Но червь уже проник в плод. Когда генерал Вагнер в Цоссене узнал, что Гитлер остался жив, он упал духом и все рассказал. Получив нагоняй от Кейтеля, он во всем признался своему начальнику: и о своем участии в заговоре, и о планах заговорщиков. Это было трагическое стечение обстоятельств. Он обязался до возвращения Гиммлера восстановить порядок в войсках. А тем офицерам, у кого могли возникнуть сомнения и которые позвонили бы в ОКН, впредь должна была выдаваться информация о том, что происходил государственный переворот и что Гитлер был жив.

И тогда на заговорщиков обрушился первый удар. Лейтенант Хаген, один из офицеров нацистской пропаганды, случайно оказался среди солдат комендантского батальона, перед которыми он должен был выступать. Его удивило всеобщее оживление. Когда он услышал о том, что был отдан приказ арестовать лидеров партии, он помчался в кабинет Геббельса в Министерстве пропаганды на Вильгельмплатц. Министр пришел в крайнее возбуждение. Он подтвердил, что имела место попытка государственного переворота, но фюрер остался жив, что надо было любой ценой подавить беспорядки, корни которых следовало искать «среди реакционных сил армии». Хаген тут же вернулся к Ремеру. Несмотря на возражения последнего, он усадил его в машину, заставив отложить все дела, и отвез к Геббельсу. Ремер был поражен. Он впервые в жизни оказался с глазу на глаз с тем источником голоса, чьи зажигательные речи ему довелось слышать так часто. Министр пропаганды обрисовал ему обстановку. Ремер колебался. С одной стороны, у него был приказ, а с другой — слово помощника фюрера. Тогда Геббельс взял инициативу в свои руки. Он позвонил в «Волчье логово», поскольку связь к тому времени была уже восстановлена. И протянул трубку Ремеру. На другом конце провода был Гитлер. Он спросил: «Ремер, вы узнаете этот голос?» Ремер был поражен: «Да, мой фюрер, я вас узнал». Гитлер сразу же заявил: «Судьба рейха в ваших руках». Он тут же наградил майора Железным крестом и отдал ему всю полноту власти в Берлине до возвращения туда Гиммлера. Ремер очень разозлился на то, что оказался игрушкой в руках заговорщиков. Заговор был ему отвратителен. Ветер изменил направление. Было 19 часов. Главный козырь заговорщиков перешел в чужие руки.

В военных округах обстановка была неясной. С 18 до 22 часов Штауффенберг не выпускал из руки телефонную трубку, стараясь убедить нерешительных в том, что Гитлер был убит, и в необходимости начинать операцию «Валькирия». Всякий раз письменные распоряжения доходили до округов с большим опозданием, между 19.30 и 20 часами. Генералы перезванивали в ОКХ или лично Кейтелю. Никто не верил словам Штауффенберга, что все это было лишь пропагандой. В Первом военном округе, ключевом, поскольку на его территории находились Ставка «Волчье логово» и Верховное командование вермахта (ОКВ), командиры выжидали. Клаусу не удалось связаться с главнокомандующим в Кенигсберге. Он переговорил лишь с его адъютантом подполковником Эрдманом, который и слышать ничего не хотел. То же самое было и в Бреслау, Касселе, Ганновере, Мюнхене, Штутгарте. И только в Дрездене, Праге, Вене и Париже отчаянные звонки Клауса возымели действие.

На фронте все было тихо. Тресков хотел было направить в Берлин подкрепление. Но сделать это он был бессилен. Единственное, что ему удалось добиться, был один эпизод, лишенный политических или военных последствий, но достойный остаться в анналах истории, настолько он был удивительным. Бывший участником заговора с самого его зарождения, майор Филипп фон Безелагер получил 18 июля приказ выступить в тыл со своим кавалерийским полком, воевавшим на Восточном фронте. В 200 километрах позади линии фронта полк должен был встретиться с грузовиками, которые имели приказ доставить людей в один из польских аэропортов. Группа армий «Центр» приготовила эскадрилью транспортных самолетов «Юнкерс-52» для доставки 1200 человек в Берлин. Безелагер, в кармане которого лежала карта столицы с выделенными красным карандашом стратегическими объектами, совершил невероятный рейд по немецким тылам. За сорок восемь часов элитная часть немецких механизированных войск добралась до Польши, чтобы принять участие в уничтожении нацистской системы. 20 июля они ждали приказа на посадку в самолеты. Естественно, пришел совсем другой приказ. Чудом того дня, который принес так мало утешительного, было то, что майору удалось вывести свой полк снова на передовую, и при этом никто ни о чем не догадался.

К несчастью, очень плохие новости заговорщики услышали по «Радиостанции "Великая Германия"». Поскольку радиопередатчики не были выведены из строя, вкрадчивыми одновременно гневным голосом Геббельс во всеуслышание объявил, что была предпринята попытка покушения на «нашего любимого фюрера», который намерен вскоре обратиться к нации.

С того момента ситуация стала ухудшаться лавинообразно. Клаус был бессилен остановить этот процесс. Кавалерийская бригада из Коттбуса услышала это сообщение по радио. Шульте немедленно позвонил в штаб военного округа, потребовал соединить его с Кортенфляйшером. Дежурный офицер сказал ему, что тот скрылся с Бендлерштрассе, а его вроде бы заменил генерал фон Тюнген. Но и с Тюнгеном связаться не удалось. Спустя несколько минут обергруппенфюрер СС (генерал) Юттнер установил контроль над штабом на Унтер ден Линден. Он арестовал Хазе, немедленно отменил состояние боевой готовности и приказал бригаде вернуться в казармы. Дойдя до Ферхрберлинерплатц, бригада повернула назад. По тому же сценарию прошло возвращение между 19.00 и 20.30 училищ из Деберица и Крампница. В распоряжении у заговорщиков больше не осталось никаких частей. Комендантский батальон под командованием генерала Рейнеке начал стягиваться к Бендлерблоку. Обстановка резко ухудшилась. Каждый из заговорщиков почувствовал, что дело было проиграно. Воцарилась обстановка окончания игры. Казалось, Штауффенберг был единственным, кто старался ободрить проигравших. Обмякнув в креслах, выкуривая сигарету за сигаретой, Бек, Шуленбург, Гельдорф и Гизевиус пытались найти выход. Бек хотел передать по радио давно уже составленное воззвание к восстанию. Но передатчики уже не были под контролем заговорщиков. Гизевиус, единственный, кто остался в живых, в своих «Мемуарах» выставил себя в хорошем свете. Он якобы выступил за последний всплеск: расстрелять нескольких офицеров СС, напасть с отрядом офицеров на министерский квартал, схватить Геббельса и шефа гестапо Мюллера и убить их. Пусть канава пролитой крови сделает невозможным всякое отступление. Но никто его не послушал. Он посчитал это трусостью и нерешительностью. Но он, казалось, забыл, что в Бендлерблоке не было другого вооружения, кроме личного оружия присутствовавших там офицеров. Что с ними можно было сделать против автоматов и пулеметов комендантского батальона? Это стало бы героическим поступком, лишенным всяких шансов на успех. Красивым поступком для истории. К 20 часам появился Вицлебен в парадном мундире генерал-фельдмаршала. Штауффенберг надеялся, что он сможет возродить надежду и придать новые силы проигравшим. Напрасные ожидания. Вицлебен прибыл из Цоссена, где переговорил с генералом Вагнером и узнал, что покушение сорвалось. Он яростно набросился на Клауса: «Какое свинство с вашей стороны». Ударив кулаком по столу, он стал размахивать своей обесчещенной саблей. Он упрекнул его в промахах «Валькирии»: радиостанции не были взяты под контроль, части не имели единого управления, тыловое обеспечение было никуда не годным — стало известно, что участвовавшее в заговоре оружейное училище Берлина не получило грузовиков, и курсантам пришлось ехать в район замка на трамваях. Штауффенберг и Ольбрихт оправдывались, как могли. Оставалась лишь одна реальная надежда. Переворот вполне удался в Вене и Париже. Клаус связывал с этим все надежды. Но в 20 часов 30 минут Вицлебен решил, что месса была закончена. Произнеся: «Все, конец, по домам», единственный генерал-фельдмаршал из участников заговора ушел на встречу со своей судьбой.