока наконец сверху не донесся окрик тюремщика.
— А ну умолкли все!
«Путы узника» на мгновенье вспыхнули у всех, вызвав ругань и стоны. Наконец наступила тишина. Мошенник и рогоносец отползли в сторону, и прикрыв глаза, изобразили дрему. А Бруно, дождавшись, когда тюремщик уйдет, негромко проговорил:
— На самом деле до того, как Алрика назвали Проклятым, его именовали Освободителем. В некоторых книгах его еще называют Алриком Предателем, правда описание...
— Эй, там кто-то чего-то не понял?! — снова раздался голос тюремщика, и путы на руках Бруно вспыхнули так, что в яме запахло паленым.
Но разбойник не кричал и не стонал. Так же, как Рик, он крепко стиснул зубы, и, шумно дыша, перетерпел боль.
Гордый.
«Очень интересный разбойник, ты не находишь?» — спросил Рик у притихшей Рут.
«Да, он такой хорошенький! — с придыханием ответила та. — А улыбка какая! Только подумаю, что его завтра казнят...»
«Ты бы лучше подумала, что завтра казнят меня! — рассердился Рик. — И вообще, я сейчас не про улыбку его говорю. Для юноши, с десяти лет промышляющего разбоем, у него слишком хорошо поставлена речь — и чувство собственного достоинства. А еще он, кажется, действительно что-то знает обо мне, и не из базарных баек, а из книг. Из книг, Рут! Ты много встречала разбойников, которые умели бы читать?.. »
«Ты нарочно бередишь мое воображение?» — обиженно проговорила Рут.
Рик тяжело вздохнул.
«Ты свое воображение лучше направь в полезное русло. Если совместить мою скорость и опыт, силу и ловкость разбойника и силу скорняка-женоубийцы — неужели обладая всеми этими ресурсами мы не придумаем, как не попасть на эшафот?..»
А между тем Малыш Бруно внимательно разглядывал Рика, поблескивая белками глаз в свете луны, и тот чувствовал, что молодой разбойник изучает его с неменьшим интересом, чем он сам изучает разбойника.
***
На рассвете тюремщик принялся скрежетать створками решетки, и те, кто спал, мгновенно прохватились от своей беспокойной дремы. Рик видел, как испуганно забегали глаза женоубийцы, как затряслись губы невезучего продавца лошадей. Бруно смотрел на раскрывающееся окно в смерть с каким-то ожесточенным презрением.
Почему тюремщик открывает их на рассвете? Ведь в прошлый раз казнь начинали около полудня, а ритуалы требуют четкого выполнения условий.
— Всем встать! — гаркнул тюремщик.
Приговоренные поднимались медленно, стараясь поустойчивей поставить стянутые в щиколотках ноги.
До слуха Рика донеслись обрывки разговора с поверхности. Один мужской голос недовольно ворчал, что не ожидал сегодня — правда расслышать, что именно тот не ожидал, не удалось. А второй с нагловатой уверенностью возразил, мол, а когда же еще, если вчера было полнолуние.
Рик вопросительно взглянул на Бруно. Тот неприметно покачал головой, мол, не знаю.
— Почему пятый не встает? — недовольно крикнул тюремщик.
— Господин, он умер! — проговорил дрожащим голосом конелюб с виноватой улыбкой.
— Вот народ хилый пошел, — проворчал тот в ответ, и исчез. Теперь на узников сверху смотрели двое: по всей видимости, смотритель тюрьмы, заспанный, с торчащими из-под шлема лохматыми прядями жидких бесцветных волос, и какой-то человек в черной шляпе, черном камзоле и черных кожаных перчатках с большими блестящими пряжками: если бы он не стоял, а лежал где-нибудь на дороге, Рик однозначно принял бы его за обескровленный труп. Синюшно-бледная кожа, глубоко запавшие глаза, зеленоватые тени под ними, острые скулы — при виде этого зловещего лица скорняк отшатнулся, потерял равновесие и, если бы не стена, точно упал бы. Бруно побледнел, конелюб затрясся еще сильней. Недоумение в их глазах говорило больше любых слов: они не понимали, кто перед ними, но все как один поддались пугающему впечатлению, которое производил незнакомец.
А тот оценивающе осматривал обитателей ямы, и наконец произнес:
— Вот этот хорош, — и он указал пальцем на Бруно. — И вот этот, хоть и подпорчен, тоже сгодится, — и незнакомец указал пальцем на Рика.
Все планы полетели к демонам.
— Может, возьмете еще и третьего?.. — робко предположил смотритель.
— Кого, по-вашему, я здесь еще могу взять? — возразил человек в шляпе. — Этого пропойцу? Или старика? Мне нужны молодые и свежие, сами знаете!
— Но у нас сейчас больше нет приговоренных к смертной казни...
— Найдите, — холодно ответил тот. — Мне нужен еще один.
Смотритель вздохнул.
— Ладно, пойдемте в камеры. — и, повернувшись в сторону, прикрикнул: — Вытаскивайте и грузите этих двоих!
— Эй, а куда нас?.. — спросил Рик.
Смотритель и человек в черном прошли мимо, не ответив. Вместо них ответил тюремщик.
— Рот закрой! А то палач тебе сейчас его зашьет для верности!
В яму опустили лестницу.
— Поднимайтесь по одному!
Рик поднимался первым.
Росистая трава щекотала ноги, от утренней свежести на ветру стало холодно, хотя ясное небо обещало хороший солнечный день.
Рик оглядел двор: серое здание тюрьмы, три ямы с решетками, несколько тюремщиков и стража. Чуть поодаль большой деревянный стол с кровавыми отметинами, о предназначении которого можно было без труда догадаться. И повозка в глубине двора, затянутая темно-синей тканью.
— Шевелись давай! — прикрикнул тюремщик, толкая его в спину.
Скрипнув зубами, Рик подчинился. Путы на ногах немного ослабли, давая возможность делать небольшие шажки. Шедший следом за ним Бруно быстрым шепотом предупредил:
— В повозке не дергайся, убьет!
«Это правда, — подтвердила Рут. — Она, кажется, под руной молнии.»
Когда Рика с Бруно затолкнули внутрь, оказалось, что в повозке уже сидели три молодых парня, тоже связанных. А потом с улицы донеслись крики.
— Нет! Нет, пожалуйста! Нееет!
Голос был высокий, женский.
Звук удара, вскрик — и через несколько мгновений в повозке оказалась еще девушка лет двадцати пяти, с россыпью золотистых веснушек на лице, бритой головой и с кровоточащим, еще совсем свежим клеймом посередине высокого лба. Она закатилась в беззвучном плаче, беспомощно закрыв лицо руками.
Рик протянул связанные руки и положил ей на позорно выбритую голову.
— Держись, дитя, — вырвалось у него против воли.
— Да пошел ты! — огрызнулась девушка, забиваясь в угол.
Вздохнув, Рик отвернулся от нее в сторону — и встретился с внимательным взглядом Бруно.
Лошади фыркнули, и повозка, качнувшись, медленно тронулась в неизвестном направлении.
Ехали молча, слушая цокот подков о мостовую. И каждый думал о чем-то своем.
***
Часа через три повозка остановилась, и узников стали вытаскивать по одному. Не давая осмотреться, палачи завязывали им глаза черной повязкой.
Наконец путы узника ослабли и скользнули вниз, и Рик почувствовал, как холодный клинок прижался к шее.
— Спокойно, иди вперед!
И он пошел. Сердце гулко ухало в груди. Было ясно, что если что-то делать — то прямо сейчас. Еще мгновение, и случится то, чего уже не изменить. Но что можно сделать, когда в тебе сила цыпленка, ты ничего не видишь, а к твоей шее прижимают нож?..
Еще несколько шагов — и его с силой толкнули в спину. Рик запнулся и упал на каменный пол, а прямо за его спиной с лязгом захлопнулись тяжелые двери. Чуть правее, и немного левее, и, казалось, откуда-то издалека эхо принесло такой же лязгающий звук.
Вскочив на ноги, Рик сдернул повязку с лица.
Он стоял в огромном зале с высокими колоннами, от которых исходило призрачное зеленоватое свечение.
Сначала из глубины зала, очертания которого тонули в темноте, донесся неясный шорох и приглушенное утробное завывание. Потом раздался пронзительный женский визг, и звуки убегающих шагов забились раскатистым эхом. На фоне одной из колонн Рик увидел мелькнувшую черную тень. И тут девушка опять закричала, но на этот раз вопль был громче и резче. Он неожиданно оборвался на самой высокой ноте. И пока эхо все еще кружило его под потолком, зал медленно наполнялся звуками довольного урчания и чавканья.
