Объявленный Сургоном ужин приятно удивил Алекса, пребывавшего не в лучших чувствах от жилища, где ему пришлось остановиться. Можно даже сказать, что ужин изменил настроение Алекса в корне. Хозяйкой на кухне оказалась девушка, которая так открыто улыбнулась гостю и столь непринуждённо подала ему руку, что Алекс сразу почувствовал себя не в страшной чаще за тысячи миль от Америки, а в кругу друзей, радушно принимающих его в своём доме.

– Это моя племянница Таисия, – сказал Сургон. – Без неё я бы не смог здесь управляться, она обустраивает мой быт. А это Александр, – представил Сургон гостя.

– Просто Алекс, – сказал тот.

– Рады видеть тебя у нас, Алекс, – сказала Таисия. – Как тебе показалась дорога?

– Очень длинная и немного утомительная.

– Здесь ты сможешь отдохнуть на свежем воздухе и в тишине.

– Пожалуй, завтра я максимально воспользуюсь этим советом.

– Ну, что, всё с протокольными приветствиями? – спросил Сургон. – Тогда давайте ужинать.

Они развернулись к накрытому столу.

– Вот это место лучшее, – показала Таисия, – потому что оно на мягком стуле, и ты, Алекс, должен сесть именно сюда.

Возражения Алекса, высказанные из приличия, никто, конечно, слушать не стал.

Помещение кухни было просторным и относительно остальной лаборатории обустроенным: со старым посудным шкафом, двумя столами – рабочим и обеденным, – несколькими стульями, газовой плитой и разным поварским инвентарём. На плите среди кастрюль и сковородок высилось ведро с нагреваемой водой, испарения от которого наполняли воздух горячей влагой, будто в банно-прачечной комнате, где Алекс только что осваивал приёмы пользования тазами и кувшинами. Но расстеленная на столе белая скатерть вкупе с аккуратно разложенными на ней приборами и расставленными рюмками воспроизводила на кухне атмосферу званого вечера.

Подчиняясь этой атмосфере, Алекс с Сургоном несколько церемонно сели на свои места. Таисия подала на стол овощи и холодные закуски.

– Для приготовления особо изысканных блюд условий здесь нет, – извиняясь, сказала она, – но, надеюсь, салаты тебе понравятся. Это рыбный, а это традиционный русский салат под названием «Зимний».

– Как насчёт русской водки? – спросил Сургон гостя.

– Немного можно.

Таисия принесла бутылку водки, и Сургон налил полные рюмки.

– О, для меня это много, – засмеялся Алекс.

– Постарайся на время забыть американские привычки и погрузиться в русскую действительность, – сказал Сургон. – Русские способны выпить много. В тебе ведь есть русская кровь?

– Да, наполовину.

– Сейчас мы это проверим.

Таисии Сургон тоже налил водки на дно.

– Индивидуалисты, которые нередко встречаются среди нас, в своей наивной гордыне считают себя существами самодостаточными, – поднял Сургон рюмку, блеснув золотым перстнем, – не понимая, что они являются лишь хмалым звеном длинной цепи, соединяющей далёких предков и неведомых потомков. Я хочу выпить за нашего гостя, который, жертвуя прочими интересами, приехал в Россию из далёкой Америки ради восстановления знания о своей семье! За тебя, Алекс!

– За тебя! – поддержала дядю Таисия.

Алекс, не ожидавший пышного тоста в свою честь, немного смешался. Поблагодарив и глядя, как Сургон опрокидывает в рот полную рюмку, он попытался повторить за ним то же самое. У себя дома Алекс пробовал водку только разбавленной, да и не в таких количествах, и сейчас выпивал «по-русски» с некоторой опаской. Водка обдала ему язык горечью и не сразу прошла горло.

– Ф-ф-ф… – сморщился Алекс.

– Водку нужно выпивать по возможности одним глотком, – учил Сургон, – а затем немного выдохнуть и, пока не закусишь, вдыхать только носом, а выдыхать ртом.

Алекс кивнул, вытирая глаза от выступивших слёз.

– Ты кушай, кушай, – принялась накладывать ему еду Таисия.

Проголодавшийся Алекс приступил к еде с видимой охотой.

– Ну как? – с любопытством спросила Таисия через время.

– Вкусно, – промычал он.

– Тогда я положу тебе ещё этот салат.

Алексу нравилось, что Таисия за ним ухаживает. Когда за столом хлопочет женщина и подкладывает еду в тарелку, это совсем не то же самое, когда в ресторане обслуживает клиента официант. В искреннем женском внимании и заботливых женских руках есть нечто сакральное, создающее иную действительность, отличную от реальности грубого освоения жизни. Каждый мужчина знает о такой действительности, даже если сталкивался с ней слишком редко, и в стремлении обрести её способен на многое.

Главное же, что понравилось за ужином Алексу, это приготовленные Таисией блюда, ибо, берясь за вилку, он опасался иного.

Сургон снова налил по полной рюмке. Алекс хотел было отказаться, но потом решил пить, тем более что Таисия поддерживала их застолье. Внешне она, если чем-то и напоминала дядю, то такими же чёрными вьющимися волосами, связанными у неё в короткую тугую косу, и живыми тёмными глазами, способными в один момент менять взгляд от благожелательного, участливого до пристального, а затем наоборот, доходящего у неё в женской выразительности почти до ласкового. Во всём остальном сходства совсем не наблюдалось: нос был прямой, мочки ушей меньше, кожа светлее. Особенно отличалась нижняя половина лица – с мягким изгибом губ, впадинкой над подбородком и плавным переходом от головы к шее. Впрочем, «текущая» щека Сургона не позволяла сравнивать их внешность в мелких деталях.

Вторую рюмку Алекс выпил, как учили, и эта попытка оказалась более удачной: холодная жгучая водка отдалась во рту не горечью, а морозной свежестью с едва уловимым оттенком мёда. Закусывать такой напиток было сущим удовольствием.

– Где же вы охлаждаете водку? Да и другие продукты? – спросил Алекс, между делом оглядывая кухню.

Холодильника видно не было.

– У нас вода в колодце ледяная, – сказала Таисия. – А продукты держим в погребе… Это специально вырытое в земле хранилище, – пояснила она, видя, что гость не понимает, о чём речь, – там всегда примерно такая температура, как в холодильнике.

Их беседа за столом состояла из невероятной смеси русских и английских слов, а где слова не помогали, то и жестов, но все друг друга прекрасно понимали, особенно по мере того, как пустела бутылка.

– Кажется, пора подавать горячее, – поднялась Таисия, которая и так всё время сновала от стола к плите.

На горячее Таисия подала порционное мясо, запечённое с овощами. Алекс не знал как поступить: с тех пор как он оставил серьёзные занятия спортом, мясо в его меню появлялось всё реже. Здесь же оно мало того, что содержалось в закусках, теперь ещё было подано цельными порциями.

– Ты вегетарианец? – спросил Сургон, удивлённый его нерешительностью.

– Не то чтобы совсем вегетарианец, – сказал Алекс, – но двигаюсь в этом направлении.

– А по каким причинам? Что-нибудь со здоровьем? Извини, можешь не отвечать.

– Со здоровьем всё в порядке. А причины этические и биологические. Многие считают, что убивать животных безнравственно. Биологическая же причина – вернее, даже физиологическая – заключается в том, что человеку несвойственно питание мясной пищей, его организм приспособлен к пище растительной. Аргументы сторонников вегетарианства кажутся мне довольно убедительными.

– А мне нет, – налил Сургон ещё водки, – и я объясню почему. Сначала про нравственность. Не могут быть безнравственными законы, процессы, составляющие суть живой природы. Возьми любую секунду или миллисекунду: во время неё происходят тысячи, миллионы, миллиарды поеданий кого-то кем-то. Не потому что одни хороши, а другие плохи, а потому что так устроен мир. Жизнь гетеротрофного существа есть постоянная переработка чужой биомассы с целью извлечения энергии для жизни собственной. Мясо как раз и является биомассой. Нравственная рефлексия, если уж таковая имеет место, должна подвигать человека на быстрое и не мучительное умерщвление животных, а не на отказ от пищи. Ошибка радикальных травоедов состоит в том, что они переносят феномен сознания человека на царство животных. А животные не имеют подобного сознания, что бесспорно доказано опытным путём. Они не могут подобно человеку представить будущего, а реагируют лишь на то, что есть. Стадо антилоп преспокойно пасётся рядом со львом, когда тот не на охоте. И вашему домашнему любимцу страдание причиняет текущая процедура у ветеринара, а не мысли о грядущей смерти и бренности существования.

– Человеку для продолжения жизни достаточно растительной биомассы, как ты называешь пищу, а не мясной, – возразил Алекс, – что тоже бесспорно доказано опытами.

– Ну, во-первых, пищу я называю биомассой только в биологическом смысле, поскольку люблю вкусно поесть. А во-вторых, прошу тебя обратить внимание на тот факт, что у хищников – собак, кошек, медведей, дельфинов – сознание как правило развито в значительно большей степени, нежели у травоядных – овец, коров, антилоп. В одном африканском племени, где люди в силу географических причин были лишены мясной пищи, учёные провели эксперимент: стали кормить мясом детей. За довольно короткий период времени IQ этих детей вырос на тридцать процентов! Так что каждый волен выбирать, нужен ему интеллект или нет?

– Хочешь сказать, что выбор очевиден?

– Для кого-то – да, а для кого-то – нет. Так же, как выбор эстетический.

– Что ты имеешь ввиду?

– То, что у всех травоядных огромное брюхо, обусловленное особенностью их пищеварительной системы. Ну, нравится кому-то из людей иметь увеличенный живот и сниженный интеллект – кто же им это может запретить?

– Но говорят, мясная пища несвойственна человеку, и была освоена им уже в поздние периоды развития.

– В мире говорят много глупостей. Может быть потому, что мало едят мяса. Археологические находки свидетельствуют о том, что не было периодов, в которые бы люди довольствовались исключительно растительной пищей. Понимаешь? Не-бы-ло! Или сформулирую по-другому: исследователям неизвестен какой-либо вид человека, который не ел бы мяса. Это я говорю как учёный. Едва появляется человек, как мы тут же находим рядом с ним либо кости животных, либо прямые или косвенные свидетельства охоты. Более того, мы находим такие свидетельства и у предков человека: Хомо эректус – человека прямоходящего, и Хомо хабилис – человека умелого, живших миллионы лет назад. И даже у человекоподобных существ австралопитеков. Это свидетельствует о том, что поедание мяса есть один из определяющих признаков людей, и не просто вида Хомо сапиенс – человека разумного, к которому мы принадлежим, а всего рода «люди», «хомо». Возможно, благодаря в том числе данному признаку человек и является тем, кем он есть. Другое дело, что при старении организма мяса человеку, действительно, требуется всё меньше. Но ведь нас с тобой ещё не должны заботить подобные мысли, не так ли?

– Пожалуй, – засмеялся Алекс.

– Так, значит, убедил я тебя? – поднял Сургон рюмку.

– По крайне мере, на эту поездку, да!

– Тогда ешьте быстрее, – заторопила Таисия, – а то всё уже остыло.

«Как хорошо, что людям свойственно есть мясо», – думал захмелевший от водки Алекс, с удовольствием уминая приготовленное Таисией блюдо и благодарно посматривая на неё. Таисия, замечая эти взгляды, смущалась.

За окном и в помещении стало смеркаться. Взяв спички, Сургон зажёг фитиль и накрыл его стеклянной колбой.

– Как? – не поверил Алекс. – Здесь нет электричества?

– Увы, – развёл руками Сургон, – только керосиновые лампы. Такую же я выдам и тебе.

Алекс покачал головой. Но потом подумал, что ему будет даже интересно пожить в полной оторванности от привычных благ.

– Ты как-то обмолвился в письме, что любишь русскую певицу прошлого Лидию Русланову? – обратился к нему Сургон.

– Я прочитал, что она пела настоящие русские песни. Я выучил одну песню, которая называется «Валенки».

напел Алекс. -

Сургон ободрительно засмеялся, а Таисия даже захлопала в ладоши.

– Тогда специально для тебя…

Выйдя ненадолго, Сургон принёс в столовую атрибут цивилизации – ноутбук, работавший от аккумуляторной батареи. В освещённой керосиновой лампой комнате зазвучали знакомые Алексу песни из репертуара Лидии Руслановой: «Ой вы сени, мои сени», «Я на горку шла», «Катюша», «Валенки»…

– Теперь осталось только водить хороводы, чтобы получился лубочный вечер в русском стиле, – громко говорил раскрасневшийся Сургон. – Можешь потом родственникам так и написать: ужинал в русском стиле.

Они пили ещё водку, ели приготовленное Таисией мясо и водили хороводы при свете керосиновой лампы.