Клятся Господь Давиду истиною, и не отвержется ея: от плода чрева твоего посажду на престоле твоем (Пс. 131, 11).
Царь воцаряется и царствует не без действия и содействия Царя царствующих (Притч. 8, 15). Богом Он венчается, помазуется и освящается для дел Царствования. Самое рождение Царя есть особенное устроение Провидения Божия.
Если бы это были мысли только догадочные, жаль было бы колебать их сомнением. Так они привлекательны; так успокоительны; так благотворны.
К счастью, это суть мысли основательные, словом Божиим утвержденные. Посмотрите, на чем премудрый Соломон основывает свое царское величие и свои царския надежды, — на том, что клятся Господь Давиду истиною, и не отвержется ея: от плода чрева твоего посажду на престоле твоем (Пс. 131, 11).
Клятвы о истине свидетельствуемого и обещаемого и человеки, в мыслях и поступках основательные, не употребляют расточительно и без нужды; а берегут ее для дел особенной важности и для утверждения истины, которая преимущественно требует ограждения от недоумений. Кольми паче Бог, Которого слово и без клятвы самодостоверно, если достоверность его усиливается клятвою, то, конечно, сим указывает на особенную важность предмета, и на преимущественную потребность и благотворность удостоверения.
Подтвердим сие примерами. По таинственному повелению Божию, Авраам, хотя не окончательным делом рук, тем не менее совершенною решимостью воли приносит в жертву единородного сына; и представляет образ крестной жертвы Единородного Сына Божия, предавшего Себя, и преданного Богом Отцом за спасение мира. Надлежало наградить безпримерное повиновение, указать на таинство, дать Аврааму обетование о Христе; и Бог изрекает оное с клятвою. Мною Самем кляхся, глаголет Господь, его же ради сотворил еси глагол сей, и не пощадел еси сына твоего возлюбленнаго Мене ради: воистину благословляя благословлю тя, — и благословятся о семени твоем вси языцы земнии (Быт. 22, 16–18). Подобным образом надлежало некогда изъяснить, что, по предвечному совету Божию, Христос есть не только жертва страждущая, но и вечный Священник, Божественною силою священнодействующий спасение наше: и Бог, у Пророка, сию великую и спасительную истину изрекает с подтверждающею ее клятвою: клятся Господь и не раскается: Ты иерей во век по чину Мелхиседекову (Пс. 109, 4).
Согласно с сими примерами надлежит полагать, что когда и Давиду клятся Господь истиною, то есть, утвердил клятвою истину Своего слова с дополнением, что не отвержется ея, то есть, не одновременно исполнит Свое слово, но сохранит оное на продолжение времен; то сим указано на предмет важный, благопотребный, благотворный. А какой это предмет? — Царская власть наследственная. От плода чрева твоего посажду на престоле твоем.
Вследствие сих соображений мы можем изречение Божественное разрешить на следующие изречения истины.
Первое: Бог посаждает Царя на престоле; или, иначе сказать: Царская власть есть Божественное учреждение.
Второе: Бог посаждает на престоле Царевом от плода чрева его, то есть, наследственность Царской власти есть также Божественное учреждение.
Третие: Царская наследственная власть есть высокий дар Божий избранному Божию, как о сем свидетельствует обещание сего дара с клятвою и другое Божественное изречение: вознесох избраннаго от людей Моих (Пс. 88, 20).
Четвертое: Царская наследственная власть есть и для народа благопотребный и благотворный дар Божий; поелику благость Божия безпристрастна и премудрость Божия всеобъемлюща; и потому, если Бог дает Царю дар, от которого зависеть должна судьба народа, то, без сомнения, дает, провидя и предустрояя тем благо и всего народа.
Вот коренные положения Царского и государственного права, конечно, не имеющие недостатка в твердости, поелику основаны на слове Божием, утверждены властью Царя царствующих, и запечатлены печатью клятвы Его!
Не Россиянин, может быть, спросил бы меня теперь: почему на постановленное Богом для одного народа и на обещанное одному Царю я смотрю как на общий закон для Царей и народов? И я не затруднился бы ответствовать: потому что закон, истекший от благости и премудрости Божией, без сомнения, есть закон совершенный; а совершенного почему не предлагать для всех? Или ты думаешь изобрести закон, который был бы совершеннее, нежели закон, истекший от Божией благости и премудрости?
От Россиянина могу ожидать иного вопроса: к чему труд удостоверения о Божественном учреждении и благотворности наследственной Царской власти? Сие учение уже написано на сердцах Россиян. — Знаю, возлюбленные, и радуюсь. Но если и не нужно удостоверять о том, что есть уже в сердце, тем не меньше естественно беседовать о том. Таков закон слова, который признала сама премудрость: от избытка сердца уста глаголют (Мф. 12, 34). Кроме сего, время теперь повторять себе и подтверждать самые известные истины; потому что дух времени не оставил ни одной истины, которую бы не покушался колебать или словом, или на деле.
Когда темнеет на дворе, усиливают свет в доме. Береги, Россия, и возжигай сильнее твой домашний свет, потому что за пределами твоими, по слову пророческому, тма покрывает землю, и мрак на языки (Иса. 60, 2), Шаташася языцы, и людие поучишася тщетным (Пс. 2, 1). Перестав утверждать государственные постановления на слове и власти Того, Кем царие царствуют, они уже не умели ни чтить, ни хранить царей. Престолы стали там не тверды; народы объюродели. Не то, чтобы уже совсем не стало разумевающих; но дерзновенное безумие взяло верх и попирает малодушную мудрость, не укрепившую себя премудростию Божиею. Из мысли о народе выработали идол и не хотят понять даже той очевидности, что для столь огромного идола недостанет никаких жертв. Мечтают пожать мир, когда сеют мятеж. Не возлюбив свободно повиноваться законной и благотворной власти Царя, принуждены раболепствовать пред дикою силою своевольных скопищ. Так твердая земля превращается там в волнующееся море народов, которое частью поглощает уже, частью грозит поглотить учреждения, законы, порядок, общественное доверие, довольство, безопасность.
Но благословен Запрещающий морю (Мф. 8, 26)! Для нас еще слышен в событиях Его глас: до сего дойдеши, и не прейдеши (Иов. 38, 11).
(Слово в день рождения Благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, говорено в Усп. Соборе июня 25, 1848 г.)