Экскурсия в крематорий

– Ирина, с тобой все в порядке? – слышится голос Гвен из-за стены, – Что произошло?»

– Ты подставила меня! – нервно отвечаю, – Ты сказала, что с ним можно договориться! Вот я и договорилась, как видишь!

– Надо было подойти к этому вопросу хитрее, а ты в лоб! Кто же так делает? – пытается успокоить Гвен.

– У меня нет сил с тобой общаться. Поговорим завтра.

Приведя внешний вид в порядок, насколько это возможно, пытаюсь уснуть. Мозг проецирует сюжеты развития событий с захлебывающимися кровью охранниками, умоляющими о пощаде. Одна проблема – Смитт. Иммунитет ублюдка слишком силен, чтобы бороться примитивными методами. Он станет серьёзной проблемой на пути, но ничего. Господь не оставит. Услышав мои молитвы, даст знак.

Всю ночь не удается заснуть из-за раздумий. Только под утро глаза сомкнулись, но спустя час поступила команда подниматься.

Обыденное построение, всё те же лица, но как всегда, Гвен отсутствует. Два стрелка: один у входа, другой обследует наши комнаты, переворачивая всё верх дном. Не трогают только опечатанную комнату погибшей девушки, в которой поселилась Гвен.

– Это весьма странно, – анализируя про себя, – Почему ей позволяют все эти вольности. Возможно, она с ними заодно, прикрываясь серьезностью и молчанием на людях…

– Итак, уважаемые особи женского пола, – официально обращается появившийся мистер Смитт, – Поступает информация о том, что некоторые из вас имеют желание оставить нас. Так ли это?

Гробовое молчание. Ни шороха. Слышен шум сквозняка, гуляющего по ангару.

Смитт подходит к стоящей рядом со мной девушке и, хватая ее за волосы, тянет назад, не спуская с меня взгляд, и произносит:

– Я не услышал ответа. Кому-то здесь не нравится?

– Все хорошо, сэр! – слышится из другого конца строя голос Гвен.

Не обращая на неё внимания, Смитт подходит ко мне в упор и говорит:

– Я так и думал! – разворачивается и продолжает, – Сегодня время прогулки сокращено. Будете знать!

Его яростный взгляд поверг меня в шок. Не замечаю, как оказываюсь на улице. Вижу сидящую отдельно на скамейке во дворе Гвен. Подхожу к ней и сажусь рядом. В наблюдение за нами оставлен новый стрелок. Сидим молча. Слышу краем уха, как девица, недавно пытавшаяся со мной заговорить, обсуждает меня с остальными девчонками. Я не придаю значения до тех пор, пока не понимаю, что разговор носит порочащий меня характер, начиная с маски на лице, а заканчивая необщительностью.

– Тебе поговорить больше не о чем? – обращаюсь к ней, привлекая тем самым внимание Гвен.

– С тобой никто не разговаривает церковная шлюха! Мы знаем, какая ты на самом деле! – грубо отвечает девушка, с несвойственными для таких реплик миловидными чертами лица.

– Ах ты, дрянь! – возмущенно пытаюсь встать, но Гвен, останавливая меня, произносит:

– Разговоры здесь уже лишнее! – затем встает и направляется к ней.

Оказавшись напротив Тиффани (а ее звали именно так), Гвен наносит ей тяжелый удар ногой в грудь, от которого она падает на землю. Это моментально привлекает внимание стрелка. Далее следует серия ударов кулаками по лицу. Кровь брызжет из сломанного носа бедолаги. Я пытаюсь окликнуть Гвен:

– Гвен хватит! Тебе влетит! – тут же получаю удар прикладом в спину и падаю. Сознание не теряю. Рассудок помутился. Вокруг меня царит хаос. Девушки кричат и бьются в истерике. Разъяренный стрелок наносит ещё пару усмирительных ударов, а затем подходит к Тиффани.

– Жива? Я спрашиваю, жива? – обращается к ней стрелок.

– Да! Я жива, – невнятно отвечает Тиффани.

Моё лицо и руки окроплены кровью, хотя я даже не принимала участия в потасовке.

«Стоп! – возникает в голове, – Где Гвен? Снова испарилась, чертовка! А мне огребать!»

Она исчезла в самый кульминационный момент, а стрелок, естественно, набросился на того, кто пытался разнять, да ещё и общается с Гвен. Всё правильно.

– Ещё одна такая выходка, – обращается стрелок, – И ты отправишься в котельную. Знакомо это место?

– Да. Знакомо с первого дня, – отвечаю.

– Отлично. Это позволит сэкономить время, – произносит стрелок, – Строимся вдоль и стены готовимся к выходу за периметр!

– А что делать с Тиффани? – спрашивает одна из девушек, – Она не может идти.

– Не задавай лишних вопросов, дура! – отвечает стрелок, – Это не твоя забота.

Вызывает по рации лазаретчиков, которые спустя минут пять грузят Тиффани на носилки и уносят. Нам одевает светонепроницаемые мешки на голову, и дружно двигаемся. Путь недолгий. Только с каждым шагом сильнее ощущается аромат сгоревшей человеческой плоти. Начинаю догадываться, куда нас ведут. В горле пересыхает от волнения.

– Стоим! – командует стрелок.

– На экскурсию или посетители? – спрашивает у него хриплый мужской голос.

– На экскурсию! – отвечает стрелок, – Помогут навести чистоту.

Снимают маски, и мои предположения оправдываются. Котельная представляет из себя двухэтажное здание из красного кирпича, успевшего покрыться копотью за период эксплуатации.

Рядом устремленная в небо металлическая труба, выпускающая клубы зловонного дыма. Входной двери нет. На плитке следы свернувшейся человеческой крови. Они повсюду. Проходим внутрь, и взору предстает ещё более ужасная картина. Гора из трупов изнеможённых голодом и непосильным трудом стариков и калек. Тела некоторых изуродованы. Скорее всего, ради забавы.

В самом большом помещении установлены три печи, обложенные всё тем же красным кирпичом. Периодически, трудящиеся в котельной (старики, подобные тем, что работают на судостроительной верфи) забрасывают в них трупы умерших, от чего пламя приобретает разноцветный окрас, и доносятся хлопки плавящейся кожи.

– На этом экскурсия закончена, – произносит хриплый кочегар, – Ваша задача заключается в том, чтобы выдраить всю плитку и стены. Не должно быть ни единого намека на кровь. Короче, проведете генеральную уборку, а я получу вознаграждение от мистера Смитта.

Закончив свою речь, отвратительный кочегар, лицо которого изуродовано ожогами, пристально осматривает нас, при этом облизывая губы. Я понимаю, о каком вознаграждении идет речь.

– За работу! Нечего стоять! – командует кочегар, и все приступают за уборку.

До сумерек трудимся в котельной, с трудом вынося мерзкий запах, а затем в привычных мешках отправляемся назад и расходимся по комнатам. Одежда пропитана запахом смерти и отчаяния, а перед глазами все ещё стоят зловещие картинки. Насколько обесценена здесь человеческая жизнь. Пустив скупую слезу, засыпаю.

На очередной дневной прогулке провожу время за столиком в привычном, с точки зрения отсутствия Гвен, одиночестве. Краем уха слышу о том, как шепчутся девушки. Тиффани, которой оказывали помощь в лазарете, рассказываете о новой вспышке вируса, поразившей лагерь. Никто не знает причин и источник заражения. Персонал начинает паниковать.

– Как же приятно это слышать, – думаю про себя, – План действует!

Не могу понять только одного – где Гвен? Неужели она тоже заразилась, и её держат в лазарете? Гоню от себя эти мысли, хотя в последнее время от неё одни проблемы.

Обращаю внимание, что даже стрелок, приставленный наблюдать за нами, стоит сейчас в маске. Девушки не носят средств защиты, потому что успели переболеть и попасть в число благополучно исцелившихся от недуга. Те, к кому судьба оказалась менее благосклонна, закончили свой путь в котельной, интерьер которой недавно мы так тщательно приводили в порядок.

Наблюдаю за стрелком. Этот подонок точно уже заражён. Вопрос только в том, когда проявятся его первые симптомы? Я заметила, что некоторым достаточно и одного дня, чтобы свалиться, а кто-то может и неделю проходить. Но так или иначе, мой вирус всё-равно добьёт каждого, у кого нет иммунитета!

Плюс моей модифицированной версии, что это теперь не просто природное творение. Усиленная в тысячи раз, эта зараза способна на чудеса! И я до сих пор до конца не изучила свои сверхспособности к заражению.

Иногда я жалею о том, что переболевших и выживших после первой волны эпидемии, уже практически невозможно заразить воздушно-капельным путём.

Погода, несмотря на середину осени, тёплая и ясная. Легкий ветерок играет с волосами и позволяет избавиться от въевшегося в каждую клетку запаха.

– Смитт, – шепчу себе под нос, – Как до тебя добраться?

Внезапно, стрелок падает на землю и начинает биться в конвульсиях. Приблизившись, замечаем, как из-под маски виднеются следы вытекающей изо рта пены, а зрачки закатились под веки. Бедолагу скручивают судороги.

Ничего себе симптомчики! Вот такого я точно ещё никогда не видела! Возможно заражение спровоцировало у него эпилепсию или ещё что-то… Чертовщина какая-то!

– На помощь, – кричит одна из присутствующих девчонок, – Кто-нибудь!

К нам никто не спешит. Девочки бросаются на решетку и зовут на помощь.

Отведя взгляд в сторону, замечаю Гвен, стоящую возле входа в ангар. Она не звала на помощь, но и не спешила к нам. Её лицо не отражало абсолютно никаких эмоций. Надменное наблюдение за происходящим.

– Иди сюда, – перепугиваю криком собравшихся, – Чего ты там стоишь?

Никто даже не смотрит в её сторону, а уставились на меня.

– С кем ты разговариваешь? – спрашивает высокая худощавая Мария.

Произношу:

– Ясно с кем! Вон же она стоит! – поворачиваю голову и понимаю, что у входа никого нет, а дверь заперта.

Холодные мурашки побежали по спине.

– Гвен! Она стояла там! Я точно её видела! – несвязно произношу.

Мария и остальные удивленно посмотрели на меня и продолжили оказывать помощь стрелку.

Спустя пару минут, на территорию залетают двое здоровенных стрелков вместе с врачом из лазарета и направляются к лежащему на земле, расталкивая остальных.

– Что произошло? Отвечайте, суки! – кричит один из них.

Все девушки и я, в том числе, растерялись и не знали, что ответить. Дрожь в руках, вызванная то ли поглотившей всех паникой, то ли от радости, спровоцированной наблюдением успеха от своих действий.

«Господь улыбается мне!» – думаю про себя.

– Отошли от него! – произносит второй.

Они оперативно укладывают его на носилки и уносят. С нами остался здоровенный стрелок Джош, который приступает к допросу.

– Кто мне внятно расскажет о том, что здесь произошло?

Тишина.

– Повторяю вопрос! Кто видел, что с ним произошло?

– Я видела! – хочется ещё раз в красках насладиться увиденным.

– Опять ты. Ну, давай! – заинтригованно произносит Джош.

– Ничего не предвещало. Он сидел под навесом и наблюдал за нами, как вдруг, схватился за горло и начал хрипеть, а затем упал на землю. Мы подбежали к нему, но ничем не могли помочь. Вдалеке у входа в ангар я заметила Гвен и позвала на помощь, но она проигнорировала и снова куда-то пропала. Так всё и было.

– Кто такая Гвен? – спрашивает Джош.

– Ну как же? Крепкая женщина, которая одновременно попала со мной сюда. Это она избила Тиффани недавно! – отвечаю недоумевающему стрелку.

– Что ты несёшь? – возмущается Тиффани, – какая Гвен? Из-за тебя я попала в лазарет, тварь!

– Тихо, грязные сучки! Кто знает или видел эту Гвен? – спрашивает Джош.

В ответ тишина и только пожатие плечами. На глаза наворачиваются слёзы. Все словно сговорились и пытаются выставить меня идиоткой.

– Вы должны были её видеть. Она частенько сидела на дальней скамейке и ни с кем не общалась, – обращаюсь к девушкам.

– Она ночует в соседней с моей комнате, – пытаюсь доказать Джошу.

– Сейчас разберемся! Все в ангар! – отвечает Джош и направляется к входной двери.

Заходим внутрь и выстраиваемся вдоль стены. Я в нетерпении от того момента, когда он раскроет комнату и увидит эту хитрюгу Гвен.

– Так, где говоришь, она обитает? – спрашивает Джош, подойдя ко мне впритык.

– Вот, эта дверь! – с глазами параноика и пересохшим ртом указываю на дверь, – Каждую ночь она говорит со мной оттуда.

Джош подходит к двери, от которой с момента самоубийства успела отклеиться барьерная лента, и открывает.

Барабанная дробь и напряжение достигает своего апогея. В висках застучал пульс, зрение сфокусировано только на одном – увидеть Гвен. Но…

– К сожалению, ее нет! – иронично замечает Джош.

Всматриваюсь в темноту камеры, а также следы вытертой на полу крови, и понимаю: никакой Гвен здесь не было. Вздох, отчаяние и всепоглощающее опустошение. Оно как черная дыра вбирает в себя все то, что ещё недавно казалось обыденным.

– Сумасшедшая! – обращается к девушкам стрелок.

– Я не сумасшедшая! Я видела её!

– Да, да! Мы поняли! Марш в камеру! – командует стрелок.

Лежа в слезах на полу своей камеры, слышу стук закрывающихся дверей. Начинает сказываться потеря реальности. Не понимаю, где на самом деле нахожусь, и, самое главное, для чего.

– Почему ты оставил меня, Господи? – произношу вслух, – Почему именно сейчас, когда исход близок?

– Не у того спрашиваешь! – слышу знакомый голос из-за стены, – Ты сама знаешь ответы.

– Заткнись! Я тебя ненавижу! – отвечаю ей, – Ты вновь подставила меня! Зачем ты это делаешь?

– Во-первых, ты не ненавидишь, а восхищаешься мной, – говорит Гвен, – А подставляешься ты сама! Зачем ты рассказываешь им про меня?

– Чтобы они знали, что это ты свободно передвигаешься по территории, договорившись с охранником, ты избила Тиффани, а виноватой осталась я! Кто ты вообще такая? – срываясь на слёзы, задаю вопрос.

– Я именно та, которую ты хочешь видеть рядом с собой, – отвечает Гвен, – Та, смелостью которой восхищаешься; та, которой глубоко в душе ты хотела быть: решительная, наглая, сильная и невероятно смелая. Ты сделала меня такой! Посмотри на меня, разве я не похожа на твою пропавшую сестру?

– Да я с тобой знакома всего пару недель, – абсолютно утрачивая веру в действительность, возражаю Гвен, – Первый раз увидела в той душегубке, где ты прибила бедного старика!

– Допустим! Ключевой здесь является фраза «УВИДЕЛА». А к вопросу, кто из нас на самом деле расправился с тем стариком, ещё вернёмся, – интригует Гвен.

– Я перестаю тебя понимать! – заливаясь слезами, произношу.

– Не скромничай! Ты всё понимаешь! Ну! Давай, напряжёмся! – раззадоривает Гвен.

– Я не хочу с тобой общаться! – произношу, упершись лицом в подушку.

– ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ! – раздается голос Гвен непосредственно над ухом.

Вздрагиваю и устремляю взор в темноту комнаты. Это невероятно, но в углу, рядом со входом, замечаю силуэт Гвен. Она уселась на пол и смотрит прямо на меня.

– Этого не может быть! Как ты здесь оказалась? – удивленная до смятения, задаю вопрос.

– Всё благодаря тебе, – отвечает Гвен.

– Я НЕ ПОНИМАЮ, КАК ЭТО ВОЗМОЖНО!

– Да брось! Приди в себя! – уверенно продолжает Гвен, – Ты должна была уже догадаться, что я всего лишь плод твоего воображения. Я живу в твоей голове с того самого момента, когда ты поняла, что осталась без сестры. Ты помнишь? Хорошо помнишь?

– Да я помню!

– А усилилось это, когда тебя держали в лаборатории и делали с тобой что-то непонятное, твоя лучшая подруга по несчастью, Соня. Помнишь её? Она умерла, а ты нет! Ты винила себя в её смерти.

Больше не могу плакать. Перед глазами возникает картина пребывания в той самой лаборатории, где над нами проводили опыты. Сижу на кафельном полу, а на руках распласталась Сонечка. Побритая голова и синяки под глазами придавали ужаса. Сочащиеся из ротовой полости кровь вперемешку с пеной и глаза, в которых я тонула. С самого первого дня пребывания там мы пообещали друг другу держаться вместе и не оставлять ни при каких обстоятельствах. Теперь она просила об одном: «Убей меня! Мне очень больно!». Не могу продолжать думать об этом.

– Тебе не хватало духа, чтобы помочь подруге облегчить её страдания. Твердости руки и рассудка. Ты предоставила ей возможность страдать и умирать мучительной смертью, каждую секунду чувствуя неимоверную боль.

– Заткнись! Заткнись, тварь! – у меня начинается истерика, – Ты даже не представляешь мои чувства в тот момент!

– Возможно. Но ты не придумала ничего лучше, чем обратиться к богу! Он должен был сделать всю работу за тебя. И? Он сделал?

У меня нет слов. Не знаю, что возразить.

– Одновременно со смертью Сони в твоей голове родилась я. Сначала в качестве голоса, который подсказывал тебе и направлял. А ты, дура, думала, что с тобой говорить Господь? Наивная.

– Нет. Это не так, – кричу в ответ, – Господь говорил со мной! Он говорил! Я точно знаю! Он помог мне сбежать из лаборатории и привёл меня в своей дом!

– Вспомни, пожалуйста, что ты говорила, когда Соня умерла.

– Не хочу!

– Тогда я напомню. «Я презираю тебя БОГ! Будь ты проклят!» И после этого ты думала, что он общается с тобой. Как бы ни так!

– Я жила в храме и служила ему. Это можно проверить!

– Ты лишь искала повод оправдать высокой целью свою кровавую месть. Но всё пошло не так. Вспоминай.

– Нет! Сестры-монахини… они любили меня. Они верили мне!

– С этим не поспоришь. А ты сбежала от них, потому что слышала голос, который приняла за Божий. А это была я!

– Я не сбежала, они знают, что Господь повелел мне идти и карать грешников!

– Очнись, девочка! Они тебя пыталась запереть в келье, чтобы ты никому не навредила!

– Нет. Они провожали меня. Мы тепло расстались! – возражаю.

– Это не так. Тебе хотелось, чтобы вы тепло расстались. Ты инсценировала это в своей голове. На самом деле, ты сбежала от них. Сцена провожающей тебя в дверях монашки – это моих рук дело. Неплохо, да?

У меня нет слов. Полнейшая потеря реальности.

– Что же ты такое? – обращаюсь к Гвен.

– Я являюсь воплощением твоих самых смелых фантазий!

Прошлое перестает существовать. Воспоминания превращаются в фарс. Не могу понять, что было на самом деле, а что живёт только в моих фантазиях. Вселенная и моё богопослушническое поведение перестают крутиться вокруг. Взрыв произошел очень давно, а вот вспышку я начинаю замечать только сейчас.

Вспоминаю, как монахини приютили меня голодную и обездоленную в стенах храма. Ухаживали и помогали вернуться к жизни. Напомнили о таком человеческом чувстве, как любовь к ближнему. Расплатой за это для них послужила долгая и мучительная смерть от вируса. Думая, что совершаю богоугодное дело, ходила по коридорам и наблюдала за их страданиями, даже не пытаясь помочь.

– На все воля Бога! – звучало в голове.

Даже пожар в продуктовом амбаре, о котором я так долго пыталась забыть, моих рук дело. Пять сестёр заживо сгорели в адском пламени. Всему виной их обеденные размышления о том, что существуют сомнения в единстве Бога. И снова таинственный голос, призывающий к избавлению от сомнений. Избавлению пламенем. Только сейчас приходит в голову, что сестра, провожавшая меня со слезами на глазах, за долго до этого погибла в том пламени. Скольких же я погубила?

– Значит, того старика в карантинном ангаре убила тоже я? – спрашиваю у Гвен.

– Вижу, память возвращается к тебе… – отвечает Гвен, приближаясь ко мне.

– Я – чудовище! – произношу вслух.

– Достаточно грубо, но не лишено зерна правды! – добавляет Гвен, – настоящим чудовищем, которое войдет в историю, ты станешь, если закончишь начатое! Убей их всех! Во имя Сони должна восторжествовать справедливость!

– Нет! Прочь от меня, – кричу Гвен, – Не к этому я стремилась! Я хотела помочь несчастным девушкам!

– А так ли они несчастны? Задумайся! – продолжает интриговать Гвен.

Вспоминаю лица девушек на прогулке и начинаю понимать, что они не выражали озабоченности. Большинство из них всё устраивало. О побеге никто даже не помышлял.

– … или тебе напомнить Тиффани, которой ты подпортила смазливую физиономию, а? – продолжает Гвен.

– Хватит, заткнись! – не могу больше ее слушать.

– Единственную, которая не находила себе места в этих казематах, ты довела до самоубийства. Помнишь?

– Ты врешь! Она сама, я не при чём! – выкрикиваю в ответ.

– Как бы ни так! – подхватывает Гвен, – Вспомни, как ты общалась с ней через ту самую стену, а? Не помнишь, как говорила: «Бог всё видит. Зло не останется безнаказанным. Принести богоугодную жертву. Стань ей! Больше нечего терять! И так несколько часов, пока у бедняжки не поехала крыша, и она не свела счеты с жизнью»

– Это невыносимо осознавать! – начинается истерика, – Умоляю, убирайся из моей жизни, моего сознания! УБИРАЙСЯ!

– Нет проблем. Дальше сама! – отвечает Гвен и растворяется в темноте.