8
Назавтра Василий привел пса. Это была огромная рыже-пегая дворняга, гладкошерстная, с поникшими ушами и большими грустными карими глазами.
– Принимайте квартиранта, – сказал Василий и распахнул калитку.
Пес молча зашел во двор и в нерешительности остановился у остатков старого крыльца.
– Какой большой! – Вероника смотрела на дворнягу со страхом. – Это ведь мальчик?
Пес слегка наклонил голову и коротко брехнул.
– Мальчик, мальчик, – засмеялся Василий. – Видишь, подтверждает.
– А как его зовут?
– Я почем знаю. Никак не зовут. Так, если кто окликнет, то Шарик.
– Нет, Шарик мне не нравится. Это уж как-то слишком… банально.
– Что слишком? – не понял Василий.
– Знаете что? – Вероника внимательно оглядела пса. – Пусть его будут звать Мальчик. Раз он откликается. Мальчик, Мальчик! – позвала она и сделала шаг навстречу собаке. Уши у пса приподнялись, пасть приоткрылась, точно в улыбке. Он снова гавкнул, голос у него был низкий, басистый. – Смотрите! Ему нравится! – обрадовалась Вероника.
– Ты вот что, вынеси ему лучше пожрать. Мяса какого-нибудь, да побольше. А я пока с досками управлюсь. – Василий протопал во двор.
– Я сейчас. – Вероника кинулась в дом. Выловила из супа кусок говядины, положила в алюминиевую миску, подумала и прибавила половник разваренных в бульоне макарон.
Пес сидел на том же самом месте и выкусывал блох с серьезным и деловым видом. При виде Вероники и миски он оживился, засуетился, загавкал, но подойти не спешил.
– Мальчик! Ты чего? Кушать! Иди кушать!
Пес опустил морду и медленно потрусил к Веронике. Она поставила миску на снег.
– Хороший Мальчик, хороший. Не бойся. Ешь. Это тебе.
Пес ловко выхватил мясо и принялся жевать. Три секунды – и кусок исчез в его пасти. Затем настал черед макарон. Через минуту миска была девственно чиста.
– Бедный! Какой же ты голодный. – Вероника осторожно дотронулась до собачьей головы. Шерсть была жесткой и теплой. Дворняга смотрела на Веронику, в глазах были грусть и благодарность.
– Ну вот и поладили. – Незаметно подошедший сзади Василий положил тяжелую руку Веронике на плечо. – Оставь его, пусть привыкает к новым апартаментам. А нам пора к Ульяне.
– Пока, Мальчик! – Вероника уже смелее потрепала пса по загривку. Тот на мгновение прижался ушами к ее ладони.
– Смотри, чтобы ни одна тварь сюда не сунулась, – обратился к нему Василий. В ответ Мальчик грозно брехнул. – Вот так, верно. – Он одобрительно кивнул и пошел к калитке.
Вероника заперла дом и села в машину. Взревел мотор. Они ехали сначала заснеженным лесом, потом таким же заснеженным полем, маленькими поселками со старыми, почерневшими домами, с запотевшими окнами, затем снова полем. В машине было тепло, вовсю жарила печка, по радио играла «Милицейская волна». Вероника скоро стала клевать носом.
– Ты спишь, что ли? – добродушно усмехнулся Василий. – Ну спи, спи. Минут через двадцать приедем уже.
Вероника закрыла глаза. Сквозь дрему ей пригрезилось, что они с Егором танцуют медленный танец в пустом и темном зале, плавно покачиваясь в такт музыке. Потом на нее дохнуло холодом, и музыка умолкла.
– Вылезай, – скомандовал Василий. – Приехали.
Водительская дверца была распахнута. Щурясь от яркого света, Вероника вышла из машины. Они стояли посреди маленького больничного дворика. Сама больница тоже была крошечной, грязно-серое кирпичное здание в два этажа.
– Идем. – Василий взял Веронику за руку и повел к крыльцу.
Внутри сидел народ, ждал очереди на прием и госпитализацию. Василий, легко разгребая толпу, протиснулся к окошку справочной.
– Нам к Ульяне Григорьевой.
– Григорьева в пятой палате. Бахилы наденьте.
Василий и Вероника нацепили веселенькие голубые бахилы и пошли по длинному узкому коридору. Чувствовался неприятный спертый запах – смесь пота, мочи и долго не проветриваемого помещения. Они толкнули облезлую белую дверь и очутились в узкой комнате, по каждой стене которой стояли несколько кроватей. Ульяна лежала у окна. Маленькая, укрытая одеялом до самого подбородка, она казалась высохшей мумией. Щеки ее запали, нос и подбородок заострились, но глаза смотрели осознанно и горько.
– Бабушка Ульяна, как вы? – тихо спросила Вероника.
В ответ старуха замычала едва слышно.
– Ничего, – непривычно ласково и мягко произнес Василий. – Поправишься. Даст бог, еще хату тебе новую справим.
Ульяна продолжала мычать. Видно было, что сил у нее совсем немного. Веронике показалось, что она не просто мычит, а хочет что-то сказать. Кому? Василию? Или ей?
– Бабушка Ульяна! Что с вами случилось? Вас кто-то напугал? Кто-то приходил в дом?
Ульяна резко выдохнула и затихла на мгновение. Затем замычала с новой силой.
– Не беспокой ее, – сказал Веронике Василий. – Видишь, не в себе она.
– Но ведь нужно узнать, почему с ней случился инсульт!
– Как ты это узнаешь? Она не говорит. Написать тоже вряд ли сможет, да она, кажись, и безграмотная. Давление шарахнуло небось – вот и инсульт. Как у матери моей.
Ульяна тем временем совсем затихла. На ее лице была написана смертельная усталость. В палату вошла сестра. Подошла к Ульяниной постели, молча, не глядя на Василия и Веронику, достала из-под одеяла худенькую, похожую на прутик бабкину руку и сделала укол. Так же молча развернулась и пошла к другой койке. Ульяна лежала с закрытыми глазами и, казалось, не дышала. Если бы не легкое колыхание одеяла, можно было подумать, что она отошла в мир иной.
– Идем. – Василий потянул Веронику за рукав. – Ей отдыхать надо. Вишь, заснула.
Вероника нехотя двинулась за ним. На душе ее скребли кошки. Она старалась не думать о том, что скоро ей придется вернуться в дом и остаться там одной до приезда Егора. Перед ее глазами стояла жуткая картина: седая голова за сараем, треск, груда досок на снегу. Что на этот раз придумает эта тварь? Какую погибель на нее нашлет? Тут же Вероника одернула себя: хватит! Нет никакого оборотня! Крыльцо подпилили обычные хулиганы, возможно, они же ломились к Ульяне и довели ее до удара. А у нее теперь есть Мальчик, он будет ее охранять и никому не позволит ей навредить. При мысли о собаке Веронике стало гораздо легче и спокойнее, она села в машину к Василию и приготовилась к долгой дороге.
– Можешь еще поспать. – Он завел двигатель. – Мне еще нужно в одно местечко заехать. Это недалеко, тут рядом. Минут двадцать.
При слове «местечко» Вероника вспомнила о батюшке.
– Хорошо, – кивнула она Василию. – А можем мы потом еще в церковь заехать, в Нестерово?
– Заедем, не вопрос, – тут же согласился тот.
Они выехали из больничного двора. Снова потянулись вереницы черных изб, серых четырехэтажных домов, маленьких, кривобоких магазинчиков, притулившихся по обе стороны дороги. Затем замелькали заснеженные сосны и ели, белые поляны и просеки. Они переехали застывшую речушку и очутились в большом коттеджном поселке. Василий затормозил около высокого кирпичного дома.
– Погодь минутку, я быстро. – Он исчез в дверях.
Вероника с любопытством глядела в окно. Вокруг стояли красивые дома, некоторые просто терема – бревенчатые, с яркими цветными крышами и огромными окнами во всю стену. По улице гулял народ: молодые мамочки с колясками, краснощекая детвора на санках. «Надо было тут покупать дом, – мелькнула у Вероники мысль. – Да только тут прилично дороже, и от Москвы дальше километров на двадцать. Нет, Плацкинино все же лучше, и лес там отличный».
Вероника вздохнула и прикрыла глаза в надежде слегка подремать. Василий вернулся минут через двадцать.
– Ну, я готов. Видишь, как быстро? Теперь едем в Нестерово.
– У вас тут родня? – спросила Вероника, поудобнее устраиваясь в кресле.
– Нет, не совсем родня. – Он замялся. Глаза его хитро блестели. Он помолчал немного, прислушиваясь к ровному шуму греющегося мотора. Потом произнес с ухмылкой: – Подруга у меня тут живет.
– Какая подруга? – не поняла Вероника.
– Ну какая… вестимо дело, полюбовница. – Василий снова довольно ухмыльнулся и крутанул руль. Вероника смотрела на него с изумлением. – Ну чего ты фишки-то вылупила? – насмешливо произнес он. – Мужики, они все такие. Жена женой, а без подружки грустно. Она у меня красавица. Машей зовут.
– Одинокая? – невольно вырвалось у Вероники.
– Почему одинокая? Замужем, детишек двое. Муж дальнобойщик, в рейс уехал позавчера. Вот я и подумал – навещу, раз уж неподалеку буду.
– А как же соседи? Все же видели, как вы в дом заходили? Расскажут мужу.
– Так я как бы по делу заходил, – улыбнулся Василий. – Маша моя мастерица, шали вяжет, накидки разные. К ней из других деревень приезжают за заказами. Вроде как жинка послала отовариться. Так что все путем.
– Нехорошо это, – сухо проговорила Вероника. – Обман.
– Говорю тебе, все мужики такие.
– Егор не такой! Он мне никогда не изменял.
– Это потому, что молодой еще, – снисходительно произнес Василий.
– Глупости. – Вероника отвернулась от него к окну.
Они проезжали березовую рощу. Тоненькие, запорошенные снегом белые березки были настолько красивы, что Вероника невольно залюбовалась и отвлеклась от неприятной темы. Василий тоже больше не возвращался к ней, молча крутил руль и слушал свою «Милицейскую волну». Так они ехали минут сорок или чуть больше, пока Вероника не стала узнавать за окном знакомые пейзажи. Василий миновал карьер, затем просеку, свернул левей и въехал в Нестерово.
Церковь Вероника увидела сразу – совсем крошечная, бревенчатая, но обнесенная аккуратным, свежевыкрашенным заборчиком, она стояла точно посреди селения, словно деля его на две части. Василий подъехал к ограде и остановился.
– Помолиться хочешь за старуху. – Он одобрительно взглянул на Веронику. – Что ж, хорошее дело, правильное. Я б тоже помолился, но боюсь, не послушает меня боженька, слишком много грехов. – Он сдержанно осклабился и замолчал.
Вероника вылезла из машины и зашла в церквушку. Там было темно и пусто, лишь одна скрюченная старушонка в черном платке стояла на коленях у иконы Божией Матери и тихо нашептывала молитву. Вероника пошарила глазами в поисках батюшки, но никого не обнаружила. Тогда она подошла к молящейся и тихонько тронула ее за плечо. Та вздрогнула и оглянулась. В глазах ее было недовольство.
– Чего тебе, дочка?
– Простите, бога ради, – шепотом сказала Вероника. – Мне нужен батюшка. Не знаете, он здесь сейчас?
– Здесь, конечно, где ему быть. – Старуха встала с колен и засеменила к алтарю. – Отец Владимир, к вам женщина.
Слева распахнулась дверка, и из нее вышел высокий и статный священник в рясе. Он был совсем молод и похож на Иисуса: правильные, тонкие черты, выразительные глаза, рыжеватые волосы, бородка. Батюшка приблизился к Веронике.
– Слушаю тебя, дочь моя.
– Здравствуйте, батюшка. – Вероника поцеловала его руку. – Я бы хотела посоветоваться.
– Говори.
Вероника покосилась на бабку, с любопытством навострившую уши. Священник строго взглянул на старуху, и та моментально испарилась.
– Слушаю, – повторил он.
– Я… я попала в беду. Не знаю даже, как начать. – Вероника сглотнула комок, мешающий говорить.
Батюшка смотрел на нее ласково и с ожиданием.
– Не волнуйся, милая. Говори по порядку, что с тобой приключилось.
– Меня преследует нечистая сила.
– Вот как? – В глазах священника мелькнуло удивление. – Кто же преследует тебя, дочь моя? Диавол?
– Я не знаю, кто он, отец Владимир. Говорят, что это оборотень. Бывший селянин из здешних мест. Бродяга, без жилья, без родни.
– Гм… оборотень… – Отец Владимир потеребил бородку. – А что же он хочет от тебя?
– Мы купили дом в Плацкинине. Он утверждает, что является его хозяином. Но настоящий хозяин совсем другой, он нам его и продал.
– А люди что говорят? Сельчане?
– Никто не помнит его. Плацкинино – крошечная деревенька, молодежь из нее разъехалась, старики умерли. Для тех, кто остался, хозяином дома всегда был Николай Снегирев. Другого они не знают. Кроме одной старушки, ее Ульяной зовут.
– Ульяна? Знаю ее. Частенько раньше приходила сюда. Последнее время не видать ее, видно, совсем стара стала, тяжело зимой ходить по сугробам. Да ко мне много ваших, плацкининских прихожан ходит. Своей-то церкви там теперь нет. А как людям без церкви, без Бога? Но про оборотня первый раз слышу.
– Ульяна в больнице, – грустно проговорила Вероника. – Инсульт у нее.
– Вот как! Что ж, буду молиться за ее здравие. И ты помолись, раба божья… – Отец Владимир вопросительно взглянул на нее.
– Вероника.
– Помолимся вместе, Вероника, за здравие Ульяны. А от нечистой силы спасенье одно – так же молитвы да праведный образ жизни. Муж есть у тебя?
– Есть.
– А детишки?
– Детей нет.
Священник нахмурился.
– Отчего нет детей? Ты уже не девочка. Бог не дает?
– Нет, сами… не хотели пока… – с трудом выдавила Вероника и опустила глаза.
– Плохо. Детишек вам надо с мужем. Тогда и бесы отстанут. Забот у тебя будет выше головы, не до глупостей станет. Ступай с миром, молись, ко мне в церковь ходи да ребеночка заведи быстрее. – Он перекрестил Веронику.
– Да, батюшка, я все сделаю, как вы сказали. А… нельзя ли вас попросить об одной вещи?
Брови священника вопросительно поднялись.
– О какой вещи?
– Не могли бы вы освятить дом? Ну, так ведь многие делают. Чтобы отпугнуть всякую нечисть.
На лице отца Владимира отразилось сомнение.
– Видишь ли, милая, я, конечно, могу освятить, мне не трудно. Но… вряд ли это поможет.
– Почему не поможет? – Вероника вскинула на него удивленные глаза.
– Потому, дочь моя, что бесы в твоей голове, а не в жилище. Чудится тебе все это, понимаешь?
– Как же чудится, батюшка? Этот… это существо чуть не убило меня целых два раза! Сначала плиту газовую испортило, потом балки подпилило у крыльца.
– Да с чего ж ты решила, что это оборотень? Газ – вещь ненадежная, с ним часто аварии случаются. А крыльцо – так у нас тут еще и не такое творят. Кругом лес на километры, деревеньки, богом забытые. Разбою раздолье. – Он умолк, видя, что на глаза Вероники навернулись слезы. – Ну, не надо, не плачь. Освящу я ваш дом, раз ты так этого хочешь. Но то, что я тебе сказал – помни. Диавол внутри нас.
Вероника кивнула и шмыгнула носом.
– Когда вы сможете прийти?
Священник задумчиво пошевелил губами.
– На будущей неделе. Мне в Плацкинино как раз по делам нужно будет. Загляну к вам.
– Дом рядом с лесом. Большой, бревенчатый. Зеленый забор.
– Знаю такой. – Отец Владимир наклонил голову, давая понять, что время вышло.
Вероника приложилась к его руке, помолилась за здравие Ульяны, поставила за нее и за Егора с родителями свечи и вернулась к Василию. Тот дремал под тихую музыку, льющуюся из динамика.
– Долго ты, – укорил он ее. – Я уж сомлел тут. Помолилась за Ульяну?
– Да. Поехали домой.
Через десять минут они были в Плацкинине. Василий высадил Веронику у калитки.
– Ну бывай, соседка. В выходные жду в гости. – Он уехал.
Вероника медленно отперла замок и зашла во двор. Пес лежал у крыльца, положив на лапы морду и свесив уши.
– Мальчик, – окликнула его Вероника. – Мальчик, привет! Я вернулась.
Дворняга не спеша поднялась и подошла к ней. Ткнулась носом в куртку.
– А почему ты не лаешь? – удивилась Вероника. – Ты же сторож, должен лаять. – Мальчик вертел хвостом и молчал. – Ну ладно, будем считать, что ты меня уже признал за свою. – Она улыбнулась и погладила пса. – Пойдем обедать. Пошли?
Тот оживился, коротко гавкнул и потрусил за ней следом. Она вынесла ему еще мяса и макарон. Он тут же все смел без следа. Глаза его заблестели, глядя на Веронику с любовью. Она почувствовала, как на сердце становится тепло и спокойно.
– Мальчик. Хороший пес. Хороший. Ты ведь не дашь меня в обиду, да?
– Гав, – басом ответил Мальчик.
Вероника пустила пса в сени, постелила ему теплый плед, налила в миску воды.
– Полежи, погрейся, а то ведь замерз небось на холоде. А потом я тебя выпущу погулять.
Она оставила Мальчика в прихожей, а сама занялась хозяйством. Присутствие рядом собаки придавало ей уверенности и лишало ставшего уже привычным страха. Она сама не заметила, как перестала прислушиваться и оглядываться, с удовольствием прибиралась, запускала стирку, чистила овощи, время от времени выглядывая в сени проверить нового друга. Пес спал, свернувшись калачиком на своей перине, однако Вероника не сомневалась в его готовности постоять за нее.
Она легко расправилась с делами, поработала и даже успела посмотреть любимый сериал по телевизору. В семь приехал Егор. Мальчик встретил его грозным лаем. Он вскочил с лежанки и забегал по прихожей, то и дело становясь на дверь лапами.
– Вот это молодец! – смеялась Вероника.
Егор вошел в сени, топая ногами и стряхивая снег с ботинок. Пес продолжал лаять, настороженно переводя взгляд с него на Веронику и обратно.
– Мальчик, отбой. Это свои. – Она обняла мужа и чмокнула его. – Видишь, он не враг, мы целуемся.
Мальчик брехнул еще пару раз и послушно смолк.
– Это Василий привел? – Егор внимательно разглядывал пса.
– Да. Я назвала его Мальчик. Правда, он прелесть?
– Странный какой-то. Рыжий. Я думал, будет черный пес с острыми ушами. Как у овчарки.
– Какая разница, черный он или рыжий? – удивилась Вероника. – Главное, видишь, он меня защищает. Мы его на ночь выпустим во двор. Больше никто так просто не залезет. И днем не страшно.
– Ну, раз он тебе нравится, то и чудесно. – Егор разделся и зашел в гостиную. Вероника пошла следом за ним. – Тебе отец звонил?
– Нет, не звонил. А что?
– Он не мог тебе дозвониться, волновался. Сказал, что завтра у него свободный день и они с Татьяной Николаевной приедут сюда.
– Они же вроде в выходные собирались, – удивилась Вероника.
– Сказал, соскучились, не хотят ждать до выходных. – Егор пожал плечами. – Так что завтра с утра принимай гостей.
– А ты? Может, останешься дома, освободишь денек? – Вероника просительно посмотрела на мужа.
– Ну что ты, какой денек? Там и так у нас завал полный. Серега бесится. Я вечером приеду. Как раз наобщаетесь.
Вероника не стала настаивать. Она прекрасно знала, что ни родители, ни Егор друг друга видеть не жаждут, а стало быть, даже лучше, если они большую часть времени проведут в его отсутствие. Она покормила Егора ужином, потом они вместе прогулялись с Мальчиком по деревне, потом смотрели фильм под шампанское и консервированные ананасы. Совсем поздно, почти ночью, пришла эсэмэска от отца: «Жди нас завтра к десяти. Везем сюрприз». Вероника прочитала, улыбнулась. Она была слегка под хмельком, в голове приятно шумело. Где-то под окнами периодически гавкал Мальчик, отпущенный на свободу после сытной трапезы. Ей было хорошо и уютно. Рядом мирно посапывал Егор. Вероника удобно устроила голову на его плече и погрузилась в сладкую дрему.
