Глава 46

Саттер

Когда она успела это сделать?

Я отклеиваю желтый листок от маленького плеера, лежащего на полке рядом с раковиной в ванной. Я только что вернулся домой после того, как доставил Мелроуз в аэропорт.

ВКЛЮЧИ ЭТО, КОГДА БУДЕШЬ СКУЧАТЬ ПО МНЕ.

Сейчас я скучаю по ней сильнее, чем когда-либо раньше, к тому же меня гложет любопытство, и я нажимаю кнопку воспроизведения, помеченную маленьким треугольничком. Через секунду начинает играть запись.

Это голос Мелроуз.

Она поет. Точнее, распевает во весь голос, словно какая-нибудь звезда бродвейского мюзикла.

«…и весь этот джаз…»

Ох уж эта девушка!

Я выслушиваю песню до конца, потому что голос Мелроуз заставляет меня глупо улыбаться во весь рот и на какое-то время забыть обо всем остальном.

Черт, я могу проигрывать эту дурацкую песню даже тогда, когда принимаю душ, хотя ни за что не расскажу об этом Мелроуз. Пока еще нет. Она заполучила меня, но я не хочу, чтобы она знала, до какой степени она меня заполучила, потому что тогда она начнет злорадно хихикать, и мне придется наказать ее… покарать ее прелестный ротик, как я сделал сегодня утром после того, как мы вместе втиснулись в душевую кабину, проснувшись в шесть часов от резкого сигнала будильника.

Я сую плеер в ящик, чтобы уберечь его от сырости и случайных брызг из раковины, а потом спускаюсь вниз, чтобы проверить, как там Таккер.

В понедельник он идет в новую школу, и потому на этих выходных я хочу сделать что-нибудь особенное, чтобы эти резкие перемены не тревожили его. Видит бог, нам обоим не помешает отвлечься.

«Что собираешься делать?» – спрашиваю я его, входя в гостиную.

Он поднимает взгляд от нового телефона, который я купил ему. Отец, вероятно, заблокировал прежнюю сим-карту или просто не оплатил ее. Но ничего страшного. Этот телефон новее и лучше, по нему можно определять местонахождение… в общем, в нем есть масса современных средств для обеспечения ребенку безопасности.

Странно думать о том, что теперь я своему брату вместо родителей, несмотря на то что в некотором роде так было всю его жизнь. Я еще помню, как менял ему подгузники, учил языку жестов. Я помню, как он посреди ночи забирался ко мне в кровать, когда ему снились кошмары. Я помню, как он плакал, когда мне исполнилось восемнадцать и я уехал из дома, а он был слишком мал, чтобы понять, почему так получилось.

Я так и не справился с этим чувством вины. И оно только подпитывало злость на нашу мать. Таккер мне брат, а не сын, но как же тяжело мне было покидать его!

Но теперь есть шанс это исправить. Он все еще юн. И дальнейшая его жизнь не должна быть такой же дерьмовой, как первые четырнадцать лет – я твердо намерен позаботиться об этом.

«Ничего такого», – отвечает он мне и возвращается к игре.

Я усаживаюсь в кожаное кресло, вздыхаю, провожу рукой по волосам и смотрю в черный экран телевизора.

В доме слишком тихо.

Я отдал бы что угодно, лишь бы услышать одно из тех дурацких реалити-шоу, которые вечно смотрела Мелроуз.

На некоторое время я погружаюсь в раздумья – до тех пор, пока мой брат не откладывает телефон в сторону.

«Ты ведь женишься на ней, да?» – жестами спрашивает он с лукавой искрой в глазах.

«Неожиданный вопрос, – отвечаю я. – Но да. Когда-нибудь. Если мне повезет».

Глава 47

Мелроуз

Я смотрю на часы, стоящие на прикроватном столике в отеле; красные неоновые цифры показывают, что сейчас без пятнадцати десять часов вечера. В Лос-Анджелесе нет еще и восьми, и Саттер знает, что я должна связаться с ним примерно в это время, и тот факт, что он не отвечает на вызов, – повод обеспокоиться.

Я прибыла на съемки в Луизиане три недели назад, а значит, прошло уже три недели с тех пор, как я поцеловала его на прощание, три недели с тех пор, как я ощущала жар его губ и трепет в своей груди от его взгляда.

Видеть его на пятидюймовом экране телефона – это совсем не то же самое.

Мой палец зависает над зеленой кнопкой. Я не хочу продолжать вызывать его. Наши отношения еще слишком новы, и я не хочу выставлять себя психованной собственницей, которая бомбардирует его телефон сообщениями и вызовами, считая, что должна быть первым приоритетом в жизни своего парня.

Саттеру нужно присматривать за братом. Я не посмею требовать, чтобы юный Таккер оказался на втором месте после меня. Никогда в жизни я такого не потребую.

Я откладываю свой телефон и направляюсь в ванную комнату своего номера. Там я смываю дневной макияж и причесываюсь, готовясь ко сну. Дни здесь кажутся ужасно длинными, но вставать приходится в пять утра, и это очень раннее пробуждение.

Покончив с водными процедурами, я забираюсь в постель рядом с Мёрфи, вытягиваюсь под прохладными гостиничными простынями и проверяю свой телефон, на миг понадеявшись, что пропустила вызов.

Но вызова не было.

Протянув руку, я щелкаю выключателем лампы, стоящей на прикроватном столике, и комната погружается во тьму.

Уже закрыв глаза и наполовину растворившись в царстве снов, я слышу стук в дверь. Я поворачиваюсь на бок. Ни у кого нет повода – по крайней мере, веского повода – беспокоить меня в этот вечерний час. Мы все устали, мы все должны отдыхать, потому что завтра предстоит снимать важную сцену.

Я сую руку под подушку и крепко зажмуриваюсь. Должно быть, кто-то ошибся номером, он сейчас это поймет и уйдет.

Но настойчивый посетитель стучится снова. И снова.

Включается кондиционер, наполняя комнату звуком, похожим на смесь жужжания и гула – спать под него почти так же трудно, как под запись раскатов грома, установленную на мой телефон в качестве будильника.

Вздохнув, я отбрасываю покрывало, подхожу к двери и встаю на цыпочки, чтобы заглянуть в глазок. Слабый отблеск света из коридора раздражает мои глаза, привыкшие к темноте, и я протираю их, отпрянув от двери. Потом предпринимаю вторую попытку – и я готова поклясться, что все-таки сплю.

Такого не может быть наяву.

– Саттер? – вопрошаю я, ковыряясь впотьмах с замком и цепочкой на двери. Через секунду я распахиваю дверь и кидаюсь в его объятия, едва не сбивая его с ног. Он ловит меня, широко улыбаясь приветственной улыбкой, и его светло-карие глаза буквально сверкают.

Дверь номера с грохотом захлопывается позади нас.

Черт!

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, обхватывая ладонями его прекрасное лицо, как будто для того, чтобы убедиться, что он настоящий. – Ты с уме сошел? Вроде бы сегодня утром ты должен был быть в суде?

С тех пор, как я несколько недель назад уехала из Лос-Анджелеса, Саттер развернул сражение за опекунство над своим братом. Кажется, он уже пытался сделать это несколько лет назад, но тогда у него ничего не вышло: его отец отказался уступать свои родительские права и устраивал показуху всякий раз, когда государственные службы приезжали, чтобы проверить, в каких условиях живет Таккер.

Саттер не знал, чего ожидать на этот раз, и не особо распространялся об этом. Я не настаивала, решив, что если он сам захочет об этом поговорить, то поговорит. Я уверена, что он круглые сутки только и думал, что об этом деле. Не следовало поднимать этот вопрос и заставлять его проговаривать вслух то, о чем он так напряженно размышлял.

– Сегодня утром было предварительное слушание, – отвечает он, потом подхватывает меня под бедра, и я обвиваю его ногами. – Пока что все хорошо.

– Он не оспаривает твое заявление?

Саттер смотрит мне прямо в глаза, точно пытаясь полностью вобрать меня взглядом, потом мотает головой.

– Извини. – Я машу рукой. – Ты не для того летел так далеко, чтобы вести разговоры об этом… я просто подумала, что раз у тебя сегодня слушание, то… увидеть тебя здесь, в отеле… я просто в шоке.

Не успевает он ответить, как я целую его, ощущая на его губах вкус мятно-вишневой жевательной резинки.

Соскользнув с него, я несколько секунд взираю на его лицо, не отводя взгляда, иррационально уверенная в том, что, если я хотя бы моргну, он исчезнет.

– Надо спуститься в вестибюль, взять запасной ключ, – говорю я, кивком указывая на запертую дверь позади меня. Взяв его за руку, я собираюсь вести его к лифту, чтобы спуститься вниз, но он не трогается с места. – Что такое?

– Ничего.

– Почему ты смотришь на меня так? – Я подавляю смешок, потому что он взирает на меня так, словно увидел впервые в жизни. Саттер делает шаг ко мне, почти вплотную, и вдыхает запах моей кожи.

– Это был долгий день, Мелроуз. Долгая неделя – долгие три недели. – Он закрывает свои необычные медово-янтарные глаза и вздыхает, на несколько секунд прижавшись лбом к моему лбу. – Я просто очень рад снова видеть тебя.

– Ты скучал по мне? – Я подмигиваю. Уголок его губ приподнимается, он проводит пальцами по моему подбородку. Потом его губы касаются моих губ, и мое сердце замирает, подпрыгнув куда-то в глотку.

– Чертовски, – говорит Саттер. – Я чертовски скучал по тебе.

Я хочу спросить его, надолго ли он приехал и где его вещи. Я хочу спросить его, приедет ли он еще раз. Я хочу спросить его, спланировал ли он это заранее или просто спонтанно купил сегодня билет, выйдя из зала суда. А еще я хочу спросить его, где сейчас Так, кто за ним присматривает… но сейчас важно лишь то, что Саттер здесь.

Он снова целует меня, губы у него горячие, он всем телом прижимает меня к стене. Выпуклость в его паху касается моих бедер, и в коридоре внезапно становится на десять тысяч градусов жарче.

Сейчас и здесь есть только мы, в нашем собственном маленьком мирке (или, по крайней мере, это так ощущается), и последнее, о чем я думаю – это о том, что кто-то пройдет мимо или заснимет наши объятия и выложит фото в интернет.

Однако меня резко возвращает к реальности знакомое царапанье коготков Мёрфи по ту сторону двери. Я встряхиваю головой и отлепляюсь от Саттера.

– Нам действительно нужно сходить за ключом.

Он улыбается, почесывает висок и делает шаг назад.

– Верно.

Я тащу его к лифту и нажимаю кнопку первого этажа, ни на миг не отпуская его руку. Но, честно говоря, он так же крепко держит за руку меня.

Как только двери лифта задвигаются, он прижимает меня в угол и снова целует. Краем глаза я вижу наши отражения в зеркалах, украшающих стены лифта. И как же невероятно видеть его красивую крепкую фигуру со всех сторон сразу!..

Только когда я слышу демонстративное покашливание, я понимаю, что мы уже не одни. Должно быть, эта женщина вошла в лифт на одном из этажей по пути вниз.

Я прижимаю пальцы к своим распухшим губам и обмениваюсь с Саттером потаенной усмешкой. Женщина посматривает на нас искоса, высоко задрав нос, и едва мы добираемся до первого этажа, она решительным шагом покидает лифт.

Прошлепав босиком по мраморному полу, я застенчиво приближаюсь к стойке администратора.

– Захлопнулась дверь, мисс Клейборн? – спрашивает тот.

– Что-то вроде того. – Я подмигиваю.

– Одну минуту, пожалуйста. – Он, щурясь, стучит по клавиатуре регистрационного компьютера длинными пальцами, потом открывает ящичек и протягивает мне пластиковую карточку-ключ. – Вот, держите.

– Спасибо, – отвечаю я, потом разворачиваюсь на пятке и возвращаюсь к ухмыляющемуся Саттеру. Спустя пару минут мы уже оказываемся в моем номере. Я подавляю зевоту и стараюсь не думать о том, что мой будильник поставлен на четыре часа утра.

Саттер подцепляет мою пижамную майку и сдергивает с меня через голову. Потом в темноте звякает пряжка его ремня. Я ничего не вижу, но все чувствую.

Его жар. Его возбуждение. Стук его сердца под моей ладонью.

– Боже, как я скучал по тебе, – шепчет он мне на ухо. Его слова щекочут мою кожу, мои губы растягиваются в широкой улыбке, которую он не может видеть. – Так дико скучал…

А потом происходит это.

Слова… они возникают ниоткуда. Без предупреждения, без осмысления.

– Я люблю тебя, – выпаливаю я так поспешно, словно эти слова жгут меня изнутри, и я должна как можно быстрее вытолкнуть их наружу.

Руки Саттера, блуждавшие по моему полунагому телу, замирают.

О господи…

Мое сердце замирает. Я совершенно уверена, что я не дышу. И так же твердо уверена, что, если он ничего не скажет в следующие пять секунд, я упаду в обморок от стыда и нехватки кислорода.

– Мелроуз…

Мне не нравится то, как он произносит мое имя. Мне не нравится, как это звучит – как будто он собирается обрушить на меня какую-то невероятную истину.

Мы ковыляем впотьмах, пока не натыкаемся на кровать, но Саттер не выпускает меня из объятий. Притянув меня к себе на колени, он обхватывает ладонями мою талию.

– Я никогда и никому не говорил таких слов. – Его признание сопровождается тяжелым вздохом.

– Тебе не нужно…

– Нет, – обрывает он меня. – Дай мне закончить.

– Ладно…

– Во-первых, я должен признаться – я не знаю, что такое любовь. Я никогда не знал ее. Никогда не получал. Мне не с чем сравнивать эту… это… то, что происходит между нами. Между тобой и мной.

Я молчу, впитывая каждое его слово. Саттер откашливается, потом продолжает:

– Я лишь знаю то, что, когда я с тобой, я чувствую нечто совершенно непохожее на то, что чувствовал когда-либо за всю свою жизнь. И я могу только догадываться, что это такое…

Удары пульса у меня в ушах почти заглушают его трогательное признание. Я хочу запечатать этот момент в крошечный флакончик, чтобы носить его на шее и постоянно держать возле своего сердца.

– Я люблю тебя, Мелроуз, – говорит наконец Саттер. Его пальцы скользят по моему подбородку, когда он наклоняет мое лицо ближе к своему. – Если отбросить всю эту бессвязную болтовню… полагаю, это именно то, что я чувствую к тебе.

– Это не бессвязная болтовня, – возражаю я. – Это самое чудесное, что я когда-либо слышала. Ты можешь сказать это снова? Еще один раз?

Он ничего не говорит – по крайней мере, словами. Его губы приникают к моим губам, наши языки сплетаются. Потом он отстраняется, чтобы глотнуть воздуха, и я тоже пытаюсь перевести дыхание. Мое тело кажется легким, вся усталость, которую я испытывала до этого, просто… исчезла, сменившись чистой эйфорией, которую я готова ощущать целую вечность.

– Я люблю тебя, Мелроуз, – повторяет Саттер. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.