Новорожденный не приносит с собой знаний о том, как прожить в этом мире; ему приходится учиться этому у других. Примерно до двух лет ребенок настолько заинтересован в ознакомлении с собственным телом, что у него едва хватает времени и энергии замечать, как его поведение влияет на других, – лишь бы получать то, что ему нужно и когда нужно. Около двух лет он начинает, однако, понимать, что удовлетворение достигается не простым требованием, а отчасти зависит от того, довольны ли им родители. Чтобы узнать, как с ними обращаться, он наблюдает, как они обращаются друг с другом. То, чему ребенок учится в следующие три года (от двух лет до пяти), в преобладающей степени определяет, как он будет в течение всей своей жизни обращаться с людьми (если только он не сойдет в дальнейшем с этого пути, чтобы брать уроки у своих учителей, друзей, жены или у психиатра). Хотя важную роль играют также братья и сестры, мы не будем здесь говорить о них, чтобы представить вопрос как можно проще.
Родители ребенка – его ближайшие учителя. И это именно те люди, обращение с которыми для него важнее всего; поэтому он учится главным образом у них. Если у него нет родителей, или есть только один из них, он оказывается в невыгодном положении, потому что позже ему придется соревноваться с людьми, имевшими возможность учиться у двух родителей. Ребенок, говоривший в течение всего детства на правильном английском языке, в дальнейшем будет пользоваться им увереннее, чем тот, кто приступил к его изучению в пятнадцать лет. Подобным же образом ребенок, воспитанный в присутствии надежного мужчины, в зрелом возрасте будет обращаться с людьми лучше, чем мальчик, выросший без отца. Такой мальчик может впоследствии компенсировать свои потери, но у него будет невыгодный старт.
Во всем, что касается поведения в обществе, младенец совершенно невинен; его семья – это его судьба. Если ребенок видит, что члены семьи все время ссорятся и жадничают, это обычно делает его агрессивным и жадным. Он говорит себе: «Я вижу, как надо жить: надо нападать, драться и хватать все, что можно». Таким он по всей вероятности и вырастет. Если ему не будет даваться то, чего он хочет, он станет винить в этом окружающий мир, и обида сделает его еще более жадным.
Если ребенок видит в обращении родителей друг с другом любовь, великодушие и уважение, то у него тоже воспитывается великодушие, и он говорит себе: «Я вижу, как надо жить: надо быть великодушным, любить и уважать людей». Он попытается жить таким образом и готов будет учиться на опыте, если дела пойдут не так, как надо.
От ребенка зависит, каким образом и в какой мере он подражает своим родителям; однако в их власти воздействовать на осуществление имеющихся у него возможностей. Они могут поддержать его склонность к стяжанию или его склонность к деликатности, его способность к приятному и неприятному обращению с людьми. Если он не следует намеченному пути, то приходится пересмотреть способ его воспитания.
Маленький ребенок стоит в центре собственной Вселенной. Внимательно наблюдая его, вы заметите, что он привязывается большей частью к людям, непосредственно удовлетворяющим его нужды. Эта система, по которой привязанность проявляется лишь в обмен на немедленные услуги, не может сохраниться навсегда, если он должен в дальнейшем, как это считается желательным, воспитывать собственных детей. Чтобы обрести будущую мать своих детей и воспитать свое потомство в счастливой семье, он должен научиться дарить свою величайшую любовь без надежды на немедленное воздаяние. Вместо того чтобы рассматривать людей как источник собственного удовлетворения, ему надо научиться любить их «ради них самих». Это применимо равным образом к обоим полам. Такая бескорыстная любовь называется «любовью к объекту»; между тем, любовь к тому, что доставляет немедленное удовлетворение, весьма напоминает себялюбие.
При таком подходе ребенок ведет себя так, как будто влюблен в самого себя. Это напоминает греческий миф о Нарциссе, влюбившемся в свое собственное изображение, которое увидел отраженным в воде. Поэтому либидо, направленное внутрь, то есть на самого себя, называется нарцистическим либидо, а либидо, направленное на внешние объекты, объектным либидо. Можно сказать, следовательно, что задача детства состоит в превращении нарцистического либидо в объектное либидо. Это необходимо, чтобы счастливо жить с людьми; в особенности необходимо это, чтобы стать счастливыми супругами и родителями, поскольку в этих положениях человек должен уметь любить, заботиться и опекать другие существа, даже принося некоторые свои выгоды в жертву. В этой бескорыстной деятельности ему помогает Суперэго.
Итак, формирующееся в раннем детстве Суперэго с его чувством долга и ответственности составляет основу дальнейших усилий в браке и в воспитании детей. После того, как Суперэго уже достаточно укоренилось, следует период примерно от шести до десяти лет, когда ребенок более или менее знает уже свое место в мире, но не умеет еще позаботиться о себе без покровительства взрослых. Он использует эти годы, чтобы больше узнать об окружающих людях и вещах; и, когда во время половой зрелости его мышцы окрепнут, а железы начнут работать в полную силу, он будет лучше подготовлен встретиться с жизнью, полагаясь на самого себя.
Есть очень много людей, отчетливо помнящих свои половые чувства начиная с трех лет или раньше; поэтому вряд ли кто-нибудь, готовый задуматься над этими вещами, сомневается в том, что у детей могут быть половые переживания в обычном смысле слова. Кто полагает, что половая жизнь начинается лишь с первого оргазма, нелегко сможет объяснить эти ранние трепетные ощущения. Невозможно приписать простой любознательности случаи, происходящие между маленькими мальчиками и девочками за амбарами и в стогах сена, которые они находят столь захватывающими в этом возрасте и в своих воспоминаниях.
Взаимные влечения у детей в качественном отношении подобны влечениям взрослых. Любовные отношения ребенка можно с полным правом назвать «половыми», хотя в них и нет оргазма (но, впрочем, часто бывает эрекция). Нормальные чувственные переживания взрослого представляют собой лишь четвертую стадию процесса, длящегося всю жизнь.
Мы знакомы уже с двумя самыми ранними способами прямого удовлетворения либидо: это наслаждение сосанием и наслаждение кишечником, которые кратко именуются «оральным» и «анальным» удовлетворением. В третьей стадии удовлетворение состоит в извлечении удовольствия из половых органов без участия другого лица, то есть без действительного объекта либидо, и происходит обычно посредством игры или манипуляции, как это нередко можно видеть у детей между четырьмя и шестью годами. Многие взрослые задерживаются на этой стадии, всего лишь «используя» своих партнеров для наслаждения, вместо того чтобы разделять это наслаждение с ними. Отсюда происходят неразборчивые мужчины, использующие женщину всего лишь в качестве «плевательницы для семени», и женщины, использующие мужчину в качестве «затычки для влагалища»; в обоих случаях индивид не интересуется (или интересуется только из тщеславия), насколько счастлив его партнер.
Счастливые или мудрые люди достигают четвертой стадии сексуальности, состоящей в том, что наслаждение разделяется с другим лицом, вместо того чтобы просто использовать партнера для стимулирования своих половых органов. Зрелое половое чувство у мужчины – это стремление проникать, чтобы и получать, и давать наслаждение. Зрелое половое чувство у женщины основано на стремлении принимать проникновение, получая и давая наслаждение одновременно. То же относится к случаям, когда дают или принимают материальные предметы, а также к «эмоциональному проникновению».
Различие между третьей и четвертой стадиями яснее всего проявляется у женщин. На третьей стадии они получают удовольствие главным образом от маленького пениса, называемого клитором, наружного органа, в стимуляции которого они преимущественно и заинтересованы. В зрелой же стадии они получают главное наслаждение от влагалища, которое может быть гораздо эффективнее использовано, доставляя наслаждение мужчине-партнеру.
Тщательное исследование обнаруживает также, что половой акт удовлетворяет некоторым образом не только либидо, но и мортидо. У мужчины проникновение означает не только наибольшее возможное сближение, выражающее либидо, но и уничтожение, стремление, связанное с мортидо. Точно так же и женщина, принимая проникновение, удовлетворяет оба стремления вместе.
Иногда удовлетворение мортидо в половых отношениях становится для индивида важнее, чем удовлетворение либидо; тогда он получает ненормально сильное наслаждение, причиняя или испытывая боль перед половым сношением или во время него. Если напряжение его мортидо носит активный характер, то он находит предлоги причинять психическое или физическое страдание своему половому партнеру. Если же его мортидо пассивно, он устраивается таким образом, чтобы оказаться в положении, оправдывающем его психические или физические страдания, в некотором смысле поощряя партнера причинять их. Если мужчина или женщина с активными, садистскими наклонностями встречает пассивного, мазохистского партнера, то они оба обретают великолепную возможность облегчать напряжения своего мортидо, сознательно планируя свои физические страдания или менее сознательно провоцируя психические. Вечера с бичеванием в прямом смысле этого слова не так уж редки и даже рекламируются в некоторых журналах. Еще обычнее и легче наблюдать, как мужчины и женщины устраивают свои любовные отношения таким образом, чтобы снова и снова удовлетворять свое активное и пассивное мортидо посредством эмоциональной жестокости или страдания, и каждый очередной опыт их, по-видимому, «ничему не учит». В действительности они и не хотят «учиться», потому что, «научившись», должны были бы отказаться от удовлетворения.
Электа Эйбел была дочерью Прита Эйбела, владельца бойни, расположенной за Олимпийскими багажными складами. Отец ее был столь злополучен в своем браке, в детях и в делах, что, как сказал ему мистер Уэстон, священник епископальной церкви, он, по-видимому, родился с «печатью Авеля» на лбу: казалось, Господь избрал его в качестве прирожденной жертвы, подобно его библейскому тезке. Впрочем, невзгоды мистера Эйбела всегда могли быть объяснены внешними обстоятельствами.
Жизнь Электы сложилась, как будто, таким же образом, но с той существенной разницей, что свои бедствия она, большей частью, навлекала на себя сама. Первый муж ее был трезвенник, заботившийся о семье, но, вероятно, это показалось ей утомительным, потому что она стала изменять ему, и он ее покинул. Электа утверждала, что привязана к своей маленькой дочери, но продолжала при этом беспорядочный образ жизни, что не способствовало эмоциональному развитию ребенка. Однажды она узнала от старого приятеля, что муж нанял детективов и установил за ней слежку с намерением получить опеку над ребенком. Электа была потрясена и пришла в паническое состояние, но в тот же вечер она привела домой мужчину, подцепленного в баре. После этого был бракоразводный процесс, и у нее отняли дочь до того времени, когда она докажет свою возможность ее опекать.
В качестве второго мужа она избрала Диона Часбека, пьяницу, регулярно ее избивавшего. У них опять родилась дочь, к которой Электа, казалось, была привязана; но вследствие беспорядочного поведения она снова потеряла опеку над ребенком, на этот раз в пользу свекрови, миссис Часбек-старшей. Третий муж ее был не только пьяница и ипохондрик, но еще и сифилитик. Еще до брака она узнала, что он болен и не лечится надлежащим образом. Теперь она делила свое время между уходом за мужем и изнурительной работой, чтобы обеспечить ему выпивку. Для вступления в брак им пришлось съездить в штат Невада, где не требуют предварительного анализа крови; это был долгий путь в поисках несчастья.
Электа Эйбел была неглупая и незлая женщина. Ее разум и ее идеалы находились в резком и непрерывном конфликте с ее поведением, но ее направленное внутрь мортидо время от времени все же одерживало верх, подводя ее все ближе и ближе к саморазрушению. Доктор Нейджел, который был другом ее отца и знал ее с детства, в конце концов убедил ее подвергнуться психиатрическому лечению; к счастью, оно оказалось успешным. Чтобы излечиться, ей пришлось отказаться от гадкого удовлетворения делать все по примеру отца и найти свой собственный более приятный путь в жизни. Теперь она спокойно живет в соседнем городе Аркадии со своим третьим ребенком.
Это крайний, устрашающий пример «морального мазохизма» и самонаказания со стороны женщины, а также физического и «морального» садизма или жестокости со стороны двух ее мужей; те же механизмы, в более мягкой форме, делают несчастными на всю жизнь тысячи мужчин, женщин и детей. В случае Электы потребность в саморазрушении произошла отчасти от желания уподобиться своему отцу, то есть от своего «отождествления с ним». Наблюдатель, не слишком озабоченный точностью выражений, мог бы сказать, что она «унаследовала» свои невзгоды.