Экономика в эру «выбора себя»

Последние пять тысячелетий большинство людей живет практически в рабстве у привилегированного меньшинства, которое умеет с помощью насилия, религии, коммуникаций, долгов и классовой борьбы, вместе взятых, подчинять своей воле большую группу людей.

Печатный станок Гутенберга пробил первую брешь в стене этой темницы. Благодаря печатной книге люди начали понемногу выбираться из своих камер-одиночек — идеи теперь распространялись на большие расстояния и взаимодействовали. Результатом этого процесса стал сначала Ренессанс, затем протестантская Реформация, и наконец научных открытий накопилось достаточно, чтобы дать толчок промышленной революции.

Но эра выбора себя напрямую выросла из Второй мировой войны. И начало этой эре положили, в общем-то, женщины.

Во Вторую мировую 16 миллионов американцев покинули США и отправились убивать людей на других континентах. А тем временем кому-то нужно было работать на фабриках и в конторах, чтобы страна продолжала функционировать. И за это взялись женщины.

Когда мужчины вернулись, женщины справедливо решили, что больше не хотят сидеть по домам. Они хотели работать, приносить пользу обществу и зарабатывать деньги. Мало того что зарабатывать деньги оказалось интересно, это еще и давало женщинам независимость.

Вот так на фоне бурно растущей послевоенной экономики США вдруг стало нормой, что в семье работает не один супруг, а оба.

Впервые за три десятка лет у американцев появились деньги. Много денег. И американская индустриализация с триумфом шагала по миру. Вскоре США уже контролировали мировую экономику. Глобальные конгломераты поднялись из пепла почти разорившихся компаний, которые едва пережили Великую депрессию.

Впервые за десятилетия американцы не боялись остаться без работы. Рабочих мест было предостаточно, как и готовых трудиться мужчин и женщин. С появлением двух кормильцев доход каждой семьи вырос.

И что же люди делали с деньгами? Покупали так называемую американскую мечту. Мечту, о которой основатели Соединенных Штатов даже не задумывались, и тем не менее она настолько укоренилась в культуре с 1950-х годов, что критиковать ее для американца почти так же немыслимо, как конституцию.

Что же представляла собой американская мечта?

Она начиналась с домика, обнесенного аккуратным белым заборчиком. Уже не было необходимости жить в городе, ютиться в квартирке и слушать соседей сверху, снизу и со всех сторон. Дедушки и бабушки многих нынешних американцев росли в многоквартирных домах, где белье сушили на общих веревках, все дети играли у пожарного гидранта прямо перед домом, и каждый шорох было слышно на три этажа вверх и вниз. Запах канализации и вечная борьба с клопами были привычной частью жизни для десятков миллионов иммигрантов. Так жили мои родители. Может быть, и ваши тоже.

Но положение изменилось. Теперь они могли перебраться в пригород с просторными улицами, бассейнами и ярко освещенными торговыми центрами. А при каждом доме там был двор — СОБСТВЕННЫЙ! Дальше они купили машину, чтобы ездить на работу по грандиозным четырехполосным шоссе. Потом вторую — чтобы на ней путешествовать летом всей семьей.

А дальше случилось чудо! Появился телевизор — как раз чтобы коротать тихие (теперь) вечера. А потом цветной телевизор! А если у вас после всех этих приобретений еще оставались деньги, вы посылали детей учиться в колледжи и университеты, выраставшие по всей стране как грибы: пусть обеспечат себе еще более престижную работу, еще больше зарабатывают и покупают действительно огромные дома.

Может быть, вы думаете, я употребляю слова «американская мечта», потому что это популярное выражение, под которым часто понимают такой вот образ дома с заборчиком?

Эх, если бы.

На самом деле «американскую мечту» нарисовали в рекламной кампании ипотечного агентства Funny May, чтобы убедить американцев снова расстаться с наличными — взять долгосрочный ипотечный кредит. Зачем копить, когда можно купить? Возможно, это лучший слоган за всю историю рекламы. Он моментально внушил всем, что 15-триллионная ипотечная отрасль — путь ко всеобщему счастью. «Американская мечта» быстро подменила тишину и покой пригородов отчаянной погоней за модой.

Всю жизнь нас дурят рекламные слоганы и владыки Вселенной, которые их создают. Я это говорю не в упрек им. Я их ни в чем не виню. Я вообще никого, кроме себя, ни в чем не виню. Мной ежесекундно манипулируют, меня запугивают и подавляют — но только потому, что я это позволяю. Они просто делают свою работу. Но все-таки… Все-таки они манипуляторы. И теперь надо учиться отличать глупое от мудрого и самим строить свою жизнь.

Я слышал такую поговорку: «Ученому человеку надо все больше и больше. А мудрому — все меньше и меньше».

Все были ученые. Все хотели, чтобы в семье были две машины, а не одна. И дом побольше. И все дети с высшим образованием. И телевизор пошире. Но как же найти на все это деньги? Двух зарплат уже не хватало!

Шестидесятые раскочегарили двигатель богатства — начался бум на фондовом рынке. А потом явился новый рекламный слоган. Строим «великое общество»! Когда фондовый рынок перестал расти, семидесятые ответили на это огромной инфляцией, чтобы доходы продолжали увеличиваться. В 1976 году массовой культуре подарили фразу «Не отставать от Джонсов» — это о том, что мы никогда не будем удовлетворены тем, что имеем. Сколько бы материальных благ мы ни приобретали, у неведомых Джонсов всегда будет больше. А значит, и нам надо приобретать больше.

В восьмидесятые случился новый бум фондового рынка. А когда он пошел на спад, уже бум мусорных облигаций позаботился о том, чтобы поток наличных в Америке не иссякал. Девяностые принесли нам «дивиденды мира» от крушения Восточного блока и интернет-бум. Даже когда обрушились азиатские рынки, Алан Гринспен, председатель Федерального резерва, продолжал поддерживать накал, искусственно вливая деньги в систему: для того чтобы отсрочить возможную «азиатскую эпидемию», а еще из опасений, что «проблема-2000» обрушит все.

Праздник должен был продолжаться! Несмотря на то что медианный заработок трудоустроенных мужчин снижался с 1970 года и даже не собирался расти. Не верите? Вот вам график.

Пусть экономисты со всего света придумывают, как объяснить этот график, а я скажу только, что тенденция к снижению была неизбежна. Дальше мы подробно поговорим о ее причинах: в их числе рост производительности труда, глобализация, технологические инновации и тот факт, что руководство вас просто презирает.

Да-да, презирает. Вы создаете все больше и больше ценностей. Вам платят все меньше и меньше. По мне, так это презрение. Причем это не только ваш начальник — он тоже просто пытается выжить. Это и его начальник, и начальник начальника — вся пищевая цепочка. А кто на вершине этой цепочки? Этого мы никогда не узнаем. Серьезно, мы с вами никогда не узнаем, кто в конечном счете выигрывает. Я отнюдь не рекламирую собственную теорию заговора — это просто факт.

Потом обрушился рынок интернет-компаний. Но вместо того чтобы подпереть основы американской экономики, Алан Гринспен продолжал, выражаясь фигурально, давить на газ Федерального резерва, причем со всей силы — печатал деньги, которые полились в систему жилищного строительства. Цены на жилье во многих регионах страны выросли втрое — искусственное благосостояние, которое до максимума увеличило капитал США.

Конечно, попутно выросли и потребительские расходы — благодаря банкам. Они разрешили оформлять кредитные карты под залог рыночной стоимости жилья (взятого в ипотеку). Можете себе представить? Каждый отпуск, за который вы рассчитывались кредиткой, вам гарантировали тонкие стены дома, отделяющие ваших детей от жизни на улице. А дом разваливался у вас на глазах — в точности как ваша жизнь, — потому что у вас не было денег на ремонт, а их не было, потому что ДЕТКА, МЫ ЕДЕМ В ВЕГАС!

Суммарный долг по кредитным картам вырос с 700 миллиардов долларов в 2005 году до 2,5 триллиона в 2007-м. За какие-то два года. Теперь у каждого есть телевизоры диагональю во всю стену, два дома, самая модная кухонная мебель, яхта, две машины (экологичных моделей, чтобы смягчить вину за оголтелое потребление) и привычка ужинать в ресторане два-три раза в неделю.

Кстати, когда я говорю «у каждого», я на самом деле имею в виду «у меня». Не знаю, как там у других, зато могу рассказать о своем опыте. И всей его непроглядной глубине.

Я создал не одну компанию, заработал и потерял не один миллион, и не раз мне казалось: наконец-то «я это сделал». Но потом я себя начал спрашивать, а что же это за «это»? Что я такого по-настоящему «сделал»? Я даже думать об этом не могу. Сразу появляется какой-то нервный зуд, руки трясутся, заикаюсь, а все потому что…

А-а-а-а!

2008 год.

Все смыло волной. Все остались без штанов. Известно, что случилось: все рухнуло. Раньше в периоды резкого экономического роста и спада технический прогресс амортизировал удар по американскому среднему классу. Но этому пришел конец. В перспективе уже не видно никакого прорыва, на который можно было бы рассчитывать. Талантливые студенты из Китая, Индии и других стран уже не стремятся в Америку. А те, кто приезжает учиться в США, возвращаются домой — вместо того чтобы открывать свое дело, создавать рабочие места и зарабатывать деньги в Кремниевой долине. А из американских компаний и предпринимателей получают большую прибыль только те, кто делает инвестиции в других странах, где технологические инновации обходятся дешевле.

Оставалось только правительство, которое стало наращивать государственный долг. Оно не только спасло все до одного банки, но и начало выплачивать им проценты по активам, искусственным образом поддерживая функционирование всей финансовой системы. Попробую объяснить, что это значит в более широком контексте.

Цены всегда склонны расти. По одной простой причине: дефляция куда страшнее инфляции. В обстановке дефляции никто ничего не хочет покупать: а зачем тратить деньги сегодня, когда завтра та же покупка обойдется дешевле? Поэтому государство всегда принимает такие меры, которые способствуют инфляции. А она, в свою очередь, поддерживает тенденцию к снижению медианного дохода, о которой мы говорили выше. Все еще не верите? Вот вам доказательство:

Инфляция с 1940 года (по данным Федерального резерв­ного банка США)

Обратите внимание на скачок и маленькую ямку в 2008–2009 годах. Наблюдалась незначительная дефляция. К чему она привела? К самому глубокому экономическому кризису со времени Великой депрессии, двузначному проценту безработицы и обеднению среднего класса на фоне обогащения высшего.

Кстати, вы задумывались когда-нибудь, почему падение фондового рынка прекратилось? Почему он вообще снова начал расти в марте 2009 года, а сейчас, когда я пишу эти строки, достиг рекордных высот?

Все очень просто. Заявляю без ложной скромности: спас фондовый рынок США лично я.

В начале марта 2009 года я переехал на Уолл-стрит. Если конкретно, то в здание на углу Брод-стрит и Уолл-стрит, где раньше располагался банк JP Morgan. Возможно, вы знаете из истории, что в этом здании произошел первый крупный теракт в США. 1 сентября 1920 года итальянские анархисты взорвали там бомбу; 38 человек погибли, 143 серьезно пострадали. (Спасибо, Википедия. Спасибо, интернет. Теперь мне хватит цифр на всю жизнь. Мой дом, теракт, 38 погибших.)

Примерно через 89 лет — в самое неудачное время — кто-то решил переделать здание под жилье. В нем был кегельбан. Баскетбольная площадка. Бассейн. Спортзал. Но найти жильцов оказалось невозможно. Это был дом-призрак. НИКТО не хотел жить на Уолл-стрит. Те, кто каждый день ходит на работу на Нью-Йоркскую фондовую биржу, — самые унылые и депрессивные люди на свете; с какой стати им еще и жить с ней рядом? Это была черная дыра капитализма.

Так что, естественно, я туда переехал. Прямо за окном — знаменитая Нью-Йоркская фондовая биржа; посмотришь направо — Федерал-холл, где Джордж Вашингтон приносил присягу как первый президент США. По ночам огромная подсветка в виде американского флага заливала мне яркими красками всю квартиру. Я был в восторге.

Мне нравилось там абсолютно все. Я чувствовал себя частью истории. Как будто начал жизнь с новой страницы. И это было странно, потому что все вокруг катилось в тартарары. Индекс S&P 500 достиг двадцатилетнего минимума — мистического показателя в 666 пунктов. Я терял деньги в таких количествах, о которых раньше не мог и подумать, а параллельно разводился с женой. Однажды я по глупости посмотрел, какой у меня остаток на счете, и в который раз задумался, не прыгнуть ли из окна или лучше поискать какую-нибудь таблетку, которая отшибет все мысли и навсегда избавит от забот.

Потом я потерял работу. Мне никто не звонил. Никто не хотел со мной разговаривать, потому что на рынке я играл на повышение и все считали, что я сошел с ума. Конечно, помочь мне заработать никто не собирался. Я попытался открыть несколько новых компаний, но у окружающих были свои заботы, а я запустил свое здоровье и запутался в приоритетах (как мы увидим позже, и то и другое жизненно важно для успеха). Я был в такой же депрессии, как и окружающие, а они так же подавлены, как и все остальные.

И проблема была не только в падении фондового рынка. Это слабое оправдание. Человечество двести тысяч лет просуществовало не для того, чтобы погибнуть от крохотного зубчика на графике капитализма.

У всех было тяжелое десятилетие. Все переживали постсоциальный травматический стресс. И прежде всего нужно было это признать. Пузырь доткомов. Одиннадцатое сентября. Невиданная коррупция на корпоративном уровне. Ипотечный пузырь. Финансовый кризис. Спасение несостоятельных банков. Афера Мейдоффа. И так далее. Удар за ударом. Обществом — нами — овладел страх. Мы стали бояться хоть что-то сделать.

И я сделал единственное, что мог: одним утром в начале марта встал пораньше и сходил в магазин за мешком конфет — маленьких таких шоколадок Hershey’s, какие обычно покупают, чтобы угощать детей на Хеллоуин. Часов в восемь утра я уже стоял у дверей Нью-Йоркской фондовой биржи и угощал всех, кто входил. Люди брели туда как зомби, уставившись на свои ботинки, но каждый — каждый! — останавливался, смотрел на меня, брал конфету и улыбался в ответ.

Шоколад способствует выработке фенилэтиламина — гормона влюбленности. Так все, кто был на бирже, ненадолго вдруг стали чуть ближе к ощущению влюбленности. А значит, чуть менее подавленными, хотя бы в тот день. Я не призываю все время есть шоколад — это чревато ожирением. Куда полезнее просто влюбиться.

Но у нас был тяжелый месяц, тяжелый год, тяжелое десятилетие — и всем нужно было немного расслабиться. Всем нужно было начать день с шоколадки.

Это было 9 марта, в понедельник. На предыдущей неделе в пятницу индекс S&P к закрытию торгов опустился до тринадцатилетнего минимума (и этот рекорд еще не побит). К концу той недели он вырос почти на 75 пунктов. А к концу месяца — больше чем на 125 пунктов, и с тех пор продолжает расти.

Я не хвастаюсь. Я не пытаюсь рассказать, какой я молодец, что спас мировую экономику. Это не считается хвастовством, когда это правда.

Не спешите обвинять меня в классовой дискриминации или пропаганде коммунизма. Дело не в оптимизме или пессимизме. Финансово успешными сейчас становится больше людей, чем когда бы то ни было, но в то же время перешла двадцатипроцентный рубеж и безработица с «недоработицей» (когда человек трудоустроен, но на такую работу, для которой он сверхквалифицирован, и получает меньше, чем прежде).

А остальным что, вымирать? Нет, конечно. Не все так мрачно. Такова действительность. И на самом деле это неплохо. Мы наблюдаем уход институтов, которые обманывали нас последние сто-двести лет. Создается новая действительность, которой смогут воспользоваться люди, которые применят изложенные в этой книге принципы — начнут прокладывать собственный путь.

Человек от природы — первопроходец. Подъем корпоративизма (в отличие от капитализма) поместил людей в офисные загоны, не давая им свободно исследовать мир, изобретать и самовыражаться. Эра выбора себя предлагает новую мораль: не нужно зависеть от тенденций, которые вас душат и подавляют. Стройте собственную платформу, верьте в себя, полагайтесь на себя, а не на заведомо несправедливую систему, и определяйте успех собственными критериями.

Пора вернуться к истокам. Пора оседлать волну, нахлынувшую на берег. А если вы будете ей сопротивляться, то подводное течение — снижение медианного дохода и сокращение среднего класса — утянет вас на дно.

Отправить