В план Ольбрихта входило использовать против фюрера приказы, которые тот поручил ему подготовить. Дело было в том, что в конце 1942 года Гитлер поручил АХА разработать план борьбы с беспорядками внутри страны. Он опасался восстания 7 миллионов иностранцев, находившихся на территории рейха: военнопленных, заключенных концлагерей, жителей оккупированных стран, насильственно вывезенных на работы в Германию. Массивные бомбардировки немецких городов, плохие новости с Восточного фронта, перебои с питанием также могли вызвать волнения населения. Он рассчитывал на то, что в случае необходимости армия сумеет восстановить общественный порядок, взяв власть в свои руки и введя в стране военное положение.

Это был план «Валькирия», и Ольбрихт моментально оценил, какие выгоды для себя могла извлечь из него оппозиция. С той поры она могла спокойно готовить захват власти вермахтом и устранение партии и СС, не вступая в противоречие с приказами высшего руководства. Когда должен был наступить час государственного переворота, достаточно будет запустить операцию «Валькирия». Все будет подготовлено заранее. Не надо будет даже указывать, что это будет путч. Военачальникам, которые не посвящены в тайну, можно было просто сказать, что они подчиняются главнокомандующему и законной власти. Использовать директивы фюрера для того, чтобы его сместить, — это была великолепная идея, возможно единственная, дававшая возможность всерьез заняться государственным переворотом в условиях полицейского государства.

Ольбрихт, которому было поручено организовать все это, с усердием взялся за дело. Было предусмотрено два уровня опасности: «Валькирия I», при котором приводились в состояние боевой готовности все части вермахта на территории рейха, и «Валькирия II», когда вермахт брал власть в свои руки. Приказы были вложены в опечатанные конверты и разосланы всем командирам частей и всем командующим округов, как в Германии, так и в зонах оккупации. Было особо подчеркнуто, что документы, касавшиеся операции, должны были храниться в бронированных сейфах и что «никто из лиц, не имевших отношения к вермахту, не должен был знать о плане и указанных в нем действиях». Другими словами, ни СС, ни гестапо, ни СД не должны были быть к ним допущены.

Поначалу директивы, написанные Ольбрихтом и его подчиненными, имели вид классических воинских приказов. По версии от июля 1943 года предусматривалось, что в течение шести часов после начала операции «Валькирия I» части и учебные подразделения должны были быть перегруппированы в отдельные батальоны, способные решать самостоятельные боевые задачи. Сразу же после начала операции «Валькирия II» эти части должны были установить контроль над стратегически важными и ценными объектами, музеями, электростанциями и радиостанциями. Особое внимание было уделено Берлину. Был составлен список из 61 важного объекта, включая министерства, рейхсканцелярию, штабы СС, отделения гестапо, здания партии, радиостанции, короче говоря, все центры власти нацистов. Эта задача поручалась двум подразделениям: расквартированному в Потсдаме 9-му резервному батальону, наследнику гвардейских пехотных полков, и танковому училищу в Крампнице, находившемуся в часе езды от Берлина. Постепенно, под влиянием часто прилетавшего в столицу Трескова, план был улучшен. Военным округам было предписано еженедельно докладывать о состоянии сил и средств, которые могли быть задействованы в операциях по поддержанию порядка. Начиная с августа 1943 года было также предусмотрено, что офицеры могли самостоятельно на своем уровне вводить в действие план «Валькирия», не дожидаясь начала всеобщей операции. Целью этого было позволить заговорщикам выиграть время, не вызывая подозрений.

С появлением в ноябре 1943 года Штауффенберга план стал еще более эффективным. Были уточнены общая концепция и организация действий. Объявление плана «Валькирия II» должно было означать немедленный переход всех воинских частей в подчинение генерал-фельдмаршалу фон Вицлебену. Это было желанием всей армии, которой надоело постоянное вмешательство фюрера в сферу ее компетенции. Таким образом, этот акт был достаточно популярен. Для того чтобы у исполнителей плана не было угрызений совести, было решено объявить, что Гитлер был убит «бессовестной бандой партийных руководителей, никогда не бывавших на фронте». Вицлебена собирались представить в качестве незаинтересованного воина, вставшего на службу «руководства рейха для сохранения законности и порядка». В случае необходимости предусматривалось даже объявить, что это правительство возглавил Геринг, наследник, выбранный самим фюрером.

Как несравненный логистик, Клаус сразу же оценил опасность слишком медленных действий. Он опасался затяжек с формированием частей, приказов и их изменений, сомнений, которые могли закрасться в некоторые умы. И тогда в новом варианте действий от 11 февраля 1944 года было предписано, чтобы все боеспособные части, независимо от численности, незамедлительно выдвигались к назначенному им объекту. В первую очередь это касалось танковых и бронегренадерских частей. На их стороне была мобильность и огневая мощь. Поскольку основная часть армии была на фронте, именно им предстояло заменить ее и огнем и гусеницами подавить все попытки сопротивления. Он особый упор сделал также на установление контроля над всеми партийными органами по всей стране. План предусматривал теперь арест не только гауляйтеров, но и крейзляйтеров, то есть руководителей окружных организаций. Совместно с комендантом Берлина генералом фон Хазе и префектом столицы Хальдорфом он разработал отдельный план для Берлина, о котором знали только заговорщики. Накануне покушения должен был быть отдан приказ к действию. По получении «Приказа 1» должны были быть приведены в состояние повышенной готовности наиболее верные части: танковое училище в Крампнице, пехотное училище в Дебенитце, училище аспирантов и унтер-офицеров в Потсдаме, училище в Трептове. Когда Гитлер будет уничтожен, «Приказ 2» должен был стать сигналом к выдвижению к центру города. О последовательном захвате стратегических объектов речь больше не шла. Вся полнота власти переходила в руки армии. Комендантскому батальону Берлина под непосредственным командованием Хазе вменялось установить полный контроль над министерским кварталом, организовав непроходимый барьер безопасности вокруг центра города южнее реки Шпрее. Стратегически важный квартал между Бранденбургскими воротами, улицами Унтер ден Линден и Вильгельмштрассе также должен был быть отрезан от мира. Таким образом, сразу же должны быть захвачены такие важные объекты, как рейхсканцелярия, штаб-квартира гестапо и СС на улице Принц Альберт Штрассе, Министерство внутренних дел и Министерство пропаганды Геббельса. Училище из Крампница с танками и курсантами должно было занять позиции вокруг Бендлерблока, где находились АХА и штаб резервной армии, чтобы обеспечить их прикрытие. Это место должно было стать самым важным местом путча, штабом заговора, откуда Ольбрихт и Штауффенберг должны были руководить операцией. Все очень рассчитывали на смелость людей из Крампница и на их командира в случае возможной контратаки. Одновременно с этим военные училища при поддержке Комендантского батальона должны были захватить радиостанции в Тегеле, Вустерхаузе и Цессене, а также радиобашню на Мазурской Аллее. По инициативе принимавших участие в заговоре префекта полиции Берлина и начальника криминальной полиции Небе полиция должна была «сотрудничать с армией всеми возможными способами». Казармы подразделений СС должны были быть захвачены регулярными войсками. Офицерам в черных мундирах собирались отдать приказ поступить в распоряжение вермахта и запретить выходить на улицу с оружием. В случае оказания сопротивления войска должны были открыть огонь на поражение. Все непокорные офицеры должны были быть без суда расстреляны перед их солдатами. Сразу же после получения известия о покушении одно из подразделений бронегренадеров должно было занять аэродромы Тампельсхоф и Рангсдорф. Этот план был во многом творением Штауффенберга. Однако ему приходилось работать над ним совместно с другими заговорщиками. В частности, генерал Фельгибель настаивал на том, чтобы не разрушать радиостанции и телефонные узлы, а просто захватить их, чтобы не помешать ведению боевых действий на фронте. Достаточно было отключить связь со Ставкой фюрера. Достойная похвалы забота со стороны генерала войск связи. Но последствия ее могли быть очень тяжелыми. Поскольку никто из заговорщиков не знал, как работали эти установки, невозможно было обеспечить полную изоляцию Берлина от страны. Клауса это раздражало. Это было раздражение провидца, он опасался того, что в случае непредвиденного разворота событий связь могла обернуться против заговорщиков. Но Фельгибель был генералом, а он — полковником. Пришлось подчиниться.

Составление этих планов захватило его целиком. Задача была тем более сложной, что он не должен был вызывать подозрений. Днем в своем кабинете на Бенлерштрассе он работал над вопросами мобилизации, снабжения, обучения тех толп молодых людей, которых рейх готовился бросить в огонь войны. У него было чувство того, что он являлся невольным сообщником огромного злодеяния. В феврале 1944 года он пожаловался Аннабель Сименс, дальней родственнице Йорка фон Вартенбурга, содержавшей тайно квартиру на Терезианенштрассе, ставшую штаб-квартирой заговора: «Я снова и снова вынужден работать, чтобы посылать десятки тысяч мужчин на бесполезную смерть […]. Придется пожертвовать собой, чтобы спасти тысячи». Когда другие офицеры уходили домой, он по вечерам в Бендлерблоке составлял с Ольбрихтом самые секретные приказы. Работать было трудно. Вокруг сновали шпики. Налеты авиации союзников часто нарушали покой берлинских ночей воем сирен, лучами прожекторов ПВО и треском зажигательных бомб. Приходилось прекращать работу, убирать компрометирующие документы, спускаться в бомбоубежище. Штауффенберг лично печатал документы на машинке, затем протирал валик спиртом, чтобы не оставлять следов печатания. Черновики приходилось постоянно сжигать и спускать пепел в унитаз. Он, несомненно, проявил себя большим профессионалом. Он оставлял мало документов, кроме тех, что могли официально относиться к плану «Валькирия». Никаких видимых следов. Откровения только лишь в кругу доверенных лиц в АХА между Ольбрихтом, Штауффенбергом и его адъютантом лейтенантом Вернером фон Хефтеном. И ничего общего с дилетантством «политиков» из числа заговорщиков.

Если в АХА Клаус соблюдал крайнюю осторожность, ему все же надо было заручиться поддержкой некоторых тщательно отобранных им людей, в чьем молчании и сообщничестве он мог быть вполне уверен. Он много ездил, принимал людей в своем кабинете, прощупывал их с максимальным вниманием. В некоторых случаях он мог опереться на воинов, в чьей верности не сомневался. В каждом из двадцати одного военного округа рейха он назначил офицера по связям на случай государственного переворота. Все они были или родственниками — Николаус фон Юкскюль в Праге, Людвиг фон Леонорд в Мюнхене, или друзьями — Герман Кайзер в Висбадене, Хассо фон Бехмер в Данциге, или друзьями друзей, как Хайнрих фон Лердорф в 1-м военном округе в Кенигсберге, бывшем стратегически особенно важным из-за близости к Ставке Гитлера в Растенбурге. С этой стороны он мог не опасаться разглашения тайны.

Однако надо было посвятить в тайну и некоторых войсковых офицеров. Это была сложнейшая задача. В ходе заседания народного суда Роланд фон Хёсслин рассказал о том, как его обхаживали 1 апреля 1944 года в кабинете Штауффенберга в Берлине во время встречи, организованной одним общим приятелем: «Опираясь на статистические данные, он нарисовал мне плачевное состояние наших людских резервов. Потери были несравненно большими, нежели численность резервистов, которые могли пополнить ряды сражавшихся частей. Численность сухопутных войск уменьшалась ежемесячно на армейский корпус […]. Следовательно, в Германии могли наступить смутные времена, как это было в 1918 году. Получалось, что резервная армия была единственной силой, которая гарантировала порядок. Посему офицерскому корпусу следовало быть очень бдительным […]. Ему суждено было действовать по своему усмотрению после полного падения авторитета государства». Он якобы добавил к этому «Гитлера долой», чтобы «народ смог избежать катастрофы». На допросах в гестапо Хёсслин заявил: «Должен при знать, что эти слова моего начальника, этот призыв к моей офицерской чести меня потрясли. Они тронули меня сильнее, чем обзор ситуации на фронте, который был сделан до этого». Но он не сказал о силе убеждения Штауффенберга, его умении взывать к кастовой солидарности и к взаимопомощи собратьев по оружию. Разве они не служили оба в 17-м Бамбергском полку? Класс умел приноравливаться к собеседникам. Для того чтобы уговорить полковника Бюркера, он сыграл на патетических струнах. Обрисовав ему плачевную обстановку и заверив в том, «что еще не поздно все исправить», он прочел отрывок из поэмы «Антихрист» Георге: «Когда народ стряхнет стыда оцепенение,/Из спячки выйдя опостылевшей ему,/Он вспомнит роль свою, свое предназначение,/Поймет, что было ясно Богу одному./Прозрение придет […] Рук поднятых возникнет вал/И стяги правды ветер утренний взметнет/Гвардейцев короля, который на колени встал,/Приветствуя своих героев и господ». И вдруг внезапно спросил: «А ты хотел бы оказаться среди этих героев?» Слегка удивившись этой странной речи, Бюркер дал свое согласие.

Средства не имели значения. Штауффенберг пожинал богатый урожай. И не разу не ошибся в выборе. Нет ни единого признака утечки информации из воинской среды. Он был настолько осторожен, что командир Комендантского батальона майор Ремер узнал обо всем только тогда, когда его подразделению надо было выполнить тактическую задачу. Достаточно было согласия его начальника генерала фон Хазе, все остальное зависело от самих заговорщиков. В Берлине, помимо кавалерийского училища в Крампнице, практически ни один офицер из числа командиров не был посвящен в тайну.

С технической точки зрения подготовка государственного переворота представляет собой прекрасный образец немецкой организованности. Оставалась одна, но большая трудность. Как начать операцию «Валькирия»? Ольбрихт на это не был уполномочен. Судьбоносный приказ мог отдать только Фромм, командующий резервной армией. До 7 июня 1944 года он теоретически мог сделать это только по распоряжению фюрера. Высадка союзников в Нормандии все изменила. Опасаясь непорядков в стране и сознавая необходимость направления на запад не менее двадцати дивизий, Гитлер собрал генералов в своем Орлином Гнезде в Берхтесгадене, в Бергхофе. Там он заслушал доклад Фромма об основных направлениях операции «Валькирия». В этой поездке генерала сопровождал Штауффенберг. Там он впервые увидел диктатора так близко. И воспользовался поездкой для того, чтобы лично проверить меры безопасности, которые обеспечивали его защиту. Резервной армии было дано право по своему усмотрению вводить военное положение и брать власть в свои руки, включая и власть над гауляйтерами партии. Фромм стал ключевым игроком этой игры. И все это понимали.

Начиная с апреля Ольбрихт делал все, чтобы Штауффенберга назначили начальником штаба резервной армии. Это назначение состоялось 1 июня. В штабе Ольбрихта Клауса заменил Мерц фон Квирнхайм. Благодаря этой умелой перестановке, заговорщики сидели теперь в штабе АХА и в штабе резервной армии. И только положение Фромма оставалось двусмысленным. Его многие считали выскочкой-карьеристом без глубоких убеждений. Ольбрихт полагал, что тот будет на их стороне в связи с ухудшением военной обстановки на востоке. Ведь в июне 1944 года русские стояли уже на пороге Восточной Пруссии. И тогда Штауффенберг решил сыграть ва-банк в надежде, что в случае неудачи воинская взаимовыручка не позволит его начальнику рассказать кому-то еще об их разговоре. В июне он открылся ему, объяснив, что, по его мнению, «единственным выходом был государственный переворот». Фромм не обиделся, скорее наоборот. Он поблагодарил его за откровенность и с двусмысленной улыбкой добавил: «Если вам удастся этот государственный переворот, не забудьте про Кейтеля». Из этого Клаус понял, что дело было сделано. Генерал его не выдал. Теперь он мог свободно работать и плести заговор. Однако он ничего не выиграл. Фромм, естественно, был готов поддержать государственный переворот, если бы Гитлер был убит и если бы его перспективы были достаточно серьезны. Но в случае возникновения трудностей он ни за что бы не ручался… Эта ситуация смертельной опасностью нависла над всем планом.