Событие, о котором возвестил накануне вечером Сургон, явилось для Алекса неожиданным, и нельзя было сказать, чтобы оно его сильно обрадовало – скорее, озадачило: Сургон предложил ему пройти посвящение в исседоны. Никаким исседоном Алекс становиться не хотел, он и русским-то себя осознавал лишь в малой степени, но Сургон не отставал и даже оскорблялся, наталкиваясь на возражения.

– Быть исседоном – величайшая честь! – говорил он. – Исседоны – могучий народ, сумевший сохраниться на протяжении тысячелетий. Твоё существование наполнится совершенно иным смыслом. Ты станешь не просто составной частью, но связующим звеном древнего народа: от многих поколений предков – к тем, кто идёт следом.

– Но я не могу быть связующим звеном древнего народа, – отнекивался Алекс. – Я узнал о его существовании всего несколько дней назад.

– Можешь! – утверждал Сургон. – Ты всегда неосознанно ощущал в себе зов крови исседонов. Скажи, кого из имевшихся у тебя бабушек и дедушек ты вспоминал чаще: ирландских или так называемых русских? А из русских – Веру, которую знал при её жизни, или всё-таки Боеру Холви, деда Бориса?

Алекс вынужден был признать справедливость этих слов.

– А значит, кровь исседонов в тебе побеждает всю прочую! И есть ещё одна причина, по которой, возможно, тебе захочется пройти обряд посвящения, инициацию, – уже с меньшим пафосом, едва ли не равнодушно добавил Сургон. – Наша община в силу понятных причин не имеет на тебя не то что большого, но вообще никакого влияния: ты – свободный человек западного мира, толерантный и воспитанный на либеральных ценностях. Но совсем иная ситуация внутри общины исседонов. Те, кто был исседоном рождён, склонны прислушиваться к мнению соплеменников и следовать древним традициям.

– Вполне это допускаю, – сказал Алекс.

– Любой народ на земле относится настороженно, а большей частью неодобрительно к браку с представителями других наций, – продолжал Сургон. – Для нас же этот вопрос является первостепенным. Конечно, в современных условиях мы не можем категорично запретить члену общины связать свою жизнь с иноплеменником. Но многие исседоны, чувствуя ответственность перед сородичами, следуют традициям добровольно, а не в порядке принуждения. И если ты любишь человека, то, может быть, не стоит ставить его перед трудным выбором сердца и совести?

– Какое отношение это имеет ко мне?

– Почти никакого. Выбор, возможно, придётся делать Таисии.

– Не понял… Господи! Понял. Она ведь твоя…

– Племянница, – охотно подсказал Сургон.

– А значит…

– Значит, принадлежит к народу исседонов. Таисия – исседонка, причём, чистокровная. Когда с её родителями, членами нашей общины, случилась трагедия – оба они разбились в автомобильной катастрофе, – мы поспешили девушке на помощь. После похорон я рассказал Тае, кем для неё являюсь.

– Да, она мне говорила. Только умолчала про исседонов.

– Она обязана молчать про исседонов.

– Но сказала, что поехала с тобой.

– Поехала, и я очень этому рад, потому что за прошедшее время очень её полюбил и к ней привязался. И конечно, мне доставит огорчение, если Тая решит связать жизнь с мужчиной из другого народа.

– Ты шантажируешь меня, – усмехнулся Алекс.

– Боже упаси! – поднял руки Сургон. – В любом случае, она поступит так, как считает нужным. Хотя, возможно, и будет мучится от чувства вины и проявленной неблагодарности: даже не ко мне, а к собственному народу. Но я хочу убедить тебя не ставить её перед столь сложным выбором, тем более, что тебе это ничего не стоит. Ведь я не заманиваю тебя в исседоны, а приглашаю разделить их духовное богатство.

– Всё же это похоже на заманивание.

– Я не заманиваю, а приглашаю, – повторил Сургон.

– Хорошо, приглашаешь. Но зачем тебе это нужно?

– Потому что исседонов осталось слишком мало. И опасность для общины заключена не только в уменьшение нашего числа, но и в более частых по этой причине браках между близкими родственниками. Нас давно одолевают не полчища захватчиков, а генетические заболевания, мы чувствуем признаки вырождения. Нам нужна свежая кровь. Смешаться с другими народами – это путь к исчезновению, а принять к себе здорового, сильного и умного молодого человека, каким являешься ты, было бы для нас благом. Видишь, как я с тобой откровенен. Решайся. Исправь ошибку своего деда Боеру Холви.

Алекс задумался.

– Но что мне предлагается делать в качестве исседона? – спросил он.

– Ничего, просто быть им. Нам не нужны твои действия. Достаточно того, что ты станешь исседоном и разбавишь нашу застоявшуюся кровь своей.

Алекс продолжал думать. Сургон был озабочен существованием своего народа, благу которого всеми силами старался способствовать. Это понятно. Чего же хотел Сургон от Алекса? В общем-то, ничего особенного. Алекс как жил, так и продолжал бы жить своей жизнью, разве что называясь теперь и исседоном. Ну и на здоровье, кому от этого хуже? Тем более, что такой шаг снял бы все препятствия в его взаимоотношениях с Таей. Вот только Алекс не хотел, чтобы этими отношениями его держали на крючке.

– Мне нужно время, – сказал он Сургону.

– Времени нет, – покачал тот головой. – Его отняли дни твоей болезни. Сегодня мы должны либо ехать на посвящение, либо сообщить о твоём отказе.

– Тогда подожди меня здесь.

Выйдя от Сургона, Алекс решительным шагом направился к Тае. Её на кухне не оказалось. Алекс подождал немного, потом выглянул из дома, но никого не увидел и там. Не нашёл он Таи и в банно-прачечном помещении, открытом настежь для проветривания. И только потом сообразил, что кроме пребывания на кухне и в прачечной она должна где-то жить! Просто он настолько привык видеть Таю за делами общими, что не задумывался о её личном быте. Но где она жила? Если бы в какой-то из комнат, выходящих в коридор, Алекс давно бы это увидел. Значит, в лаборатории есть ещё помещения, или, по крайней мере, ещё одно. Он обследовал границы кухни-столовой и с противоположной от коридора стороны, невидимой за посудным шкафом, в самом деле обнаружил старую филёнчатую дверь. Алекс постучал.

– Да-да, – раздался из-за двери знакомый голос.

«Как же я невнимателен к Тае», – входя, укоризненно подумал Алекс.

Тая сидела в обшитом тканью старом кресле, поджав под себя ноги, с потрёпанным томиком в руках. Её комната единственная из всех помещений лесной лаборатории обладала признаками домашнего уюта, напрочь отсутствующего в пустой спальне Алекса, или спартанском полу-кабинете Сургона. Здесь кроме кровати и кресла, в котором сидела сейчас Тая, имелся и шифоньер, и комод с потёртой крышкой, и тройное зеркало на комоде, и столик, на котором стояла чайная чашка, и этажерка с расставленными на полках минералами. Из очень простой стеклянной вазы выглядывали несколько засушенных растений. На стене висела фотография с изображением мужчины, женщины и Таи – в очень юном, почти детском возрасте.

Алекс, намеревавшийся поговорить с Таей, как только её отыщет, медлил, увлечённый осмотром комнаты и разглядыванием фотографии на стене.

– Это я с родителями, – сказала Тая.

– Они были исседонами? – повернулся к ней Алекс.

Тая не стала отводить глаз.

– Да, – произнесла она. – Для тебя это имеет значение?

– Никакого! Три дня назад я и не знал о их существовании… О вашем существовании… Я хотел сказать, что не знал о существовании вашего народа.

– О нашем существовании никто не знает. – Тая убрала книгу на столик, распрямила ноги и сложила ладони на коленях. – Так для нас безопасней.

– Я понимаю, у вас своя жизнь, от всех закрытая.

Они помолчали.

– Но Сургон сказал, что по крови ты тоже частично принадлежишь к нам, – тихо произнесла Тая.

– Оказывается, мой дед Борис был исседоном, – подтвердил Алекс, – хотя и порвал с общиной.

– Такое случается.

– Вы сами в этом виноваты, ваши строгие законы.

– Этим законам не одна тысяча лет.

– И ты им следуешь?

– Следую. Потому что я исседонка.

– Я как раз хотел поговорить об этом… Извини, что спрашиваю, но мне это очень важно. – Алекс не знал, как правильней сформулировать вопрос. – Ты в первую очередь исседонка или в первую очередь женщина, девушка?

Алекс увидел, что ответить на его вопрос Тае не так-то просто.

– Я сама часто думаю об этом, – призналась она. – И не знаю. Я женщина, принадлежащая к народу исседонов.

– Тогда я спрошу конкретней.

Алекс приблизился к Тае. Чтобы оказаться вровень с её глазами, он опустился перед ней, взявшись за подлокотники кресла.

– Скажи, если бы ты решила связать свою жизнь с другим человеком, с человеком совсем из другого мира, таким как я, например… Ты бы послушалась законов своего народа и мнения общины или… ушла с таким человеком?

Алекс пристально смотрел на Таю. Она же глядела на него испуганно, залившись краской до кончиков ушей.

– Как это, например? – произнесла Тая. – Такие вещи не говорят «например».

– Я хочу, – сказал Алекс, – чтобы ты была моей женой. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Можешь ли ты, бросив всё, уехать со мной в Соединённые Штаты?

Тёмные глаза Таи стали влажными, а щёки чуть дрогнули. Грудь её вздымалась от глубокого и частого дыхания.

– Я не готова ответить тебе прямо сейчас, – проговорила наконец Тая. – Для меня всё это очень сложно. Но если бы я решила связать свою жизнь с таким человеком… с тобой… то предпочла бы тебя, а не мнение общины.

– Спасибо, – произнёс тронутый Алекс.

Поднявшись, он твёрдым шагом направился к Сургону.

– Я пройду обряд посвящения, – сказал Алекс, входя.