18

Они прошли по обледеневшему тротуару Ист-авеню мимо мрачного вида административных зданий, направляясь к мосту Терстон-авеню. Хотя в северной части штата Нью-Йорк было не так холодно, как в Мэне за несколько дней до того, здесь все еще лежали горы снега, собранные снегоуборщиками на перекрестках и на углах парковок. Пендергаст снова надел куртку «Снежная мантра», а Колдмун – прежнюю куртку на меху, не застегнув ее. Он поправил сумку, висевшую на правом плече. Даже для такого прохладного дня в конце марта на улицах было необычно тихо – явно по причине весенних каникул. Несколько лет назад Колдмун уже бывал в этом городе пару раз, и, если не считать «Старбакса» на ближайшем углу, здесь с тех пор ничего не изменилось: город оставался все таким же серым, гнетущим, ждущим весну.

Они дошли до перекрестка и ненадолго остановились рядом с регулировщиком, который помогал разъезду машин, пока бригада рабочих устраняла прорыв водонапорной магистрали. Воспользовавшись остановкой, Колдмун вытащил из сумки побитый термос, закутанный в красно-черный плед, снял крышку, которая служила и чашкой, и налил в нее немного своего кофе. Одно из преимуществ федерального статуса состояло в том, что можно было не обращать внимания на все эти предписания Управления по транспортной безопасности, – они могли показать удостоверения в службе безопасности аэропорта, сесть на борт вместе с пилотами и экипажем и пронести на борт все, что им заблагорассудится.

Когда великолепный аромат жженого кофе разлился в воздухе, к Колдмуну повернулись оба его попутчика: Марв Соломон, агент службы безопасности из Корнеллского университета, – с удивлением и Пендергаст – с недовольным узнаванием. Колдмун проигнорировал их, спокойно прихлебывая чуть теплый кофе: он уже давно привык к такой реакции.

Но вдруг стало ясно, что они задержатся на перекрестке еще ненадолго.

– Одну минуту, пожалуйста, – сказал Пендергаст.

Он исчез в дверях «Старбакса» и вскоре появился с картонным стаканчиком с белой пластиковой крышкой, который и протянул Колдмуну.

Колдмун взял стаканчик в свободную руку, рассмотрел его, поворачивая в руке.

– Эспрессо доппио, – пояснил Пендергаст. – Две порции чистой французской обжарки, свежемолотый. Не совсем «Кафе Реджо», но более чем адекватно для цивилизованной заварки. – На слове «цивилизованной» он сделал едва заметный акцент.

Обе руки у Колдмуна оказались заняты. Он сделал еще глоток из крышки термоса.

– Попробуйте другой, – посоветовал Пендергаст дружеским тоном.

Колдмун осторожно попробовал то, что принес ему Пендергаст. Никогда прежде не пил он кофе из «Старбакса» – там все было чертовски дорого. Он быстро отхлебнул еще раз свой кофе, прополоскав рот от другого вкуса. После этого вылил эспрессо на ближайшую снежную горку, а пустой стаканчик бросил в ближайшую мусорную урну.

– Слишком цивилизованно, – заявил он.

Регулировщик дал им знак проходить, и они двинулись дальше вниз по склону. Теперь мост лежал прямо перед ними. Он не был особенно эффектным – всего лишь две зеленые стальные арки, устремленные к небу, и двухполосная дорога между ними, проходящая над ущельем Фолл-Крик и исчезающая в заснеженной перспективе. Колдмун слышал слабый журчащий звук, почти как шепот ветра.

– Вот он, – сказал Соломон из службы безопасности, махнув в сторону моста с такой гордостью, будто сам его построил.

Они снова остановились, и Колдмун посмотрел на этого человека. Ему показалось занятным, что Пендергаст обратился с просьбой предоставить им гида в службу безопасности университета, а не к местным копам. Может быть, копы произвели на него не слишком хорошее впечатление приемом, который был оказан агентам в Катадине. А может, причина была в том, что Соломон проработал в университете две дюжины лет и собственными глазами видел на мосту трех самоубийц. Так или иначе, они изъяли дело из архива местной полиции. Теперь эти документы лежали в сумке Колдмуна вместе с термосом, готовые к просмотру на обратном пути.

Он взглянул на часы. Половина первого. Если они хотят успеть на вечерний самолет, то им лучше поспешить. Хотя они сели на самый первый утренний рейс из Майами в Сиракузы, у них ушло четыре часа, чтобы добраться сюда. Кроме того, Колдмун попросил на обратном пути в аэропорт сделать небольшой крюк, чтобы уладить кое-какие личные дела, а это еще больше ограничивало их временной лимит.

– Давайте посмотрим, – сказал он.

С Соломоном во главе они пересекли улицу и прошли еще сто ярдов до пешеходной дорожки на восточной стороне моста. Ущелье Фолл-Крик резко уходило вниз под их ногами, его неровности и наслоения ощерились длинными угрожающими сосульками. Дно ущелья находилось далеко внизу, покрытое плоскими камнями, среди которых то тут, то там возвышались каменные столбы, вытесанные водой. Выше по течению водопады наполовину замерзли, но в среднем течении потоки серо-черной воды вызывающе перекатывались через пороги, превращая услышанное им ранее журчание в рев. С такого расстояния было видно, что вдоль перил моста имеется декоративное ограждение, выкрашенное той же зеленой краской, а за ним и ниже натянута крепкая проволочная сетка, затейливо закрепленная, чтобы задерживать падающие тела.

– Вот прямо здесь, – сказал Соломон, подтягивая брюки и показывая перед собой. – В ту ночь я делал обход периметра и оказался совсем рядом, когда пришел вызов. Пришел сюда через две минуты, даже раньше копов. Ничего, конечно, не трогал. Поздно уже было трогать. Я знал, что ей уже ничем не поможешь.

Пендергаст достал из кармана куртки тоненькую папку, которую прихватил из стопки папок в Итакском отделении полиции.

– Насколько я понимаю, ее обнаружили два студента. Они все еще находились здесь, когда вы пришли?

Соломон кивнул:

– Да. Оба сидели. Ошарашенные. Мне их, пожалуй, не в чем винить. – Он помолчал. – Вечер был теплый для марта. По-настоящему приятный. Новая луна уже взошла.

– У вас хорошая память, – заметил Колдмун.

– Вряд ли я когда-нибудь забуду ту ночь. То, как она умерла. – Соломон многозначительно посмотрел на них. – Этот мост довольно-таки знаменит так называемыми самоубийствами ущелья Корнелла. Прежде чем там натянули сетку, более десятка людей – и многие из них студенты – прыгнули в это ущелье. Флейли – единственная, насколько мне известно, кто повесился, а не прыгнул вниз.

– А что еще вы помните? – спросил Пендергаст.

– Она воспользовалась желтой полипропиленовой веревкой. Знаете, для оснастки яхт и всякого такого. Прочнее не бывает для тех нагрузок, на которые рассчитана. Флейли привязала один конец к перилам вон там… – Он показал. – Сетки тогда, конечно, не было. Ее натянули несколько лет спустя.

Пендергаст открыл папку и пролистал ее содержимое:

– Довольно распространенная веревка, как я вижу. Продается в большинстве штатов. – Он посмотрел на Соломона. – Она была мертва к тому времени, как вы появились?

Соломон заколебался:

– Трудно сказать.

– Что вы имеете в виду?

– Она была… ну, понимаете, я видел, что ее руки и ноги подергивались несколько секунд. В основном ноги. Не думаю, что она была жива, это просто… – Он снова замолчал ненадолго. – Те студенты, которые сообщили о происшествии, сказали, что она еще боролась, когда они пришли. Но они слишком перепугались и ничего не смогли сделать. Наверно, будь веревка подлиннее, она бы сразу сломала себе шею. – Он облизнул губы. – Несчастная женщина. Чтобы вот так уйти…

– Никто не видел, как она подходила к мосту, как прыгнула?

– Нет, сэр. Я уже говорил, ночь была темная. Тихая. В такой поздний час здесь почти никакого движения.

– А в какое время это случилось?

– В десять минут первого.

Пендергаст вернулся к папке. Колдмун не понимал, зачем Пендергаст задает эти вопросы: на большинство из них, если не на все, ответы содержались в папке. Агент словно хотел впитать в себя информацию от непосредственного свидетеля или от того места, где все случилось, будто ждал, что сам ландшафт прошепчет ему свои тайны.

– Следствием было установлено, что миз Флейли не знала никого из студентов университета или жителей Итаки, – сказал Пендергаст, не отрывая глаз от бумаг.

– Она и не знала никого. Приехала в город всего на один вечер. У нее было назначено собеседование в Корнелле.

Колдмун знал, что собеседование прошло так себе: проявили интерес, но работы не предложили. Об этом упоминал Пикетт, и в отделе кадров Корнелла подтвердили его слова. Агата Флейли, тридцати одного года ко времени самоубийства. Родители давно умерли, братьев или сестер нет, и никого из других близких. Место проживания: Майами. Место работы: консультирование амбулаторных пациентов, больница Милосердия, Майами. Заинтересована в получении работы в качестве адвоката пациентов в Корнеллском департаменте здравоохранения. Какой идиот добровольно переезжает из Майами на север штата Нью-Йорк? Колдмун вспомнил: Фелиция Монтера, первая женщина с безжалостно вырезанным сердцем, тоже работала в медицине – сестрой в больнице «Маунт-Синай». Связь?

Пока Колдмун размышлял, Пендергаст в одиночестве прошелся по мосту, засунув руки в карманы. В дальнем конце моста он внезапно остановился и огляделся вокруг. И опять Колдмуна посетила странная идея, будто его напарник ждет чего-то. Впрочем, что бы это ни было, оно ничуть не эксцентричнее неподвижного лежания на гостиничной кровати в Мэне. Эксцентричное поведение агента, «Пендергастова загадочность», о которой его предупреждал Пикетт, – ко всему этому Колдмун чувствовал себя невосприимчивым.

Соломон из службы безопасности говорил о чем-то. Колдмун настроился на его волну, понял, что речь идет о снеге и прогнозе погоды, и перестал его слушать. Пендергаст уже возвращался. Прежде чем подойти к ним, он снова повернулся лицом к мосту. На долю секунды он словно замер, и Колдмун явственно услышал, как агент резко втянул в себя воздух. Но когда он отвернулся от моста, его лицо было, как всегда, непроницаемым, и то мгновение – каким бы оно ни было – прошло.

Пендергаст кивнул их проводнику.

– Спасибо, мистер Соломон, – сказал он, запихивая папку назад в карман куртки. – Думаю, мы больше не будем отнимать у вас время.

По пути в аэропорт Сиракуз Колдмун сделал крюк по личным причинам (о чем он и просил Пендергаста). Пунктом его назначения была федеральная тюрьма в Джеймсвилле, штат Нью-Йорк. Он свел визит к минимуму – до получаса, а отклонение от маршрута задержало их не более чем на час. У них еще оставался запас времени до рейса на Майами. После неудобного и шумного утреннего перелета Пендергаст настоял на том, что купит за свой счет билеты первого класса для них обоих. Колдмун слишком устал, чтобы возражать.

Колдмун никогда не летал первым классом, кроме одного раза в роли воздушного маршала, и после недолгого периода неловкости стал наслаждаться и местом для ног, и внимательным обслуживанием, и бесплатным обедом. В особенности понравилась ему стюардесса: она дважды подавала ему виски «Дьюарс» со льдом и не просила за это ничего, кроме спасибо.

Он скосил глаза на напарника, который вяло листал очередную папку. Пендергаст не произнес почти ни одного слова на обратном пути, разве что ответил на неприятный звонок Сандовала, сообщившего им, что в Майами слишком много кладбищ, чтобы установить за ними эффективное наблюдение. Однако агент оставался безупречно вежливым. Пригубливая виски, Колдмун почувствовал, как на него сошел дух человеколюбия. Пендергаст не выразил ни малейшего неудовольствия по поводу его непонятной остановки в тюрьме, даже не спросил ни о чем. Он постарался сделать дружеский жест и принес Колдмуну эспрессо. Задним числом тот понимал, что поступил по-свински, вылив кофе в сугроб.

– Вы даже не спросили, зачем мне понадобилось в Джеймсвилл, – заговорил Колдмун.

Пендергаст посмотрел на него:

– Свидание с супругой?

– Нет. Это связано с тем, почему я стал агентом ФБР.

Пендергаст закрыл папку.

– Я вырос в резервации в Южной Дакоте. Когда мне было одиннадцать, моего отца убили в пьяной драке. Мы с матерью практически не сомневались в том, кто это сделал. Однако у убийцы были хорошие связи в племенной полиции. Расследование не проводилось. Нам не к кому было обратиться – ни местная полиция, ни полиция штата не имеют юрисдикции в резервации. Федералы имеют, но они не желали ввязываться. Для них все это было не больше чем драка двух пьяных индейцев. Так что дело положили на полку. Я на время забыл обо всем, поступил в колледж, учился кое-как, а потом со мной вдруг что-то случилось. Я работал до изнеможения, чтобы закончить лучшим на курсе и заслужить место в Куантико. После выпуска из академии я приложил усилия, чтобы попасть в офис ФБР в Абердине. Я расследовал убийство отца и нашел все необходимые улики, чтобы приговорить убийцу. Это стало моим первым делом.

Наступила короткая пауза. Колдмун пригубил «Дьюарс».

– Значит, вы стали агентом ФБР из желания мести.

– Нет, я стал агентом, чтобы больше не происходило подобных несправедливостей.

– Понятно, – сказал Пендергаст. – И преступник в настоящее время содержится в тюрьме в Джеймсвилле.

– Я иногда навещаю его, когда бываю поблизости.

– Естественно. Своего рода воссоединение, – кивнул Пендергаст. – Кстати, какой ваш костер совета?

– Что?

– Я имею в виду семь лакотских костров совета.

– А, вот вы о чем. Тетон. Оглала.

– А глаза у вас светло-зеленые.

– Моя мать итальянка.

– Правда? Я немало времени провел в Италии. Как ее фамилия?

– Это не важно.

Хотя Колдмун и любил свою мать, он не мог не чувствовать, что она испортила его безупречную в остальном родословную индейца сиу. Он взял ее фамилию для своего среднего имени, но никому не говорил, откуда оно взялось. Он даже свел его к инициалу, когда подавал заявление в Бюро.

– Извините за любопытство. Как бы то ни было, надеюсь, что ваш… э-э… визит увенчался успехом.

И Пендергаст вернулся к чтению.

Колдмун с некоторым удивлением размышлял о Пендергасте. Похоже, мрачная справедливость данной ситуации встретила его отклик.

По крайней мере, хоть в чем-то они согласились.