Глава 18. Наказание

Со звуком первого гонга Эдван прекратил ночную медитацию. Открыв глаза, он широко потянулся и взглянул на серо-голубое небо. Как всегда, невероятно чистое, глазу не за что зацепиться. Оно ещё толком не успело просветлеть. День постепенно сокращался, знаменуя приближение зимы, когда жара немного спадёт и придёт время собирать второй урожай с засеянных полей. И тогда, может быть, удастся вновь увидеть дождь, или хотя бы несколько загулявших облаков. Эти небесные путешествинники крайне редко удостаивали их край своим визитом, из-за чего каждое их появление на небосводе всегда вызывало небывалый ажиотаж в его родной деревне, привлекая всеобщее внимание. Интересно, будет ли в городе так же? Наверняка. В конце концов, что здесь, что там объекты на небе появляются одинаково редко. Вздохнув, парень вынул из-за пазухи кусок хлеба, который успел урвать вчера в столовой и, откусив от жёсткого ломтя кусок, медленно направился на выход с заднего двора главного корпуса.

Со того самого дня, когда ему озвучили наказание ректора за драку с детьми из клана Линн, прошло уже два месяца. Амин приложил парня крепко, настолько, что в лазарете пришлось отлёживаться несколько дней, после чего его и остальных виновников торжества вызвали на ковёр к ректору. Там Эдван впервые познакомился с правосудием города, перед которым все равны, но кто-то немного ровнее. Проклятый старик орал на него добрых полчаса, стыдил, обвинял в том, что поведение его было неподобающим ученику…

— Простолюдин не должен перечить благородному! Прилежный ученик не должен драться с другими! — кричал он тогда, распаляясь ещё сильнее от того, что Эдван никак не реагировал на его упрёки.

Ректор приговорил его к трём месяцам исправительных работ, да ещё и пригрозил, что в следующий раз вышвырнет его из академии за подобный проступок, когда как двум выродкам из клана Линн всего лишь погрозили пальчиком и всыпали по неделе работ. Даже Алану за оскорбление заместителя главы клана и то досталось больше!

Несмотря на то, что внутренне Эдван был готов к чему-то подобному, столь вопиющая несправедливость всё равно взбесила его. А уж когда он узнал о том, что для отпрысков кланов исправительными работами будет обычная уборка территории Академии, а ему предстоит гнуть спину, таская руду в шахте семьи Морето… парень был готов выть на чёрное небо.

Единственным светлым пятном во всей этой истории стало то, что к нему, наконец-таки, перестали цепляться. Слухи о жестокой драке разнеслись по всей академии быстрее молнии, и уже к вечеру второго дня каждый ученик знал, что с безумцем Лаутом лучше не связываться. Все старые заслуги парня заиграли в их глазах новыми красками, а кости ему перемывали почти весь следующий месяц, припоминая каждую сломанную руку и каждого побитого врага, постепенно превращая Эдвана в какого-то демона из преисподней, который только и делает, что охотится на бедных учеников. Не последнюю роль в этом образе играли и сами благородные, которые тоже не желали связываться с сумасшедшим, и могли только злословить у него за спиной, раздувая слухи и костеря юношу, на чём свет стоит. Руки распускать боялись. У всех них перед глазами был наглядный пример в виде лысой и изуродованной головы Амина, нормальный облик которому семья Линн сумела восстановить только через полтора месяца после происшествия, благодаря новому средству, рецепт которого, по иронии судьбы, хранителям знаний передал Лаут.

Впрочем, почти все новости проходили мимо Эдвана, который всё своё время проводил в шахте, возвращаясь в академию лишь для того, чтобы поспать, да и то не всегда. Довольно быстро парень осознал, что наказание его заключалось совсем не в работах, а в отрыве от тренировок. Из-за проклятой каторги достижение второго ранга отодвинулось на целых десять дней! Около двух недель у Эдвана ушло на то, чтобы кое-как отпустить обиду на ректора и родственников Алана, и хоть немного переосмыслить сложившуюся ситуацию. Ему пришлось задать самому себе вопрос, чего он всё-таки хочет: жаловаться на жизнь, или искать какой-то выход? Как ни странно, разговоры с саимм собой помогли: стоило всего лишь сменить точку зрения, взглянуть на вещи под иным углом, как выход мигом нашёлся. Оказалось, что у него на самом деле полно времени! Нужно было лишь приспособить тренировки под новый режим.

Наставление об атре всё ещё было при нём, работа в шахте могла легко заменить ему упражнения для развития тела, а с появлением второго кольца на сосуде души он легко сможет поддерживать себя без сна по нескольку дней. На одной энергии. Для медитаций и оттачивания своего владения атрой у него оставалась целая ночь!

Так, за работой и тренировками незаметно пролетели полтора месяца. Ночи он проводил на открытом воздухе, недалеко от шахты, погружённый в медитацию. В академию Эдван возвращался лишь для того, чтобы поспать, или чтобы почерпнуть новые знания из наставления. Помимо развития сосуда души, он серьёзно взялся за улучшение контроля энергии. Ведь, чем больше становился его внутренний сосуд, тем больше в нём было атры и, соответственно, тем труднее было управляться с нею. Юноша мог долго сидеть на одном месте, посылая силу в самые дальние уголки своего тела. Усиливая организм с её помощью, он пытался научиться управлять ей инстинктивно, также, как собственными мышцами, и память ему в этом очень сильно помогала. Сны приходили всё реже, и в основном ему виделись только стражения великой древности, или тренировки с тем самым странным человеком, а в конце первого месяца Эдвана ждал небольшой сюрприз. Он-то думал, что всё наказание будет трудиться бесплатным горняком во имя процветания семьи Морето, но увы, ректор был не настолько добр. Оказалось, что всего месяц. После, его на целую неделю направили заниматься самой чёрной работой, которую только можно было придумать — вывозить мусор и отходы из города на свалку у полей. Именно тогда Эдван впервые в жизни ступил на территорию поместья благородной семьи и это посещение произвело на него очень сильное впечатление.

Сгнившее мясо, испортившиеся овощи и старый заплесневелый хлеб. Впервые на глазах парня кто-то выбрасывал то, что в Академии им давали далеко не каждый день. Из разговоров простых работяг с шахты он знал, что максимум, на что мог рассчитывать крестьянин была рыба из Белой, но никак не мясо с охоты. Мясо, которое кто-то выкинул на помойку просто потому, что не съел вовремя. Эдван просто не мог этого понять… или принять. Даже в его родной деревне мясо выбрасывалось крайне редко и обычно съедалось всё до последнего кусочка, ведь охота — дело очень опасное, как впрочем, и нападение тварей на поселение.

А когда его отрядили таскать мешки с мукой на мельнице у клана Джоу, мнение Эдвана о благородных семьях упало настолько, что он растерял к ним всякое уважение. Ведь на каждой работе, которую ему предстояло выполнять, перед глазами парня была одна и та же картина: трудящиеся изо всех сил простолюдины и подгоняющий их благородный. Причём, зачастую это был какой-то мерзкий, вредный человек, совершенно не способный чувствовать атру, но зато наделённый небольшой властью, которой он пользовался при каждом удобном случае, изо всех сил стараясь показать своё возвышенное положение.

Да, такими были не все. Кто-то выглядел вполне человечно, но, увы, в памяти Эдвана отложились только самые мерзкие. Перед глазами парня до сих пор иногда вставала картина, как смотритель на шахте избил до полусмерти молодого паренька, почти его ровесника, за то, что у тележки с рудой сломалось колесо. Потому что ранее, он же приказал нагрузить её доверху, так сильно, что дерево не выдержало веса. В тот раз парню очень хотелось вступиться, вмешаться и поставить на место разбушевавшегося ублюдка, вот только угроза отстранения от тренировок ещё на несколько месяцев удержала его от поспешных действий. В своих собственных глазах он выглядел обычным трусом, который испугался поступить правильно, и с того дня сильно винил себя за это. А после, уже на вывозе мусора, ему рассказали, что любая попытка приструнить благородного сделает всё только хуже. В конце концов, он был далеко не первым из учеников, кого вот так ссылали на исправительные работы… и далеко не последним.

— Может ты и напугаешь его… но ты ж не будешь здесь всегда, — сказал ему тогда мужик, за которого парень пытался заступиться. И был полностью прав. Ведь, как только Эдван уйдёт на следующее место, вся злость за уязвлённую гордость благородного надзирателя выльется на несчастного трудягу в десятикратном объёме. Потому что каждый должен знать своё место. По их словам.

Смириться с таким положением дел оказалось для парня самой трудной задачей. Терпеть оскорбления, выполнять указы и молчать за три талона в день, которых ему, в отличие от простых рабочих, и вовсе не доставалось. Не самая завидная участь, которой живёт добрая половина всего населения в Городе… и самое страшное было в том, что большинство тех, с кем он работал, всё устраивало. Точно так же, как и ученики из академии, которые по первому слову Мариса бросились уничтожать его, или боялись вмешаться в дела шайки пятерых шакалов, они приняли такой порядок вещей и играли по этим правилам. Недовольных были единицы. Ведь какая-то жизнь была лучше смерти от лап тварей за внешней стеной…

А в том, что смерть всегда рядом, люди убеждались с завидной частотой. Совсем недавно случилось очередное нападение демонических зверей. Шальная стая, всего несколько особей — и два десятка трупов. Не повезло тем, кто работал в поле близ стены, часть которой твари и обрушили. Именно туда сегодня и направлялся Эдван, где его, как бесплатного строителя, ждала самая чёрная работа — доставка глины на стройку.

— Эй! — чей-то громкий окрик прервал размышления парня. Улица перед ним была пуста и Эдван обернулся.

Позади стоял юноша в форме ученика академии и махал ему рукой, широко улыбаясь. Он был довольно низкий, на голову ниже Эдвана, крепко сбитый, с узкими глазами и копной русых волос, напоминающих старую высохшую солому.

— Тоже на работы идёшь, да? — спросил парень, поравнявшись с Эдваном.

— Да.

— К стене, да? — не унимался новый знакомый. Он, похоже, был несказанно рад тому, что не будет одинок на новом рабочем месте.

— Мгм, — подтвердил Эдван, кивнув.

— Здорово! В смысле, я тоже к стене. Старый ублюдок впаял мне месяц, представляешь?! Целый месяц! Кстати, я Ким, а тебя как зовут?

— Эдван Лаут, — ответил на автомате парень, слегка удивлённый таким вопросом. Он-то думал, что после всех этих драк во всей академии не осталось никого, кто не знал бы о нём.

— Тот самый?! — не то испугался, не то удивился юноша.

— Тот самый, — вздохнул Эдван и уже мысленно приготовился к тому, что неизвестный простолюдин шарахнется от него, как от сумасшедшего. В конце концов, в те редкие моменты, когда он видел других учеников, они всегда шептались за его спиной и старались обходить его стороной. Однако, вопреки внутренним переживаниям парня, его новый знакомый отреагировал совсем иначе.

— Ого! Я… я же из-за тебя месяц работ получил! — воскликнул Ким и тут же переменился в лице, поняв, что сморозил, — в смысле это, не подумай. Не прямо из-за тебя, нет, просто это… короче, ты же всё это начал. Я тобой восхищаюсь! — закончил он с широкой улыбкой.

— Что начал? — осторожно переспросил Эдван, воровато оглянувшись по сторонам. После этого странного не то признания, не то восхищения, парень чувствовал себя не в своей тарелке. Хотелось отодвинуться подальше от нового знакомого и сделать вид, что он с ним никогда в жизни не общался.

— Ну… всё! Бросил вызов благородным! Благодаря тебе я тоже набрался смелости дать отпор! Да и не только я, а вообще многие. Ну, не то, чтобы многие… неважно! Нас будет больше! Старые пердуны, конечно, дали нам по месяцу обязательных работ, но всё это чушь. Пыль! Ха! — глаза Кима буквально светились от счастья, — Никакие работы не сравнятся с тем чувством, когда бьёшь благородного в морду, правду я говорю, да? А я с самого детства мечтал так сделать, представляешь? Всё благодаря тебе…

— Да… не за что, вроде, — пробормотал Эдван, — я просто стараюсь делать, что правильно.

— Вот! Поставить на место этих зарвавшихся выродков — вот что правильно! Работы — чих! Ха! Плевать! Зато теперь каждый из этих уродов дважды подумает, прежде чем распускать руки!

— Прямо таки дважды подумает? — скептически изогнул бровь Эдван. Возбуждённая речь Кима не вызывала у него ни капли доверия. С другой стороны, он ведь и сам занимался тем же самым. Стремился сделать так, чтобы от него, наконец, отстали. Так что же плохого в том, что кто-то решил сделать так же?

— Ну, мож дважды и не, но подумает. Мы ж не благородные, мы ж и толпой побить могём, — сказал Ким и громко загоготал. Вздохнув, Эдван незаметно сделал шаг в сторону от своего нового знакомого.

Пока они шли по городу в сторону ворот, где была точка сбора строителей, Ким без умолку рассказывал о том, как поступок Эдвана вдохновил его и других простолюдинов на то, чтобы, наконец-то, дать отпор. Конечно, их были единицы, но даже так их поступки возымели эффект.

— Была б моя воля — я б лупил каждого. Но так нельзя, — сказал Ким, понурив плечи, — каждый ж хочет к кому-то приклеиться, и потому унижается перед каким-то одним кланом и только мы, свободные, могём себе позволить бить всех!

— Ага, — неуверенно поддакнул парень.

Эдван чувствовал себя в присутствии этого Кима очень странно. Он впервые в жизни встретил простолюдина, который не просто недолюбливал кланы, а реально их ненавидел, если судить по разговору. И не просто ненавидел, а открыто, не стесняясь об этом говорить. Настолько, что народ вокруг иногда даже оборачивался в их сторону и люди начинали тихонько перешёптываться, отчего Эдвану становилось не по себе. Он ведь просто хотел, чтобы его и его друзей оставили в покое, а не поднимать учеников на противостояние. Конечно, хорошо, что они нашли в себе силы постоять за себя, но “бить всех благородных” — это уже перебор.

Ким, однако, совершенно не замечал неловкости Эдвана. Он преспокойно болтал с ним обо всём, что ему приходило в голову совершенно не заботясь об ответах собеседника. Словно говорил сам с собой, задавая вопросы и тут же отвечая на них сам. Замолчал он только, когда впереди показались огромные городские ворота, за которыми их уже ждала группа строителей. В основном это были мужики с бедных районов города, которых набрали буквально здесь за углом, на улице. Командовали всем двое пухлых флегматика из семьи Джоу, по лицам которых было трудно определить, это они задумались, или просто спят на ходу.

Однако, как оказалось, не спят, а очень даже бодрствуют. Как только все строители были в сборе, оба благородных смотрителя забрались в одну из четырёх телег, которые по всей видимости предназначались для перевозки глины, запрягли в них людей, и погнали строителей к прорехе во внешней стене, которую им и предстояло залатать. И, в отличие от простых рабочих, которые тащили телеги парами, Киму и Эдвану, как самым одарённым, приходилось справляться в одиночку…