Навязчивый гул раздражал и вытягивал из сна. Опять ультрафиолетовый увлажнитель сломался? Или это уборщица не заметила, что я у себя? Щас я ее…
Гул нарастал, я понял, что это разговоры, и уже мог распознать отдельные слова и даже фразы.
– Вот же хулиганы малолетние! – завывал странный дребезжащий голос. – Убили мальчика!
– Живой он, – настаивал сварливый бас. – Вот грудь шевелится. Дышит!
– Ветер это, – возразила старушка. – Помер болезный!
– Джинов…
Этот голос я сразу выделил в гуле и слушал только его. Он прозвучал громче:
– Костя, что с тобой? – Я ощутил осторожное прикосновение к груди, затем к руке и шее. Лампова крикнула: – Да что вы смотрите?! Вызовите же скорую!
– Уже вызвали, девочка, – ответила ей старушка. – Не трогай его. Если не помер, то точно не жилец. Вон, видишь кровь?
От слова «кровь» меня снова замутило, но ощущал я себя вполне живым. Только ныл затылок, и, кажется, при падении я ушиб бедро. Но все равно лежал без движения. Пусть Лампова поволнуется, я же для нее старался – деньги добывал. Заслужил немного внимания.
– Костя, Костенька, – причитала Валерия, подкладывая мне под голову нечто похожее на завернутый в мягкую ткань булыжник. Лежать стало еще неудобнее, но я терпел. – Ты держись, не умирай… Кто видел, что произошло?
– Я спугнула хулиганье! – гордо заявила бабка. – Как увидела, что камнем мальчика по затылку ударили, шугнула. Совсем распустилась молодежь! Вот в мое время…
– Камнем? – Голос Ламповой осип, на лицо что-то капнуло. – Костя, не смей умирать! Слышишь? Скорая вот-вот приедет.
И снова капнуло, прямиком в ноздрю. Я не выдержал и чихнул. Воцарилась тишина. Понимая, что теперь изображать умирающего как минимум глупо, я открыл глаза. Лампова выглядела ужасно. Волосы растрепаны, лицо зареванное, нос красный. Но когда она счастливо рассмеялась, что-то кольнуло в груди, а по телу разлилось тепло.
– Живой. – Голос ее тоже был до раздражения приятен. – Я так волновалась…
Пискнул в кармане телефон, и я совсем разозлился. Кому это приспичило звонить в такую минуту? Пробурчал недовольно:
– Холодно.
– Конечно холодно, – тут же вмешалась активная старушка. – Это смерть тебя, голубчик, коснулась!
– Он на земле лежит! – возмутилась Лампова. – И совершенно живой. – Она положила руки мне на плечи. – Не двигайся, вдруг у тебя сотрясение или смещение позвонков. Вон машина скорой, сейчас тебе помогут.
– Пропустите! – раздался новый требовательный голос.
Надо мной склонились люди в белых халатах. Один держал сигарету, и я возмутился:
– Как вы себя ведете с пациентом? Ты – выплюнь сигарету! Ты… когда руки в последний раз мыл?!
– И чего вызывали? – меланхолично уточнил тот, что с сигаретой, которую он и не собирался выплевывать. – Парень выглядит неплохо.
– У него травма! – вмешалась Лампова. – Видите кровь? – При звучании этого слова меня снова замутило, и я застонал. Валерия воскликнула: – Ему же плохо. Пожалуйста, помогите!
– Ну хорошо, – смягчился меланхоличный. – Ребят, поднимите его. Кровь? Несколько капель. Травма? Вы про это?
Он сжал мою голову, я вскрикнул от боли.
– Да что же вы за врачи такие! – взвилась Валерия. – Раненого калечите.
– Спокойно, красавица, – засмеялся доктор. – Шишка у парня и царапина. Приложи лед или окорочок замороженный, скоро пройдет.
– А сотрясение? – не сдавалась Валерия. – Он сознание потерял, а вам все равно?
– Сознание? – ухмыльнулся доктор и поманил ее: – Смотри.
Вытянул руку и сунул мне под нос свои окровавленные пальцы. В глазах тут же потемнело, и я покачнулся.
– Что и требовалось доказать. Этот пижон крови до одури боится. Все с ним в порядке, девочка, поверь моему опыту. Все, нам пора к настоящим больным.
Меня отпустили, и я едва снова не упал, если бы не оперся на Лампову. Сознание немного прояснилось, и я, подняв голову, с изумлением посмотрел на удалявшихся врачей. И это все лечение?! Вот что значит бесплатная медицина. Дома меня бы…
– Ох.
– Тебе плохо? – встревожилась Валерия. – Вон там уличное кафе, пойдем, присядешь. Ну же, шажок, другой… Мне тебя не дотащить!
Я позволил отвести себя и усадить на один из пластиковых стульев. Народ, посмеиваясь и поглядывая в нашу сторону, уже расходился, а я не мог смириться с тем, как со мной поступили. Да я этого доктора… Вот вернусь домой, отслежу вызов, и им не поздоровится!
Вокруг суетилась Лампова. Стирала салфетками с куртки грязь и ворчала:
– Вот что ты за щенок неугомонный? Стоило оставить ненадолго, снова в историю влип! Хорошо, что жив остался. Откуда эти вещи? Ты кого-то ограбил?
– Купил, – процедил я, до глубины души оскорбленный ее предположением. – Я бриллианты продал, от которых ты отказалась. Теперь выполню любое твое желание… Начнем с магазинов, надо из курицы лебедя сделать!
– Курица полезнее, – огрызнулась Лампова и, с улыбкой поблагодарив какую-то женщину, взяла у нее пакет и приложила мне к затылку. Пояснила: – Замороженный окорочок, как доктор прописал.
Я охнул, ощутив боль, но она медленно таяла в охватившем голову холоде. Лампова обхватила себя руками и поежилась. Я спросил:
– Ты чего раздетая? – От мысли, что она, забыв про одежду, бросилась ко мне на помощь, уголки губ дрогнули и поползли вверх. Не такая она и непробиваемая, как хочет показать. Заметил чуть мягче: – Видишь ювелирный дом? Иди и скажи, что от Джинова. Пусть вернут то, что я попросил выбросить.
– Зачем? – нахмурилась она.
Я лишь прикрыл глаза и застонал, а Лампова уже направилась к дому. Какая стала послушная. Давно бы так!
– Что-то закажете? – склонился надо мной худощавый мужчина с длинным носом и маленькими юркими глазками.
– Два кофе и пирожные, – бросил я. Вспомнив, что Лампова замерзла, добавил: – Принесите горячий, когда девушка вернется.
– Карта, наличные? – с улыбкой уточнил официант.
– Наличные, – кивнул я, и он отстал.
Я же потянулся к карману, чтобы сразу достать деньги, но там было пусто. Отложил окорочок и сунул руку в другой. Выложив сотовый, продолжал шарить по карманам, как взгляд остановился на смартфоне.
Что?
На экране сверкало и переливалось всеми цветами радуги пузатое сердечко.
Дзинь?!
Но… я же ничего не сделал.