Глава 4. Moretta
Удивительно, насколько эффективно работают службы церкви Единого, когда хотят.
Закатные лучи еще не позолотили окна моей гостиной, когда в дверях появилась синьора Пальдини и сказала:
– Синьора, возле дверей лодка. И, мне кажется, вам лучше спуститься.
Возле водного подъезда Ка’Виченте действительно покачивалась на волнах лодка – длинная, цвета охры, с довольно большой кабиной. Окна кабины были закрыты занавесками того же золотистого цвета, а на носу трепетал фиолетовый флажок со знаком Единого: двумя рыбками, будто нарисованными детской рукой. Личный транспорт архиепископа, надо полагать.
Из лодки ловко выпрыгнул уже знакомый мне секретарь в серой рясе, открыл дверцу и помог перебраться через борт хрупкой фигурке, закутанной в коричневый плащ.
– Синьора Хемилтон-Дайер, – он слегка обозначил поклон. – Монсиньор просил передать вам всяческое благоволение.
– Благодарю вас, – я столь же церемонно склонила голову.
Мужчина вернулся на борт, и лодка мгновенно сорвалась с места, оставив за собой длинный пенный след. Я повернулась к девушке.
– Беатриче, я полагаю? – она кивнула, не поднимая глаз. – Пойдемте, что-то похолодало. В доме будет теплее. Синьора Пальдини, попросите, пожалуйста, Джузеппину сделать нам кофе… Или чаю? В общем, чего-нибудь горячего. И по-моему, из кухни пахло булочками с кремом.
Домоправительница присела в реверансе и исчезла за дверью кухни, а я пошла к лестнице. Девушка не последовала за мной: она стояла посреди холла, на мраморном полу, выложенном в шахматном порядке темными и белыми клетками, и с восторгом осматривала сверкающие зеркала, золоченые подсвечники в рост человека, хрустальные подвески люстр. Я вспомнила, как сама приехала сюда в первый раз – месяц прошел, а кажется, я живу в этом доме всегда…
– Пойдемте, Беатриче, – я мягко взяла ее за руку. – Мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели вашу комнату.
Девушка посмотрела на меня. Глаза у нее были серо-голубые, огромные на осунувшемся личике. Да что их там, вовсе не кормили, что ли?
– Вы здесь живете, синьора?
– Да.
– И зачем здесь я? – голос ее был твердым; кажется, у девочки есть характер. Это хорошо.
– Я все расскажу за чашкой кофе. Если вам что-то не понравится, вы всегда сможете вернуться в монастырь.
– Вот уж туда я точно не вернусь! – ее передернуло.
– И об этом тоже расскажете.
За кофе и булочками Беатриче слегка оттаяла, и я наконец решилась спросить:
– Ну как, вы готовы поговорить?
– Да, синьора, – ответила она, опустив глаза и сложив руки на коленях.
– Для начала – меня зовут Нора Хемилтон-Дайер. Вы можете называть меня по имени, если хотите. Я медик, хирург, но вообще сейчас в длительном отпуске. Мне понадобилась ваша помощь, поэтому я и обратилась к монсиньору Гвискари с просьбой доставить вас сюда из монастыря.
– Синьора… Нора… я ничего не понимаю в медицине! Как же я смогу помочь?
– Я все расскажу. А пока, Беатриче, расскажите мне, как вы попали в монастырь?
– Но дело в том, синьора, что я этого не помню! – девушка посмотрела на меня. Сейчас, когда гадкий коричневый плащ был оставлен в гардеробной, на ней было серо-голубое платье и белый платок послушницы монастыря. Среди ярких красок моей гостиной глаза ее тоже стали ярче и засияли голубым.
– Как это – не помните?
– Мой брат… У меня есть брат, Гвидо. Он учится у синьора Гвискальди, мага.
– Почему не в университете?
– Так получилось, – она снова опустила глаза. – Из университета он ушел, его там… не понимали, не давали тренироваться. А он говорил, что для мага самое важное – тренировки. Поэтому он стал учиться у наставника, частным образом.
– Понятно. Так при чем тут ваш брат?
– Ну, я… – она опустила глаза и стала дергать за ниточку, торчащую из белоснежной манжеты. Потом снова взглянула на меня. – У меня был возлюбленный, Карло. И однажды он… остался у меня. На ночь, понимаете? Брата не должно было быть в городе, но утром он вдруг ворвался в мою комнату и увидел… нас с Карло. Дальше были крики, шум, Карло вскочил с постели, потянулся за одеждой. Тут Гвидо рассмеялся… и все, больше я не помню ничего. Я пришла в себя от пощечины матери Прокопии, уже в монастыре.
– Вот как… – Я покачала головой. – В следующий раз надо покрепче запирать двери, дорогая Беатриче!
– Какой следующий раз, синьора! Неужели вы думаете, настоятельница выпустит меня из-под своего надзора?
– Ну, вы же здесь, не так ли? И это значит, что ни мать Прокопия, ни прочие… гарпии из монастыря авеллинок больше над вами власти не имеют. У меня есть для вас новости и информация, – я прищелкнула языком. – В основном, новости неприятные. Готовы вы их выслушать или хотите вначале отдохнуть?
– Знаете, если я должна узнать что-то скверное, так лучше поскорее.
– Понятно. Итак, Гвидо, по всей вероятности, усыпил вас и отвез в монастырь. Не знаю, хотел ли он вас забрать оттуда через какое-то время или был настолько зол, чтобы оставить навсегда, это уже неважно. Мы не знали имени его учителя, поэтому никак не могли выяснить подробности произошедшего. Все, что нам известно, – он умер, наслав на вашего Карло посмертное проклятие.
– Карло… умер?
– Нет, он жив, но выглядит он теперь вот так.
Я развернула к Беатриче коммуникатор с картинкой: серебряная маска Volto, под ней живые карие глаза.
– Ох! – девушка побледнела. – И он целый год живет вот так?
Интересно, о брате она не спрашивала ничего. Что-то подсказывает мне, что их отношения вовсе не были безоблачными. Впрочем, это можно было понять хотя бы по тому, что монастырь он для сестры выбрал самый людоедский…
– Да. Меня попросили прооперировать его, убрать эту маску. Но без снятия проклятия можно даже не пытаться начинать операцию. Снять посмертное проклятие можно лишь с помощью кровного родственника мага, наложившего заклинание.
– Я понимаю, – глаза Беатриче горели решимостью. – Все, что от меня зависит…
Она пристукнула по колену кулачком. Кулачок был небольшой, но вполне убедительный. Ой, кажется, все семейство Контарини ждут еще немалые сюрпризы!
– Пойдемте, – я встала. – Я покажу вам вашу спальню. И вот еще что… вы, наверное, захотите переодеться?
Девушка осмотрела свой монастырский наряд, потом кивнула:
– Да уж, хотелось бы.
– Мои джинсы вам, боюсь, не подойдут, но у меня есть отличная юбка с запа́хом. Ванная комната вот здесь, – я распахнула дверь, – по-моему, все шампуни и прочее на месте. Отдохните, полежите в ванне, через часа полтора поужинаем, а завтра будем начинать новую жизнь.
– Ванна, с ума сойти! И горячая вода… Знаете, Нора, – она повернулась ко мне, – там, в монастыре, горячей воды не было. Совсем. Даже зимой мы мылись холодной. И как-то раз, в начале января, когда был особенно сильный мороз, я попросила на кухне горячей воды из чайника.
– И как, дали?
– О нет, сестра Казимира нажаловалась настоятельнице, и меня отправили в карцер. Неотапливаемый. Я думала, что я там замерзну насмерть и все кончится. Меня спасло воспоминание о Карло, мы с ним однажды дурачились и влезли вместе в ванну. Залили все вокруг, конечно…
Неожиданно она шмыгнула носом и оглушительно чихнула. Мы обе рассмеялись, после чего я решительным жестом подтолкнула ее к двери ванной комнаты.
– Юбку и все прочее я принесу и положу на кровать, халат там есть. Когда Джузеппина позовет ужинать, я за вами зайду.
Вернувшись в кабинет, я взяла коммуникатор и набрала номер Пьетро. Он откликнулся сразу, будто ждал этого звонка.
– Нора? Вы с новостями?
– Да, и с хорошими. Девушка у меня, и она согласна участвовать в ритуале снятия проклятия.
– Великолепно!
– Скажите мне, Пьетро, завтрашний прием в Ка’Торнабуони – туда нужно приходить в маске?
– Как пожелаете, – ответил он несколько удивленно. – В приглашении это не оговаривается, значит, на ваше усмотрение. А что? Погодите, вы хотите взять с собой эту… Беатриче?
– Да. Почему бы нет?
– Но она никому не известна!
– Бросьте, дорогой мой! Месяц назад и меня здесь в Венеции никто не знал, кроме двух-трех специалистов. В конце концов, скажем, что это моя родственница.
– Лучше – воспитанница, – мой собеседник хмыкнул. – Это интересный ход.
– Я-то думаю не о ходах, а о том, что девушке после года практически тюремного заключения нужно радоваться! – сердито ответила я.
– Ну, не гневайтесь, прошу вас! – теперь Пьетро улыбался. – И знаете что? Ей нужно будет надеть специальную маску, moretta. В былые времена их делали без завязок, со шпеньком внутри, который синьора держала зубами.
– Но это же не дает разговаривать!
– Вот именно, дорогая Нора, вот именно!
– Я не видела в городе таких масок…
– О, их теперь делают лишь на заказ! Я пришлю вам одну из своих. И не волнуйтесь, Беатриче не придется молчать весь вечер: уже давно moretta крепят на специальном клее, активируемом магически.
– Ну, хорошо, я посмотрю…
– Завтра утром маска будет у вас!
Мы дружески распрощались, и я переключилась на Франческу. Подруга моя ответила не сразу и была изрядно запыхавшейся.
– Прости, Нора, я спорила с Марией – девчонка после отравления наотрез отказывается от уроков по магии металла и огня и требует обучения целительству! Может, ты ее сумеешь убедить?
– Конечно, я с ней поговорю…
– Прекрасно! А чего ты хотела?
Мы договорились, что Чинция привезет утром несколько своих платьев, чтобы можно было подобрать что-то для Беатриче на вечер, и распрощались. Меня и мою гостью ждал ужин, очередной шедевр драгоценной Джузеппины.
Перед сном я решила просмотреть внимательнее информацию по снятию проклятия. Конечно, это будут делать маги клана Контарини, но мне не хотелось бы стоять столбом, ничего не понимая. Я так не умею. Итак, что же пишет о посмертных проклятиях почтенная старушка, профессор Лавиния Редфилд?
«Для мага, способного увидеть ауру любого разумного, посмертное проклятие легко различить в том случае, если он настроил послойное зрение. Проклятие видно как клубок черных, темно-коричневых или темно-фиолетовых лент, имеющий четкую локализацию в зависимости от вербальной составляющей проклятия. В случае, если использовалась формула Генца-Крамера, клубок располагается в затылочной зоне и воздействует в первую очередь на зрение, затем на логическое мышление и далее на все функции мозга в целом. Если же маг, решившийся на посмертное проклятие, произносит формулу Айзенштайна, то клубок обнаруживается в районе сердца; такое проклятие действует медленнее, но при этом затрагивает все сферы жизни и снимается существенно труднее.
Что же представляет собой эта лента?
Лента, а точнее ленты, образующие клубок, представляют собой матрицы, на которых записана последовательность событий, определяющих процесс реализации проклятия. Для снятия проклятия необходимо четко соблюдать алгоритм действий, что не всегда бывает просто. Собственно, начинать нужно с поиска кончика этих лент. Как правило, они сначала скручиваются в спираль, а уж затем в клубок. Теоретически это упрощает дело, поскольку концы лент находятся рядом, но это только теоретически. Практически, найдя один кончик, на поиск второго можно потратить всю свою жизнь, ну, или остатки жизни проклятого. Спирализованные ленты, смотанные в клубки, занимают очень мало места, что не способствует легкому поиску концов. Если оба конца удалось найти и прихватить, начинают процесс раскручивания, то есть ленты сматываются с клубка и раскручиваются из спирали в две параллельные линейные цепочки. Только теперь можно считать с них информацию и начать нейтрализовывать собственно проклятие. Тут применяются различные методы. Кто-то предпочитает стирать информацию и после затирки просто отпускает ленты. Они тут же скручиваются обратно в клубок, но преобладающим цветом в нем становится уже светло-серый. Это служит признаком нейтрализации проклятия. Другие маги после затирки рвут ленты на мелкие кусочки, что, на мой взгляд, не очень эстетично, так как при изучении и рассматривании ауры «обрывки» отчетливо видны в течение долгого времени (до пяти лет). Кроме того, не всегда возможно в принципе различить, является ли конкретный небольшой объект фрагментом нейтрализованного проклятия, или это следы повреждения ауры, вызванного иными магическими, механическими или другими воздействиями. При выборе метода снятия проклятия следует учитывать также, что первый способ очень трудоемкий: ленты отпускать нельзя, пока не будет полностью закончена очистка. Нужно также помнить, что в этом случае необходимо, чтобы в процессе воздействия принимали участие не менее двух магов в ранге магистра и выше. Второй метод существенно проще, так как по мере очистки матрицы «кончик ленты» можно отрывать, не разматывая весь клубок.
Как удалось выяснить (результаты лабораторных экспериментов см. в Приложении 2), при создании матрицы посмертного проклятия маг использует часть своей силы, как магической, так и жизненной. Расход этот невосстановим, поэтому проклинающий лишается любого вида посмертия, и призвать его дух для снятия проклятия невозможно.
Таким образом, при рассмотрении вопроса о призвании духов…»
Ну вот, здрасте… Самое главное автор и не написала, саму технику снятия проклятия, разматывание клубка. Как это сделать?
Я задумчиво поскребла ногтем обложку «Ежегодника Магической академии Лютеции». А собственно, что я теряю? Десять вечера, для звонка время вполне приличное, можно попробовать ее найти.
Первая же попытка увенчалась успехом. Я набрала на коммуникаторе общий телефон академии – гудок, второй, третий… наконец запыхавшийся юношеский голос произнес:
– Приемная, слушаю вас!
Представившись, я попросила передать профессору Редфилд номер моего коммуникатора. Будем надеяться, что старая дама достаточно быстро откликнется…
Не прошло и десяти минут, как мой аппарат засигналил.
Беру назад все свои слова насчет старушки и прочего: появившаяся на экране женщина была какой угодно – мудрой, опытной, смертельно опасной, но назвать ее старой я не могла бы. Даже с точки зрения косметолога.
– Добрый вечер, госпожа Хемилтон-Дайер!
– Добрый вечер, госпожа Редфилд! – невольно я скопировала интонацию собеседницы. – Прошу прощения, что побеспокоила вас в позднее время…
– Ничего страшного, – мягко улыбнулась она. – Я не так давно вернулась домой, но уже успела перекусить. Все в порядке. Итак, чем я могу быть вам полезна? Вроде бы в сфере хирургической косметологии мои разработки пока не применялись!
– Я прочла вашу статью в «Ежегоднике», – для убедительности я приподняла том, – и меня крайне заинтересовали ваши наработки по проклятиям.
– Хм… Подробнее рассказать можете?
Не называя никаких имен, я описала ситуацию и сразу же отправила электронной почтой снимок маски. Госпожа Редфилд выслушала меня внимательно, задумчиво постучала ногтями по краю стола и поинтересовалась:
– А когда предполагается, так сказать, первая часть операции?
– Вы имеете в виду, работу с проклятием?
– Да.
– Не знаю, думаю, дня через два-три.
– Пожалуй, я хочу присутствовать. Минуту, я взгляну в рабочий календарь… – она какое-то время перелистывала записи, потом подняла на меня взгляд. – Ближайшие три дня у меня забиты под завязку, а вот среду и четверг я могу освободить. Вы сможете открыть мне портал от Медиоланума?
– Увы, – я развела руками. – Портальная магия мне не по силам.
– Ну, неважно. Я свяжусь с Джан-Марко…
– Торнабуони?
– Да, он мой ученик.
– Я завтра увижу его на балу в честь юбилея главы клана.
– Вот как? Интересно… а мне ведь тоже приходило приглашение… – госпожа Редфилд порылась на столе, потом с досадой отбросила какие-то конверты. – Опять Марджори навела порядок в бумагах, ничего не найдешь! Ладно, неважно. Все равно завтра я не могу… Хорошо, договорились. В понедельник свяжемся и решим все окончательно!
Экран погас, и я озадаченно потерла лоб. Может, напрасно я выпустила из бутылки этого джинна?
Наутро Чинция прибыла с платьями для бала ни свет ни заря, в девять утра. Впрочем, Беатриче, как оказалось, уже давно проснулась и сидела на кухне, разговаривая с Джузеппиной.
– Доброе утро! – радостно улыбнулась она, вскочив из-за стола. – Я так привыкла в монастыре вставать с рассветом, что просто не могла больше спать! Услышала вот, что синьора Джузеппина уже встала, и пришла ей помочь.
– Во-первых, просто Джузеппина, можешь называть меня тетей, раз уж я была знакома с твоей бедной матушкой, – кухарка ловко поставила на поднос чашки с капучино, блюдо с булочками, масло и джем. – Во-вторых, если на моей кухне понадобятся помощники, я об этом скажу. А теперь беги отсюда наверх, девочка, и госпожу с собой захвати. Поднос я принесу.
– Джузеппина, добавьте, пожалуйста, еще чашку для Чинции. Беатриче, пойдемте, она привезла вам платья для сегодняшнего бала.
– Бала? – девушка затормозила так резко, что я чуть не врезалась ей в спину. – Но я не могу… мне нельзя… Я же послушница, почти монахиня!
– В одной старинной сказке фея говорила, что очень вредно не ездить на балы, когда этого заслуживаешь, – я взяла ее за руку и потянула за собой к лестнице. – На мой взгляд, за год такого пребывания в монастыре, как вы описали мне, вам положено как минимум пятьдесят два бала.
– Пятьдесят два?
– Да-да, за каждую неделю года, – кивнула я, а про себя добавила: это я еще не считаю того, что твой братец попросту продал тебя в рабство этой «настоятельнице». И очень интересно, что ему за это пообещали?
– Но…
– В конце концов, если уж так необходимо, я получу для вас разрешение на светскую жизнь лично от архиепископа! Нужно?
– Нет, наверное… – пробормотала Беатриче и надолго задумалась.
Чинция уже нетерпеливо мерила шагами будуар. Когда открылась дверь, она резко повернулась, внимательно осмотрела Беатриче и воскликнула:
– Отлично! Мои платья должны подойти, только нужно будет чуть убрать длину! Я привезла желтое и голубое, которое прекрасно пойдет к твоим глазам, а также вот это, бледно-розовое с серебряной вышивкой. Но вышитое, мне кажется, больше пойдет для бала на Перелом года. Хотя все равно надо мерить. С какого начнем?
– Тише, дорогая, ты собьешь нашу гостью с ног таким напором! – рассмеялась я. – Беатриче, выбирайте, с какого начнем?
Девушка робко погладила шелк голубого платья, потом посмотрела на меня:
– Синьора, очень вас прошу, называйте меня на ты. А то я себя неловко чувствую…
– Хорошо, договорились.
Беатриче померила голубое платье, потом желтое, потом все-таки серебристо-розовое. Через полчаса обе девушки раскраснелись и трещали уже совершенно одинаково, пересыпая речь местными словечками и каким-то молодежным сленгом. В конце концов остановились на голубом платье. Беатриче вновь надела его, а Чинция с торжественным видом достала из коробки, обтянутой белым шелком, черную бархатную маску.
– Моретта, синьоры! – торжественно провозгласила она.
– Это… для меня? – запнувшись, спросила Беатриче.
– Да. Если ты не возражаешь, конечно, – кивнула я.
– Нет-нет, это прекрасная идея! Только… там же должен быть такой шпенек, за который держат зубами? И получается, ни разговаривать, ни есть, ни пить невозможно.
– Ну, это моретта, так сказать, усовершенствованная. Есть и пить ты и в самом деле не сможешь, пока будешь в ней, ну, если уж очень проголодаешься, можно будет снять. А крепится она вот так…
Чинция ловко приложила маску к лицу Беатриче и сказала:
– Er anta!
Та ойкнула, потрогала маску и бросилась к зеркалу. Да, моретта шла ей чрезвычайно, подчеркивая рыжевато-золотистые кудри и белоснежную кожу.
– Замечательно! Спасибо вам! А как снимать?
– Ataltane er! – И маска осталась в руках девушки.
– Ну, хорошо, – сказала я, когда обе юные синьоры наконец-то успокоились, – а теперь, может быть, ты расскажешь нам, чего ты боялась?
– Расскажу, – кивнула Беатриче. – Дело в том, что незадолго до… до того, как все случилось, меня остановил на улице пожилой синьор. Он долго что-то говорил о моей красоте, что у него была почти такая же дочка, а потом сказал, что его господин, очень высокопоставленный, один из нобилей, хотел бы… встретиться со мной.
– В интимной обстановке, надо полагать, – хмыкнула я.
– Ну, конечно, – согласилась девушка.
Уши ее горели, но она смотрела прямо и голову больше не опускала.
– И что было дальше? – Чинция наклонилась вперед и сжала руки, так что косточки побелели.
– Я засмеялась и пошла дальше, а он меня догнал и сунул в руку бумажку с номером коммуникатора. Сказал, что я не пожалею, если соглашусь, и что его господин очень во мне заинтересован.
– А ты?
Беатриче пожала плечами:
– Разорвала листок и ушла. Но дело в том, что я заметила причалившую гондолу с закрытыми занавесками. Кто в ней сидел, я не видела, но старик, как мне показалось, пошел к этому причалу. И на подушках был вышит герб, сокол на правом синем поле, в левом белом – оливковая ветвь…
– Сокол, значит… – лицо Чинции заострилось. – Хотите, дамы, я вас повеселю? Однажды я получила аналогичное предложение. Практически слово в слово. Только мне тогда было всего пятнадцать…
Беатриче взяла ее за руку и сочувственно сжала.
– Ужас какой, – сказала она. – Мне все-таки было уже двадцать, и я росла среди мальчишек, умею за себя постоять.
– Да, а я в пятнадцать лет отлично знала все формулы алхимического превращения металлов, водяной плетью могла бы, наверное, слона убить, а такого вот старого развратника испугалась.
– И что ты сделала?
– Пошла к дяде и все ему рассказала. Я не сказала, это было на ежегодном праздничном обеде в Ка’Контарини, а на этот обед приглашают только нобилей. Поэтому мне кажется, что истории наши про одного и того же человека. Вот только герб такой мне незнаком, он не венецианский… – Чинция протяжно выдохнула, встряхнула головой и улыбнулась. – На следующий день я уехала учиться в Медиоланум, в магическую школу-интернат. Там было, конечно, довольно строго, но здорово.
– И кто был этот… нобиль, удалось выяснить? – поинтересовалась я.
– Не спрашивала. Тогда не спрашивала, а вот сейчас непременно спрошу.
– Погоди минуту, – я позвонила в колокольчик и попросила синьору Пальдини принести нам по бокалу охлажденного белого вина. Ну и что, что нет еще полудня? Кажется, нам всем нужно остыть.
Вино было нужной температуры, несколько кусочков острой горгонцолы с медом окончательно подняли мне настроение, и, отставив бокал, я предложила:
– Давайте так, дорогие мои: вечером мы все при любых обстоятельствах увидимся с Пьетро. Вот и обсудим с ним и эту историю, и все прочие вопросы. А сейчас, я думаю, тебе, Беатриче, предстоит встреча с маникюршей, косметологом и прочими кудесницами.
– А зачем мне косметолог, если я буду в маске? – удивилась девушка.
– Ну, хотя бы просто для удовольствия! – фыркнула Чинция. – И потом, сама подумай, в маске ты будешь два или три часа, а лицо тебе всю жизнь носить! Его беречь надо, а мне что-то подсказывает, что в монастыре у тебя со смягчающими масками было плоховато. И знаешь что? А попробуй пока до салона и после него побыть в маске! Может, тебе моретта не подойдет категорически, тогда надо будет другую выбрать. Кстати, проверим, можешь ли ты в ней говорить…
Проверка показала, что говорить моретта не мешает, но тембр голоса изменяет. У меня засигналил коммуникатор, и я махнула девушкам рукой, выпроваживая их. Слава светлым богам, звонила Альма!
– Ну наконец-то! – воскликнула я, увидев ее лицо на экране. – Я тут без тебя просто как без рук! Где ты?
– Совсем рядом, у меня оказалась оказия до Медиоланума, так что сейчас я сяду в поезд и буду в Венеции через три с половиной часа, – невозмутимо сообщила моя секретарша.
– Прекрасно! Я встречу тебя на вокзале.
Отключившись, я готова была от восторга сплясать джигу, если бы умела. Конечно, синьора Пальдини с домом управляется прекрасно, все происходит будто бы само собой, но вот деловые вопросы тоже требуют решения… На радостях я связалась с Родерико Ди Майо и сообщила, что, весьма вероятно, проблема наша будет решена к концу следующей недели. Пообещав держать его в курсе, я отключилась и вдруг поняла, что ужасно хочу спать, вот просто сил нет держать глаза открытыми. Попросила синьору Пальдини разбудить меня через два часа и еле добрела до спальни…
Венеция встречала Альму Хендерсон мелким дождичком и довольно сильным ветром. Массимо подхватил ее чемоданы, я взяла шляпную коробку, и мы почти побежали к стоянке гондол. На причале Альма затормозила, и ее лицо, обычно невозмутимое, приняло встревоженный вид.
– Это что, мы на этом будем добираться?
Я обернулась: рука в серой перчатке указывала на мою гондолу. Ну, обычная же гондола: черная, узкая, длинная, с высоким носом и кормой, с черной же кабиной и красными бархатными подушками на сиденьях.
– Ну да, конечно. На чем же еще?
– Там вода! И ветер!
– Альма, – я заговорила чуть громче, чем следовало, чтобы заглушить непочтительное фырканье Массимо. – В Венеции всюду вода. И транспорт здесь только такой. Даже «скорая помощь» и городская стража передвигаются на лодках. В этом нет ничего страшного, поверь мне.
Она мученически вздохнула.
– Ты же знаешь, меня укачивает!
– Первый раз об этом слышу, – пожала я плечами, подталкивая ее ближе к лодке. – И Массимо управляет гондолой гораздо лучше, чем Райан, который пытался водить экипаж.
Этот аргумент должен был ее сразить: Райан, предмет последнего недолгого романа Альмы, сумел разбить три экипажа, прежде чем понял, что дешевле нанять более или менее постоянного водителя.
Моя секретарша мученически вздохнула и полезла в гондолу.
Когда Массимо вывел лодку на простор лагуны, ветер разогнал тучи и выглянуло солнце. В золотой дымке перед нами покачивалась на волнах Венеция, Серениссима, прекраснейший город мира. Сияли купола церквей Единого, нестерпимо блестели острые шпили храмов Великой Матери, возвышалась над площадью Сан-Марко красная кирпичная Кампанилла, сверкали волны лагуны и парили над ними чайки. Обе мы словно завороженные не могли отвести глаз от силуэта города, ждущего нас впереди.
Синьора Пальдини и Альма Хендерсон смотрели друг на друга без удовольствия. Да что там: глядели они так, будто готовы были немедленно схватиться, словно два пса за мозговую кость. С трудом прогнав из головы образ почтенных дам, вырывающих одна у другой полуобглоданный мосол, я строго сказала:
– Значит, так! Синьора Пальдини, дом и все хозяйство остаются на вас; лучшей домоправительницы я в жизни не видела! Синьора Хендерсон будет заниматься только и исключительно моей работой. Альма, насколько я помню, для тебя всегда было загадкой, откуда берутся яйца и картошка и как обновлять заклинания уборки, поэтому к домашним делам ты все равно непригодна. Это всем понятно?
– Да, синьора, – экономка присела в реверансе, мазнула по Альме чуть высокомерным взглядом и спросила: – В какую спальню селить синьору Хендерсон?
– В голубую. Пожалуйста, попросите Джузеппину подать ужин не позднее семи. Мы с Беатриче сегодня идем на прием в Ка’Торнабуони, а Альма захочет пораньше лечь спать.
Повторив реверанс, синьора Пальдини ушла, а я повернулась к секретарше.
– Что это было, Альма? – поинтересовалась я самым суровым тоном, на какой была способна. Как-то раз от такого тона моя операционная сестра упала в обморок, и большой ее удачей было то, что шлепнулась она на пол, а не на пациента. Подействовал этот тон и сейчас: женщина вздрогнула и опустила глаза.
– Прости. Что-то я и в самом деле устала, со вчерашнего дня все еду и еду. Да еще лодка эта… – она потерла глаза. – Действительно, поужинаю и лягу пораньше, разберу вещи завтра.
– Завтра мы с тобой займемся работой, а вещи разберет горничная, – отрезала я. – Все, иди, устраивайся, а я приведу в порядок внешность. Как справедливо сказала Чинция, это лицо мне еще всю жизнь носить.
Прием в честь дня рождения главы клана Торнабуони был блистателен. Около пяти сотен человек, а также какое-то количество эльфов и два или три гнома, собравшиеся в Белом зале Ка’Торнабуони, чтобы поздравить мэтра Джан-Луку с очередной датой жизни, были воистину crème de la crème венецианского общества. Нобили, маги, члены Совета судей, дамы в масках и без, бриллианты и сапфиры, веселая болтовня и деловые переговоры… Я вздохнула и поискала взглядом свою подопечную: Беатриче пользовалась таким успехом, что при желании можно было бы еще до конца вечера выдать ее замуж раз пять или шесть, причем за самых лучших женихов. Вот сейчас она танцевала с невозможно красивым эльфом и весело смеялась какой-то его шутке.
– Добрый вечер, Нора, – услышала я за спиной мужской голос.
– Добрый вечер, Пьетро.
– Вы решили сегодня снова надеть маску?
– Да, – я дотронулась до шитой серебром белой коломбины. – Моя воспитанница в моретте, ну а я из солидарности с ней…
– Понятно, – он помолчал, потом сказал с деланой небрежностью: – Чинция рассказала вам о том случае, шесть лет назад, так ведь?
– Да, рассказала. Кто это был, вам удалось узнать?
Пьетро досадливо прищелкнул языком:
– Негодяй был в бауте, так что мы не опознали ни голоса, ни внешности; одежда скрывалась под плащом. А на обеде плащи и маски все снимают.
– Беатриче описала герб…
– Да. И я его найду. Герб какого-то старого южного рода, я его не встречал раньше, но мой секретарь сейчас над этим работает.
– Хорошо, – я отпила шампанского из узкого бокала-«флейты» и спросила о самом важном: – Кто из магов будет снимать проклятие?
– Пока не знаю. Там довольно сложный букет из ментальной магии и воздуха, все это дополнено некоторыми формулами магии крови и закреплено рунами. В каждой из этих дисциплин у нас есть сильные маги, но все вместе…
– Я говорила с Лавинией Редфилд…
– И?.. – мой собеседник поднял левую бровь.
– Она заинтересовалась и готова прибыть через три дня, принять участие в… операции.
– Прекрасно! Тогда все решается очень хорошо. Джан-Марко Торнабуони ее ученик, они вдвоем сделают лучше, чем кто угодно другой.
В этот момент передо мной остановился высокий мужчина в потрясающе сидящем смокинге и маске с длинным крючковатым носом. Поклонившись, маску он снял, и я увидела серые глаза, загорелое лицо и маленький шрам над правой бровью.
– Вы позволите, синьора, пригласить вас на вальс? – спросил с улыбкой Джан-Баттиста Торнабуони. – Пьетро, бездельник, ты все равно не танцуешь, подержи мою дзанни.
Он, не глядя, сунул Пьетро Контарини свою носатую маску и протянул мне руку.
Мы кружились в вальсе, и кавалер, склонившись к моему уху, шептал что-то. Его дыхание шевелило завитки волос, и сердце мое падало куда-то к каблукам, а на губы, я чувствовала, наползала глупая улыбка.
Что это со мной происходит, а? Я видела этого человека всего три или четыре раза, говорила с ним и того меньше, в сущности, только в тот, первый, раз, в Ка’Градениго. Мне ничего о нем не известно, кроме имени да нескольких мрачных побасенок. Так почему ж я веду себя словно шестнадцатилетняя девчонка на первом свидании? Хорошо еще, что полумаска хоть отчасти скрывает дурацкий румянец…
Танец закончился, но Джан-Баттиста не отпустил меня.
– Сейчас будет еще один вальс, синьора. Вы подарите его мне? – снова прошептал он мне на ухо.
Сердце пропустило удар, я кивнула, и вновь подчинилась ритму танца и умелым рукам партнера. Оркестр умолк, и пары разошлись. Джан-Баттиста негромко сказал:
– Это был последний танец, сейчас выйдут отец и матушка, он примет поздравления, а дальше только ужин. Могу я просить вас составить мне компанию за столом?
Я покачала головой.
– Простите, но я должна найти мою подопечную.
– И искать не надо, вон она, вместе с Карло Контарини, – он кивнул вправо.
Да, и в самом деле Беатриче стояла рядом с молодым человеком в знакомой мне серебряной маске. Карло склонился к ее уху и что-то шептал. Мой пристальный взгляд привлек внимание девушки, она повернулась и, узнав меня, быстро подошла.
– У тебя все в порядке? – спросила я, невольно поддаваясь инстинкту опекуна.
– Все отлично! – голос из-под моретты прозвучал чуть глуховато, но узнаваемо. – Вы не будете возражать, если я сяду ужинать вместе с Карло?
– Нет, не буду, – улыбаясь, я покачала головой. – Только я хотела бы уехать не поздно.
– Конечно, синьора, я буду рядом, – Беатриче присела в реверансе.
В это время толпа зашумела, раздалась, раззолоченный лакей в белом парике распахнул высокие двустворчатые двери, и из них показалась пара, Джан-Лука Торнабуони и его супруга Мелисса. Признаться, пару раз я присутствовала при выходах королевской четы в Бритвальде и в Барсе, так там все было обставлено, может, и попроще…
Я сделала полшага назад и укрылась за плечом моего высокого и широкоплечего партнера.
– Зачем? – прошептал мне на ухо Джан-Баттиста.
– Не люблю привлекать внимание…
Он хмыкнул и сдвинулся вперед, окончательно закрывая меня от взглядов.
За ужином мой спутник выбрал столик на двоих возле колонны; Беатриче и Карло устроились у нас за спиной, и девушка сняла моретту. Я внезапно сообразила, что не выяснила у Пьетро Контарини одну подробность касательно серебряной маски: а как, собственно, молодой человек ест? Ведь volto не предполагает такой возможности! Поэтому украдкой, краем глаза, рассматривала Карло, взявшего в руку бокал с шампанским…
Оказывается, часть маски вокруг рта загадочным образом позволяла губам приоткрываться так, чтобы можно было положить небольшой кусочек пищи. Ох, чувствую я, эта маска еще устроит нам сюрпризы…
Повернувшись к Джан-Баттисте, я улыбнулась:
– Прошу прощения, я прослушала вашу последнюю фразу!
– Я сказал, что в этой компании вашей подопечной точно ничего не грозит: на Карло навешано такое количество амулетов, что, если встряхнуть, он забренчит, точно посох шамана. Не волнуйтесь!
– Ну, хорошо, не буду, – я отставила бокал, оперлась подбородком на руки и внимательно взглянула на сотрапезника. – Расскажите мне о себе, Джан-Баттиста. Почему вы стали юристом?
– Очень просто, Нора. Как и у всех в нашей семье, у меня есть магия воды. Но, помимо этого, боги дали мне еще и Дар. Я запоминаю любой текст с одного взгляда и могу мысленно сравнивать до пяти документов. Вплоть до запятой. Когда этот Дар обнаружили, отец отправил меня учиться в Падую, а затем в Сорбонну.
– Как интересно! Все-таки одновременно и магические способности, и Дар встречаются нечасто… – протянула я и вновь опустила глаза, когда мужчина взял меня за руку.
– Нора, я могу вас попросить составить мне компанию в прогулке?
– Пешком? Где же?
– О нет! На моей личной лодке по моим любимым местам. Я знаю, вы уже бывали на Мурано, но уверен, что сумею показать вам что-то необычное!
– С удовольствием, Джан-Баттиста, но только после того, как закончится эта история с проклятием и маской, – я отняла у него руку. – Вот, кстати, скажите мне, кто такой старшина Торговой палаты?
– Один из нобилей, – с некоторым удивлением ответил он. – Переизбирается раз в десять лет, сейчас это Джованни Касторе.
– Вы с ним знакомы?
– Ну конечно! В Венеции все знают всех, просто не во всех знакомствах можно признаваться. А почему вы спрашиваете?
Подумав секунду, я решила рассказать. Не все, разумеется, – говорить о том, что именно оставил в наследство сестре Ансельмо Виченте, я не собиралась.
– Дело в том, что я хотела бы осмотреть старый порт, что на острове Rimembranze. Но тамошний сторож требует разрешение, непременно подписанное этим самым старшиной.
– Ну, получить такое разрешение – дело одной минуты, но зачем вам понадобились эти заброшенные полуразвалины?
– Вы знаете, я живу сейчас в Ка’Виченте? – дождавшись ответного кивка, я продолжила: – Так вот, мне хочется узнать все о последних владельцах дома, носивших это имя. Я знаю, что одним из них был моряк, в конце восемнадцатого века имевший контору в порту. Собственно, именно он был последним, кто носил фамилию Виченте. Мне захотелось взглянуть на это здание…
– Необычное желание, синьора, но, пожалуй, понятное… Давайте так: я принесу вам разрешение, а вы возьмете меня с собой в старый порт?
– Я подумаю, Джан-Баттиста, – улыбнувшись, я подняла бокал. – Итак, за здоровье вашего отца!
Лавиния Редфилд позвонила на мой коммуникатор несколько не вовремя. Сигнал раздался в тот момент, когда я рассчитывала количество геля pellis, нужное для того, чтобы покрыть им человеческое лицо трижды: миллиметр для эпидермиса, два для дермы и плюс миллиметр слоя, в который впитаются заклинания и который нужно будет удалить через три дня. Помянув Темного, я записала получившиеся цифры и ответила:
– Добрый вечер, госпожа Редфилд.
– Добрый вечер, госпожа Хемилтон-Дайер, – она улыбнулась и сказала: – Понимаю, что попала неудачно, и постараюсь быть краткой. Вечером в среду я буду в Ка’Ботта, Джан-Марко откроет мне портал. Могу я пригласить вас в гости?
– В какое время?
– В восемь не рано?
– Отлично.
– Тогда жду! – и экран погас.
Вздохнув, я вернулась к расчетам.
Госпожа Редфилд ждала меня у водного подъезда, присев на высокий постамент рядом с мраморным львом. Лев вглядывался в даль, придерживая лапой щит, женщина курила трубку. Коротко стриженные совершенно белые волосы, стройная фигура в темных брюках, белой рубашке и куртке, высокие скулы, глаза ледяной голубизны – она впечатляла, и хорошо об этом знала.
Ка’Ботта показался мне несколько странным. Запущенный, какой-то пыльный холл, и при этом отличные, заново отделанные комнаты господского этажа. Госпожа Редфилд только усмехнулась, заметив мое недоумение:
– Это штучки моих коллег из Службы магической безопасности. Здание принадлежит им. Почему-то они считают, что незачем кому-то знать, есть ли в доме жилец.
– А свет в окнах?..
– Затенен магически, с воды ничего не видно. Да и какая здесь вода? Это не Гранд-канал, по нашей узенькой rio если раз в день проплывет лодка, то это уже час пик. Прошу вас, присаживайтесь, – она показала рукой на кресла возле камина. – Признаться, для меня в этом городе сыро. Все время хочется просушить туфли. Кофе, вина, aqua vita, келимас?
– Присоединюсь к хозяйке, – улыбнулась я.
– Ну, поскольку я происхожу с варварских островов, то в такой туманный вечер точно предпочитаю напитки покрепче.
Госпожа Редфилд достала пару невысоких стаканов с тяжелым дном, щедрой рукой плеснула в каждый из графина и добавила по паре капель воды. Слегка взболтала золотистую, слегка маслянистую жидкость и протянула мне.
– Разве аква-виту не со льдом пьют? – удивилась я.
– Ох уж эти уроженцы Нового Света! Ну, конечно, какой-нибудь кукурузный бурбон безо льда и в рот взять невозможно, но настоящий нектар с острова Айла – только с каплей воды, чтобы раскрылся весь букет напитка. Попробуйте глоточек, покатайте на языке…
Напиток был действительно хорош, хотя и несколько непривычен: копченый привкус, морская соль, аромат меда и цветов будили в душе что-то странное, не то надежды, не то сожаления. Сделав еще глоток, я не без сожаления отставила стакан. Все же лучше сперва поговорить о деле, а потом уже туманить голову шорохом вереска.
– Как я уже говорила, я прочла вашу статью в «Ежегоднике». Вы ничего не пишете о технике снятия проклятия. Если бы все дело было в «разматывании ленты», то проклятия давно вышли бы из употребления. Их мог бы снимать любой мало-мальски грамотный аптекарь, умеющий видеть ауры.
Моя собеседница тоже отставила стакан.
– Вы правы. Методика достаточно сложная, и одного лишь магического зрения недостаточно. Как я поняла, мы имеем дело с посмертным проклятием? – дождавшись моего кивка, госпожа Редфилд продолжила: – Нужны еще некоторые алхимические компоненты и довольно сложный набор артефактов. Я привезла с собой недостающее. Собственно, у меня не хватает только крови ближайшего родственника покойного мага и в данном случае того, что после операции заменит маску на лице, но все это есть у вас, так?
Она вздохнула и неожиданно сказала:
– Вы не будете возражать, если я предложу все-таки сократить официоз и называть друг друга по имени?
– Нисколько!
Мы отсалютовали друг другу стаканами, и я продолжила задавать вопросы:
– Хорошо, Лавиния, по вашему мнению, нам нужно совместить по времени снятие проклятия и хирургическую операцию?
– Думаю, нет, – ответила она быстро. – У меня был случай, когда формула оказалась сдвоенной, и снятое проклятие вернулось, словно бумеранг. Мы тогда справились, но повторять этот опыт мне бы не хотелось.
– Тут от нас ничего не зависит, увы. Значит, завтра операция магическая, а через два-три дня… хватит пары дней?
– Должно хватить. Нора, что вас беспокоит? Я же вижу, что какая-то мысль, связанная с этим молодым человеком, звенит у вас над ухом, словно комар.
– Понимаете, мне все время почему-то кажется, что вся история с маской – только верхний слой. Есть еще что-то, о чем мы не знаем, – я с досадой пристукнула ладонью по ручке кресла и подула на ушибленные пальцы. – Мальчишке, Гвидо Каталани, было двадцать два года. Да, маг, но не слишком высокого полета. Я расспросила о нем его сестру: стихии – вода и земля, уровень лиценциата, не больше. Из-за скверного характера в университете этот парень недоучился, значит, образование еще и полнотой не страдает. Откуда он взял формулу проклятия? И как с ним справился?
– Да, это интересный вопрос, – спокойно согласилась Лавиния. – Рассказывайте дальше.
– Дальше… У Беатриче этот роман продолжался довольно долго, месяца три-четыре, и вряд ли брат не был в курсе. Она вполне современная девушка, студентка, никаких патриархальных заморочек. С чего Гвидо вдруг вскинулся? Почему он вообще оказался в то утро в спальне девушки?
– Угу, и уже с заготовленным проклятием.
– Вот именно! Уже с заготовленным проклятием, уверенный в том, что он увидит сцену, так сказать, грехопадения сестры.
Мы посмотрели друг на друга, и Лавиния сформулировала то, что я уже давно заподозрила:
– За его спиной кто-то стоял. Некий маг, желавший причинить вред… семье Контарини, надо полагать?
– Интересный вопрос. Сейчас мы попробуем найти на него ответ, – я схватила коммуникатор.
Пьетро ответил не сразу и был, кажется, не слишком доволен моим звонком, но я, коротко извинившись, сразу задала вопрос:
– Если, предположим, Карло останется в нынешнем положении, как это скажется на клане?
– Кхе… – Пьетро поперхнулся, потом сказал кому-то в сторону: – Дорогая, я сейчас вернусь, подожди меня минуту.
Дорогая, судя по голосу, была очень недовольна…
Контарини включил заставку с приятной музыкой, и я усмехнулась внутренне: кажется, я вытащила его с любовного свидания? Ай-ай, а как же супруга – прекрасная Екатерина, дочь герцога Ломбарди? Наконец музыка смолкла, плавающие рыбки сменились лицом Пьетро, и он проговорил:
– Нора, вы умеете задавать вопросы! Если нам не удастся снять с Карло маску, клану придется несколько менять структуру наследования. Предполагалось, что он в свое время сменит меня и будет в дальнейшем заниматься защитой интересов клана, представительствовать в Совете магов и в Совете нобилей… В общем, его готовили к тому, чтобы стать правой рукой будущего главы клана.
– Маска этому помешает?
– Да. По законам Республики на заседаниях Советов и в ряде других случаев представитель клана должен присутствовать с открытым лицом.
– Это ослабит вашу семью? – быстро спросила Лавиния.
– Да, – глаза Пьетро вспыхнули. – Вы считаете, что целью был весь клан?
– Именно. Подумайте, кто бы мог стоять за спиной не очень умного молодого мага из людей, желающих непрятностей семье Контарини?
– Я подумаю…
Он отключился не прощаясь, и Лавиния протянула задумчиво:
– А интересно было бы, если бы проклятие другим концом ударило по своему вдохновителю…
– Как это? – я совершенно неприлично вытаращила глаза.
– Примерно как… детские качели. Или рогатка. Или лопнувшая струна. Если мы правы и Гвидо Каталани не мог сам придумать формулу проклятия, значит, ему кто-то ее дал. Гвидо мертв, и, в принципе, снятое проклятие можно было бы нейтрализовать поглощающим амулетом. Если этого не сделать, энергия проклятия должна куда-то деться. Мне нужно посмотреть на молодого человека! – Она вскочила. – Иногда можно зацепиться за хвостик и отправить эту энергию к ее создателю. И тогда мы будет точно знать, кто он!
Я снова взялась за коммуникатор. Бедный Пьетро! Боюсь, сегодня его свидание окончательно испорчено…
Карло стоял посреди гостиной Ка’Ботта спокойно, только глаза под маской лихорадочно блестели. Мы с Пьетро расположились в креслах у камина, я все с тем же стаканчиком аква-виты, он с бокалом вина, а Лавиния ходила вокруг молодого человека, словно кошка вокруг клетки с канарейкой, только что не облизывалась. Наконец она остановилась, глубоко вздохнула, подошла к столу, налила себе немалую порцию ячменного напитка и залпом выпила.
– Ну что же, – сказала она удовлетворенно. – У нас есть немалый шанс, господа!
– То есть тот самый хвостик вы нашли? – уточнила я.
– Там не просто хвостик, Нора, там толстая веревка! И я надеюсь, она не оборвется.
– Можно ли теперь мне узнать, что это означает для меня? – отмер Карло.
– Это означает, что при благоприятном стечении обстоятельств мы завтра узнаем, кого благодарить за столь интересный случай в практике, – хмыкнула я. – Лавиния, спасибо! Я вас оставляю, нам всем нужно выспаться. Завтра… где и во сколько, Пьетро?
– В моей лаборатории, это район Каннареджо. В двенадцать дня годится?
Уже почти дойдя до двери, я остановилась.
– А скажите мне, синьоры, такую вещь: почему наш загадочный злоумышленник, сделав гадость Карло, на год затих?
Лавиния и Пьетро переглянулись. Карло шагнул вперед.
– Что вы имеете в виду?
– Он выбил одного человека из вашего, так сказать, наследственного древа. Клану от этого будет неприятность, но не слишком большая. Почему он не отравил главу клана, не подговорил ваших матросов требовать увеличения оплаты, не поджег склады? Почему ограничился одним точечным уколом? Может быть, мы делаем из мухи слона? Или я чего-то не знаю?
– Мне нужно проверить… – медленно проговорил Пьетро. – Конечно, были какие-то камушки под колесами, но я не смотрел на них с точки зрения единой системы.
– Проверьте, – кивнула Лавиния. – Нора права, это странно и нелогично. А завтра мы посмотрим, как откликнется магическое поле на снятие проклятия и по кому ударит другой конец порванной струны.
– Как поэтично, – пробормотал Карло.
Без четверти двенадцать Массимо пришвартовал мою гондолу возле унылого трехэтажного здания в районе Каннареджо и подал руку, помогая выйти мне и Беатриче. Я остановилась на причале и огляделась. Странное было место, будто и не в Венеции, а где-нибудь в промышленной зоне Штутенгартена, что-то оно мне напоминало… Ну конечно – старый порт! Только там здания были поменьше, но такого же гадкого цвета горохового супа…
– Нора! – Пьетро стоял в дверях дома и махал мне рукой. – Сюда!
– А почему у вас лаборатория здесь? Какой-то промышленный пейзаж вокруг, не то склады, не то цеха… – поинтересовалась я, входя внутрь; Беатриче следовала за мной.
– Потому что в лаборатории, бывает, что-то взрывается. Или еще какие-то неприятности происходят. А здесь все магически защищено, есть отличный полигон для испытания заклинаний, и никто посторонний не пострадает. Да и лишних глаз не бывает, чужие здесь не ходят.
– Ну да, с этой точки зрения разумно, конечно.
В довольно большом и совершенно пустом зале посредине был раскатан лист толстой плотной бумаги с расчерченной гексаграммой. Лавиния расставляла по концам лучей свечи и раскладывала пучки травы. Закончив, она отошла на пару шагов, полюбовалась делом своих рук и сказала:
– Полгода назад в Нувель-Орлеане я начала изучать техники магии вуду. Очень интересные оказались методики, и полезные!.. Так что теперь я стараюсь совмещать их с наработками по классической магии, вот как здесь. Звезда задает направление течения энергии, свечи и травы поддерживают интенсивность поля. Вот этот амулет, – Лавиния помахала перед нашими носами чем-то вроде хрустальной звезды-многоножки, – мы смажем кровью родственницы мага, чтобы заклинание проклятия распознало, так сказать, авторство… Все готово.
– Куда мне?.. – голос Карло дрогнул. Ну, я бы на его месте тоже боялась…
– Садись в центр гексаграммы, закрой глаза, положи руки на колени и молчи. Пока я не разрешу, ты не должен шевелиться, моргать, говорить. Желательно было бы, конечно, тебя обездвижить, ну да ладно, не маленький… Джан-Марко, ты берешь статические заклинания, а я занимаюсь динамикой. И не забудь, держи нижние слои, упустишь – шарахнет по всем!
– А кровь вы когда возьмете? – Беатриче холодной ладошкой ухватилась за мою руку.
– Сейчас и возьму. Не волнуйся, девочка, мне нужно всего несколько капель…
Мы с Пьетро, бесполезные зрители, отошли к большому, до пола, окну. Осмотревшись, я поняла, что сидеть будет не на чем, махнула рукой и уселась на пол. Ничего моим брюкам не будет.
Лавиния зажгла свечи и пучки травы, вымазала кровью девушки хрустального ежа, стараясь, чтобы попало на каждую колючку, и встала на западный луч звезды. Джан-Марко Торнабуони занял луч напротив, развел руки и запрокинул голову…
Маги то бормотали, то пели; пару раз голос Лавинии, казалось, взмывал под потолок вовсе уж невообразимыми нотами. Пучок света собрался в хрустале, потом рассыпался огоньками по нарисованной шестиконечной звезде. Огоньки эти стекли в линии гексаграммы, засияли сильнее и начали менять цвет, проходя радугу и с каждым проходом успокаиваясь и затихая. Наконец погас последний сполох густого фиолетового цвета, и в воздухе вдруг возник низкий басовитый звук, будто гудение огромного шмеля. Раздалось БАМ-М-М! – шмель лопнул, все выдохнули, и Лавиния сказала обычным голосом:
– Все кончилось, Карло, можно открыть глаза.
Джан-Марко сел на пол там, где стоял, и со стоном спрятал лицо в ладонях.
Карло встал на ноги, вышел из гексаграммы и потрогал маску кончиками пальцев. Потом повернулся к Беатриче и обнял ее так, что, кажется, у девушки ребра хрустнули. Поверх золотистой макушки молодой человек посмотрел на своего дядюшку и сказал:
– Вне зависимости от исхода операции мы с Беатриче поженимся.
– Я, собственно, и не возражал, – пожал плечами Пьетро. – А ты невесту спросил? Впрочем, о чем это я…
Невесту и в самом деле можно было не спрашивать, так она сияла.
Лавиния потянулась, помахала руками и, поймав мой взгляд, пояснила:
– Почему-то во время работы ужасно затекают плечи и поясница. Ладно, от проклятия вы, молодой человек, избавлены. Теперь уже необходим скальпель, а не артефакт. А как мы узнаем, кого ушибло откатом?
– Сегодня с утра я разослал по всему городу приказ моей команде «ветерков»… – ответил Пьетро и, заметив наше непонимание, разъяснил: – Это работающие на нашу семью молодые бездельники, старушки и старички с палочками, пожилые дамы с собачками, которые гуляют, каждый в своем районе, и собирают сплетни и слухи. К вечеру я буду знать все, что произошло в Венеции за день.
Я пригласила Лавинию вместе пообедать в городе. Джузеппина сегодня была выходной, так что никакие кулинарные шедевры меня дома не ждали. Можно было сесть где-нибудь на маленькой campo с видом на облупившиеся дома с зелеными жалюзи, небольшие мостики и совсем уж крохотный рынок, пяток столиков с овощами, рыбой и непременными сувенирными масками и веерами. Массимо высадил нас возле Риальто, и мы медленно пошли по Riva de Vin, постепенно заворачивая вправо, в сторону Campo di San Silvestro. Март радовал солнечными и теплыми днями, вода в каналах блестела так ярко, что я купила у какого-то лоточника темные очки с неожиданно розовыми стеклами. Лавиния фыркнула:
– Это называется – я смотрю на голубом глазу сквозь розовые очки, и мне все фиолетово…
– Главное, чтоб глаза не слепило, – пожала я плечами. – Вон вроде бы симпатичная траттория, сядем?
Худой и длинный мальчишка-официант, обмотанный длинным темно-красным фартуком, принес меню и сказал негромко, склонившись между нами:
– Я бы рекомендовал угря в белом вине, синьоры. И к нему Prosecco di Conegliano, такой день, как сегодня, просто требует Prosecco!
Он выговаривал «прошекко», слегка шепелявя, как все венецианцы. Я вспомнила Пьетро с его «ветерками» и сказала:
– Отличная идея! Начните с вина, а к нему расскажите нам, о чем говорят в городе сегодня?
– Сию минуту, синьора! – сделав пируэт, он исчез внутри траттории, чтобы через мгновение вернуться с подносом, бутылкой и двумя бокалами.
Пригубив, я одобрительно кивнула: вино, свежее и легкое, пахло грушами, миндалем и медом, приближающимся летом и свободой. Лавиния посмотрела на этикетку и сказала с ноткой сожаления в голосе:
– Мы, конечно, делаем игристое у нас в Хоквурде, но это лучше.
Официант тем временем вновь скрылся, чтобы через короткое время возникнуть возле нашего столика с тарелкой маленьких бутербродов, крохотных осьминогов, зажаренных в кляре, маринованных огурчиков и еще каких-то штучек на один укус, которые так приятно запивать хорошим вином, никуда не торопясь. Пока его не было, Лавиния поинтересовалась:
– Вы думаете, если что-то случилось с нашим злодеем, в городе это уже обсуждают?
– Вот и посмотрим, – ответила я. – По-моему, к нашему официанту слухи должны слетаться сами, как голуби на крошки.
Из рассказанных юным пронырой слухов мне показался наиболее интересным один: ни с того ни с сего огромная трещина пересекла фасад Ка’Дамиани, одного из дворцов, расположенных в стороне от Гранд-канала. Но был ли это сигнал для нас, мы так и не смогли решить…
Покончив с угрем, мы медленно цедили последние капли вина, уже немного согревшегося, и от этого ставшего еще более ароматным, когда Лавиния спросила у меня:
– Если я останусь посмотреть на операцию, вы не будете возражать?
– Не буду, – я покачала головой. – Мало ли, вдруг понадобится магическая поддержка, я могу и не потянуть.
– Хорошо, тогда я остаюсь до послезавтра.
Довезя Лавинию до Ка’Ботта, я покачивалась на воде вместе с гондолой, смотрела на залитые солнечным светом фасады дворцов вдоль Гранд-канала и думала вовсе не о предстоящей операции. Думала я о том, что завтра вполне успею съездить еще раз в старый порт и все-таки осмотреть пакгаузы. И почему бы мне не пригласить с собой в эту маленькую авантюру опытного мага-боевика? Нужно только напомнить Пьетро о необходимом разрешении…
В кабинете за рабочим столом сидела Альма, и вид ее мне не понравился. Какое-то уныние явственно было написало на ее лице, да и сидела она явно просто так – не работала, даже бумажки не перекладывала.
– Что случилось? – спросила я, бросая куртку на спинку кресла.
Моя секретарша встала, взяла куртку, встряхнула ее и отнесла в гардеробную. Потом вернулась, встала передо мной, сжав руки так, что даже пальцы побелели, и сказала:
– Нора, прости, но я хочу уехать отсюда. Мне плохо в этом городе!
– Давай-ка присядь и разъясни поподробнее, – я подтолкнула ее к креслу. – В каком смысле плохо?
– Понимаешь, я совсем не сплю, все время что-то шуршит и скребется под окнами спальни. От здешней воды у меня испортились волосы, не укладываются, только слипаются все время. Да и вообще – от одной мысли, что вокруг не улицы, а каналы, опять проклятая вода, меня укачивать начинает. А оно еще и пахнет тиной какой-то!
– Тиной? – вот даже не знаю, что сказать, ни разу я не почувствовала никакого неприятного запаха…
– В общем, я хочу уехать, – сказала Альма твердо. – Я уже посмотрела билеты на дирижабль до Лютеции, через два дня есть удобный рейс.
– Хорошо, уезжай. Горничная поможет тебе сложить вещи, – я встала, подошла к сейфу, открыла его и стала бесцельно перебирать лежащие там документы. – Деньги я переведу на твой счет, как обычно. Только, пожалуйста, не забудь сообщить господину Хюльтениусу и всем прочим, чтобы они связывались со мной напрямую.
Господин Хюльтениус, наш семейный солиситор, был совершенно невыносим в общении, но я это перетерплю. Если она все решила, даже не поговорив со мной, то лучше резать сразу и не обращать внимания на ее страдальческую гримаску.
В этот момент в дверях кабинета появилась горничная со словами:
– Синьора, вам пакет из Торговой палаты!
– Спасибо, Мария! Положите на стол, пожалуйста, я сейчас посмотрю.
Ну вот и разрешение на осмотр старого порта. Джан-Баттиста не забыл о своем обещании, отлично! Не глядя больше на Альму, я взяла коммуникатор и набрала номер госпожи Редфилд:
– Лавиния, у вас на завтра нет никаких планов?
– Да вроде бы нет пока!
– Тогда я приглашаю вас на небольшую экскурсию в старый порт.
– Хм, это может оказаться интересно! Предложение принимается.
Мы договорились, что в одиннадцать утра я и моя гондола будем ждать у водного подъезда Ка’Ботта, и распрощались. Моя секретарша, теперь уже бывшая, все так же сидела в кресле с самым несчастным видом.
– Я могу для тебя еще что-то сделать, Альма? Если для тебя так невыносимо находиться здесь, я оплачу тебе проживание в отеле на Терраферме на эти две ночи, до отправления дирижабля.
– Нет, но… Может быть, ты просто вернешься в Бостон? Пусть не завтра, пусть через неделю! Я бы подождала, перетерпела пока… И миссис Ван дер Валлен будет так рада. Нора, ты ведь меняешься, живя здесь! Неужели ты сама этого не видишь? Ты стала совсем другая, не такая, как в клинике!
Вернуться в Бостон? Бросить Венецию, где я радуюсь каждой минуте жизни, ради чопорных гостиных моей матушки и ее заклятых подруг? Зря она это сказала: я ведь и уезжала для того, чтобы измениться, именно потому, что связка я-и-клиника вдруг стала невыносимой…
– Извини, Альма, но это исключено, – я сообразила, что мне нужно было в сейфе, снова открыла его и достала ключи от чердака. Взвешивая их в руке, я смотрела на совершенно чужую женщину, занявшую вдруг место близкого мне человека, и ждала, чтобы она наконец ушла. А когда дверь кабинета захлопнулась, я упала в кресло и опустила голову на руки. Нет, я, конечно, не плакала, глаза мои оставались сухими. Вот только непонимание и обида, кажется, были больше меня самой. Как же так? Альма была рядом со мной почти десять лет, поддерживала всегда и во всем, утешала, когда умер Фрэнк, помогала выдержать матушкин напор, когда той взбрело в голову привлечь меня к светской жизни… И теперь именно она предлагает мне туда возвратиться.
Нет, к Темному все эти ламентации! Я хотела пойти на чердак? Вот и пойду.
Дверь по-прежнему была заперта, а вот сетку заклинаний кто-то попытался тронуть. Слегка. Только попробовал и отступил. Интересно, кто ж это у нас такой любопытный? Я попыталась увидеть аурные следы – увы, все уже развеялось. Ладно, поставлю следилку, где-то был у меня простенький амулет, реагирующий на движение. Или кота попрошу, мысленно усмехнулась я, открывая дверь.
На чердаке вроде бы все оставалось по-прежнему: лился солнечный свет через мансардные окна, освещая мебель в белых чехлах… Подойдя к портрету, я сняла ткань, аккуратно свернула ее и отложила в сторону, не отрывая взгляда от холста. А ведь изображение снова изменилось!
Теперь герцогиня оставила туалетный столик за спиной и развернулась к нам левым боком, хотя ее светло-карие глаза по-прежнему внимательно смотрели на зрителя. А в глубине картины, как раз там, куда, кажется, сейчас должна была шагнуть Лаура Виченте дель Джованьоло, смутно виднелось высокое зеркало в вычурной раме. Интере-е-есно… Нет, пожалуй, именно такого у меня в гардеробной нет, но, может быть, оно прячется тут, на чердаке?
Внимательно осмотрев все высокие предметы, которые могли быть искомым зеркалом, я стряхнула с рук пыль и с сожалением констатировала, что здесь его не было. Но зачем-то же она мне его показывает? Тут я слегка притормозила и задумалась: может, Альма права, и город этот влияет потихоньку на мой разум? Вот сейчас я вполне всерьез размышляю о том, что хочет мне сказать женщина, написанная маслом на холсте почти четыреста лет назад… Но портрет действительно стал другим, и это мне не мерещится! И в конце концов, письма я нашла, именно следуя за тем, что показала мне Лаура!
Н-да. Еще вчера я бы привела сюда Альму, показала ей картину и рассказала обо всех обстоятельствах. Теперь же делать это было бы, как минимум, неразумно, так ведь можно и в комнатке с мягкими стенами очнуться… Особенно если учесть, что до сего дня у моей секретарши был практически полный доступ к моим делам.
С другой стороны, советоваться с кем-то из венецианцев я тоже не хочу: неизвестно, к каким спрятанным секретам я в конце концов приду и на чьей стороне окажется местный интриган. Нужен кто-то сторонний, находящийся выше городских интриг. Может быть, поговорить с Ди Майо? Да нет, это бессмысленно, все, что не касается хирургии и пациентов, его не интересует. Так что, опять обращаться к Лавинии Редфилд?
Посмотрю.
В конце концов, пример Альмы показывает, что нельзя одному человеку давать слишком много места в своей жизни.
Закрыв замки, я обновила все запирающие формулы, не поленилась взять в кабинете амулет-следилку и пристроить его понезаметнее над верхней площадкой лестницы. Кстати, когда я вернулась к чердаку, возле двери сидел и умывался Руди. Оторвавшись от недомытой лапы, кот посмотрел на меня желтыми глазами, открыл пасть и беззвучно сказал:
– Мя?
– Да, – ответила я, уже не удивляясь своей ненормальности. – Ты уж, пожалуйста, присмотри, кто сюда шастает.
За ужином я Альму не видела, она забрала поднос в свою спальню, и я, поразмыслив, последовала ее примеру. Уснуть мне не удавалось долго, лезли в голову всякие мысли, вспомнился некстати муж… в конце концов я плюнула на правила, налила себе полстакана драгоценного пятидесятилетнего келимаса, выпила одним глотком и, переведя дух, наконец-то заснула.
Каким бы ценным, выдержанным и тонким ни был с вечера келимас, а наутро дышать лучше в сторонку от окружающих. Конечно, зубная паста, контрастный душ и кофе несколько улучшают ситуацию, но, увы, не полностью. Именно об этом я думала, откинувшись на бархатных подушках в кабинке гондолы и глядя, как приближаются пакгаузы старого порта. Лавиния тоже была молчалива сегодня утром, так что тишину нарушали лишь плеск волн да голос Массимо, мурлыкавшего под нос какую-то песенку.
Хромой сторож вышел нам навстречу из переулка между церковью и тратторией и молча протянул руку. Я положила в его ладонь свиток, который мужчина развернул и внимательно просмотрел, не забыв изучить и подпись, и подвешенную на шнурке печать магического нотариата.
– Хорошо, пойдемте, – буркнул он и, прихрамывая еще больше, двинулся в тот же переулок. Короткий, метров десять, проход вывел нас к зданию все того же грязно-желтого цвета, возле двери которого была прикручена темно-синяя табличка с облупившимися серебряными буквами: «Порт Rimembranza, Венеция. Комендант».
Ага, не сторож, а целый комендант!
Войдя в помещение, он сел за письменный стол, неуклюже вытянув вбок ногу, и спросил:
– Так что вам нужно?
– Мы бы хотели найти то место, где была контора капитана Ансельмо Виченте в 1788 году, – терпеливо повторила я то, что говорила в прошлый раз. – И осмотреть здание. Снаружи и изнутри.
– Не знаю уж, зачем это вам понадобилось, там после Виченте еще, по крайней мере, четыре раза хозяин сменился. А в последние годы… – он не договорил фразу, махнув рукой. – Ладно, разрешение у вас в наличии, так что делайте что хотите. Только мне в архив не влезть самому.
– Ничего, мы справимся, – голос Лавинии прозвучал прохладно и как-то успокаивающе.
– Вот ключи от архивного склада, – комендант порылся в ящиках стола и вынул устрашающих размеров связку ключей. Внимательно осмотрев ее, он выбрал два, отцепил их от кольца и протянул мне. – Годы там расписаны, надо искать тубус со схемой порта, квадраты А или F, не помню, где была эта контора. Церковь слева обойдете, там длинное серое здание, дверь в торце, это и есть нужный вам пакгауз.
– Спасибо, – сказала я, забирая ключи. – Какие-то запирающие заклинания на двери есть?
Комендант хмыкнул.
– Там и обычного замка бы не было, если бы я его не поставил!
Склад производил впечатление – во-первых, длиной, во-вторых, количеством накопленной пыли. Ну, понятное дело, кто будет тратить магию на то, чтобы убирать помещение, последний раз использовавшееся сто лет назад? Лавиния громко чихнула и остановила меня:
– Подождите, Нора. Просто так это делать нельзя, мы задохнемся.
Указательным пальцем правой руки она очертила помещение и произнесла заклинание, одновременно левой рукой словно сворачивая что-то в рулон и плотно скручивая. По складу пронесся будто бы маленький смерчик, но пыль не взвилась в воздух, а собралась и мгновенно сжалась, смоталась в… ну, больше всего это было похоже на бревно. Толстое такое.
Бревно плавно пролетело по воздуху, выплыло в дверь и улеглось возле стены.
– Ну вот, – удовлетворенно сказала Лавиния, покрутив кистями рук в воздухе. – Теперь можно и карту поискать.
Разумеется, по закону подлости нужный нам тубус оказался на самом верхнем стеллаже, на высоте метра три. Все так же невозмутимо госпожа Редфилд пролевитировала его вниз, а я похвалила себя за мудрость: я ведь могла и одна сюда отправиться, и кто бы мне помог?
– Удивительно, что комендант вообще помнит, что четыреста лет назад здесь была контора капитана Виченте, – проговорила я, задумчиво разглядывая карту нужных нам квадратов. – Он же не маг, чтобы столько прожить!
– Не совсем так; он маг, только выжженный. Но все равно, ему не четыреста. Лет восемьдесят, я думаю, еще год-два, и он начнет стремительно стареть, – Лавиния водила пальцем по рисунку, пытаясь прочитать затейливую надпись. – Да вот же оно!
Палец ее уперся в один из прямоугольников, обозначавших здания. Присмотревшись, я разглядела какие-то цифры и нужное нам имя: Ансельмо Виченте.
– Так, если привязываться к двум постройкам, которые есть до сих пор, к церкви и траттории, то получается… – Я покрутилась вокруг собственной оси, пытаясь сориентироваться.
– Туда! – махнула рукой Лавиния. – Давайте запрем склад, вернем коменданту ключи от архива и поинтересуемся, как открывать нужную нам дверь.
Дверь была закрыта простейшим заклинанием Latya Fennes. Я толкнула створку, она с легким скрипом качнулась, и мы вошли.
– Ну вот, мы на месте. И что мы здесь ищем? – поинтересовалась моя спутница.
В ответ я протянула копию письма и ткнула пальцем в строку: «Ты найдешь записи в моей конторе в порту, в кабинете. Нажми на плитку под левым настенным светильником».
– Тайник. Четыреста лет назад. Ну, я же не могла пройти мимо!
– Похоже, что детство у вас было не особо веселое, если эти игры вам еще в двенадцать лет не надоели, – хмыкнула Лавиния. – Как вы вообще это нашли?
– Потом покажу, у меня дома, в Ка’Виченте.
– Хорошо, договорились, – она обвела взглядом комнату. – Что-то никаких светильников и плиток я тут не вижу.
– Это какое-то общее помещение, вон четыре письменных стола, скамейки, шкафы какие-то. Но ведь у хозяина должен быть отдельный кабинет, так? – возразила я и шагнула к единственной внутренней двери.
Да, здесь все выглядело по-другому. Конечно, из мебели остались только неподъемный даже с виду письменный стол на огромных тумбах да такой же массивный шкаф, ну и сине-белая керамическая плитка на стенах, остальное вывезли. Вездесущая пыль толстым слоем лежала на всем. Но все равно видно было, что когда-то тут сидел хозяин. Кстати, светильники-то как раз сохранились…
Я умоляюще посмотрела на Лавинию, и она, улыбнувшись, снова движением пальца собрала пыль в компактную плитку.
– Значит, говорите, левый светильник?
Нажатие на нижние углы плитки открыло глубокую узкую нишу, где в свете магического фонарика мы разглядели толстую тетрадь в кожаной обложке. Подцепив тетрадь магической плетью, Лавиния вытащила ее наружу, покрутила в руках и отдала мне, не раскрывая.
– Владейте.
– Спасибо, – я попыталась сунуть тетрадь в карман куртки, но она не помещалась.
– Хотите – положу в пространственный карман, потом заберете, – предложила госпожа Редфилд. – Только я не понимаю, почему, если эти записи были так важны для Ансельмо, он их спрятал в таком легкодоступном месте?
– Он бежал из города и до более серьезных тайников добраться не успевал… Там длинная история, но важно, что Ансельмо очень спешил и при этом мог доверять только сестре. А она, видимо, так и не смогла сюда приехать.
– Ладно, буду ждать длинной истории. Знаете, Нора, раз уж мы пустились в это приключение, давайте все тут обследуем.
Мы понажимали на остальные плитки, подергали за разные детали вычурных светильников, открыли и закрыли дверцы шкафа и потянули за полки… Увы, больше никакие тайны не хотели открываться. Со вздохом я уже двинулась было к выходу, когда Лавиния меня остановила.
– Нора, погодите-ка минуту. Мне кажется, или с этим шкафом что-то не так? Посмотрите, какая широкая боковая стенка, а глубина внутри сантиметров на пять или семь меньше! Еще один тайник?
– А как его открыть? – азарт кладоискателя охватил меня. – Вроде бы мы уже все в этом шкафу излазили…
– Не все, – возразила госпожа Редфилд с таким же энтузиазмом. – Петли на дверцах мы не проверяли. И вот эту резьбу на выдвижных ящиках!
Наконец резной герб поддался нажатию, и задняя стенка шкафа медленно поползла вверх. На месте деревянной плиты зиял проход, прямо от его края начинались ступени вниз.
– Тьма меня побери, да это же подземный ход! – воскликнула я и шагнула вперед.
Лавиния схватила меня за руку:
– Ты куда?
– Так подземный ход же, неужели ты не понимаешь!
– Нора, послушай меня, – произнесла она мягко. – Мы не можем лезть в эту дыру без подготовки. Свет, оружие, охрана… поверь мне, если бы без всего этого я совалась в каждый открывшийся секрет, до таких лет я бы не дожила. Мы не знаем, что там, внизу.
Я потерла ладонями лицо. Как-то неожиданно мы с Лавинией перешли на ты, но, пожалуй, это мне не мешало. Действительно, она права. Оружие и прочее…
– Ты думаешь, там может прятаться что-то… опасное? – спросила я уже спокойнее.
– Если бы об этом ходе ранее было известно, уверяю тебя, Служба безопасности его проверила бы и запечатала. А раз его не открывали четыре сотни лет, я не хочу даже предполагать, что могло завестись там, в темноте.
– Тогда что, закрываем и отдаем безопасникам?
– Ну, по правилам положено было бы сделать именно так. А ты, конечно, хочешь посмотреть сама? – Лавиния смотрела на меня с пониманием.
– Знаешь, последние тридцать пять лет, примерно с того момента, как меня отправили в школу, я всегда вела себя так, как положено, – я отошла от шкафа и присела на край стола, глядя в окно, за которым виднелась желтая стена соседнего пакгауза. – И вдруг передо мной оказывается тайна. Настоящая, первоклассная тайна, реальная, не придуманная затейниками из агентства по развлечениям. Конечно, я хочу туда пойти сама. Составишь мне компанию?
Она помолчала, что-то прикидывая, потом ответила.
– Завтра среда, и ты будешь оперировать Карло, – я резко повернулась, услышав в этих словах неожиданное согласие. – До следующего вторника мне из академии не вырваться. Значит, через неделю. И я возьму с собой ассистента, а ты потребуешь у Пьетро охранника.
