Даже на общем фоне распада Советского Союза Грузинская ССР выделилась запредельным уровнем воцарившейся в ней неразберихи. Маленькая республика, которую прежде привыкли воспринимать как романтично-расслабленный край вина, курортов и сердечных драм, на рубеже 80-х и 90-х годов за короткий срок пережила сразу несколько вооруженных конфликтов.
Корни проблем Грузии уходили глубоко в царскую эпоху. На протяжении длительного времени она была раздроблена на независимые царства и княжества. Наиболее крупное царство – Картли-Кахетинское (Восточная Грузия) – присоединилось к России после заключения Георгиевского трактата 1783 года. Абхазия вошла в состав Российской империи позднее и в качестве отдельного образования. Аджарию Россия присоединила только в 1878 году, отобрав ее у Османской империи по результатам очередной русско-турецкой войны. Словом, уже в имперский период единство Грузии выглядело довольно шатким.
В 1921 году на карте появилась Грузинская Советская Социалистическая Республика. При Сталине она включала несколько отдельных автономий – Аджарию на юго-западе страны, Абхазию на северо-западе и Южную Осетию на севере. При этом крупнейшая из автономий, Абхазия, вошедшая в состав Грузии только в 1931 году, постепенно «огрузинивалась». Если еще в 1939 году численность грузин в ней составляла около 30 % от всего населения, то к 1989 году – уже почти 46 %. Собственно абхазы составляли к концу 80-х годов около 18 % населения республики. Такая ситуация сложилась только в ХХ веке, еще в конце царского периода основную массу населения Абхазии составляли именно абхазы. Кроме того, многочисленными были армянская и русская диаспоры (примерно по 14 %). Всего в автономии жило более полумиллиона человек. Население Южной Осетии доходило до 100 тысяч человек, две трети из которых составляли осетины и около 29 % – грузины. Русская община области насчитывала всего 2 тысячи человек, армянская – около тысячи. Своеобразным было положение Аджарии: будучи по составу населения более чем на 90 % грузинской, эта автономия в силу исторического наследия была населена преимущественно грузинами-мусульманами. Правда, вопросы веры не слишком занимали местных жителей: христианство уже в наше время практически безболезненно вернуло себе лидирующие позиции. Словом, Грузия в составе СССР представляла собой клубок проблем самого разного свойства, и требовались величайшая деликатность и мудрость, чтобы этот клубок распутать.
С фасада Грузинская республика выглядела исключительно привлекательно. Для граждан СССР Грузия и особенно Абхазия ассоциировались с чем угодно, только не с военными действиями и этническими чистками. Популярные по всей стране курорты стали символом гедонизма, ничем не замутненной жизнерадостности. Однако подспудно брожение началось уже во времена застоя. Абхазия негласно огрузинивалась, что вызывало протесты сначала у местной интеллигенции, а затем у массы обычных абхазов, считавших, что они теряют почву под ногами. Массовые митинги против «огрузинивания» относятся еще к рубежу 60-х–70-х годов, периоду застоя. Тогда Москва вообще не пожелала замечать кризис и спустила дело на тормозах. Однако в 80-е годы, с началом перестройки, в республике произошел настоящий взрыв.
Как и почти повсюду, в конце 80-х годов в Грузии произошел всплеск национального самосознания. И тут быстро выяснилось, что в республике идет настоящий «конкурс суверенитетов». В феврале 1989 года в местной печати появились статьи, призывающие к провозглашению независимости Абхазии. 18 марта в селе Лыхны (в XIX веке – резиденция князя Абхазии) прошел сход абхазского народа, на который собралось до 30 тысяч человек, что для маленькой автономии было просто беспрецедентно. Ключевым лозунгом схода было требование выхода из состава Грузии и придания Абхазии статуса отдельной союзной республики. Нормативная база для этого, что интересно, вскоре появилась.
3 апреля 1990 года Верховный Совет СССР принял закон «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». Статья 3 этого закона гласила:
«В союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе.
В союзной республике, на территории которой имеются места компактного проживания национальных групп, составляющих большинство населения данной местности, при определении итогов референдума результаты голосования по этим местностям учитываются отдельно».
Этот закон, конечно, означал фактический отказ от борьбы за сохранение Советского Союза. Однако он по крайней мере создавал базу для «цивилизованного развода».
Между тем обстановка накалялась вне зависимости от правотворчества в Москве. Убежденность грузин в том, что абхазы – это только ветвь грузинской нации, а Абхазия и Осетия – исконная территория Грузии, никак не сочеталась с прямо противоположными взглядами самих абхазов и осетин. К тому же сама по себе обстановка на Кавказе не позволяла прийти к обоюдному согласию и разрешить кризис: население было слишком сильно перемешано, чтобы провести какие бы то ни было этнически обоснованные границы.
Попытки Тбилиси как-то решить проблему только все усугубили. В апреле 1990 года перед Домом правительства в Тбилиси начался бессрочный митинг. Это вышли из подполья оппозиционные движения Грузии. Среди деятелей грузинской оппозиции быстро выделился Звиад Гамсахурдия. В отличие от множества союзных политиков, успешно делавших партийную карьеру, прежде чем ощутить позывы бороться за нацию, Гамсахурдия был настоящим диссидентом с долгой историей подпольной деятельности за плечами. Первое его задержание КГБ относится аж к 1956 году, в 1958 году его арестовали за распространение антикоммунистической литературы, и последующие полгода будущий президент Грузии провел в психиатрической лечебнице. Тем не менее, «излечившись», Гамсахурдия благополучно получил высшее филологическое образование. Однако диссидентскую деятельность он не оставил, работал в грузинской Хельсинкской группе, «Международной амнистии». Гамсахурдия отличался радикализмом взглядов и не считал нужным это скрывать. Скажем, по поводу осетин он произнес прочувствованную речь, включавшую такой пассаж:
«Осетинский народ – мусор, который надо вымести через Рокский тоннель. Мы пойдем по Осетии, и пусть осетины либо покорятся и станут грузинами, либо, если они так любят русских, уходят из Грузии в Россию».
Энергичный, бескомпромиссный шовинист, Гамсахурдия на ближайшие месяцы окажется ключевым героем событий, разворачивающихся в Грузии. События апреля 1989 года стали его первым шагом к власти. У Дома правительства собралась толпа до 10 тысяч человек. С одной стороны, это была реакция на сход в Лыхны, с другой – митингующие быстро перешли и к радикальным антисоветским лозунгам: «Долой коммунистический режим!», «Долой русский империализм!», «СССР – тюрьма народов!», «Долой советскую власть!».
Своими силами разогнать митинг местные власти не смогли. Возможно, впрочем, заявление о собственном бессилии было лишь отговоркой: в Тбилиси очень хотели переложить ответственность на союзный центр. Реакция Москвы была бурной и, вежливо говоря, не мудрой. В Тбилиси перебросили полк дивизии имени Дзержинского (позже она станет активным участником событий 3–4 октября в Москве), подразделения ОМОН и ВДВ. Последнее вызывает даже не удивление, а оторопь. Десантники никогда не готовились к подавлению акций гражданского неповиновения. Элитные штурмовые части собирались использовать внутри страны, хотя это противозаконно, и к тому же необходимости в этом не было. Операцией руководил, что характерно, именно воинский начальник: командующий военным округом Игорь Родионов.
Как бы то ни было, перед рассветом 9 апреля 1989 года начальник Тбилисского УВД потребовал от собравшихся разойтись по домам. Те не вняли, и на манифестантов пошли солдаты с бронетехникой. Руководители операции быстро потеряли контроль над ситуацией. Толпа скучилась, одни пытались бежать, другие стояли на месте, возникла давка. Милиционеры использовали резиновые дубинки и слезоточивый газ. Солдат стали закидывать камнями, те схватились за саперные лопатки. Началась паника. В течение буквально четверти часа погибли 19 человек, практически все – в давке. Стиснутые со всех сторон люди задыхались, вдобавок дышать приходилось едким газом. Сотни людей получили травмы, причем один человек был ранен огнем из пистолета. Это была настоящая катастрофа.
Почему она произошла? С одной стороны, количество сил, вызванных для выполнения задачи, не лезет ни в какие ворота. Решив, что кашу маслом не испортишь, военные и части внутренних войск использовали просто-таки весь возможный арсенал, от слезогонки до БТР. Сомнительна сама по себе идея отдавать такую операцию в руки военных, которые готовились для того, чтобы воевать с танковыми армадами НАТО, а вовсе не разбираться с гражданскими беспорядками. Наконец, само по себе решение непременно разогнать демонстрацию силой не выглядит единственно правильным выходом из ситуации. Фактически никто даже не попытался провести какие бы то ни было переговоры. Наконец, радикалы сами были не ангелочками и активно дрались с солдатами. Палки и камни заставляли бойцов только еще больше свирепеть. В результате появились жертвы, а националисты начали стремительно набирать популярность.
На этом фоне возникли беспорядки в Абхазии. Толчком к новому витку насилия стал конфликт вокруг Абхазского государственного университета. Грузинские студенты и преподаватели потребовали создать на базе абхазского учебного заведения филиал Тбилисского университета. 26 мая это предложение удовлетворили. Однако 15 июля, когда должны были проходить вступительные экзамены в новый вуз, в городе начались беспорядки. В Сухуми прибывали автобусами абхазы из Гагр и Гудауты. Грузины, в свою очередь, тоже выходили на улицы. Сухуми пал жертвой обычной вспышки межнациональной ненависти: в городе шли драки, обе противоборствующие стороны вовсю дубасили друг друга арматурой и стреляли из охотничьих ружей. Погибло еще 14 человек (девять грузин, пятеро абхазов). Реакция властей оказалась вялой и неспешной: только 17 июля в город вошли части внутренних войск.
Житель Сухуми, который тогда был еще ребенком, позднее рассказывал:
«Среди грузинского населения началась паника. По крайней мере, на нашей улице, детей, в том числе и меня, запихивали на чердаки и в подвалы, стихийно мужчины брали охотничьи ружья и устраивали блокпосты, пытаясь не дать озверевшей толпе войти к себе в дом. Но самое худшее, что мы никак не могли дозвониться до моего отца. В то время, само собой, мобил не было, домашний не отвечал, и мы уже не знали, где его искать. В конце концов он сам позвонил и даже не предполагал, что вокруг такая заваруха. Он просто что-то писал и отключил телефон. Тем временем нашу улицу, где проживало большинство грузин, перекрыли старым поваленным столбом, прикатили пару железных бочек и устроили патрулирование местности. Один раз даже ложную тревогу подняли, все заняли боевые позиции, улица опустела, но потом оказалось, что в нашем направлении никто не двигался. А в городе шли настоящие бои, грузины, застигнутые врасплох, старались сбиваться в группы, чтоб совместными усилиями отбиваться от нападавших. Когда не хватало кулаков, в ход шли деревянные сиденья от скамеек. С обеих сторон летели бутылки, булыжники, кирпичи».
В Южной Осетии также происходило нечто подобное. В конце 1989 года начались стычки между осетинами и грузинами. Гамсахурдия не нашел ничего умнее, чем попробовать запугать осетин. 23 ноября несколько тысяч грузинских националистов попытались прорваться в Цхинвали, по их словам – для проведения митинга в поддержку единства. Цхинвали находился буквально в двух шагах от административной границы Осетии, так что активистам достаточно было проехать лишь небольшое расстояние. Вождь похода заявил буквально следующее:
«Да, этот поход организован мной. Мы хотели убедить осетин смириться. Осетины испугались, и это вполне логично, так как они – преступники… Осетины – необразованные, дикие люди. Умелые люди могут легко управлять ими… Скоро я буду в Цхинвале с 10-ю тысячами моих соколов, и посмотрим, какую встречу им устроит общественность Цхинвала. Мы им свернем шею, тем более что таких слабых противников, как осетины, нетрудно будет обуздать. Пол-Грузии будет с нами, и там будет видно, кто кого победит, чья кровь больше прольется».
Тем не менее никто, разумеется, не «смирился»: радикалов блокировали местные милиционеры и жители. Поход завершился пшиком, но теплых чувств никому не добавил. Риторика сторон становилась все жестче, и 25 августа 1990 года Верховный Совет Абхазии провозгласил независимость бывшей автономии. Менее чем через месяц, 20 сентября 1990 года Совет народных депутатов Южной Осетии провозгласил республику в составе СССР. Верховный Совет Грузинской ССР, разумеется, не признал оба этих акта. В это время конфликты на национальной почве вспыхивали буквально по всей Грузии. В том же году звиадисты изгнали из нескольких сел в Грузии живших там аварцев. Дома аварцев сносили бульдозерами, и, разумеется, опять не обошлось без применения арматуры и камней. Из страны бежали сектанты-духоборы, еще при царях высланные на Кавказ. Столкновения шли в Марнеульском районе (месте компактного проживания азербайджанцев), Джавахетии (области с многочисленной армянской диаспорой). Поразительно, но у всего этого безумия, в сущности, не было никаких рациональных причин. Как и в случае с другими войнами на территории бывшего СССР, в Грузии главную роль в раскручивании конфликта сыграли вопиющая неспособность сторон к компромиссу, нежелание учитывать интересы и даже само существование другой стороны.