Уже два месяца Алекс Коннелл находился дома, в Соединённых Штатах Америки. До этого он лечился в России, когда в крайне измождённом и бессознательном состоянии был обнаружен привязанным к дереву возле озера Тургояк. Лечение, проходившее сначала в Миассе, а потом в областном центре Челябинске, завершилось успешно, благо за время, проведённое Алексом без пищи и воды, в его организме ещё не успели начаться необратимые процессы. Последние недели в больнице Алекс коротал между восстановительными процедурами, общением с отцом и Вильямом, дачей показаний следователям и бесчисленными интервью слетевшимся журналистам. История Алекса наделала много шума. Рассказ об американском гражданине, попавшем в лапы племени каннибалов, стал главной темой мировых средств массовой коммуникации. Ход следствия контролировали из Москвы и из Вашингтона.

Но поиски людоедов оставались тщетными. Выяснилось, что в научном центре Ильменского государственного заповедника никогда не слышали о человеке с именем Сергей Устинов, и ни одного из сотрудников центра потерпевший не опознал в качестве такового. Сторож «со звериными ушами», хоть и работал на турбазе какое-то время, был принят туда без оформления документов, а с окончанием сезона уволился. Лесная лаборатория, принадлежавшая заповеднику, но давно не используемая по назначению, а потому пустовавшая, неожиданным образом сгорела. В бывшем доме Бориса Холвишева перепуганные хозяева рассказывали, что, польстившись на деньги, сдали жильё на месяц незнакомым людям.

Анализ адресов электронной переписки между Сергеем Устиновым и Александром Коннеллом, а затем и с Вильямом Коннеллом ожидаемо показал, что письма от Устинова отправлялись с применением изощрённых технологий интернет-анонимности. Ритуальная поляна исседонов была обследована на каждом сантиметре, но кроме сведений, уже сообщённых Алексом, дополнительных улик не дала.

В общее дело с поисками людоедов объединили ещё одно громкое преступление в Миассе, где был обнаружен труп мужчины с отрубленной головой и отсечёнными кистями рук. Объединить эти дела позволила коробка, подкинутая в больницу Алексу Коннеллу. В коробке лежали отсечённые у убитого кисти с четырьмя пальцами вместо пяти на каждой. Алекс сообщил следователям, что подобную примету имел исседон, следивший за ним возле лесной лаборатории, а затем сохранивший ему жизнь на ритуальной поляне. Но ввиду того, что у трупа отсутствовала голова, идентифицировать его пока не удавалось.

Надо сказать, что трудности, с которыми столкнулось следствие, были ожидаемы и начались задолго до того, как Алекс Коннелл смог давать показания полиции. Об этом ему ещё в период лечения рассказал брат Вильям.

Первым уехавшего в Россию Алекса хватился отец, встревоженный тем, что вопреки договорённости Алекс за всё время отсутствия позвонил ему только однажды, из Екатеринбурга. Отчасти отца успокаивал Вильям, получивший от брата пару весточек. Но когда немного погодя отец сам попытался дозвониться до России и не смог этого сделать, беспокойство его вспыхнуло с новой силой. Отец, а затем и Вильям, набирали Алекса каждый день и каждый день слышали в трубке информацию о невозможности связаться с вызываемым абонентом. Не ответил Алекс и на письмо, посланное по электронной почте. В разысканной Вильямом екатеринбургской фирме, оформлявшей Алексу приглашение на конференцию, сообщили, что тот ни у них, ни на конференции не появлялся. И тогда уже родственники всполошились не на шутку.

Они обратились в полицию, а те сделали запрос коллегам в Россию. Русские полицейские, проведя проверку, подтвердили, что местонахождение гражданина Соединённых Штатов Америки Александра Коннелла в настоящее время неизвестно, и следы его теряются с самого дня прилёта в Екатеринбург. И как только это выяснилось, к делу, похоже, подключились спецслужбы обеих стран. С родственниками подолгу беседовали люди в штатском, перетрясали компьютер Алекса и семейные документы, отец с Вильямом давали показания русским посредством видеосвязи, но расследование не продвигалось. Отец, который страдал гипертонией, теперь жил только на лекарствах. Вильям не поехал на гастроли и каждую минуту пытался выяснить что-нибудь новое о судьбе брата.

Неизвестно как долго продолжалось бы состояние невыносимой неопределённости, если бы в дом Алекса и Вильяма вдруг не пришло извещение из нотариальной конторы города Уоррен штата Мичиган. Этим извещением потомков Бориса Холвишев (Boris Holvishev) приглашали на получение письма, которое предписывалось вручить им через тридцать лет после смерти Бориса. На следующий день Вильям был в Уоррене в нотариальной конторе, где с него потребовали документы, доказывающее прямое родство с Борисом Холвишев, скончавшимся тридцать лет назад в городе Уоррен; список всех имеющихся потомков Бориса Холвишев; а также обеспечение их личного участия во вручении письма, или документально подтверждённые причины отсутствия. Поэтому Вильям из нотариальной конторы сразу поспешил за помощью в полицию.

Когда же письмо наконец вскрыли, то вначале не знали, как к нему отнестись. Оно представляло собой длинный и неправдоподобный на первый взгляд рассказ о причинах, побудивших Бориса Холвишев покинуть Россию. В письме говорилось о глубоко законспирированном племени исседонов, к которому принадлежал когда-то сам Борис, описывались кровавые обычаи племени, сообщалось время и несколько мест проведения каннибальских ритуалов, а в конце содержалось уже известное в семье предупреждение детям и внукам категорически избегать поездок на родину Бориса.

Рассказ выглядел фантастическим, но если было предположить, что всё описанное является правдой, исчезновение Алекса Коннелла представлялось совершенно в ином свете. Появлялась возможность выдвинуть версию, что улетевший в Россию Алекс, как это ни дико звучит в двадцать первом веке, попал в руки людоедов-исседонов.

Многое в этом деле было удивительным, в том числе мистическое совпадение доставки письма с периодом активных поисков Алекса, словно дед предугадал, когда понадобится его помощь. Серьёзную же тревогу полиции и родственников вызывало указание в письме на день осеннего равноденствия как на начало кровавых мистерий исседонов, а в момент получения письма этот день уже миновал.

Отец, Вильям и представители американской полиции, или кто уж там они были, срочно вылетели в Россию: русские уладили все формальности мгновенно. В Челябинске прибывших американцев включили в состав совместных оперативных групп, которые в течение ближайших суток обследовали каждую из упомянутых Борисом Холвишев территорий и на одной из них, у озера Тургояк близ города Миасса, обнаружили привязанного к дереву крайне истощённого, но ещё живого гражданина Соединённых Штатов Александра Коннелла.

Всё это Алекс внимательно выслушал от Вильяма сначала в больнице, а затем в Сиэтле, куда, как только Алекс поправился, братья вернулись вместе с отцом.

Дома Алекс восстановился окончательно. Вскоре он уже возобновил физические занятия и созвонился с однокурсником, звавшим его в UPS. Отец, пожив немного у сыновей, отправился в Орегону, а Вильям, проявив недюжинную энергию, занялся поисками стабильной работы и покупкой собственного дома, намереваясь вскоре ввести в него русского доктора Свету. Тем не менее Алекс выбрал время, чтобы ещё раз поговорить с братом про свою едва не кончившуюся трагедией поездку и про Бориса Холвишев, их деда. Алекс напомнил Вильяму о фотографии у бревенчатой стены, о знаке в виде крестика и рассказал о пустующем тайнике, вскрытом сначала Сургоном, а затем и самим Алексом, и спросил, нет ли у Вильяма каких-либо соображений по этому поводу? Неожиданно для Алекса соображение у брата имелось.

– Тебе, наверное, до меня в то Рождество не было дела, потому что ты получил от родителей в подарок игровую приставку, которую тут же уволок в свою комнату, – сказал Вильям. – А я нашёл под ёлкой только поздравительную открытку с раскрашенным крестиком и отчаянно разревелся. Мама кинулась меня утешать. Она сказала, что подарок мой не простой, а с секретом, как любил делать дедушка, и чтобы я посмотрел в ту сторону, куда смотрит крестик. Я установил открытку на прежнее место, развернулся посмотреть, куда «смотрит крестик», и увидел там огромную коробку с самосвалом: мой подарок был просто слишком большой, чтобы поместиться под ёлкой.

– Самосвал помню, – сказал Алекс.

– Ещё бы! – расплылся Вильям. – Шикарный был самосвал. Его кузов до сих пор стоит у меня под всякие мелочи.

– И ты хочешь сказать…

– Вот именно, – кивнул Вильям. – Что следовало бы глянуть, куда «смотрит крестик».

– Почему же ты раньше об этом молчал? – возмутился Алекс.

– Откуда я знал, что ты ищешь какой-то подарок? – развёл руками Вильям. – Вспомни лучше, что располагалось напротив стены с крестиком? Ведь ты там был.

Алекс напряг память.

– Ничего. Сад.

– Ну, возможно, следует покопать в саду. Он большой?

– Подожди, – перебил брата Алекс. – Там, кажется… Точно! Там находилась купальня!

– Купальня?

– Она называется «русская баня». Я мылся в такой. По виду – маленький дом, и тоже из брёвен.

– Значит в дополнение к рытью сада надо будет разобрать каждое бревно «русской бани». Но для начала выкупить землю вместе с домом и купальней, а то хозяевам может не понравиться чужая активность на своём участке. Ты собираешься этим заняться?

Алекс покачал головой:

– Иностранцам попасть в Миасс обычным порядком нет ни какой возможности: в этом городе делают ракеты.

– Нет возможности? – удивился Вильям. – Ах, да, Света говорила что-то такое. Но, насколько я понял, это было давно, ещё в Советском Союзе.

Алекс понимающе усмехнулся: Сургон солгал и насчёт «закрытого города»:и тоже с целью ограничить чрезмерную тягу гостя к самостоятельным перемещениям.

– А сейчас все родственники Светы зовут меня в гости, – сообщил Вильям. – Слушай, у неё, оказывается, столько родственников!

– Даже если иностранцы имеют право посещать Миасс, я всё равно не поеду, – сказал Алекс. – Может быть, ты?

– Ни за что.

Оба слишком хорошо помнили коробку с отрубленными руками четырёхпалого исседона. После её получения возле палаты Алекса был установлен круглосуточный полицейский пост, а Вильям, мало того что отказался без сопровождения доктора Светы покидать пределы больницы, так теперь свадьбу намеревался устроить исключительно в Соединённых Штатах, ломая голову над тем, где найти денег на приезд многочисленных русских родственников.

– Но у меня есть предложение… – сказал Алекс, поворачиваясь к компьютеру.

Братья быстро сочинили текст. Алекс распечатал его на принтере и вложил в конверт вместе с фотографией Бориса Холвишев, сделанной у бревенчатой стены. Затем Алекс и Вильям отправились в нотариальную контору, где, оставив конверт, распорядились вручить его своим потомкам спустя тридцать лет после смерти последнего из братьев.