Книга: Угроза заражения
На главную: Предисловие
Дальше: Нелегкая доля пионера

Лагерь распределения

Мы добрались до одного из лагерей военных только к вечеру. Это был сложный путь, нам пришлось бросить машину и добираться пешком. Мы с Иришкой стоптали себе ноги.

Хотелось пить и есть. Но мы из последних сил шагали, ожидая долгожданного пристанища.

также нам нужны были лекарства, которые были только у наших военных врачей. Не знаю, через какое время Иришка снова начнёт “фонить”, но с учётом того, что с нами Лёша, мне бы меньше всего хотелось рисковать.

Если в ближайшее время мы не найдём лекарство, то надо доставать респиратор и снова вынуждать её ходить в этой мерзкой маске. В лагере военных нас знают и проблем не будет.

Нас с сестрой определили в отдельную палатку, а Лёша сразу же ушёл по своим служебным делам. Бедолага… Столько не спал и сейчас его снова запрягут какими-нибудь делами.

А мы, как только голова падает на подушку, сразу же засыпаем безмятежным сном. Мы дошли! Теперь остаётся дело за малым, ждать, когда дядя пришлет за нами вертолёт и нас заберут отсюда.

Утро встречает нас своей прохладой. Не припомню, чтобы летом было так холодно! Даже природа враждебна к нам! Это плата за то, что своей войной за землю, заволокли небо тьмой…

Жду Лёшу. Надеюсь, как у него появится минутка, он зайдет и прояснит ситуацию, когда нас заберут отсюда.

Но он не приходит…

– Милая, сиди тут! Я на разведку! – бросаю Иришке и выползаю из палатки. Сразу же понимаю, что на улице любый дубак! Наверное, теперь так будет всегда…

Несмотря на моросящий дождь, все суетятся, жизнь в посёлке кипит. Так непривычно видеть столько женщин! В наше время принадлежать к представительницам прекрасного пола – опасно для жизни!

Осматриваю лагерь, и у меня перехватывает дыхание. Ничего себе поселение!!!





Сколько же тут людей? Как им удалось выжить и сплотиться? Почему на них до сих пор не напали? Я не заметила, что тут слишком много военных. Это вообще не похоже на военный лагерь…

– Проснулись уже? Сидите в палатке, я вам завтрак принесу, – говорит с улыбкой женщина, не дав мне толком ничего спросить.

Возвращаюсь в палатку и жду. Иришку заставила надеть респиратор. По идее, блокираторы ещё должны действовать, но мало ли… Нельзя допустить угрозу заражения.

Женщина ставит поднос прямо перед палаткой и зовёт меня. Я выползаю и забираю еду. Передаю Иришке и сразу же выбираюсь снова на улицу. Мне необходимо поговорить хоть с кем-то!

Что это за поселение? Здесь нет ни одного человека, которого я знаю из нашего городка! Куда делить все мои знакомые и кто все эти люди? Как долго они тут находятся? И самое главное, где я могу найти Алексея?

– Пожалуйста, поговорите со мной! Мне нужно знать, что происходит! – умоляюще смотрю на неё.

– Хорошо, посуду мыть умеешь? – спрашивает она.

– Конечно!

– Поможешь мне, и заодно поговорим.

Мыть посуду оказалось не так легко, как я думала. Из-за нехватки воды, здесь организована целая посудомоечная система! Несколько тазиков, наполненных разным уровнем загрязнения воды. В первую надо было окунать тарелку или кастрюлю и если честно, меня сразу же тошнило от одного только вида! В общей жиже плавали остатки еды и если честно, я бы на их месте вообще лучше не мыла посуду!

Этот бульон уже давно надо было менять! Отмечаю про себя, что больше никогда не соглашусь на эту гнусную работу! Дождь всё также моросит и заставляет время от времени ёжиться. Но дождь – это хорошо. Жителям меньше работы! Не приходится таскать воду из ручья.

Рядом с каждой палаткой выставлены всевозможные тазики, ведра и всё, что способно собирать воду.

Продолжаю мыть и думать, как же эпидемия отбросила нас назад в развитии! Вместо посудомоечной машины, я вынуждена сидеть и опускать свои руки в эту мерзкую жижу! В эти же тазики одновременно набирается дождевая вода, хоть как-то обновляя застоявшуюся жидкость. Мелочь, а приятно…

– Сколько вы уже тут живёте? – начинаю допрос. У меня столько вопросов, что я даже не знаю, с чего начать!

– Я тут почти полгода. Поселение насколько я знаю, организовано с самого начала. – улыбнувшись, начинает рассказывать женщина. – Меня кстати Тамарой зовут, а тебя как?

– Кира… А сестру Ирина. – улыбаюсь я в ответ и смотрю, как ловко она справляется с посудой.

Пока я мою одну тарелку, через её умелые руки проходит уже десять.

– Тамара, а как вы тут оказались? Как пережили эпидемию? – наверное это сейчас самый популярный вопрос среди выживших, но я не могу не задать его. Почему-то мне сейчас очень интересно, кто и как выживал. Тем более, что любая полезная информация может пригодится для выживания.

Собеседница не сразу отвечает, а продолжает работать руками, словно я ничего и не спросила.

– Наш мир изменился, это факт. Мы тут ничего не можем уже сделать, – начинает она говорить, остановившись и смотря в сторону поля, вытирая с лица капли дождя, которые словно капельки пота стекают с её головы.

– Теперь всё, что нам остаётся делать – это доживать отмеренные нам богом крохи.

Она права, вздыхаю полной грудью воздух и задумываюсь. Реально, последние остатки человечества собрались сейчас в один сплоченный кулак, и как крысы боятся показываться на просторах родной Москвы.

Сильные убивают слабого, этот закон никогда не был столь ясен, как сейчас. Я помню свою прошлую жизнь, но она словно никогда не существовала! Сложно объяснить эту странную раздвоенность в моём сознании.

Иногда мне кажется, что это вообще не мои воспоминания, а какие-то фантазии или сны. Словно мы всю жизнь вот так скитались в поисках убежища…

– Я потеряла всех родных и друзей, – продолжает Тамара мрачным голосом, – Они, как и все, сгинули в адском пламени сегодняшнего бытия.

От её слов сжимается сердце и хочется плакать. Наверное даже не из-за её слов, а от жалости к себе и к своей судьбе.

Простой вирус, известны миру с давних времён, оказался обманчивым. Он искусство замаскировался под существующий вирус и пока люди пробовали и тестировали вакцины, он унёс жизни многих. А потом ушёл сам собой, испарившись, но оставив за собой глубокий след и изменив всю историю человечества.

Этот вирус погубивший все надежды и мечты, полностью перестроил наш мир, а оставшиеся люди теперь только и могут, что выживать, но не жить.

Умерла не только Москва, но и многие города. Об этом ярко свидетельствуют покинутые улицы, брошенные машины. Всё начинает зарастать зеленью без присутствия человека. Странно, как ведёт себя природа в отсутствии главного оккупанта площади, человека.

Рассматриваю собеседницу, на вид лет 40, темно русые волосы, карие глаза, рост примерно 160-165. Не красавица, но довольно приятной наружности. Располагает к себе почти сразу же.

– Ничего о себе хорошего сказать не могу, жизнь не располагает. Я была диггером, добывала полезные вещи для общины. Москва большая, места всем хватает, но бывали и проблемы, вот с ними я и должна была справляться.

– То есть, вы вместе со всеми мародерили? – настороженно спрашиваю я.

– Я бы не называла это так, – она улыбается, скривив лицо. – Мы все выживаем, как можем.

Ощущаю, как в горле застрял ком. Вспоминаю Москву и хочется выть от безысходности. Москва будто убитый медведь, в жилах которого застыли тысячи автомобилей, покинутых своими хозяевами, давно сгнившие и от того ещё более мрачные.

– Я жила обычной жизнью диггера, если так можно выразиться, но всё изменилось… Пришли эти чёртовы “Новые либералы”, а потом “Избранные люди” и стали нас убивать одного за другим.

– Не понимаю, о ком вы…

– Это племена выживших, которые перенесли заразу. Они сперва воевали друг с другом, но затем объединились и тогда начался холокост. Себя они провозгласили избранными богом, а всех остальных они объявили неугодными и стали истреблять как скот.

У меня были дети… Сын и дочь. Эти звери пытали и насиловали их на моих глазах! Меня они хотели съесть, объявив бесполезной для их целей, но военные их вспугнули и заставили отступить. Меня освободили, но моих детей они увели с собой и я до сих пор не знаю, живы ли они?

От её слов мои руки начинают дрожать. Я видела, что они делают с людьми. Это просто не укладывается в голове! Их жестокость не знает границ, они не люди, а настоящие монстры!

– Теперь я не живу, а существую, – мрачно добавляет Тамара, – Уже столько времени моё сердце жаждет возмездия, за такой срок оно стало холоднее каменного пола в детдоме!

– Вы были в детдоме? – спрашиваю я, чтобы немного сменить тему. Чувствую, что обстановка накалилась. Тамара уже сидит чернее тучи.

– Какое-то время, – уже не особо с интересом рассказывает собеседница, – Ты закончила? Давай поменяемся местами, у меня тут меньше кучек посуды.

Встаю на ноги и чувствую, как всё затекло. Тамара быстро моет посуду, а у меня с этим явные проблемы. Кажется, эта гора грязной посуды никогда не кончится!

– Я думаю, они ещё живы… Чувствую, что живы, но их держат в плену. Я бы хотела их спасти, но не знаю, что делать! – её глаза наполняются слезами и отчаянием.

Я посмотрела на женщину, сидящую рядом со мной и упорно моющую эту гору посуды. По её щекам стекают слезы, перемешиваясь с каплями дождя. Я поражаюсь её силе. Если бы моих детей или не дай бог Иришку забрали эти монстры, я бы сошла с ума, наверное! Я не знаю, что ей ответить, как поддержать. Слова будто застряли в моём горле.

– Тамара. – Собрав весь позитив, что был во мне, я смотрю в её глаза. – Они живы. Я тоже уверена в этом. Даст бог, и вы встретитесь!

Я пытаюсь улыбнуться, как можно более подбадривающе, но улыбка выходит кривоватая. Я сама это ощущаю. Тамара лишь нервно усмехается моим словам, и вытерев рукой капли дождя с лица, снова возвращается к мытью посуды.

Несколько минут мы работаем молча. И вдруг я вижу боковым зрением, как Тамара с глубоким вздохом опускает тарелку в тазик с жижей и поворачивается ко мне. Я тоже спешно откладываю тарелки и разворачиваюсь к ней.

– Знаешь. – начинает Тамара. – Я думаю, что в живых осталась только моя дочь. Насчёт сына – я не уверена.

– Почему? – с удивлением спрашиваю я.

– Да потому, что этим животным не нужны мужчины, как таковые! Может если только в качестве еды. А вот женщинами они действительно дорожат и ценят их. Хоть и обращаются как со скотом. – Тамара замолкает, опустив взгляд на землю, где-то около моих ног.

– Тамара? – зову я женщину. – Нужно верить в лучшее. Я думаю, что ваш сын всё-таки жив.

– Нет, девочка. – Горько усмехается она. – Ты даже не представляешь, что они делали! Когда нас схватили, мы толком ничего не поняли, что происходит. Всё как-то случилось очень быстро. Нас притащили в огромную комнату, где было куча народа. Всех нас бросили в центр и окружили плотным кольцом. Я не смогла бы сосчитать, сколько было людей, но думаю, что более двух сотен. Меня связали и поставили на колени. Четверо здоровых мужиков вышли из толпы и оттащили сына с дочкой от меня. Я кричала, вырывалась, молила о пощаде, но бестолку. – Тамара замолкает задумавшись. Между ее бровей образуется глубокая морщина. Видно, что ей тяжело вспоминать тот день.

– Эти твари беспощадны. Они заботятся лишь о себе. – Продолжает она после небольшой паузы. – На моих детях разорвали одежду голыми руками. Они конечно же сопротивлялись, сын пытался отбиваться, даже укусил кого-то. Но его одним ударом отправили в нокаут. В ушах до сих пор стоит крик и мольба моей дочери. Двое амбалов начали с неё. Сначала по одному они насиловали её, словно резиновую куклу! Боже! Это невозможно! Словно это какой-то кошмар!

Тамара рыдает, а я не знаю, что сказать, чтобы хоть как-то утешить её, да и можно ли найти слова, чтобы утешить мать, у которой на глазах насиловали родную дочь?

– Они совали по очереди свои поганые члены в её рот, насиловали её даже в задницу, твари! – Тамара снова начинает рассказывать и вновь не удерживается и заливается слезами. – Поначалу дочь отбивалась, брыкалась. Но они быстро успокаивают. Несколько ударов и угроз, что не просто убьют, а отдадут на растерзание псам, которые тоже сперва трахают, а потом съедают. После такого дочь и успокоилась. И как только она перестала брыкаться, эти двое трахали её уже одновременно. А толпа смотрела.

С каждым словом Тамары, мои глаза становятся всё больше. Я сама была свидетелем всевозможных зверств и более того, сама жила в посёлке, где меня насиловали… Но каждый раз, когда я слышу что-то подобное, то не верю своим ушам! Это ужасно. Я не представляю себе, как эта женщина смогла пережить этот кошмар. Моё сердце сжимается от боли. Я будто бы переживаю весь тот ужас вместе с ней. Перед глазами четко вырисовывается картинка того дня.

– А сын? – спрашиваю я сдавленным голосом.

Тамара поднимает на меня отсутствующий взгляд и снова опускает его.

– А сыну повезло меньше. – С грустью говорит она. – Пока эти два ублюдка насиловали дочь, сын был без сознания. И двое других решили тоже развлечься, но уже с ним. Они перевернули его на спину и по очереди изнасиловали его. Сын орал нечеловеческим голосом! А моё сердце рвалось внутри меня, глядя на его страдания. А после того, как эти мрази насладились, достали ножи и начали резать его.

– Резать? – у меня пробегает морозец по коже, – В смысле зарезали его?

– Нет, милая. – мотает головой Тамара. Её руки начинают сильно дрожать, и тарелка выскальзывает из её рук, – Они отрезали от его тела небольшие кусочки и сразу же ели под довольный визг зрителей. Он потерял сознание, а у меня просто потемнело в глазах, и я плохо соображала, что происходит.

– Ужас, какой! – Выдыхаю я шепотом, прикрывая рот рукой.

Желудок скручивает от рассказа. Это не укладывается у меня в голове. Сколько уже слышу об их зверствах, но как вообще к этому можно нормально относится? Как к этому привыкнуть?

– А вы? Почему вас не тронули?

– Они сочли меня невостребованной и решили поиздеваться, а затем пустить в расход. Это уже не люди! Это проклятые твари, лишенные всех человеческих качеств! Они хотели, чтобы я смотрела, как они издеваются над самым дорогим, что у меня есть. Один из толпы постоянно держал меня и мою голову, чтобы я смотрела.

Тамара замолкает. Я тоже молчу, не зная, что сказать. Нам с сестрой тоже пришлось пережить ужасные моменты. Но то, что выпало на долю Тамары, выдержать может не каждый.

– Тамара. – Осторожно зову я. – А как вам удалось не заразиться?

Тамара снова берется за работу. Но я замечаю, что руки её всё ещё мелко дрожат. От воспоминаний женщина сильно переживает. Но она повернув голову в мою сторону, слегка улыбается уголками губ.

– А я не говорила, что не заразилась.

– Как такое возможно? Вы переболели и выздоровели? – у меня расширяются глаза. Если это так, то это полностью ломает мою теорию о мутантах и их сверхспособностях…

– Я подхватила этот долбанный вирус. Но перенесла его в какой-то легкой форме и вылечилась. Военные сказали, что у меня теперь иммунитет к этой болезни.

Ну ни чего себе! Я просто ошарашена этими словами! Я ещё раз посмотрела на Тамару. Нет, никаких признаков бешенства или позывов поедать человеческую плоть, как у тех мародеров.

– Я не понимаю. – Удивленно бормочу себе под нос.

– Не понимаешь, почему я не такая, как те монстры? – внимательно смотрит на меня собеседница. – Я тебе объясню. Они перенесли болезнь в сильной форме, но смогли излечиться. Вирус дал осложнение на психику, и грубо говоря, те люди сошли с ума. Когда вирус попадает в организм человека с сильным иммунитетом, то умирает. Впрочем, это моё предположение, многие с ним не согласны.

– Всё так просто?

– Нет. Там намного сложнее все устроено. Это так, простыми словами и в легкой форме.

– Военные тоже так считают?

– Не думаю, это чисто моё предположение, многие с ним не согласны.

На этом мы обе замолкаем. Я не перестаю думать об этой женщине. Сколько в ней сил? Она потеряла детей, видела, как над ними издеваются, как насилуют её дочь, а сына просто живьём едят! Я бы на её месте просто сошла с ума!

Осторожно поглядываю на неё. Тамара сильнее обычного склоняется над тазиком. Её плечи едва заметно подрагивают. Боже, она плачет! Какая я глупая! Сама вызвала её на такой откровенный и болезненный разговор. Я тихонько встаю с табуретки и подхожу к ней, осторожно положив руки на её плечи.

– Тамара. – шепчу я. – Простите меня, что вынудила вас рассказать это.

Женщина накрывает мою руку своей рукой и немного сжимает.

– Ничего девочка. Все мы кого-то потеряли в этом мире. Кому-то повезло меньше, чем мне и тебе. – Она на секунду замолкает. – Но я всё-равно найду своих деток! Моё сердце чувствует, что всё ещё они живы! Хотя бы дочь спасти, а если сына убили, то хотя бы его останки похоронить с достоинством!

Я слышу, как Тамара говорит сквозь слёзы, ее рука то сжимает, то разжимает мою ладонь, а сама она смотрит куда-то вперед и немного покачивается.

– Тамара. Я могу вам кое-что рассказать?

– Да, конечно. – говорит она и оборачивается. – Что такое?

– Понимаете. Моя сестра, Иришка. Она носитель.

От моих слов женщина подскакивает и едва не переворачивает тазик с водой.

– Что? Почему она здесь? – шипит Тамара, судорожно оглядываясь по сторонам. – Здесь же столько людей! Как вы посмели прийти сюда?! Кто вас привёл?! Вам на блокпосту не делали тест?!

Какой идиот меня вечно за язык дёргает? Как бы не выселили нас из лагеря, народ такой мнительный и опасается новой вспышки уснувшей заразы.

– Прошу вас, тише! Тамара, не волнуйтесь! Она пока не заразна. Вирус блокируется лекарством и дальше её тела не распространяется.

Услышав это, Тамара немного расслабляется и подходит ко мне. Берёт за руки и серьезно смотрит прямо в глаза.

– Ты сильно рискуешь. Ты понимаешь это? Рискуешь всеми этими людьми и жизнью сестры. Ты даже не представляешь, что может быть, если кто-то узнает об этом! И не дай бог, инфекция распространится!

– Мы здесь всего на день или два, клянусь! Нас должны забрать на вертолёте. Она не опасна пока!

– С огнём играешь девочка… Опасную игру затеяла…

– Да. Но я не могу позволить ей умереть. Она всё, что осталось в моей жизни. – смотрю я на Тамару со слезами на глазах.

Она ни чего не отвечает, но осуждающе мотает головой. Затем подходит ко мне и обнимает меня так крепко, что я на секунду даже представила, что это мама обнимает меня. Столько тепла и заботы исходит от этой женщины! Теперь я уверена, что она не выдаст мою тайну и что мы теперь связаны с ней.

Наши объятья прерывают гулкие шаги. Я отстраняюсь от Тамары и смотрю в сторону приближающегося человека. Нам на встречу идёт мой Лёша! Ну, наконец-то! Я не бросаюсь ему на шею, особенно при Тамаре, но так хочется! Но ради своей новой подруги сдерживаю себя. Хватит бедной женщине на сегодня потрясений.

– Простите, что прерываю, Кира. – Кивает нам Алексей. – У нас тут небольшая проблемка. Можно тебя на минутку?

Предчувствуя что-то нехорошее, отхожу в сторону.

– Что случилось?

– Вертолёта не будет.

– Что??? – у меня потеют ладони от услышанного.

– Связь с нашими полностью потеряна, они не долетели до острова, как мне сообщили… Мне жаль.

– А мой дядя?! – с ужасом спрашиваю я.

– Прости, пока ничего не слышно. И ещё…

Он замолкает, а я уже кажется знаю, что он скажет!

– Тебе нужно уехать? – слёзы моментально наворачиваются на мои глаза.

– Мне жаль, – снова повторяет он. – Я вернусь за вами как только будет возможность. Сейчас я нужен на работе.

– Возьми нас с собой! Пожалуйста! – смотрю на него во все глаза и испытываю нечеловеческий ужас! Неужели, мы с ним вот так просто расстанемся сейчас? В нашем неустойчивом мире может произойти что угодно! Мы можем никогда больше не встретиться!

– Не могу… Прости, малыш, не я решаю… – он гладит меня дрожащей рукой и по его взгляду я понимаю, он тоже знает, что мы прощаемся навсегда.

Хочется выть, колотить его в грудь и кричать от отчаяния! Почему жизнь меня так наказывает? За что?! Только получила надежду на новую жизнь и это внезапное нападение!

Он уходит, оставив меня одну со своими страхами наедине. Что будет дальше? Кромешная тьма… Ничего хорошего я уже не жду! Лекарств нет, а Иришка через несколько дней станет снова ящиком Пандоры. Нам придётся снова уйти и быть отшельниками! Как дядя мог без нас улететь? Почему ничего не сказал? Что с ним теперь? Где он?

Вопросов много, но ответов на них нет… Возвращаюсь в палатку к сестрёнке с плохими новостями. Мы здесь застряли! Нам придётся жить в новой общине, знакомиться с местными порядками, выполнять обязанности, либо нас изгонят.

Если в течение недели дядя или Лёша не появятся, нужно будет решать ещё и проблему изоляции сестры.

Дальше: Нелегкая доля пионера