ГЛАВА 13
Отчасти я оказался прав. Чем-то наше пребывание в этом огромном доме в самом деле напоминало тюремный быт. Нет-нет, никто не гремел кандалами близ дверей, суровые стражи по ночам не таскались по коридорам и угрюмый палач не смотрел с интересом на наши шеи, прикидывая размах руки перед умелым ударом. Про еду я и вовсе не упоминаю — так нас не кормили даже в доме дона Игнасио, а уж его повара были истинными мастерами своего дела. Хотя, ради правды, в Силистрии, когда мы с Монброном куковали в тамошней темнице, кормежка была тоже очень ничего. Для тюрьмы, имеется в виду. Правда, эта их гороховая каша… Ох, страшно вспомнить.
Но во всем остальном мы ощущали себя узниками. Из дома нам выходить не разрешалось, даже во дворе погулять не давали, на ночь двери комнат запирались на ключ, слуги молчали, не отвечая ни на один вопрос, связанный с нашим пребыванием здесь. Единственным разговорчивым обитателем дома являлся Себастьян, но толку от этого никакого не было. И самое главное — мы не понимали, в чем дело. Почему к нам так относятся, какова причина?
Первой не выдержала свободолюбивая Фриша. Через полторы недели во время завтрака она что-то спросила у служанки, которая ставила на стол нарезанный на куски ореховый пирог, привычно не получила ответа и вместо того, чтобы тихонько ругнуться сквозь зубы, как начала махать костылем!
— Это что такое! — кричала моя соученица, смахивая на пол тарелку, которая разлетелась на осколки с оглушительным звоном. — Я вообще не просила нас сюда везти! Лучше в лекарском обозе валяться и на колдобинах трястись, чем тут торчать! Мне воздух нужен! Мне на небо хочется глядеть! Я устала смотреть на мир сквозь ваши разноцветные окна!
Горничная все так же молча начала собирать осколки тарелки.
— Я вас всех тут поубиваю! — окончательно остервенев, закричала Фриша. — Ночи дождусь и дом подпалю! Вот этих двоих выведу отсюда и подпалю! Думаете, не сумею? Еще как сумею!
— В этом случае вы предстанете перед королевским судом, — невозмутимо заметил Себастьян, входя в обеденную залу, где разворачивался вышеописанный скандал. — Семейство де Фюрьи в родстве с монаршей фамилией Асторга, умышленное уничтожение принадлежащего ему имущества является государственным преступлением.
— А удерживать нас в четырех стенах, ничего не объясняя, — это не преступление? — завизжала Фриша. — Скажи, Эраст?
— Не знаю, — вяло ответил я. — Мы подмастерья мага, наши жизни принадлежат наставнику. Если он знает, что мы тут, то не преступление. Если же нет… то все это странно. В любом случае жечь дом не стоит. Зачем? Лучше схомутаем прямо сейчас вот этого господина и допросим его с пристрастием. Для начала левый глаз выжечь можно или что-то еще в этом роде устроить.
Меня сложившаяся ситуация не слишком тяготила. Удивляла — да, но не более. У меня имелись другие поводы для беспокойства. На следующий же день после прибытия я наконец посмотрелся в зеркало, и первой мыслью, которая проскочила в голове, была: «Пойду и удавлюсь. С таким лицом жить нельзя». Мало того, я даже где-то начал понимать Форсеза. Ненавидеть не перестал, но некую сопричастность к его скорби испытал.
Я всегда спокойно относился к своей внешности. Какую боги дали, с той и живу. Девки в сторону не шарахаются, завидев меня, — уже хорошо. Но это раньше было. А теперь…
Лицо приобрело цвет сырого мяса и стало каким-то бугристым, глаза превратились в две узкие щелочки, кожа местами на щеках обвисла, и волос на голове нет. Да встреть я себя самого в темной подворотне — все бы отдал, что есть, даже без угроз.
Я два дня из своей комнаты не выходил, отвечая друзьям через дверь, что у меня все хорошо. Дескать, просто отсыпаюсь. На самом деле — переживал. Странно — никогда бы раньше не подумал, что подобная мелочь может меня расстроить, однако же вот. Воистину, что имеем, то не ценим.
Да еще, как назло, в комнате обнаружился портрет совсем еще юной Рози де Фюрьи. Непорочный взгляд голубых глаз, пухлые щечки, вздернутый носик, пышное платье, диадема в волосах и знакомая до боли полуулыбка, пойманная несомненно талантливым художником.
Я это произведение искусства в какой-то момент чуть к стенке не развернул. С такой рожей, как у меня теперь, даже перед ним стоять стыдно. Что уж про оригинал говорить?
Когда я наконец покинул комнату и стал выходить к друзьям, те, сообразив, в чем причина печали, начали меня утешать, каждый как мог. Фриша утверждала, что главное достоинство в сильном поле не смазливая рожа, а крепость духа. Ну и кое-какого органа. Эль Гракх же придерживался той теории, что достойный муж славен делами и только они притягивают к нему остальных людей. А все прочее так, овощи вокруг мяса.
Плюс они в один голос снова заверяли меня в том, что волноваться не о чем, через слово поминая Эбердин. Дескать, старая кожа с лица слезет, следом за ней краснота пройдет, а после и волосы вырастут, просто нужно время.
Время шло, а предсказания не сбывались. Плечо зажило, голова перестала болеть, и хвататься за стены, как в первые дни, мне теперь было не нужно. А вот все остальное — увы и ах. Единственное — кожа и вправду слезла, только менее омерзительно выглядеть я не стал.
По этой самой причине я постоянно пребывал в изрядном унынии, и даже перспектива сорвать зло на опостылевшем нам всем Себастьяне меня не очень веселила.
— Слуги дома де Фюрьи тоже неприкосновенны, — наконец-то в голос дворецкого, до того постоянно бесстрастный, добавились эмоции. В данном случае — обеспокоенность. — Имейте это в виду.
— Ты знаешь, кто мы такие? — нехорошо оскалилась Фриша. — Мы ученики мага по прозвищу Ворон. Мы вне закона везде, где только можно. И крови на наших руках столько, что ты даже представить не в состоянии, в ней слона утопить можно. Одним дворецким больше, одним меньше…
— Да, теперь верю, — раздался голос, при звуках которого с меня слетела сонная оторопь. Бывают такие люди, увидев или услышав которых, ты понимаешь — они на самом деле выше, чем ты. Не по росту или праву рождения, речь не о том. Это нечто другое. Нечто большее. — Эти могли перебить тысячу имперских солдат.
В дверях обеденной залы стоял невысокий мужчина, более всего похожий на обычного торговца. Серый дорожный плащ, запыленные сапоги, седенькая короткая бородка. Вот только не смотрят так обычные торговцы. Нет, не смотрят. Он словно каждого из нас насквозь видел.
А еще — осанка, голос и некий неуловимый запах, который носом не учуешь. Запах власти. Я его помню еще по встрече с Эдуардом, повелителем Силистрии.
Окончательную ясность в том, кто именно пожаловал в обеденную залу, внес Гастон де Фюрьи, вставший за спиной визитера. Ну и Себастьян, склонившийся так стремительно, будто ему кто-то в живот кулаком ударил.
— Ваше величество, — встав, отвесил поклон и я. — Эраст фон Рут к вашим услугам.
Эль Гракх не стал от меня отставать, даже вечная мятежница Фриша — и та шаркнула ножкой, прощебетав свое имя.
— Крепко тебе досталось, фон Рут. — Король Георг подошел поближе. — Это чем тебя так? Магия?
— «Призрачное копье», — подтвердил я. — Штука крайне неприятная. Теперь меня можно одного против войска империи выпускать. Они меня увидят, испугаются и убегут, побросав оружие.
— Со мной Альдин, мой личный маг-лекарь, — деловито сообщил мне король. — Он разве что только мертвых не поднимает. Я скажу, он тебя посмотрит.
Альдин. Я слышал это имя от мессира Крету. В одной из бесед Михель упомянул, что этот маг чуть ли не лучший целитель во всем Рагеллоне, и за беседу с ним он готов отдать все, что у него осталось в этой жизни.
— Буду вам признателен, — с непритворной радостью сообщил я королю. — Вы даже не представляете насколько.
— Он нас уже замучил, — без лишней скромности влезла в разговор Фриша. — Вбил себе в голову, что стал уродом. И нудит, и нудит. Ужас!
— Чепуха, — сказал из-за плеча короля де Фюрьи. — В конечном итоге все мы станем неприглядным тленом, потому что смерть никого не красит. Чуть раньше, чуть позже — велика ли разница? Главное не это.
— Велика, — возразил ему Георг Девятый. — Просто мы с тобой, друг мой, уже стары и забыли, что значит быть молодым. У нас другие заботы и другие цели, не похожие на те, что ставит перед собой этот юноша. Наша кровь уже холодна, а его еще горяча. Ему плевать на судьбы мира, куда важнее, что скажет та, единственная, увидев его таким. И его нельзя в этом винить. Скорее надо завидовать. Время простых желаний и незатейливых мечтаний.
— Ну не таких уж простых, — заметил де Фюрьи. — Они, вслед за своим учителем, стремятся изменить этот мир, причем самым кардинальным образом. Если вы полагаете, мой король, что слова о пролитой ими крови — только метафора, то ошибаетесь. Все именно так и обстоит. Они молоды, это так. Но количество убитых ими врагов исчисляется даже не сотнями человек. А может, и не тысячами.
— Да уж не сотнями, — фыркнула Фриша. — Это точно.
— И что с того? — Король скинул плащ на руки Себастьяна. — Велика премудрость — уметь убивать. Это, пожалуй, самое простое из искусств. Вырастить цветок — это задача, это труд. А лишить кого-то жизни не так уж и сложно. Вот на днях казнили графиню Линдт. Взмах топора — и нет одной из прекраснейших женщин Асторга, у ног которой совсем недавно лежали лучшие мужи королевства. И что же? Ее забыли на следующее утро, словно этой красоты и не было на свете. А вот статуя, которую с нее ваяли, переживет века. Кстати, Гастон, покойная графиня тебе, если не ошибаюсь, приходится родней?
— Весьма далекой. Троюродная племянница со стороны жены, — подтвердил де Фюрьи. — А что она натворила?
— Переусердствовала с использованием ядов, — любезно ответил ему король. — Ладно слуги, которые пронюхали о ее любовных шашнях с братом мужа, их смерть еще можно понять. Понять и простить. Но когда она отправила к Престолу Владык вдовствующую герцогиню Альдштадскую, мою двоюродную тетушку, в имении которой я как-то лето в детстве провел, — это уже перебор. Всем нужны деньги, все хотят получить наследство, но совесть тоже иметь надо. Хоть какую-то. А если совсем нет совести, зачем тебе голова?
А мне нравится этот монарх. Эдуард Силистрийский был славным человеком, если, конечно, так можно говорить о королях. Но Георг Девятый, пожалуй, его переплюнул.
Интересно, услышь он мои мысли, сразу бы казнил или нет? Сдается мне, палач при королевском дворе не бездельничает, работы ему хватает. И все равно славный король. За такого и воевать приятно.
— Мы никогда не убиваем просто так, для забавы, — внезапно сказал Эль Гракх. — И удовольствия от этого не получаем.
— Неправда, — тут же среагировал Гастон. — А кто в Халифатах прикончил служителя ордена, сунув его головой в угли, а после радовался подобно ребенку?
— Прошу прощения, но в моих словах неправды не было, — с достоинством произнес пантиец. — Да, мы с радостью казнили чернеца. Но это была месть, а не забава. Он был убит, если можно так выразиться, со смыслом.
— И за дело! — выкрикнула Фриша. — Жалко только, что эта гнида лишь один раз могла умереть.
— Вот теперь я окончательно поверил, что эти молодые люди могли остановить войско Линдуса там, на перевале. — Король прошел к столу и сел за него. — Сначала имелись сомнения, но теперь они полностью развеяны.
— А в награду нас даже на улицу теперь не пускают, — обиженно надула губы Фриша. — Воздухом подышать.
— Таков был мой приказ, — пояснил король. — Что вы так удивились, юная мистресс? Да, я запретил вас выпускать из этого дома. Мне хотелось непременно глянуть на юных героев, о подвиге которых судачит весь мой двор. Если верить рассказам, вы уничтожили около пяти тысяч пехоты и добрую полусотню магов. А еще через пару недель, если не появится новая тема для разговоров, это количество удвоится.
— Прошу прощения, ваше величество, но какая связь между вашим желанием одарить нас своим вниманием и обычными прогулками? — уточнил Эль Гракх. — Я ее, увы, не вижу.
— Не хотел, чтобы вы трое сбежали, — рассмеялся король. — Выйдя на улицу, вы бы почуяли волю, плюнули на свои хвори и задали отсюда стрекача. Я сам был таким же. Такие мелочи, как дырка в боку, проделанная чьей-то шпагой, или сломанная рука, меня никогда не останавливали. Особенно если речь шла о гремящей где-то войне.
А ведь верно. Я точно бы сбежал. Лучше закрыть свою безобразную физиономию капюшоном и забыться тяготами дороги, чем день за днем беспрестанно о себе думать.
— Смотри на них, Гастон, — снова рассмеялся король. — Так и есть! Ей-ей, славные ребята. С такими мы завоюем весь континент, попомни мое слово!
— Невелик труд — откусить большой ломоть, — задумчиво произнес де Фюрьи. — Прожевать его — вот задача.
— И так всегда, — закинул ногу на ногу Георг Девятый. — С самой юности он разрушает мои мечты своим практицизмом. Вроде бы и не принц я уже, а король, а де Фюрьи остался все тем же циником и скептиком, не желающим признавать мои иллюзии реальностью даже ради собственной придворной карьеры. Однако, друзья мои, я прервал ваш завтрак, не так ли? Предлагаю его продолжить. Да я и сам бы перекусил с дороги. Гастон, накормишь гостя?
— Себастьян, — хлопнул в ладоши де Фюрьи. — Распорядись!
— И передай, чтобы к нам присоединились глава моей охраны и магистр Альдин, — бросил король. — Чем больше людей, тем интереснее застольная беседа. Иногда куда интереснее, чем сама трапеза.
— Фальк с вами вряд ли бы согласился, — рассмеялась Фриша, лукаво стрельнув глазами в сторону короля.
Может, зря Ворон ее гонял тогда, в Халифатах? Никакая она не потаскуха, а просто надеется на то, что до старости доживет и тогда ей будет что вспомнить?
— Фальк? — вопросительно поднял брови король. — Это один из ваших друзей? Отчего же он не любит застольные беседы?
— Напротив, любит, — весело сообщила ему моя соученица. — Когда люди разговаривают, они не едят, и тогда вся их снедь достается Фальку. Вот только содержание этих бесед ему безразлично. Он когда ест, никого не слушает.
— А когда не ест? — заинтересовался Георг Девятый.
— Тогда пьет, — хмыкнул Эль Гракх. — Или кого-то убивает.
Дверь скрипнула, король повернулся к ней в надежде на то, что пожаловали его спутники, и тут же потер кулаками глаза, подумав, что ему мерещится невесть какая чушь.
Ну да, его можно понять. Но какая выдержка! Служанки поначалу, только завидев Фила, в голос орали. Одна даже по гардине пыталась под потолок забраться, спасаясь от жуткой нечисти, что увечные чародеи с собой притащили.
Понятно, что король не служанка, тут воспитание другое, да и мужчина он, опять же. Но и обстоятельства следует учитывать. Мой питомец и прежде на свежего человека сильное впечатление производил, а теперь — особенно. Короче, то ли он на мое выздоровление много сил потратил, то ли заразу какую древесную подхватил по дороге, только внешне он стал выглядеть жутче некуда. Кора у него на ветвях полопалась и побелела словно снег, а через нее багровая сердцевина виднеется. И еще корни ровно уголь черные стали. Разноцветье — будь здоров!
Добавьте сюда его глупую привычку вечно ветвями своими махать — и получите одушевленный ночной кошмар, способный напугать даже смелого человека. Да что там — мне самому время от времени страшновато становилось, особенно когда я его в лечебных целях кровью кормил. Сидит у ног эдакая трехцветная страхолюда и своими ветвями багровые капли ловит. Умом понимаешь, что это Фил, а только лучше от этого не становится.
Вдобавок он научился каким-то образом запоры внешние на дверях отпирать. Я ж его в своей комнате закрыл, чтобы он по коридорам не бегал, и вот опять он выбрался. Да еще так неудачно. Точно его сейчас в камине спалят. Напугать короля, пусть даже и не сильно, — это государственное преступление. Куда большее, чем пытки дворецкого.
— Это что же такое? — глянул на нас Георг Девятый.
— Фил. — Фриша, мигом смекнув, что моему питомцу может прийтись несладко, ударила по полу костылем и шикнула на него: — А ну, брысь! Домой, мигом!
Странно, но он ее послушался.
— Я не большой знаток магии, но кое-чему меня в юности учили. — Король с интересом проводил взглядом растение. — Не заклятиям, разумеется, но… Так вот, полагаю, не ошибусь, предположив, что это одушевленное порождение чародейства, не так ли?
— Так, — неохотно признался я.
— Странно, что орден Истины не сжег вас еще до того, как вы пожаловали в Асторг, — весело подытожил Георг Девятый. — Они могут закрыть глаза на многое, но на это…
— Какая забавная зверюшка встретилась нам на пути сюда. — В залу вошел седобородый старец с длинным посохом. Подобные ростовые палки были популярны среди магов пару веков назад, нам про это Ворон рассказывал. — Молодые люди, а вы знаете, что игры с одушевлением очень не поощряются не только среди простых людей, но и среди нашего сословия?
Магистр Альдин. Это точно он. Да, ему и впрямь лет двести, кабы не больше.
— Надеюсь, вы ей не навредили? — уточнил король. — Выглядит она неказисто, но мне, как ни странно, понравилась. Я люблю все новое, а подобного существа мне раньше видеть не доводилось.
— Нет, — мотнул бородищей маг. — Годы мои не те, чтобы эдаких порождений магии убивать. Оно само со временем сгинет в том небытии, из которого вылезло. Пять-семь лет существования им отведено, не больше.
Вот тебе и раз. А я и не знал. Жалко Фила, я к нему привык. Мало того — он мой последний шанс на спасение, если что. Два раза уже помогал, вытаскивая из-за Грани. Узнать бы у этого старикана, нет ли способа как-то продлить век моего питомца, да как к нему подступишься? Очень уж он грозно выглядит.
И зря боялся. Магистр оказался не таким уж суровым и надменным, как мы поначалу решили. Ну да, он грозно трубил носом и супил седые клочковатые брови, но при этом общался запросто, никак не давая понять, что между нами лежит пропасть. Хотя мы ни на миг не забывали об этом, буквально физически ощущая то, какая магическая мощь скрыта в дряхлом на вид старческом теле.
Скажем так — этот дед может выйти один против всех нас и разметать вмиг, как ураганный ветер сносит соломенные крыши с домов бедняков. За Ворона не скажу, а нам против него и минуты не выстоять. Сильного чародея к себе Георг Девятый приблизил, ох какого сильного.
Я же говорю — умный король. Настолько, что я просто не берусь судить, зачем он объявился тут и за какими демонами ему на самом деле понадобилось увидеть трех увечных подмастерьев мага-смутьяна, пусть даже в данный момент воюющего под его знаменами. Глупо верить в то, что он просто захотел на нас посмотреть. Еще глупее предположить, что он хотел нас поблагодарить за верную службу и смелость на перевале. Ладно бы еще перед войском, где от подобного жеста будет прок, дескать, король всегда вознаграждает тех, кто ему верно служит. Это нормально, это политика. Но без публики, вот так, запросто? Да ну, так не бывает. Здесь что-то другое. Но что?
Только я на эту тему думать не собираюсь. Пусть Ворон думает, он у нас наставник, а, значит, стратег и тактик. Мое дело — воевать. Главное, язык надо держать за зубами. Особенно Фрише, которая уже успела опрокинуть пару бокалов вина и теперь бойко рассказывала забавные истории нашего житья-бытья в Халифатах.
Как бы она чего лишнего не брякнула, особенно из тех речей, что время от времени выдавал пьяный в хлам наставник. Он поначалу, как прибыли на Восток, очень крепко зашибал. Не мог себе простить Луизу, Робера, Тюбу. Всех, кто остался на той зимней дороге. Винил он в этом себя, но и прочим доставалось — королям, вельможам и даже богам. Такое про власть на земле и небе выдавал, что хоть ты трижды союзником будь, но ни один монарх с рук подобное спускать не должен. Потому как если кто-то начинает сомневаться в законности власти на всей земле в целом, независимо от того, где какой король правит, то это добром не кончится. И подобного вольнодумца надо сразу к палачу отправлять. Или того лучше — прямиком на плаху.
Эль Гракх, как видно, рассудил так же, как и я, потому что перебил Фришу и ловко увел разговор в другую сторону, начав рассказывать о том, как его в ногу скорпион укусил. Это было не так интересно, как повествование Фриши о похождениях Ворона, но этикет есть этикет. Слушали асторгцы пантийца, хоть и без особой охоты.
— «Призрачное копье», — утверждающе заявил Альдин, только глянув на меня. — Любят тебя боги, юноша. Возьми враг чуть ниже — и мы бы никогда не встретились.
— Так себе любовь, — пробурчал я. — Вы на меня гляньте. С такой рожей дорога только в разбойники. Тогда ни банда, ни оружие не нужны, люди и так все отдадут.
— Все пройдет, — уверенно заявил маг. — Я такое не раз видел. Ну и еще вот, пожалуй, что сделаем.
Он провел ладонью по моему лицу, что-то шепнув. Странная формула, ничего подобного до того не встречал. И дело не в какой-то специфической форме, мне сам язык, на котором она звучала, был незнаком. Впрочем, эта мысль в голове вспыхнула и тут же погасла, поскольку в этот момент меня пронзила острая боль. В мое лицо словно впились сотни коротких и острых иголочек, терзая и без того увечную плоть.
— Терпи, — громыхнул то ли в ушах, то ли в сознании голос Альдина. — Хочешь по-людски выглядеть — терпи.
Одна радость — боль ушла почти так же быстро, как и пришла.
— С ума сойти! — Фриша сорвалась со своего места и подковыляла ко мне. — Эраст, поверь, ты почти как прежде выглядишь.
Я ощупал лицо. Да, проклятых бугорков стало меньше, и кожа стала гладкой.
Возможно, кто-то сейчас скажет: «Чего он как девка какая-то прямо? Тоже мне, повод для печали».
Поживите уродом среди обычных людей, тех, которые не сильно жалеют всех, кто на них не похож, — поймете. Особенно если до того уродом не были и ничем от остальных не отличались.
— Не знаю, как он выглядел раньше, но что мог, то сделал, — потер руки Альдин. — Что ты там себя хватаешь? Это тоже пройдет. Магия магией, а природе людской все равно время нужно. Что же до волос на голове, тут ничего делать не стану. Сами вырастут. А если нет — так и не беда. У меня вот лет сто пятьдесят как последний волос выпал, и ничего, нормально себя чувствую.
Он стянул с головы засаленный колпак, который вышел из моды одновременно с его посохом, и продемонстрировал нам блестящую под светом свечей лысину.
Я рассыпался в благодарностях, но маг слушать меня не стал, переключившись на отлично прожаренного цыпленка в специях.
Зеркало подтвердило, что наконец-то ушла с лица проклятая краснота и я в самом деле стал похож на себя самого. Прежнего себя.
Не знаю, чего там затеял Георг Девятый, но за одно то, что он сюда привез Альдина, я ему безмерно благодарен. Хотя ухо востро держать, разумеется, не перестану.
Кое-какая ясность появилась ближе к концу завтрака, который, судя по количеству блюд и продолжительности, плавно переходил в обед. За столом прибавилось едоков, на стульях восседали какие-то высокопоставленные офицеры и поджарые вельможи в камзолах полувоенного фасона и со шпагами старой ковки на боку. Нас им даже не представляли. Странно, что вообще не попросили выйти вон, с учетом того, что разговоры шли уже совсем нешуточные, рассматривалась стратегия грядущих битв.
И в первую очередь речь шла о каком-то скором сражении, применительно к которому все время употреблялись слова «решающее» и «определяющее». Судя по всему, король и пустился в путь затем, чтобы то ли возглавить войско в этом сражении, то ли чтобы воодушевить солдат. А может, чтобы в случае поражения с ними там и полечь. Кому охота сдаваться на милость противника, заранее зная, что она не воспоследует?
Про нас Георг Девятый вспомнил только тогда, когда его свита со словами: «Ну, пора в путь», — начала покидать залу.
— Подмастерья, — принимая свой плащ из рук Себастьяна, сказал он нам, — а вы что, еще не собрались?
— Ваше величество? — уточнила Фриша, поправляя волосы.
— Если вы еще не поняли, я следую туда, где сейчас громко бьется сердце войны. — Король задумчиво нахмурился. — Красиво сказано. Напыщенно и пафосно, но тем не менее. Жалко, записать не на чем, такое выражение не грех вставить в мою ежегодную речь для народа. Людям нравится, когда король говорит красиво, немного непонятно и через слово поминает славу предков. Это будит в них патриотизм.
— И? — поторопила его Фриша, вызвав недовольный взгляд как хозяина дома, так и его слуги.
— И? — Король скрепил плащ под подбородком фибулой. — Что — и? Вы точно ученики мага? Я полагал, что ваша братия скора умом и делом. Вы можете отправиться со мной на позиции, к своему наставнику. А почему нет? Путешествие с королем — отличная награда для любого героя, так я вознагражу вас за отвагу при защите перевала. Это раз. Я усилю вами свое войско перед решающим боем. Да, вы пока подмастерья, но даже соломинка иногда ломает спину лошади. Почему бы вам не стать такими соломинками? Это два. Ну и ваш наставник воодушевится, увидев своих учеников. Это три.
Насчет первых двух пунктов можно согласиться. Но насчет третьего… Нет, ваше величество, не знаете вы нашего Ворона. Боюсь, он даже и не заметил, что кто-то из нас отсутствует. Он весь в войне, и до кучки подмастерьев, пусть даже и своих собственных, ему нет никакого дела.
Хотя это обоснование происходящего звучит немного правдоподобней, чем предыдущее. При условии, разумеется, что королю вообще зачем-то может прийти в голову идея объяснять мотивацию своих поступков трем молодым людям, чьи имена он забыл сразу же после того, как те их назвали.
Но это и не важно. Главное, что предложение превосходное.
— А можно магистра Альдина попросить и нас с Элем подлечить? — без особого смущения поинтересовалась у короля Фриша. — Пока доедем, времени будет предостаточно.
— Почему нет? — благосклонно ответил ей король, покидая залу. — Попросим.
— Собирайтесь быстро, — кинул нам Гастон де Фюрьи. — У вас есть всего несколько минут, пока его величество идет к своей карете.
Фриша сразу поковыляла к выходу, ее вещи забирали мы с Эль Гракхом. Да там и было тех вещей… Оружие да сумка с самым необходимым.
Так что мы прекрасно успели до отбытия кортежа. Лучшего слова тут не подберешь. Десяток карет, в которых катились на войну король и его царедворцы, сопровождали не менее сотни рыцарей в блестящих на солнце доспехах. Выглядело это все и красиво, и внушительно.
— Вам туда. — Гастон де Фюрьи, усаживающийся в карету, на дверцах которой красовался золотой герб Асторга, показал нам на немудрящий экипаж, находившийся в самом конце процессии. — Бегом!
