Т. ДЖЕФФЕРСОН — С. КЕРЧЕВАЛЮ

12 июля 1816 г.

Сэр! Я своевременно получил Ваше письмо от 13-го июня с копией писем о созыве конгресса. Вы хотели бы знать мое мнение по этому вопросу. Я но привык таинственно умалчивать о чем-то и делать секреты из своих взглядов. Наоборот, особенно тогда, когда я был на службе у народа, я считал, что народ имеет право на откровенность и должен хорошо знать того, кто ему служит. Но в настоящее время я удалился от дел. Как пассажир, я покорно вверил себя тем, кто сейчас стоит за рулем, и прошу лишь покоя, тишины и доброжелательного отношения.

Равное представительство, которое Вы предлагаете, стало партийным вопросом, и я не хотел бы принимать в нем открытого участия. И все же если Вы лично хотите знать мое мнение не для цитирования его перед публикой, то у меня нет причины скрывать его, меньше всего — от Вас, поскольку оно совпадает с Вашими взглядами. При рождении нашей республики я изложил это мнение миру в проекте конституции, который вышел в виде приложения к «Заметкам о Вирджинии». В этом проекте было предусмотрено равное представительство. Новизна вопроса в тот период и отсутствие опыта в самоуправлении явились причиной значительных отклонений, имевшихся в этом проекте, от подлинных республиканских канонов. Действительно, злоупотребления монархии настолько заполнили сферу политических размышлений, что мы считали республиканским все, что не было монархией. Мы тогда еще не постигли исходного принципа, что «правительства являются республиканскими, только если они выражают волю своего народа и выполняют ее». Этим и объясняется то, что в наших первых конституциях действительно не было руководящих принципов. Но опыт и размышления все больше и больше убеждают меня в исключительном значении предложенного тогда равного представительства. Итак, по этому вопросу я полностью согласен с тем, что изложено в Ваших письмах; жаль только, что авторское право на Ваш памфлет мешает их появлению в газетах, где они были бы доступны широким слоям читателей и произвели бы должный эффект. Кроме того, отсутствие другого материала позволило бы поместить их в любую газету и довести этот вопрос до сознания каждого.

Но неравенство представительства в обеих палатах наших законодательных учреждений не является единственной республиканской ересью в первом опыте наших революционных патриотов при выработке конституции. Итак, давайте считать республиканским такое государство, все члены которого имеют равное право голоса в управлении через представителей (а не лично, что было бы невыполнимо вне пределов города или небольшого района), избранных ими самими и ответственных перед ними в какой-то короткий промежуток времени, и подвергнем испытанию с помощью этого критерия все стороны нашей конституции.

Как законодательный орган палата представителей избирается меньше чем половиной населения и совсем не пропорционально тем, кто действительно избирает. В сенате еще большая диспропорция и длительный срок безответственности. В исполнительном органе губернатор полностью не зависит от выбора народа и от его контроля; так же и его совет — в лучшем случае является лишь пятым колесом в телеге. В судебных органах судьи верховного суда ни от кого не зависят. В Англии, где судьи назначались и могли смещаться по воле наследственной исполнительной власти, от которой, как опасались, могла исходить и действительно исходила большая часть правонарушений, было сделано великое дело закреплением их пожизненно, чтобы они стали независимыми от этой исполнительной власти. Но в государстве, основанном на воле народа, этот принцип действует в обратном направлении и вопреки этой воле. Там также судьи все еще могли сниматься с занимаемой должности по согласованию с исполнительной и законодательной властью. Но мы сделали их независимыми от самого народа. За порочное поведение их может сместить только их собственный орган, и то лишь в случае старческого слабоумия. Судьи нижестоящих судов избираются пожизненно и навечно сохраняют преемственность своей власти, так что если когда-нибудь у них возникает раздор из-за места в окружном суде, то его никогда не удается ликвидировать, и это может навсегда держать округ в неразрывных цепях. И все же эти судьи являются действительной исполнительной и судебной властью во всех второстепенных и обычных делах. В их власти облагать нас налогом; назначать на должность шерифа, самого важного из всех исполнительных должностных лиц округа; назначать почти всех военных руководителей, которых только они сами могут снимать. Присяжные — судьи всех наших поступков и, если захотят, закона — не избираются народом и не отвечают перед ним. Их выбирает лицо, назначенное судом и исполнительной властью. Выбирает ли? Подбирается шерифом в коридорах суда, после того как там не осталось никого достойного уважения. Где же тогда следует искать республиканизм? Конечно, не в нашей конституции, а только в духе нашего народа. Это обяжет даже деспота управлять нами по-республикански. Именно благодаря этому духу народа, а не конституции все обошлось благополучно. Но этот факт, с таким торжеством искажаемый врагами реформ, не является плодом нашей конституции; это произошло, несмотря на конституцию. Наши чиновники выполняли свой долг, потому что они в общем честные люди. Если некоторые ими не были, они боялись это показать.

Но могут сказать, что легче находить ошибки, чем их исправлять. Я не думаю, чтобы исправление ошибок было столь затруднительно, как это представляют. Требуется лишь заложить правильные принципы и неизменно их держаться. Не отказывайтесь от них, как бы вас ни запугивал страх робких или брюзжание богатых против народной власти. Если потребуется опыт, обратитесь к истории наших пятнадцати или двадцати правительств за последние сорок лет и покажите мне случай, чтобы народ за эти сорок лет причинил половину бед, которые мог причинить один деспот за один год; или покажите половину мятежей и восстаний, преступлений и наказаний, которые происходили у какого-то одного народа при королевском правительстве за тот же период. Подлинной основой республиканского правительства является равноправие каждого гражданина, равные личное и имущественное права и распоряжение ими. Проверьте по этим признакам, как по ярлыкам, каждый пункт нашей конституции и посмотрите, опирается ли он непосредственно на волю народа. Сократите ваши законодательные учреждения до нужного количества для полного и регулярного обсуждения. Пусть каждый гражданин, который сражается или платит, проявляет свое справедливое и равное право в выборах. Одобряйте или отвергайте их в короткие промежутки времени. Пусть губернатор штата избирается таким же путем и на такой же срок теми, чьим представителем он должен быть; и не оставляйте никаких ширм в виде совета, за которыми можно было бы уклониться от ответственности. Считалось, что народ недостаточно компетентный выборщик судей, изучивших закон. Но я не думаю, что это правильно, и сомневаюсь, что мы должны следовать этому принципу. В этих, как и многих других, выборах народ будет руководствоваться репутацией, что, возможно, будет приводить к ошибкам не чаще, чем существующий способ назначения. По крайней мере в одном штате это давно практикуется и оказалось вполне успешным. Судьи Коннектикута избираются народом каждые шесть месяцев в течение почти двух столетий, и я полагаю, едва ли когда-либо было иначе: столь сильна узда непрерывной ответственности. Если, однако, предубеждение, унаследованное от монархического общества, все еще преобладает над жизненно важным избирательным принципом нашей системы и если существующему примеру наших периодических выборов судей народом еще не доверяют, давайте по крайней мере не принимать зла и не отвергать добра английского прецедента; пусть право сменять неизменно сохранится за исполнительной и законодательной властью, а выдвижение кандидатов — только за исполнительной. Назначение на должность — функция исполнительной власти. Передавать эту функцию законодательной власти, как мы это делаем, является нарушением принципа разделения властей. Это способствует отклонению от правильного пути, приводит к соблазну замышлять интриги из-за должностных мест и к подмене голосов, нарушает ответственность, деля ее между многими. При сохранении принципа назначения за исполнительной властью, остается принцип разделения властей, и ответственность падает с наибольшей силой на одну голову.

Организация нашего окружного управления, как может, показаться, более сложная. Но следуйте закону, и узел развяжется сам. Разделите округи на административные районы такой площади, чтобы каждый гражданин мог являться, когда его приглашают высказаться, и действовать лично. Закрепите за ними управление районами во всем касающемся исключительно их самих. Избираемые ими в каждом районе судья, констебль, военная рота, патруль, школа, забота о бедных, общественные дороги, проходящие в их районе, выбор одного или нескольких судей для службы в каком-нибудь суде и передача в пределах своих районов голосов за всех избираемых должностных лиц высших сфер — все это освободит управление округа почти от всех его дел, и они будут лучше выполняться; превращение каждого гражданина в активного члена правительства, сотрудничающего в тех ведомствах, которые ему ближе всего и больше всего его интересуют, привяжет его самыми сильными чувствами к независимости своей страны и ее республиканской конституции. Избранные каждым районом судьи составят окружной суд и будут выполнять свои судебные обязанности, распоряжаться дорогами и мостами, облагать налогами, местными и государственными, и управлять делами, представляющими общий интерес для всей страны. Эти районы, называемые в Новой Англии приходами, являются жизненной основой своих правительств; они оказались мудрейшим изобретением, когда-либо созданным разумом человека для более совершенного использования самоуправления и для его сохранения. Таким образом, наше управление следует расположить в определенном порядке: 1) общая федеральная республика для всех вопросов, относящихся к внешней и федеральной политике; 2) республика штата, относящаяся исключительно к нашим гражданам; 3) окружные республики, запятые делами и интересами округа, и 4) районные республики для мелких, по в то же время важных местных вопросов. В управлении, как и в любой деятельности, все вопросы, большие и малые, могут успешно решаться только путем разделения и подразделения обязанностей. И все, вместе взятое, прочно объединяется благодаря тому, что каждому гражданину лично поручается часть управления народными делами.

Если суммировать, то эти преобразования сводятся к следующему: 1) всеобщее избирательное право, 2) равное представительство в законодательных учреждениях, 3) представители исполнительной власти, избираемые народом, 4) судьи (judges) избираемые или сменяемые, 5) избираемые судьи (justices), присяжные и шерифы, 6) разделение на административные районы и 7) периодические поправки к конституции.

Я набросал эти общие пункты изменения с целью рассмотрения и поправок; их цель — обеспечить самоуправление путем придания нашей конституции республиканского характера, как и благодаря духу народа, с тем чтобы питать и поддерживать этот дух. Я не отношусь к числу тех, кто боится народа. Он, а не богатые — наша опора в постоянной борьбе за свободу. А чтобы сохранить независимость народа, мы не должны позволять своим правителям обременять нас постоянным долгом. Мы должны сделать выбор между экономией и свободой или расточительностью и рабством. Если подобно англичанам мы влезем в такие долги в результате того, что налогом будут облагаться мясо и напитки, предметы первой необходимости и удобств, наш труд и наши развлечения, профессия и убеждения, то наш народ подобно им должен будет трудиться по шестнадцать часов в сутки, отдавать заработок за пятнадцать из них правительству для уплаты его долгов и повседневных расходов, а заработной платы за шестнадцатый час не будет хватать на хлеб; нам придется жить на овсяной каше и картофеле, как это делают сейчас англичане; у нас не будет времени для размышлений, никаких возможностей для того, чтобы призвать к ответу тех, кто плохо управляет; но мы будем рады, чтобы добыть средства на существование, наняться и закрепить цепи на шеях наших страдающих собратьев. Наши землевладельцы, так же как в Англии, сохраняя, правда, право владения землей и управления участками, считающимися принадлежащими им, но на самом деле вверенными казне, будут вынуждены, как и они, скитаться по чужеземным странам и бороться с нуждой, темнотой, изгнанием и славой нации. Этот пример служит полезным уроком: частное состояние уничтожается государственным расточительством, равно как и частным. Такова тенденция всех правительств. Отступление от принципа в одном случае становится прецедентом для второго, второй — для третьего и так далее, пока основная масса общества не превратится в простые порождения нищеты, которым не останется никакого другого удела, кроме вступления на путь греха и страдания. Затем начинается настоящая bellum omnium in omnia, которую некоторые философы, видя ее широкое распространение в мире, приняли за естественное состояние человека, а не за состояние, оскорбляющее его. И впереди этой страшной упряжки — общественный долг. Он приводит к росту налогов и, следовательно, к нищете и угнетению.

Некоторые смотрят на конституцию с ханжеским благоговением и считают ее ковчегом завета, слишком священным, чтобы его можно было трогать. Они приписывают людям прошлого века нечеловеческую мудрость и полагают, что сделанное ими не подлежит исправлению. Я хорошо знаком с тем веком, принадлежал к нему, работал в нем. Тот век имеет большие заслуги перед родиной. Он был очень похож на нынешний век, но не имел его опыта; а сорокалетний опыт в управлении стоит чтения книг на протяжении ста лет; и люди прошлого века сами бы это сказали, если бы могли восстать из мертвых. Я, разумеется, не являюсь сторонником частых и непроверенных изменений законов и конституций. Думаю, что небольшие недостатки могут оставаться, так как, зная их, мы к ним приспосабливаемся и находим практические меры для ликвидации их дурных последствий. Но мне также известно, что законы и учреждения должны идти рука об руку с прогрессом человеческого ума. По мере того как он развивается, становится более просвещенным с новыми открытиями, установлением новых истин и изменением нравов и взглядов ввиду изменившихся условий, установленные законы должны также улучшаться и идти в ногу со временем. Мы с таким же успехом могли бы требовать, чтобы взрослый человек продолжал носить костюм, который был ему годен в детстве, как цивилизованное общество могло бы требовать, чтобы парод оставался навечно под правлением своих варварских предков. Именно эта абсурдная идея недавно затопила Европу кровью. Монархи европейских государств вместо мудрой уступки постепенно меняющимся обстоятельствам и поддержки прогрессивных компромиссов ради усовершенствований цеплялись за старые заблуждения, устоявшиеся привычки и заставляли своих подданных отыскивать в крови и насилии поспешные и губительные новшества, которые могли бы принять приемлемую и благотворную форму, если бы были переданы на мирное рассмотрение народу, накопленной им мудрости. Так не будем же следовать таким примерам и необоснованно считать, что одно поколение не способно, как другое, позаботиться о себе и упорядочить свои собственные дела. Давайте прибегнем к нашему разуму и опыту, как это сделали родственные нам штаты, и исправим незрелые решения наших первых советов, мудрых, добродетельных, имеющих хорошие намерения, но лишенных опыта. И наконец, давайте предусмотрим в нашей конституции периодический пересмотр ее пунктов. Какова должна быть продолжительность этих периодов, подскажет сама жизнь. По данным о смертности в Европе, из проживающих в любой момент времени взрослых большинство умрет приблизительно через девятнадцать лет. К этому времени новое большинство придет на их место, или, иными словами, новое поколение. Каждое поколение так же не зависит от предшествующего, как последнее от тех, которые были до него. Поэтому оно подобно им имеет право само выбирать ту форму правления, которая, по его мнению, больше всего содействует его счастью, и, следовательно, приспособиться к тем условиям, доставшимся от своих предшественников, в которых оно очутилось. Именно ради мира и блага человечества конституцией должна быть предусмотрена формальная возможность производить это каждые девятнадцать или двадцать лет, с тем чтобы она могла всегда передаваться дальше с периодическими поправками, из поколения в поколение, до скончания века, если что-либо человеческое может так долго продолжаться. Прошло уже сорок лет со времени принятия конституции Вирджинии. По тем же данным, за этот период две трети живших тогда взрослых теперь умерли. Разве оставшаяся треть имеет право в таком случае, даже если бы она этого желала, подчинять своей воле и установленным прежде законам другие две трети, составляющие вместе с ней нынешнюю массу взрослых? Если нет, то кто же имеет это право? Мертвые? Но у мертвых нет прав; они — ничто, а ничто не может чем-либо обладать. Где нет субстанции, не может быть и акциденции. Этот вещественный земной шар и все, что на нем, принадлежат поколению ею современник телесных обитателей. Лишь они имеют право руководить тем, что касается только их самих, и провозглашать закон для такого руководства; провозглашать такие законы может только большинство населения. Далее, это большинство имеет право делегировать представителей в конгресс и вырабатывать такую конституцию, которая, по их мнению, будет для них наилучшей. Но как собрать мнение этого большинства? Это представляет действительную трудность. Если приглашать для личного участия или на окружные или районные митинги, то, ввиду того что округи и районы очень велики, немногие смогут присутствовать; и мнение будет выражено нечетко или неправильно. Здесь и сыграло бы свою преимущественную роль то деление на административные районы, которое я предлагал. Мэр каждого такого района созывал бы по подобным вопросам своих граждан, собирал все «за» и «против», передавал их в окружной суд, который, в свою очередь, пересылал бы все высказанные мнения в центральную инстанцию власти. Таким образом, было бы справедливо, полно и миролюбиво выражено и обсуждено мнение всего народа и были бы приняты здравые решения всего общества. Если этот путь выражения мнения закрыть, то оно заставит себя услышать силой, и подобно другим народам мы вступим в бесконечный круговорот угнетения, возмущения, реформ и снова угнетения, возмущения и реформ, и так навечно.

Вот, сэр, мое мнение о правительствах, которые мы видим, и о тех принципах, исключительно благодаря которым мы можем избежать того же страшного пути. Я изложил свои взгляды подробнее, чем требовало Ваше письмо. Но я не умею высказываться наполовину. Я доверяю свои мысли Вашей чести; используйте их так, чтобы уберечь меня от нападок газет. Если Вы одобрите их и проведете в жизнь, как это Вы сделали с равным представительством, они могут принести добро. Если нет, сохраните их у себя как излияние престарелого человека, располагавшего свободным временем. Примите искреннее уверение в моем глубоком почтении и уважении.