Книга: Имя рек. 40 причин поспорить о главном [litres]
Назад: Мальчики кровавые идут
Дальше: Масоны и маршалы

По ком звенит октябрьский колокольчик

Всякий раз, когда близится осень, мы вспоминаем об Октябре 17-го.
Февраль нас интересует мало; и едва ли февральские события сегодня хоть кого-нибудь всерьёз волнуют, включая новейших самовыдвиженцев в состав очередного очень Временного правительства.
Большевистская правда, как ни странно, – жива; что до февральских событий – они предмет по большому счёту скучный даже для историков.
Но как думать про Октябрь, и тем более с каким настроением и лицом отмечать его, никто в современной России не знает; а если не знаем мы сами – чего ожидать от остального мира.
Между тем, события столетней давности навязчиво актуальны, это не столько история, сколько – насущное.
Революция та была порождена двумя стихиями: надломом в среде интеллигенции и глобальным разочарованием в среде народной, крестьянской даже в большей степени, чем пролетарской. Национальные движения в истории революции были вторичными, и послужили лишь следствием свершившегося распада.
Одна из основных проблем состояла в том, что чаяния интеллигенции и народные чаяния во многом, мягко говоря, не совпадали.
За десять лет до революции поэт Александр Блок писал о «двух реальностях». С одной стороны, видел Блок, стоит огромная молчаливая масса в сто пятьдесят миллионов, с другой – несколько сотен тысяч человек.
«По-прежнему два стана, – писал Блок, – не видят и не хотят знать друг друга».
Интеллигенция сама накликала революцию – но отказалась её принять и понять. «Грядущие гунны», о которых писал поэт Валерий Брюсов, вдруг явившиеся из недр собственного народа, – ошарашили и смяли интеллигенцию.
Спустя сто с лишним лет после тех событий у нас вновь сложился класс прогрессивной интеллигенции, требующей революционных перемен.
Конечно же, сравнивая прежние персоналии – Брюсова, Сологуба, Бальмонта, Мережковского, а пусть даже и Маяковского – с нынешними, сразу вспоминаешь известное высказывание о том, что всё начинавшееся как трагедия воспроизводится в качестве фарса.
Можно посетовать или посмеяться над качеством материала; но страна наша в любом случае на месте, и проблемы у неё – схожие.
Парадоксально, но это ведь наша интеллигенция все девяностые годы кричала о недопустимости революций. «Мы знаем, чем всё это заканчивается», – повторяли они тогда, как заговорённые.
Теперь они с лёгкостью необычайной утверждают прямо противоположное.
Не менее удивительный парадокс состоит в том, что большевистскую революцию столетней давности нынешняя интеллигенция считает проявлением холопства и скотства.
Только вообразите себе: народ в сто пятьдесят миллионов численностью в какой-то момент начал звереть от того, что является чем-то низшим по статусу в сравнении с несколькими сотнями тысяч людей, управлявших им.
Желали эти сто пятьдесят миллионов совершенно нормальных изменений: чтоб дети их учились в тех же учебных заведениях, что и барские дети, чтоб лечиться можно было у барских докторов, чтоб земельные наделы были достаточными для пропитания крестьянской семьи, чтоб весь народ обладал правами, соразмерными с господскими.
Справедливости, в общем, искали.
Тем не менее, представители современной интеллигенции твёрдо для себя решили, что в том противостоянии они были бы, как в известной повести Михаила Булгакова, преображенскими, а все остальные – шариковыми.
И та же самая интеллигенция пытается возбудить население России на новое противостояние с властью: забавно же.
Как и сто лет назад, интеллигенция не имеет представления, что́ на уме у миллионов их сограждан.
Политическая борьба в столицах идёт за ценности прогрессистские, зачастую – откровенно буржуазные; в то время как огромные массы населения к сегодняшнему «прогрессу» относятся скептически, а буржуазию – в лучшем случае презирают.
Социология констатирует: наиболее значимыми историческими персонажами для жителей страны – в куда большей степени, чем, казалось бы, примиряющие фигуры Александра Невского, или Минина и Пожарского, – являются Сталин и Ленин.
Условный «академик Сахаров» – своеобразная реинкарнация профессора Преображенского, к личности которого апеллирует наша интеллигенция, – вообще не конкурентен в этом ряду.
Интеллигенцию это мало пугает – как и прежде, она необычайно самоуверенна, и всерьёз думает, что мрачное большинство примирится с их победой.
Более того: как и сто с лишним лет назад, российская власть – неплохо зная интеллигенцию и время от времени манипулируя ей – едва ли всерьёз осознаёт, с каким народом имеет дело.
Народ смотрит и, как водится, молчит. До какой-то поры.
Пока мы видим на столичных улицах только бунтующих подростков.
Но киевский Майдан и февраль 1917-го – тоже начинались с брожения студенческих толп.
Куда потом подевались все эти студенты, никто не ведает.
Назад: Мальчики кровавые идут
Дальше: Масоны и маршалы