Часто тревожные расстройства носят скрытый характер и на первый план выходят их телесные компоненты, выражающиеся в виде жалоб людей на симптоматику. Большинству кажется, что их симптомы и есть проблема, ведь они создают страдание, от которого нужно немедленно избавляться. Но симптомы – лишь маски тревоги, которая чаще всего ощущается как физический дискомфорт. Будучи аффективными (эмоциональными) по своей природе, такие расстройства прежде всего побуждают человека обращать внимание на физическое состояние, поскольку тревога неизбежно проявляется телесно, и эти проявления разнообразны. Конечно, человеку легче ухватиться за симптом и концентрироваться на том, как стучало сердце и скакало давление, напрягались и слабели мышцы, не хватало воздуха и кружилась голова, где-то кольнуло и что-то заболело, чем трезво взглянуть на свой дискомфорт и проследить, что прячется за ним, что ему предшествует и его предопределяет. Разглядеть родителей тревоги без специфической оптики, которую нам дает когнитивно-поведенческая терапия, крайне сложно. Зато яркая маска в виде соматических симптомов всегда на виду и приковывает взгляд страдальца.
Итак, к симптомам, порождаемым повышенным уровнем тревоги, могут относиться следующие:
• тахикардия и аритмия;
• экстрасистолия и кардиалгия;
• дереализация и деперсонализация;
• головокружение и дурнота;
• неустойчивая походка и слабость в ногах;
• скачки артериального давления и предобморочное состояние;
• ощущения удушья и нехватки воздуха (синдром гипервентиляции);
• затрудненное и поверхностное дыхание;
• стеснение в груди и одышка;
• утрата автоматизма дыхания и «ком» в горле;
• тошнота и рвота;
• диарея (понос);
• метеоризм и частое мочеиспускание;
• тяжесть и боль в желудке;
• сухость во рту и отрыжка;
• онемение и покалывание конечностей (парестезии);
• мышечные подергивания;
• ухудшение и помутнение зрения;
• «мушки» в глазах и шум в ушах;
• волны жара и озноба в теле;
• резкие боли в шее и позвоночнике;
• внутренняя дрожь и тремор;
• головная боль напряжения;
• межреберная невралгия;
• повышенная температура (неинфекционный субфебрилитет);
• панические атаки, навязчивые мысли и действия, бессонница и многое другое.
Если рассмотреть разнообразие соматических проявлений тревоги по разным системам организма, мы получим следующую картину (рис. 1). Со стороны нервной системы возможны такие проявления, как головокружение, дурнота, тремор, парестезии, вздрагивания, подергивания, ощущения, похожие на судороги, и другие неприятные состояния. Сердечно-сосудистая система способна переходить в режим повышения артериального давления, запускать тахикардию и экстрасистолию, проявляться в виде кардиалгии (боли в области сердца, но не относящиеся к сердцу), акроцианоза (синюшная окраска кожи), волн жара (приливы к грудной клетке и голове) и, наоборот, холода в других местах (конечности, спина), многие другие симптомы. Респираторная система демонстрирует реакции на тревогу в виде ощущения нехватки воздуха, одышки, удушья, утраты автоматизма дыхания, ощущения «кома» в горле, зевоты и иных явлений. Со стороны гастроинтестинальной системы могут наблюдаться реакции в форме тошноты, рвоты, сухости во рту, отрыжки, метеоризма, запоров, но чаще – поносов, абдоминалгий (болей в области живота) и иных дискомфортных ощущений.
Рис. 1. Полисистемность соматических проявлений тревоги
Система терморегуляции в ответ на тревогу выдает неинфекционный субфебрилитет, ознобы, гипергидроз и прочее. Наконец, в урогенитальной системе в ответ на ее активацию и гиперфункцию проявляется полиурия (учащение мочеиспускания и ощущения переполненности мочевого пузыря), цисталгия (боли в области мочевого пузыря), зуд и боли в аногенитальной зоне и т. д.
Несмотря на многогранность проявлений симптоматики, порождаемой высоким уровнем тревоги, многие люди склонны задаваться вопросом о том, как быть уверенным в том, что определенные симптомы не являются, например, признаками инфаркта или сумасшествия. Выход из этой ментальной ловушки заключается в осознавании различий психосоматических и органических проявлений. В первом случае симптомы могут быть «летучими», часто меняться и быстро «мигрировать». Например, вчера вас тревожили острые боли в спине, а сегодня болит голова и внезапно появилась дереализация. «Летучесть» симптоматики говорит в пользу того, что причиной неприятных ощущений является избыточный уровень тревоги, которая меняет локализацию из-за фокуса новой концепции болезни (так называемой внутренней картины болезни). Вы также можете оставаться спокойными, если, скажем, все время испытываете ощущения, которые, по вашим ощущениям, похожи на инфаркт, но сам инфаркт, как показывают многочисленные ЭКГ, объективно не подтверждается. Однако творческая фантазия тревожного человека может утверждать обратное, показывая ужасы в его внутреннем кинозале.
Говоря в целом, около 20 % пациентов, приходящих на прием к врачам общей практики, жалуются на симптомы, не связанные с тем или иным органическим заболеванием, и около 20 % пациентов кардиолога на самом деле страдают тревожными расстройствами. Поэтому обследоваться, чтобы объективно понять текущее состояние организма и провести дифференциальную диагностику (где объективная болезнь тела, а где оно страдает от перенапряжения из-за психоэмоциональных перегрузок), разумно и необходимо. В то же время важно не превращать обследования и походы к врачам в ипохондрический защитный ритуал. Следуйте предписаниям медиков о регулярности осмотров и профилактических обследований и старайтесь не идти на поводу у своих сомнений, если для них нет существенных поводов или рекомендаций специалистов.
В случаях, когда человек регулярно испытывает избыточную тревогу, мы сталкиваемся с мифической болезнью под названием вегетососудистая дистония, которая на самом деле – весьма редкий «зверь» именно в смысле болезни, при том что такой диагноз легко найти в амбулаторных картах немалого количества людей. Почему на самом деле такого диагноза никогда не существовало ни в одной классификации, но, тем не менее, его ставят до сих пор? Потому что это словосочетание описывает синдром (набор симптомов), а не диагноз, отражающий не сумму, а этиопатогенез (совокупность представлений о причинах возникновения и механизмах развития болезни). Такой псевдодиагноз можно сравнить с чукотской песней, когда певец поет о том, что видит. Терапевт или невролог, как и этот певец, честно описывает то, с чем сталкивается, – многочисленные жалобы пациента. Вижу-вижу вегетатику: сосуды «пляшут», какие-то спазмируют, а какие-то, напротив, расширяются. И несмотря на то что ни в одной международной классификации болезней любого пересмотра вы не найдете это словосочетание, многие врачи диагностируют вегетососудистую (нейроциркуляторную) дистонию, когда не знают, какой диагноз поставить, а пациент настаивает, что «жутко болен». По результатам медицинских обследований человек здоров, но все равно жалуется на сильный физический дискомфорт. Палочкой-выручалочкой в таких случаях в свое время и служила ВСД/НЦД, в которую, как в сливную яму, отправляли подобные случаи и состояния трудных и нудных клиентов.
Что же такое вегетососудистая дистония? Этим словосочетанием обозначается особый режим работы симпатического и парасимпатического отделов вегетативной нервной системы, первый из которых ответствен за мобилизацию организма и запуск его защитной реакции «беги или сражайся», то есть симпатоадреналовых кризов в случае паники, а второй выполняет функцию расслабления и восстановления, или вагоинсулярных кризов по выходу из паники. Говоря научным языком, симпатическая нервная система отвечает за эрготропную функцию (расход энергии для выживания и деятельности), а парасимпатическая – за трофотропную функцию (восстановление энергии и баланса систем организма). Это естественные и нормальные механизмы регуляции, направленные на поддержание равновесия и баланса в организме, а также преодоление проблем, связанных с адаптацией к меняющимся условиям среды – внешней и внутренней.
Когда, например, человек ложится спать, а его сердце вместо размеренного биения дико стучит, это значит, что вместо парасимпатического отдела запускается симпатический (обычно не без помощи стрессогенных мыслей и образов, крутящихся «на автомате»). В такие моменты обычный человек начинает бояться своих ощущений и симптоматики, повышая общий уровень тревожности, который, в свою очередь, усиливает старые и порождает новые симптомы. Так, незаметно для себя, он попадает в упомянутый нами ранее порочный круг тревожности из-за катастрофического мышления, превращающего стайку малюсеньких дрозофил в крупногабаритное африканское животное – муху в слона. В итоге если выскочил прыщ или, не дай бог, надулся лимфоузел – это сразу СПИД; подскочило давление – инсульт; забилось сердце – инфаркт. Казалось бы, зачем человек так думает и делает это с собой? В этом мы и будем разбираться.
Для начала разберемся, зачем это происходит в организме. Логика есть почти у всего, а поведение организма целесообразно и объяснимо. Более того, вышеописанные симптомы говорят не о том, что в организме «все посыпалось и рухнуло», а о качественном здоровье человека, способном выдерживать активный и порой гиперактивный режим функционирования. Ни один из перечисленных симптомов не выходит за рамки здоровья в широком смысле, с учетом активного режима функционирования в данный момент. Например, 120–140 ударов сердца в минуту могут показаться «патологией», но во время бега мы принимаем такой пульс и частоту сердечных сокращений как нормальные и здоровые. Конечно, это экстремальное поведение, и, тем не менее, поведение здорового организма. Но убедить тревожного человека со склонностью к мнительности и впечатлительности, что он здоров, когда в наличии букет дискомфортных ощущений, – задача очень непростая. Вернемся к сигнальной функции тревоги. Для чего она выработана в ходе эволюции? Как мы уже знаем, тревога в качестве сигнала опасности помогает организму мобилизоваться. Наши далекие предки миллионы лет выковывали определенные формы поведения, закрепившиеся в геноме. Мы будем универсально реагировать на тревогу, в том числе так же, как реагировали наши предки. Поэтому тревога – сигнал опасности. И неважно, есть опасность или нет, главное в нее поверить. Когда мы думаем, что нам угрожает нечто, даже если оно почудилось, померещилось или приснилось, мы все равно будем тревожиться.
Итак, сосуды напрягаются и сужаются, расслабляются и расширяются – там и тогда, когда необходимо для изменения кровотока, который, в свою очередь, обеспечивает активно работающие органы и системы необходимыми для полноценной работы веществами. Однако неосведомленный человек склонен трактовать подобное как больные сосуды и надорванную вегетатику. Отсюда дистония, а не гипертония или гипотония. Иначе все было бы просто: сосуды сжались или, наоборот, расширились. Но почему они так хитро себя ведут – одни расширяются, а другие в это же время сужаются? То, что именуется вегетососудистой дистонией, – адаптационное поведение организма с целью правильно распределить ресурс, в данном случае – направить кровь туда, где она больше всего необходима, и принести мышцам, другим органам и системам, работающим на «выживание», кислород и глюкозу, а также другие необходимые вещества.
Представьте себя мудрым организмом и поставьте перед собой задачу резко сняться с якоря и бежать. Для этого вам понадобятся мышцы, которые должны быть напряжены, как у солдата перед боем или у боксера перед схваткой. Также надо правильно распределить кровоток, объем циркулирующей крови в котором – приблизительно пять литров. И словно бюджет страны, который, как известно, всегда в дефиците, вам нужно направить средства туда, где они полезны и необходимы. Иными словами, тому, кто работает, а не тому, кто, будучи иждивенцем, тащит одеяло на себя. Как вы распорядитесь своими пятью литрами крови? Куда кровь направить, а где ее придется экономить? Говоря иначе, откуда ее «изымать»?
Если заработали мышцы, значит, к ним нужно посылать кровь, потому что им требуется кислород, глюкоза и другие химические элементы – важные для жизнедеятельности вещества. Поэтому сосуды, идущие к мышцам, вы расширите. Еще нужен дополнительный кислород, то есть сосуды, ведущие к легким, вы расширите тоже. Какие еще? Верно! Те, что ведут к голове, – это наш контрольно-командный пункт, говоря современным политическим языком, устанавливающий «вертикаль власти». И несмотря на то что голова, как утверждал врач в исполнении Леонида Броневого, – предмет темный и обследованию не подлежит, некоторые процессы, происходящие в ней, известны. Так вот, приток крови к голове осуществляется потому, что в критические моменты мозг должен хорошо соображать. А для этого ему нужно вдоволь кислорода и глюкозы. Поэтому резкий приток крови, несущий столь важные элементы, часто ощущается как прилив жара к голове – кровь несет с собой тепло.
Есть офисная поговорка, которая описывает один из первых синдромов обкрадывания, касающийся желудочно-кишечного тракта. Ее смысл в том, что до обеда очень хочется есть, а после обеда – спать. Работать же, как вы сами знаете, не хочется никогда. Так вот, когда вы поели, голова начинает притормаживать. Из-за чего? Происходит отток крови к работающим органам – желудку и кишечнику, чтобы оттуда питательные вещества распределялись по всему организму. Кровоснабжение желудка и кишечника – отток до полутора литров крови. И это, знаете ли, большая роскошь! Представьте: вы срочно снялись с якоря, вам надо бежать, но возникает проблема. Если перед этим вы нахомячили килограмм, он будет слегка мешать. Однако вариант воздушного шара, когда нужно сбрасывать балласт в прямом смысле слова, не ключевой: сброшенный килограмм здесь не самый важный, а представляет собой небольшую часть от общей массы тела – пару процентов. Зато литр-полтора крови – это 20–30 %. Такая у организма жесткая бухгалтерия и учет дивидендов.
Так возникает четкий механизм помощи. Как животное ведет себя в естественной среде, если случилась беда – за ним гонятся и есть «балласт»? Сначала на сцену выходит артистка малого драматического театра – тошнота и рвота желудочного содержимого. За пару минут вы очистились и побежали. Теперь возьмем сегодняшний день. Механизм помощи остался, поэтому, испытывая страх, вы будете ощущать тошноту (как эквивалент рвоты или ее предшественник), в редких случаях – саму рвоту. Если на Олимпиаде перед забегом спортсмен с высоким уровнем амбиций и требовательности к себе боится, что не сможет добиться вожделенной золотой медали, он может «накрутить» себя до такой степени тревоги, что у него начнется рвота перед гиперответственным стартом. Или, например, актер перед волнительной премьерой спектакля может сбегать пару раз, чтобы, как говорится, скинуть лишнее.
Казалось бы, зачем это организму? Так он «отрабатывает» прописанные в геноме схемы, которые в дикой среде, где на каждом углу подстерегали действительно серьезные угрозы, были адаптивны. Но если мы начнем давать волю древним схемам на рабочем месте или в транспорте? О таком тревожному человеку и подумать страшно! К тому же возникает вторичная проблема: социальная фобия. Тут на сцену выходят артисты уже большого драматического театра. Почему большого? Судите сами: если вы поели четыре или восемь часов назад, пища переместилась в кишечник. Как быть? В этот момент у тревожного человека возникает дополнительная «головная боль», еще одна забота. А в живой природе это не проблема – животное поднимает хвост и, как это называется в медицине, уж простите, профузным поносом, «ректальным плевком», мощной струей сбрасывает лишнее. Если скунс такой «плевок» и «газовую атаку» использует для деморализации и демобилизации хищника, то большинство животных – для разгрузки нижнего отдела желудочно-кишечного тракта и перераспределения кровотока. Кстати, при расстройстве желудка (читай медвежьей болезни) многие врачи с ходу выносят вердикт: «Все понятно! Сальмонелл где-то “цепанул”! Чего тянуть? Давай-ка антибиотики широкого спектра». При этом нарушение со стороны желудочно-кишечного тракта, вероятно, не замедлит себя ждать, и может начаться дисбиоз, которым придется заниматься отдельно. Часто эта затяжная проблема превращается в СРК – синдром раздраженного кишечника.
Но будем ближе к народу. О чем может подумать тревожный человек в описанной нами выше социофобической ситуации, если помнить о том, что мы живем в век современных информационных технологий? Правильно! О том, что у каждого пассажира в каждом вагоне метро или троллейбусе, как назло, при себе есть модный гаджет с хорошей камерой. И о том, что люди сегодня не выпускают гаджеты из рук ни на секунду, а значит, в любой момент позор может быть запечатлен. И не просто запечатлен, а сразу выложен в социальные сети с подписью: «Жесть! Пассажир жжет! Я под столом! Смотреть до конца!» Естественно, в этом случае к концу дня ровно половина знакомых нашего несчастного пассажира навеки вычеркнет его из друзей, а к концу недели, когда о позоре узнают далеко за пределами родной страны, он останется один до конца своих дней. Ужас-ужас!
Примерно такие мысли за считаные мгновения проносятся в голове тревожного человека, возвещая о неминуемой двойной катастрофе – смерти физической и социальной. При этом тревожные люди сами нередко шутят, как в свое время пациенты клиники неврозов, рассказывая такой анекдот: «Лучше умереть как мой дядя – водитель автобуса, заснувший за рулем, чем как его пассажиры-засранцы». Понятно, что социальная составляющая оказывает дополнительное давление на психику человека, который в этом случае с высокой долей вероятности просто не поедет на метро и не сядет в троллейбус. Некоторые люди даже обозначают на карте (реальной, но чаще когнитивной) места, где в случае чего можно забежать в туалет, будто десантники, прокладывая маршрут, где есть «спасательные пункты» и «островки безопасности» среди множества сигналов опасности. Даже едва покинув свой район, такой человек может впасть в ступор, поскольку его мозг будет говорить: «Ты далеко ушел! Мало ли что…» Такие идеи, мысли и сомнения становятся своего рода ментальными ловушками и тупиками сознания, а впоследствии – всего организма.
Но вернемся к симптоматике. Итак, если во время тех или иных угроз мышцы напряглись, а сердечно-сосудистая система активно заработала, то на это естественным образом будет откликаться дыхание, становясь специфическим, поскольку те же мышцы «съедают» значительную часть кислорода из кровотока. Это может проявляться в ощущении нехватки воздуха, в силу чего тревожный человек начинает часто дышать, что иногда дает обратный эффект – гипервентиляцию и гипероксигенацию, говоря иначе, перенасыщение кислородом. Таким образом, чувство удушья оборачивается переизбытком кислорода, поскольку человек начинает дышать очень часто, веря, что ему на самом деле не хватает воздуха. И действительно, если вы сейчас в форсированном режиме подышите минут пять, у вас тоже проявится гипервентиляция и сопутствующее ей головокружение.
В сознании тревожных людей выстраивается катастрофическая цепочка мыслей: «Это признак надвигающегося обморока, а значит, комы и смерти». Поэтому они особенно чувствительны к воздуху и таким факторам внешней среды, как жара и духота. Если среди ваших близких есть кто-то, у кого возникает ощущение, что надо почаще открывать окно в помещении, это легкие признаки катастрофического мышления. К тревожным сигналам могут относиться и мысли из серии: «Зря я сел в середине кинозала! А если мне придется сниматься с якоря? Возникнут сложности, мне могут помешать. Мало ли чем это закончится…» Такие подспудные, автоматические мысли загоняют человека в угол, поскольку колоссальная зависимость от таких идей и формирует многочисленные гиперреакции организма. Поэтому при появлении головокружения вы можете вспоминать слова известной песни: «Опять мне кажется, что кружится моя голова», – делая акцент на слове «кажется» и говоря самому себе: «Мой мармеладный, я не права!»
Есть еще один анекдот, который любят рассказывать сами тревожные люди. Он затрагивает идею о том, как чувство нехватки воздуха или, наоборот, гипервентиляция влияет на физическое состояние. Приезжает как-то тревожный человек в командировку. Новый город. Неизвестная гостиница. Ночь на дворе. В номере, куда он только что заселился, темно. И тут у него случается приступ паники. При этом нужно понимать, что тревожные люди описывают свою зависимость от кислорода фразой «надышаться можно только ветром». По этой причине обязательно надо распахнуть окно настежь и жадно наглотаться живительного воздуха. Так и поступает наш герой. Он открывает окно, глубоко дышит, успокаивается и ложится спать. Просыпается утром и видит, что вчера он открыл створки шкафа. В момент паники человек судорожно ищет спасение и быстрое решение проблемы, поэтому хватается за соломинку веры в спасительные атрибуты правильных таблеток или действий. Так, на пике паники человек может судорожно искать феназепам по карманам, обнаружив который быстро успокаивается, нередко даже не принимая его, а от одного факта, что спасительная таблетка оказалась, что называется, в нужном месте в нужное время.
Существует еще один синдром обкрадывания, касающийся вегетососудистой дистонии. Как мы выяснили, в ситуации стресса сосуды расширяются и к голове вынужденно посылается много крови. В пиковые моменты можно измерить, как распределяется наша энергия в форме, например, глюкозы. Как вы думаете, какой орган потребляет больше всего глюкозы при стрессе? Если в этот момент вы не копаете траншею и не двигаете огромный платяной шкаф, то до половины глюкозы и чуть больше может забирать мозг. Да, такой у нас с вами жадный полуторакилограммовый серо-бежевый пудинг, живущий в черепной коробке! Но надо отдать ему должное – он работает усердно, к тому же парится, в прямом и переносном смысле. Поэтому туда идут значительные объемы крови. При этом венозный отток у человека, находящегося в гипертонусе, может быть затруднен, поэтому по снимкам той же магнитно-резонансной томографии врачи могут определить так называемый застой в вертебробазилярном бассейне кровообращения, формирующийся из-за гипертонуса. Чтобы решить эту проблему, надо учиться расслаблять мускулатуру, например проводить нервно-мышечную релаксацию, о которой мы еще поговорим. Но, забегая вперед, изучать ее следует не чтобы избежать проживания физического дискомфорта, а чтобы преодолеть ощущение безысходности и собственной беспомощности. Вы способны сами себе помочь, хотя в большинстве случаев не особо нуждаетесь в этой помощи – от себя или профессионалов, а можете просто дождаться завершения тревоги и ее телесных проявлений, оптимально настроив свои мыслительные оценки и ожидания.
С мозгом понятно. Но где еще придется экономить «бюджет» организма? Ведь мы и так послали много крови в разные части тела! Как грамотно перераспределить пять литров? Итак, мы выкинули лишнее сверху и снизу и разгрузили дополнительный литр, но кое-где у нас «болтается» еще один. Где же? Дело в том, что кровь находится и в подкожной клетчатке. Это необходимо для согревания поверхности тела. Там наши капилляры, артериолы и венулы сплетены в комочки, размотав которые можно покрыть футбольное поле с запасом. Некоторые физиологи называют эти скопления вторым сердцем. Поэтому, чтобы сэкономить на данном фронте, у человека может возникать спазм поверхностных сосудов. Эти капилляры, венулы и артериолы спазмируют, за счет чего у тревожных людей возникает очень беспокоящий их феномен, когда в теплом помещении холодеют конечности. «Не к добру они холодеют, ой не к добру!» – полагает тревожный человек, трактуя похолодание как первый шаг к комнатной температуре всего тела. Но в этом случае не стоит доставать хрустальный шар и гадать на кофейной гуще, ведь и такой симптом является следствием тревоги. Причем тревога необязательно должна сопровождать этот симптом в момент его появления: возможен накопительный эффект регулярно зябнущих людей с псевдодиагнозом ВСД. Человек ведь тревожился на этой или на прошлой неделе, а иногда не один месяц или год, поэтому, как в рюкзаке, принес симптом с собой. Однако для таких проявлений обычно требуется достаточная продолжительность фоновых тревожных настроений. Человек может верить, что его сосуды «не очень», а также что он метеозависим и метеочувствителен.
Та же ситуация с полиурией: объем циркулирующей крови в состоянии стресса высок, диурез в почках повышен, так что поначалу ощущение переполненности мочевого пузыря возникает действительно из-за его наполненности. Но что, если ощущение не проходит и после опорожнения, а при повторной попытке сходить в туалет человек «выцеживает» лишь три капли? Что там давит? А там, хоть и гладкие мышцы, может быть спазм стенок. Особенно если в анамнезе есть перенесенный цистит, а память бережно хранит особый режим повышенного внимания к этому органу и месту в целом. Такая пациентка будет переживать: «А что, если я залью весь вагон метро? Это же несмываемый позор на всю жизнь!» Концентрация внимания на области, куда направлена наша мысль, и будет приводить к гиперреакции. В случае с такой пациенткой может возникнуть даже болевой синдром, особенно если присутствует фабула в виде неудачного романа или сексуального опыта. Тогда тщательно обдумываемая идея о том, что у нее смертельно опасное заболевание, передающееся половым путем, будет порождать спазм в области избыточного внимания и соответствующих трактовок.
В клинике неврозов были эксвизитные случаи, когда таких женщин госпитализировали по рекомендациям хирургов, к которым они пришли с обескураживающей просьбой «вырезать все, что есть в малом тазу». Странная просьба, согласитесь. Она была связана с невыносимой болью, которую те испытывали. Врачи понимают: это тяжелое состояние, иногда не снимающееся даже анальгетиками, имеет невротическую природу. Уже находясь в клинике неврозов, эти несколько женщин, госпитализированные в разные годы, на фоне применения антидепрессантов и транквилизаторов, а также за счет прохождения курса психотерапии перестали испытывать боль.
Теперь разберемся с гипергидрозом. Почему человек потеет, когда ему тревожно? Некоторые тревожные люди могут за ночь сменить и пару маек, и пару простыней. Причина – в напряжении. Ведь если мы загораем на пляже или бежим кросс, то потеем, чтобы с нами не случился тепловой удар, – это эффект кондиционера: испарение жидкости ведет к тому, что поверхность тела охлаждается. А еще есть такое загадочное проявление, как неинфекционный субфебрилитет, когда у человека поднимается температура, например, «37,2», «37,5» при отсутствии каких бы то ни было заболеваний. Правда, иногда врачи на всякий случай назначают антибиотики. Но неинфекционный субфебрилитет, как правило, относится к проявлениям психосоматики, что можно понять по обычному клиническому анализу крови: там все будет в порядке – в случае отсутствия лейкоцитоза и лимфоцитоза причиной, скорее всего, будет напряженное психоэмоциональное состояние.
Поговорим о других симптомах. Иногда после нервного дня при засыпании непроизвольно сокращаются или подергиваются какие-то мышцы. Конечно, тревожный человек решит, что с ним что-то не так. Он придет к врачу и опишет свои подергивания, на что врач может обронить: «Вероятно, у вас эпилепсия? Давайте на всякий случай сделаем энцефалограмму». Нужно понимать, что для ипохондричного, мнительного человека эти слова – серьезный «удар» по психике. В его творческом воображении рисуются картины того, как на улице у него случается припадок, а подъехавшие врачи «Скорой помощи» булавкой пристегивают его язык к воротнику. Естественно, он не преминет воспользоваться интернетом или медицинской энциклопедией в поисках подробной информации об эпилепсии, после чего его действительно будет трясти всю ночь: «Точно! Все сходится! Врач как в воду глядел! Наконец мне попался хороший специалист! Правда, информация не очень приятная».
Однако объяснение непроизвольных подергиваний и сокращений мышц до банальности простое – это следствие огромного количества накопившейся тревоги, которая так пытается «разрядиться». Иными словами, остаточное напряжение, которое не было отреагировано и утилизировано. Мышцы, находящиеся в гипертонусе, словно просятся в работу через подергивания и спонтанно осуществляют ее, как только появляется возможность, к немалому удивлению своего хозяина.
Точно так же обстоят дела с межреберной невралгией, которая якобы является проявлением инфаркта. Это яркий пример того, как тревожные люди фиксированы на боли в области сердца: ожидая инфаркта, они каждый раз получают его небольшую имитацию. Говоря иначе, «намоленный» тревожным вниманием участок тела спазмирует. Спазм сдавливает нервные окончания, в результате чего возникает межреберная невралгия – сначала дискомфортные, а затем болезненные ощущения, напоминающие инфаркт. Однако если нажать на этот участок тела, может выясниться, что боль ощущается снаружи. И если она меняет характер, значит, связана с поверхностным спазмом мышц. Однако тревожный человек, веря, что инфаркт вот-вот наступит, торопится вернуться в поликлинику, чтобы сообщить врачу о том, что его пора спасать. Это картина маслом! Прибегает такой человек – весь в мыле и пене – к кардиологу и, расталкивая очередь, кричит: «Срочно сделайте мне ЭКГ!» Врач косо смотрит на него и понимает, что ЭКГ лучше сделать. Естественно, никакого инфаркта нет и в помине. Тогда врач спрашивает: «А что вы так сильно дышали?» На что человек отвечает: «Да я к вам пару километров бежал… с инфарктом».
Думается, теперь понятно, почему вегетососудистая дистония не лечится неврологами: трудно вылечить здоровые сосуды, которые качественно функционируют. В уже упомянутые 1990-е годы в Москве можно было встретить объявление, гласящее, что социофобию лечат местные хирурги. Казалось бы, при чем здесь хирургия? Дело в том, что умельцы предлагали удалять вегетативные ганглии, ближайшие к «месту трагедии». Действительно: отрезал лишнее – и не краснеешь! «Ваша проблема в этом неподходящем цвете», – настаивали хирурги. И неважно, что будет с трофикой тканей, это вопрос десятый. Важно, что теперь можно не наливаться краской до конца жизни, какие бы неловкие ситуации ни возникали при общении.
Итак, обычно тревожный человек сначала боится сердцебиения и патологий со стороны сердца, равно как испытывает страх задохнуться и настойчиво следит, как бы не поперхнуться, следит за проходимостью дыхательных путей и качеством совершаемых вздохов – вплоть до утраты автоматизма дыхания. В этом случае он искусственно дышит специальным образом. Последний страх особенно актуален, если в анамнезе обнаруживаются факты того, что человек тонул или его душили, например, в детстве, навалившись во время игры. А может, он просто сильно впечатлился сценой удушья или утопления в каком-то фильме и качественно примерил это на себя. Так или иначе, со временем понемногу разочаровываясь несбывшимися ожиданиями беды, человек понимает, что это не инфаркт, раз он так долго его беспокоит, не переходя к развязке, и что задохнуться не получится. Но когнитивное происхождение тревоги без работы над этим механизмом сохраняется, и беспокойство находит следующий объект для особого внимания. Возникает следующая претензия – к сосудам. Так происходит «миграция» симптома. Поскольку сосуды в их огромном количестве в нашем организме обследовать сложнее и, главное, получить гарантии (как того хотят тревожные пациенты), что они полностью в порядке все и целиком, крайне затруднительно, то на этом страхе человек может зафиксироваться и «застрять» на более долгий период. «Развлекаясь», например, с той же доплерографией или магнитно-резонансной томографией с сосудистой программой и выпытывая у врачей, «что там и как», человек не получит вожделенного гарантийного талона «техосмотра» организма хотя бы на ближайший сезон. Интерпретируя результаты таких обследований, врачи, как правило, безучастно заявляют тревожному человеку: «Не видим никаких патологий». Он недоумевает: «Как не видите, эскулапы слепые? Я же чувствую, что мои сосуды порвало в хлам! Они тряпками несколько лет висят!» Однако врачи непреклонны: «Видали мы порванные сосуды! А ваши с удовольствием сами носили бы!» Таких успокоений мнительному человеку хватает ненадолго.
Итак, мы выяснили, что в случае с вегетососудистой дистонией сосуды работают исправно, и при трезвой оценке можно было бы даже сказать – хорошо, поэтому лечить их не нужно. Ведь если назначить человеку с симпатоадреналовым кризом препарат, понижающий давление, он может, успокоившись, грохнуться в обморок, а если повышать давление на фоне криза вагоинсулярного, скажем, путем употребления большого количества кофе, то ему станет дурно. Говоря иначе, такими методами сосуды не вылечить. Да и лечением это назвать трудно – скорее эти методы следует причислить к попыткам облегчить состояние, которые, как мы видим, способны его усугубить. Поэтому применение сосудистых препаратов людьми, страдающими симптомами вегетососудистой дистонии, часто лишь добавляет неприятных ощущений и переживаний. Вместо этого важнее понимать, что комплекс тревожащих состояний в большинстве случаев является гиперинтенсивным и экстремальным вариантом работы организма, иными словами, вариантом рабочей нормы (на фоне нагрузки).
Вспоминается анекдот. Приходит мужчина к врачу и говорит: «Люди бают, что коньяк расширяет сосуды». Доктор отвечает: «Да, есть такое дело». Мужчина заявляет: «Давайте лечить мое давление коньяком!» Доктор говорит: «Подождите, сосуды потом у вас все равно сузятся!» Пациент парирует: «Ну что вы, доктор, мы этого не допустим!»
Несмотря на отсутствие катастрофических последствий со стороны организма, человек может по-прежнему испытывать тревогу. Ведь она, в отличие от предметного страха, – явление диффузное. Когда тревожный человек фиксируется на каком-то органе или системе организма, тревога опредмечивается и возникает объект страха. И если сначала он подозревает «в измене» свое сердце и сосуды, после чего может «промелькнуть» онко- и спидофобия, рано или поздно человек приходит к боязни утратить «спасительный» контроль. Это самый надежный способ часто бояться и тревожиться. Таким образом, в какой-то момент в сознании человека возникает иррациональная и паралогическая идея о том, что надо лучше следить за «крышей», чтобы в случае чего вовремя ее удержать.
Итак, страх сойти с ума и потерять самообладание является следствием гиперконтроля, когда человек избыточно фиксируется на том, все ли он делает правильно и все ли вообще в порядке. И ловя себя на этом, он иногда начинает думать: «Со мной что-то не так! Все люди живут спокойно как слоны, лишь я постоянно вибрирую и мечу икру направо и налево». Негативное и предвзятое отношение к себе заставляет человека прислушиваться и принюхиваться, что может породить невротическую дереализацию и деперсонализацию. В результате реальность видится обедненной и оскудненной («как в тумане», «будто в кино», «словно под колпаком», «как через стекло», точно «занырнув куда-то»), а сам человек чувствует себя как в компьютерной игре, воспринимая происходящее глазами стороннего наблюдателя, что вынуждает еще активнее следить за собой и собственной «крышей», раз все настолько «не в порядке». Иначе говоря, из-за избыточного количества мыслей и колоссальных переживаний на процессы восприятия из «бюджета» организма психике выделяется гораздо меньше средств, чем в обычной жизни, мысли с эмоциями слегка перетягивают у перцепции (восприятия) «одеяло на себя».
Действительно, тревожные люди могут полагать, что у них вот-вот случится то, что всем известно из детской присказки, повествующей о том, как, тихо шифером шурша, едет «крыша» не спеша. Такой человек будет считать, что он удерживает «крышу» титаническим усилием мысли и невероятной силой воли. Как атланты держат небо, так, верится нашему супергерою, он должен удерживать себя от бездны сумасшествия несгибаемым самообладанием и сверхбдительностью. И если он хотя бы на секунду отвлечется, лоханется – «крыша» может сделать резкое движение вниз. Поэтому нужно постоянно быть начеку: «А я “крышу” сегодня проверял? Кажется, забыл! А ведь могла бы уже и отвалиться!» Так тревожные люди держат «крышу», боясь отлучиться с «боевого поста» или отвлечься. Поэтому их слегка подбешивают те, кто отвлекает от важного процесса и спасательной миссии. К тому же, как известно многим тревожным людям, без качественной мантры и свежих аффирмаций «крыша» может съехать всерьез и надолго. Поэтому следить за ней надо беспрестанно, внимательно отслеживая любые «шелохновения» и намеки на «срыв» или «съезд», чтобы вовремя закидывать обратно, пока она не съехала окончательно и бесповоротно.
Идея, что быстро поднятый бутерброд не считается упавшим, а ловко и своевременно закинутая обратно «крыша» – съехавшей, читай – не считаешься сумасшедшим, подбадривает и стимулирует немало самоотверженных «караульных» в разных странах и на разных континентах. Иррациональная вера, что можно быть слегка беременной, предлагает рассматривать малые дозы и степени сумасшествия как предвестник большого безумия, предотвратить которое можно только сверхбдительностью зорко смотрящего за «крышей» и сверхловкостью трюкача, вовремя закидывающего ее на исконное место.
Велик процент тревожных людей, испытывающих острый страх сойти с ума на протяжении длительного времени, вплоть до нескольких лет. Несмотря на то что сойти с ума не удается, такие люди продолжают верить, будто симптоматика за волосы тащит их в острый психоз и недвусмысленно намекает на скорую экскурсию даже не в клинику неврозов, а в самый мрачный желтый дом: «Смотрели мы “Пролетая над гнездом кукушки” с Николсоном и “Остров проклятых” с Ди Каприо, знаем ваши порядки!» Поди знай, о чем эти коварные симптомы свидетельствуют! То ли, как рассказали «добрые люди в этих ваших интернетах и по Первому каналу», о приступообразно-прогредиентной шизофрении, то ли о биполярном аффективном расстройстве, то ли о тяжелой эндогенной депрессии. Правда, есть шанс, что именно эту неведомую, но «изрядно доставшую меня болезнь назовут моим именем». Вариантов тьма, и сделать «правильный» выбор ох как непросто! Но «достоверно» известно: с ума – рано или поздно – сойти придется. Как поется в одной известной песне, вагончик тронется, перрон останется.
Однако врачи не разделяют опасений тревожного человека за его психическое здоровье. И психиатры (редиски!), и неврологи (нехорошие люди!), будто сговорившись, остаются равнодушными к тому, как, по заверениям тревожного человека, шуршит его многострадальная «крыша»: «Не схо́дите вы с ума – и не сойдете! Не нервничайте, все в порядке!» На что тревожный человек думает: «Вам бы такое “в порядке”, я бы на вас посмотрел!» И продолжает размышлять: «Когда я сойду с ума, в местном психоневрологическом диспансере напишут “минус один” и глазом не моргнут! Оно и понятно: для них это статистика, а я себе дорог хотя бы как память. Понакупили дипломов в переходах! А потом с похмелья ставят диагнозы левой ногой, не понимая, что перед ними – настоящий сумасшедший!» И действительно, где настоящая диагностика? Почему никто торжественно не вынес справку, на которой золотыми буквами, словно на граните, высечено так, что ни в сказке сказать, ни пером описать: «Абсолютно здоров!» Ведь наверняка в какой-нибудь Швейцарии или Америке стоят блестящие приборы, четко показывающие, у кого что: кто псих ненормальный, а кто здоров как бык. Но от нашего человека это, конечно, скрывают.
Тревожный человек верит, что он болен. Но единственным доказательством этого для него является беспокойство, которое выглядит как нездоровье. Человек может годами «сходить с ума» и считать себя своего рода пограничником, периодически нарушающим границу между здравым смыслом и сумасшествием, здоровьем и патологией. Несмотря на медицинские факты, человек продолжает верить в тревожные фантазии и подстрекающие домыслы, которые будто шепчут: «Это ты пока не сошел с ума! Некоторые наивные люди, которые периодически бегали мимо сумасшедших домов, тоже думали, что все в порядке. Но это лохи чилийские, которым в определенных местах уже ставят пропуски! А нормальные конкретные пацаны следят за собой и своей “крышей” постоянно!» Да и как тут не следить? «Крыша» – вещь ненадежная: отвлекся на секунду, и тут же ветром сдуло!
Поэтому почти сразу после пробуждения тревожный человек начинает щупать «крышу»: «Вроде на месте! Но что значит “вроде”? Надо проверить. Как? Например, назвать всех великих русских писателей. Толстой, Достоевский, Булгаков, Чехов… Опа! Вот тебе! Всех уже и не вспомнить! Что за подозрительная заминка? Такой простой вопрос не должен заводить в тупик! Видимо, началось то самое загадочное когнитивное снижение, а может, и того хуже – соскальзывание. Ну-ка, сколько будет семь на восемь?» Понятно, что если так часто, выражаясь языком наркоманов, «сидеть на измене», со временем и один на один помножить будет сложно. Представьте: вам вменили в обязанность каждое утро по несколько раз перемножать цифры. Вы насторожились бы от одной мысли о необходимости такой процедуры. Поэтому у тревожного человека возникает упрек самому себе: «Ты тормозил с ответом! Именно так сходят с ума!» И правда, именно так все случается в формате самосбывающегося пророчества: сначала «страдает» высшая математика, потом «сдают» алгебра с геометрией, а в довершение ко всему «рушится» таблица умножения, которая оказывается непройденным «тестом на шизофрению».
Итак, тревожный человек всеми фибрами души и спинным мозгом чувствует, как предательски шуршит «крыша». Более того, верит, что рано или поздно ее обязательно унесет, ведь он с таким «диагнозом» – первый кандидат на вылет. Иными словами, он иррационально верует, что если регулярно сверять свою адекватность, например, с таблицей умножения, то, поймав себя на проколе, можно вовремя спохватиться и легким движением руки элегантно подтянуть «крышу» на место. Несмотря на то что изо дня в день происходит, по сути, одно и то же, тревожный человек не доверяет ни себе, ни реальности: «Нет, сегодня “одно и то же” подозрительное! Иначе перемножаются цифры! С меньшей легкостью вспоминаются писатели». Поэтому он каждый день ставит под сомнение прежний опыт. Не зря же Декарт говорил: во всем надо сомневаться! А может, это не Декарт сказал? Ну все, началось… Иными словами, у человека есть четкое представление о том, что он «почти» сумасшедший. Но вот беда: неизвестно, когда сумасшествие проявится окончательно и «почти», «чуть-чуть», «вот-вот», «еще немного» перевесят на весах здравого смысла. Прямо как в песне: «Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой – он трудный самый». Однако чуть-чуть не считается. Поэтому съехавшую «крышу» нужно быстро поднять. И в будущем придется расставаться с верованием, что можно быть наполовину беременной, и исправить положение силой мысли.
Ежедневно прокручиваемая в голове таблица умножения не очень помогает и даже, наоборот, все сильнее смущает. Но человек продолжает совершать навязчивый ритуал, чтобы искоренить малейшие сомнения в собственной адекватности. И если он расскажет, например, друзьям о том, что с утра первым делом начинает перемножать цифры или вспоминать города на «Й», то услышит стандартную реплику: «Ты что, с ума сошел?» И подумает: «Честно говоря, именно этого я и боюсь…» Так он может получить ложное подкрепление своих страхов: «Они уже видят, что я псих! Значит, недаром сомневался! И обычным людям видно, что “крыша” прохудилась, не то что опытным психиатрам!» И человеку, уже почти ставшему себе психиатром, видно изнутри, как «крыша» шатается и протекает. Видимо, не первый год.
Но если «не первый год» о чем-то регулярно думать, это будет получаться с каждым днем лучше. Со временем человек станет мастером своего дела, экспертом по части выноса мозга, профессионалом в сфере удерживания «крыши». Но в реальности, как он ни пытался свести себя с ума, ну никак не выходит. Итак, человек старательно «приклеивает» себе шизофрению, несмотря на то что ни один ее симптом не проявляется. Некоторые люди, словно дразня себя, читают интернет-форумы и смотрят художественные фильмы о сумасшествии, а потом удивляются: «Что-то я стал больше напрягаться. Даже симптомы “бодрее”! Ох, не к добру это…»
И действительно: просыпается такой человек однажды утром и, сделав традиционную практику самосканирования на предмет съехавшей «крыши», ощущает тревогу: «А проснулся ли я? И если проснулся, то я ли проснулся?» Вспоминается анекдот. Просыпается как-то утром мужик, что называется, с бодуна, подходит к зеркалу, пристально смотрит на свое отражение и говорит: «Так. Иван? Нет, не Иван. Василий? Нет, не Василий». И вдруг с кухни раздается крик жены: «Петя, иди завтракать!» И мужик облегченно выдыхает: «Точно! Петр!» Поэтому симптомы дереализации и деперсонализации – это следствие пристального наблюдения за собой и того, что человек слишком «пасет» себя и «сечет поляну». Иными словами, эти симптомы рукотворные, поскольку представляют собой отражение тревоги, а тревога, в свою очередь, формируется в результате убежденности человека в том, что с ним что-то не так.
Да, катастрофические фантазии бодрят лучше чашки утреннего кофе. Что еще может наводить тревожного человека на мысль о том, что «пора» сходить с ума? Например, вера в то, что одно неосторожное движение, неловкий шаг – и он сорвется в пропасть безумия или потеряется сам в себе. Такому человеку кажется, что он подобно Алисе живет в Зазеркалье, откуда выбраться практически невозможно. Где еще раздобыть нить Ариадны, по которой можно периодически возвращаться обратно в реальность? Наверное, пора пришпиливать на стены стикеры с текстом: «Помни: ты – Петр! Не Иван, не Василий – Петр!» Или постоянно носить в кармане записку: «Это Петр. Нашедшему просьба вернуть по такому-то адресу». Ох, нелегкая это задача – балансировать на канате здравого смысла над пропастью безумия! Ведь если улыбаться чаще, то чаща улыбнется тебе, а если долго вглядываться в бездну, бездна начнет приглядывать за тобой, в какой-то момент игриво подмигнет и скажет: «Иди сюда! Сделай шаг! Прыгай в огонь, мартышка!»
Выражаясь образно, для тревожного человека (пусть его будут звать Петром) есть реальный Петр (назовем его Петр I) и бдительный Петр (Петр II), контролирующий безалаберного Петра, – ведь он может в любой момент упустить срыв «крыши», стоит лишь отпустить контроль. Иными словами, без царя в голове никак не обойтись! Но настойчивое ожидание съезда «крыши» вкупе с регулярным утренним ритуалом в виде ее поглаживания и почесывания подогревает тревогу. В результате человек начинает в каждой ситуации искать доказательства того, что она сползает, поскольку и так последнее время держалась исключительно на соплях: «Я практически шизофреник. Живу из последних сил! Еще поборемся, но финал ясен». Действительно, сколько веревочке (нити Ариадны) ни виться, а конец известен.
При этом человек даже может изо всех сил заставлять себя не думать о «крыше». Однако мало кто является «мастером не думать». Вспомните Ходжу Насреддина, который заработал на предложении собравшимся вокруг людям не думать о макаке с красным задом. Недолго народ продержался! Поэтому попытки запретить себе думать о сумасшествии обречены. К тому же человек продолжает настойчиво себе рассказывать: «Ты тяжело болен! На соплях ведь “крыша” держится! Соскальзывает через раз, зараза! Закидываешь ее, закидываешь, все без толку!» Поэтому предложение не думать о «крыше» и отпустить контроль сродни предложению человеку, висящему на ветке над пропастью, отпустить ее. Есть такой анекдот.
Человек висит на ветке, та начинает трещать. Человек думает: «Никогда ни в кого не верил, а сейчас-то куда деваться?!» И в ужасе обращается к небу: «Есть кто там, наверху?» Вдруг облака раздвигаются, появляется лицо с бородой и говорит: «Ну что, поверил?» Человек отвечает: «Теперь конечно!» Бог и говорит: «Тогда отпусти ветку!» Человек недоуменно произносит: «Так, подождите, а есть кто-то еще наверху?»
Итак, тревожному человеку кажется, что ему нельзя покидать боевой пост ни на секунду. Иначе можно сойти с ума! Ведь кто попадает в сумасшедшие дома? Небдительные и безалаберные люди! Поэтому сразу после пробуждения Петр II говорит Петру I: «Сегодня, дорогой Петя, будет экскурсия!» На что Петр I взволнованно спрашивает: «Какая экскурсия? Куда?» Тогда Петр II невозмутимо отвечает: «Ты еще спрашиваешь! Сам прекрасно знаешь место, куда тебя рано или поздно отвезут. И если сегодня ты отпустишь “крышу”, экскурсоводы в белых халатах быстро появятся!» Петр I начинает в ужасе фантазировать о том, как знакомые нам небритые санитары примеряют на него длинную рубашку со специфическими рукавами и говорят: «Боже, как вам идет! Последняя коллекция, между прочим!» И спрашивай потом, как Шурик из фильма: «Простите, часовню тоже я развалил?»
Самое печальное, что никакими инструментальными обследованиями гарантийных талонов не получить. Поэтому человек попадает в ловушку: «Я не контролирую свои эмоции, хотя должен контролировать! Я точно сумасшедший!» Эти мысли порождают частое прислушивание и принюхивание к своей психике, в результате чего рождается страх страха: «Как бы мне не затревожиться! Иначе моя психика, которая и так на ладан дышит, порвется на британский флаг. А дальше – психиатрическая больница!» Вот и возникают художественные фантазии о том, как человек в смирительной рубашке, пуская слюни, до конца жизни, выражаясь словами классика, «сидит за решеткой в темнице сырой». И действительно, как без смирительной рубашки в люди выбиться!
Масла в огонь могут добавлять такие мысли: «Наверное, это осложнения после гриппа», «Скорее всего, мои детские черепно-мозговые травмы не прошли даром!», «А что, если причина всех моих страданий – аневризма аорты?» Чего только не подбрасывает воображение тревожного невротика! Более творческих людей, чем тревожные люди, представить сложно – они рисуют в своей фантазии леденящие душу 5D-картины. Так, если для обычного человека «инсульт» – блеклое слово, то для человека тревожного – красочное представление о том, как сосуд рвется, будто шланг, и кровь заливает полмозга. Если «разрыв сердца» для обычного человека – просто фраза, то для тревожных людей – яркая картина. Сердце, как от разрывной пули, разлетается на куски. Одна его часть бьет в диафрагму, почти проваливаясь в брюшину, другая пробивает грудную клетку, третья выскакивает через рот, наглядно показывая окружающим, что человеку действительно плохо.
Каждая такая картина рано или поздно становится бременем, избавиться от которого гораздо сложнее, чем накреативить страдания. Поэтому «творчество» тревожных людей оборачивается против них самих. Иными словами, свои собственные ресурсы человек потрясающим образом может использовать против себя. При этом он часто даже не замечает закошмаривания, настойчиво втираемого в мозг. Тот же гиперконтроль и расчесывание «крыши» – нередко отражение более серьезных проблем, которые человек может не осознавать. А с помощью ритуалов человек отвлекает себя от других проблем, беспокоящих его гораздо сильнее, чем ожидаемое сумасшествие. Он с головой уходит внутрь своей головы, пароксизмально почесывая «крышу» и лишь изредка вылезая из «танка» наружу. И то лишь для того, чтобы спросить окружающих: «Я похож на сумасшедшего?»
Говоря иначе, человек ищет не там, где потерял (причины своей тревоги), а там, где светло (внимание к ярким симптомам). Поэтому идея тяжелой болезни (так называемая внутренняя картина болезни) является следствием и одновременно отражением колоссального напряжения, в состоянии которого часто живут тревожные люди. Многие телесные симптомы здесь являются своего рода криком организма о помощи: «Так жить нельзя!» Однако тревожный человек продолжает бессмысленную и беспощадную борьбу с той же «крышей», вместо того чтобы снять с себя завышенные обязательства. Продолжать думать в старом ключе – значит продолжать биться головой о стену и надрывать себя гиперконтролем. В этом случае человек всегда найдет к чему придраться – к «крыше», стенам или соседям.