Глава 7. Обратный отсчёт

После этого манифеста Кэпа на их базе всё поменялось. Сонное послеобеденное затишье вместе с почти детским весельем на боевых тренировках, когда дилетантам в руки попадало мощное оружие, вдруг сменилось чуть ли не трауром и молчаливой апатией. А вокруг что-то бурлило, рокотало. «Пациентам» казалось, как будто они зависли над краем обрыва, с которого нельзя не упасть.

Санитары носились вокруг, выполняя указания Хитрого. Подземные коридоры наполнились бормотанием в микрогарнитуру и шелестом быстрых шагов. Отряд Ханни и Первого вскоре откомандировали в классы к Валерию, где он в напряжённой тишине дал им последнее напутствие:

– Входите тихо. Сохраняйте максимальную скрытность. Только в крайнем случае используйте пластид. Не снимайте шлемы. Помните об активной защите, об опасности попасть под взрывную волну или под выброс газа.

Потом их разогнали по комнатам и оставили в мрачной неизвестности. В столовой в этот вечер все помалкивали, не пускаясь в «конструктивные беседы». Даже Ханни не пришла ночевать к Первому. И на утро он понял, почему.

Первый плохо спал в эту ночь и проснулся раньше подъёма. Дёргаясь, как на иголках, он второпях принял душ и надел чистую робу. Санитар за ним не зашёл, и никто из «пациентов» тоже, что странно. Нервничая ещё сильнее, он припёрся в столовую аж в половине седьмого. А там, к его удивлению, собралась уже вся группа. Почти вся. Не было Ханни и Рейко. И Айджан сидела просто убитая в компании своего нового подопечного – лингвиста.

Вот так. Никакого прощания, никаких сопливых сцен и объятий. Ни хотя бы словечка, переданного через кого-то другого. Ханни с Рейко увели на рассвете, вероятно, посадили в фургон и отправили к их «пункту вброски».

Первый ясно представил себе: Ханни смотрит на него снизу-вверх, но не жалобно, а всего лишь из-за разницы в росте. Её синие глаза чуть прищурены, в них горит саркастичная смешинка. «Ладно, Первый… – произносит она. – Ну, не куксись… Всё будет норм».

Над столом висела тишина, нарушаемая лишь стуком вилок о тарелки да шорохом одежды «пациентов», оглушённых столь внезапным началом их нелепой миссии.

***

Дальше всё завертелось ещё быстрее. Через два дня пропали Айджан и Леонид, а затем и Фёдор с Фидом. Но это воспринималось уже проще. Всё началось. И всё шло по плану. Первый остался вдвоём с пронырливым Джоном, а тот, кажется, был этому вовсе не рад, откровенно побаиваясь своего напарника. И вот в новое утро дверь комнаты Первого резко распахнулась.

В палату вошёл санитар. Он толкал перед собой тележку с завтраком. И это внесло в приевшуюся уже обстановку давно позабытой новизны. Первому перестали носить «завтрак в постель» задолго до «выступлений» Кэпа. «Ну ясно. Полная боевая готовность».

После завтрака у него на кровати появился пакет с чем-то вроде футуристичной солдатской униформы. Это было нечто среднее между винилово-кевларовой защитой «мирных спецов» и окрашенным в песочные тона… термобельём. Облегающая поддёвка под экзоскелет с поролоновыми вкладками в местах, где может натирать. Первый облачился в сей минималистичный наряд и накинул сверху тоненькую гимнастёрку без погон и шевронов. Оглядел комнату напоследок, понимая, что ему здесь не с чем прощаться, кроме голых стен да постели, где они так преступно приятно проводили время с Ханни. Застегнул на липучки высокие голенища чёрно-бежевых ботинок. Зашёл в ванную и глянул в зеркало.

Перед ним предстало рослое, мускулистое… непонятно что – не то солдат, не то велосипедист-экстремал. И ещё эти волосы… Спутанная шевелюра торчала чуть ли не ирокезом, а длинная русая чёлка нагло лезла в глаза. «Вот чёрт! Так и не подстригли! Кэп недосмотрел? Санитары забыли в суматохе?»

Взгляд Первого вдруг упал на край раковины, а там… тоненький кружок трикотажа. Простая чёрная резинка для волос. «Ханни…» Не думая, Первый цапнул её, нашарил в шкафу упаковку с одноразовой расчёской, распечатал и, как умел, зачесал волосы назад, стянув их на затылке резинкой, всё ещё слегка отдающей чем-то неуловимым от Ханни. Хоть всем «пациентам» здесь приносили одинаковый шампунь, одни и те же гель для душа и зубную пасту, но запах Ханни всё-таки был уникальным. «Видимо, дело тут в загадочном пэ-аш».

Явился санитар, одним своим суровым видом давая понять, что пора. Первого и Джона раздельно подвели к лифтам, посадили в них и подняли наверх. Проводили во двор. Ненавязчиво предложили залезть в припаркованный у входа фургон (кузов, конечно, без окон). На этот раз – никаких мешков на головах. Фургон был чёрным, очень модных очертаний. В общем-то, и не фургон, а скорее, большой раздутый минивэн, пахнущий новеньким пластиком и экокожей. В закрытой части фургона – в той, которая отводилась «солдатам-пациентам», – сиденья располагались не поперёк кузова, а вдоль его бортов (уж откуда бы в голове Первого ни взялись все эти название). Пара вытянутых желтоватых ламп горела под потолком. Кузов – наглухо отгорожен от водительского отсека, а в перегородку встроен откидной столик из пластика того же приторно-карамельного оттенка, что и винил сидений.

Джон в наряде «мирного спеца» (чуть более капитальной версии мотоциклетной брони) уселся напротив Первого, глядя на него почти без страха, но с явным недоверием. Он забился в угол фургона, к перегородке со столиком, и опустил глаза, разглядывая свои ловкие руки. Задние двери хлопнули, двигатель заурчал. Машина рванула с места, заставив «пациентов» вцепиться в края сидений.

Ехали они долго. Часы напролёт. Однако столом воспользоваться так и не довелось. Время тянулось медленно, сливаясь в серую бесконечность. Первый попытался улечься на своём трёхместном сидении и немного поспать. Но фургон то разгонялся, то замедлялся, то круто поворачивал, то резко тормозил. Заснуть было невозможно. Джон опасливо смотрел на Первого и своей позы не менял, придерживаясь за пластиковую ручку на перегородке между отсеками.

Первый совсем не чувствовал угрозы со стороны Джона, так что дремал с прикрытыми глазами. Ну в самом деле, что мог сделать Джон? Задушить Первого голыми руками? Да им обоим и мысли бы такой не пришло… В итоге ему удалось ненадолго отключиться. Или только так показалось. Фургон тряхнуло, и Первый вынырнул из болезненной дрёмы. Веки щипало, ломило голову, мучила зевота. И хоть в кузове не было окон, но, судя по ощущениям, уже настал вечер. Или было близко к тому.

Он не ошибся. Фургон замер. Их с Джоном вывели во двор очередной исследовательской базы. Двор был залит алыми лучами закатного солнца. «Красиво…» – подумал Первый. Под рёбра ему толкнулась чёрная тоска. Их с Женей провели сквозь бронированные стеклянные двери с суровым швейцаром-охранником. Было очевидно, что это тоже отделение СЛОМа с его типично лаконичным интерьером.

«Пациентов» покормили в столовой под приглядом боевых санитаров, и столовая как две капли воды походила на их родную, у Кэпа. Можно было даже решить, что их просто возили кругами, а потом вернули обратно. Но нет, Первый ведь побывал в совсем незнакомом дворе, вошёл в другой вестибюль, увидел совершенно чужие лица санитаров.

Их с Джоном развели по маленьким комнаткам, где они могли нормально поспать. И вот сюрприз: эти комнатки не были подземными. Пусть и запертые, но там были окна.

«Ручек на рамах нет, а стекла, похоже, бронированные. Во дворе, кончено, охрана…» Но Первому всё равно ситуация показалась просто невероятной. И он долго лежал без сна, наблюдая, как небо за окном становится красно-оранжевым, затем пурпурно-лиловым и, наконец, густо-синим, окрашивая в сложные тона пешеходные дорожки и газоны. В голове у него крутилось нечто странное, путались мысли, начисто вымывались из них тревога и пассажи инструктора. «Я это уже видел? Закат… Подстриженная трава… Сиреневые тени на асфальте… Или нет? Никогда не видел? Кто я?.. Где Ханни? Вдруг их план провалился, и её уже…»

И всё-таки он заснул. Вязкая, тягучая тяжесть смежила Первому веки, окунув его в чёрное ничто. А с утра было опять умывание, быстрый завтрак и закрытый фургон. А ещё – звонкие запахи леса, росы, осенний морозец и косые лучи рассвета, покрывающие двор яркой медью. Всё это отдавалось в мыслях Первого тревожной пульсацией. Всё казалось ему чем-то знакомым, и в то же время чужим, неизвестным. Чем-то таким… одновременно и уютным, и грустным. «Убийственная красота. Жестоко… Возможно, я вижу всё это в первый и в последний раз…»

***

Теперь ехали не так долго. Может, часов пять или шесть. И на этот раз фургон был обычным, даже с окнами в пассажирском отсеке. Первый видел указатели дорог, разбирал надписи с названиями населённых пунктов, но с учётом его абсолютного незнания географии окружающего мира эти надписи ему ни о чём не говорили. И Джону, видимо, тоже. Он грустно поглядывал на Первого, слегка растянув губы и поджав уголки рта в улыбке. Похоже, таких сёл и деревень было полно на карте, их названия и расположение никто в обязательном порядке не учил.

Фургон остановился, и через минуту задние двери распахнулись. Первый с Джоном шагнули в серое пасмурное утро. Они оказались на аэродроме. Вероятно, на частном аэродроме СЛОМа или каких-то его могущественных друзей. Квадратная площадка асфальта метров сто на сто посреди поля, от неё – узкая, но очень длинная взлётная полоса. Белая разметка, уже растрескавшаяся и стёршаяся местами. Не то какой-то дом, не то будка из рифлёного металла. На пороге будки – человек в гражданской одежде.

Но главное было не это. Все взгляды приковал к себе внушительного вида самолёт. Большой, приземистый, с широкими крыльями, будто обвисшими под тяжестью шести турбин. Если смотреть на него в анфас, то его брюхо имело форму трапеции со скруглёнными краями. При этом его исполинский нос был словно переломлен пополам и задран вверх под прямым углом, потому что являлся ещё и клапаном грузового люка. Самолёт напоминал сейчас акулу, чуть ли не наизнанку вывернувшую свою пасть.

«Настоящий Ан-124, – всплыло в голове у Первого, что бы уж там это ни значило. – С установленным на борту устройством генерирования электронных полей. Когда самолёт поднимется в воздух, устройство начнёт создавать на его обшивке электромагнитные импульсы, и те будут «растекаться» по металлу «облачками» низкотемпературной плазмы, поглощая и рассеивая радиоволны. Конечно, это не сделает самолёт абсолютно невидимым для ПВО-радаров, но значительно повысит шансы команды. А также под его крыльями закреплены ракетно-пусковые установки. Тепловые ловушки выстреливаются из них автоматически, чтобы навести системы ПВО на ложный тепловой след».

Устройство радиомаскировки весило чуть ли не тонну, что-то к этому добавляли ловушки, а ещё самолёту предстояло принять на борт полезный груз. Но грузоподъёмности ему хватало. Он мог взять с собой на высоту десять тысяч километров около ста семидесяти тонн.

Первый заворожённо глядел на эту махину, пока наёмники выгружали из фургонов ящики с оружием. Женя тоже любовался серебристо-голубым брюхом самолёта, покрытым краской цвета неба, да ещё и с добавлением специального отражающего состава. Но при всём при этом Первый старался держать в поле бокового зрения солдат.

Незнакомый человек в дверях будки сделал шаг, словно намереваясь подойти к ним. Оказалось, что он просто пропускает вперёд кого-то другого. И тут на пороге возник Хитрый Кэп собственной персоной. Триумфально улыбаясь, он пружинисто понёсся к Первому с Женей по выщербленному асфальту.

– Привет! – беззаботно бросил он, звонко хлопнув Первого по плечу (тот застыл, опасаясь шелохнуться, чтобы не потерять контроль над вдруг сжавшимися кулаками). – А у нас тут небольшое изменение плана. БТР – это хорошо, но рискованно. А я тут в последнюю минуту умудрился достать вот это! – (Красноречивая отмашка в сторону самолёта.) – В срочном порядке доработан под наши нужды… Правда круто? Штатные шасси тоже кое-чем заменены. Теперь они трансформируются в водные лыжи! Так что вы с Джоном высадитесь точно на месте. Приводнитесь прямо в море и подкатите к острову с целым арсеналом! На борт уже погрузили пару БТРов…

Кэп ухмылялся, оценивающе глядя на Первого, а тот стиснул зубы до хруста. «Что же ты не взял сюда всю нашу команду?!» – билось у него в голове, но он не озвучил вопрос. «Так больше шансов, – конечно же, ответит Кэп. – Не клади все яйца в одну корзину». Но на самом деле… На самом деле Хитрому явно интересно было за всем этим наблюдать.

– Единственный недостаток… – между тем продолжал Кэп. – Система радиомаскировки не позволяет пилоту пользоваться радионавигацией. Но это ничего. Пилот опытный. Не раз летал в Казахстан, ортодромию знает наизусть. Всё будет ништяк!

Хитрый опять осклабился, уже глядя куда-то сквозь Первого, и пошёл к фургону наёмников. Зубы Первого яростно скрипнули, он с трудом заставил себя остаться на месте. Искоса на него бросил взгляд совсем перепуганный Джон.

Внезапно сбоку раздался визг покрышек и тормозов. Первый дёрнулся, рефлекторно принимая боевую стойку. Но тут же расслабился. Его брови взметнулись вверх, а уголки рта бесстыдно поползли в стороны, растягивая губы в обалделую улыбку.

Из замершего на краю площадки внедорожника выпрыгнула Ханни. Следом за ней показался наёмник-соглядатай. А с заднего сиденья выбралась удивлённая и какая-то хмурая Рейко.

– Привет, солдат! – в шутку козырнула Ханни, шагнув к Первому.

И он с трудом удержался от того, чтобы не подхватить её, не оторвать от земли и не закружить в объятьях. Но пришлось ограничиться лишь тем же, что и Ханни – Первый поднял руку и приложил её козырьком ко лбу, нервно хохотнув.

– Да, забыл сказать!.. – донёсся до них воодушевлённый окрик Хитрого. – Эти дамы тоже полетят с вами! Можете располагаться на борту!

Первый даже не обратил внимания на Кэпа. Он был всецело поглощён присутствием Ханни, вновь обретённой им, хоть, может, ненадолго.

– Как?.. – только и выдохнул он, шагая рядом с девчонками, взявшими курс на разверзнутое чрево самолёта.

– Да как-то так… – с напряжённой улыбкой отозвалась Ханни. – Покружили мы за сотню метров от границы, поковырялись на паре участков, честно изображая геологов… И поняли мы, что ничего не выйдет. Так-то всё глухо, степь… Но линзы Рейко говорят, что вокруг – радары и лазерные датчики… Да их и так видно! Чёрт! Здоровые, крутятся!.. В общем, попытаться ночью пролезть… Да ну нафиг! И решились. Отъехали подальше, подключились к спутниковой сети. А почему нет? Ведь у геологов может быть спутниковый телефон? И тут у Рейко вылезло сообщение от Кэпа… Как там, детка? – повернулась она к той, хоть, разумеется, отлично помнила всё и сама.

– Пять слов, – протянула Рейко, увлечённо разглядывая самолёт. – «Дуйте сюда. Вас ждёт сюрприз». И цифры координат.

***

Самолёт был просто огромен, Первый чувствовал себя на его трапе жалкой букашкой. Гигантское трубообразное чрево разверзлось перед ним, откинув вверх не просто входной люк, а всю носовую часть, под которой теперь где-то скрылась стационарная рубка пилота. Внутри полая ту́ба салона была часто рассечена кольцеобразными рёбрами жёсткости. Между ними параллельно бортам располагались сиденья со спинками, обтянутые грязно-зелёным винилом. Каждое кресло было снабжено ремнём безопасности, который в застёгнутом виде охватывал и грудь, и бёдра.

Ханни знала, что делать с ремнём, и помогла Джону с Рейко, показав им, куда просунуть руки и как застегнуть карабин. А Первый догадался и сам. Но Ханни ещё для верности подтянула его ремень, плотно прижав Первого к креслу, а затем и сама устроилась между ним и Рейко. В том же ряду с боков уселись двое наёмников. Их позывные были Бука и Дан. Дан – тот, что приехал с Ханни. Бука – конвоир Первого и Джона. А другой наёмник из группы Ханни, видимо, как и планировалось, отгонял сейчас на базу фургон с оборудованием.

Первый уставился на мощный четырёхосный бронетранспортёр, прикованный к полу цепями. Его взгляд скользнул по угловатой броне, окрашенной в песочные тона, и остановился на креплении цепей. В квадратное углубление в полу было вделано железное кольцо, и цепь была пристёгнута к нему прочным навесным замком, запиравшимся не ключом, а ввинчивающимся стальным болтом. Первый ещё долго разглядывал корпус машины и рифлёную резину колёс высотой в пол человеческого роста.

Тут что-то загудело, завыло, и откинутая носовая часть самолёта стала медленно опускаться, угрожающе нависая над «пациентами» скорлупообразной махиной, изолируя их от дневного света. Когда глаза Первого привыкли к полумраку, оказалось, что высоко вверху, под сводами грузового отсека, мерцают тусклые оранжевые лампы.

Ещё полчаса бездействия под рёв прогревающихся турбин. Все молчали, не то чтобы опасаясь шпионских ушей наёмников, но всё-таки не особо стремясь говорить при них. Первый точно не мог так вот запросто взять и выдать то, что хотел сказать. Объяснить, как он рад видеть Ханни, вновь вдыхать едва уловимый запах её волос, чувствовать, что она рядом и в относительной безопасности. «Но это ненадолго, – напоминал себе Первый. – Всё изменится, когда мы долетим». И он старался запомнить каждый оттенок этой хрупкой минуты, пока всё ещё не так плохо.

Двигатели взревели громче, и Первый ощутил нечто новое. Хотя… Что-то похожее он вроде уже испытывал, когда ему кололи Препарат, и он лежал в больничном кресле, готовый отправиться в страну химических видений… Сначала – просто движение. Потом – плавный разгон чудовищного механизма. Дальше – мелкая тряска на неровной взлётной полосе. Затем – что-то будто бы мягко рвётся, разделяя реальность надвое, и тряска пропадает. И вот Первого тащит куда-то вместе с железной махиной. Качает то влево, то вправо, то назад, то бросает вперёд. В голове поднимается звон, а плечо касается маленького, сухощавого плеча стройной Ханни… Ну или плотного, накачанного плеча наёмника.

***

Летели они недолго. Каких-нибудь полтора часа, и Первому показалось, что он смутно чувствует треск электроразрядов и толчки микро-взрывов: то ли эти самые выбросы плазмы на обшивке самолёта, то ли как покидают свои ячейки тепловые ловушки. Страха не было. В Первом нарастало холодное боевое напряжение. И вскоре в салоне раздался, очевидно, голос пилота, загнусавленный плохим микрофоном:

– Посадка через сорок минут. Приготовьтесь.

Один из наёмников встал, скользнул в полумрак и исчез где-то за БТРом. Потом появился вновь и, как это ни странно, вдруг мягко скомандовал командиру:

– Командир Ханни, проводите спецов к месту выдачи обмундирования.

И Ханни, молча отстегнувшись и встав, помогла с этим Первому и Рейко. Они пошли за наёмником, оказавшись в другой части салона. Там в больших герметичных контейнерах лежало оружие, лёгкая броня «мирных спецов» и детали разобранных экзоскелетов.

Когда самолёт упруго врезался водными лыжами в солёную гладь, члены группы уже снова сидели в креслах, но не рядом, а через одного. «Пациенты» и наёмники были в броне и в шлемах, с жёсткими пластиковыми рюкзаками за спиной. С пистолетами в кобуре у бедра, составляющей часть конструкции доспеха, с винтовками, висящими на груди, с полными магазинами патронов в специальных разгрузочных слотах.

На Рейко и на остальных «мирных» была облегчённая броня – мягкий защитный костюм и почти невесомый шарнирный каркас, помогающий при беге. Респиратор, болтающийся пока на груди, и полушлем с бронированным баллистическим забралом, со встроенными наушниками и микрофоном рации. В одной из разгрузочных ячеек на поясе – микрокомпьютер, телефон и, должно быть, что-то для перезарядки батарей. На руках – специальные перчатки, чтобы при помощи жестов управлять интерфейсом линз.

Умные шлемы Первого, Ханни и наёмников были герметичными, оборудованными дыхательной системой, трубки которой тянулись к фильтрам за спиной. Их аккумуляторы полностью зарядили ещё на базе. Также в броне имелись дополнительные солнечные батареи для подзарядки на открытой местности. А забрала шлемов подстраивались под интенсивность освещения, меняя уровень светопропускания или автоматически переходя в режим ночного видения.

Инерция самолёта гасла, под водными лыжами хрустела корка соли. Звук двигателей сходил на нет. В шлеме мягко щёлкнуло: Ханни перевела рацию в режим активизации по звуку голоса. То же самое сделали и другие члены отряда. Также система брони поддерживала возможность связи по локальной беспроводной сети. У Первого в углу забрала зажглись символы антенн и иконки активных контактов.

– Принимаю группу под своё командование, – тихо бросила Ханни (её металлизированный голос отчётливо прозвучал в динамиках шлемов). – По отмашке седлаем БТРы. Рейко, Дан – со мной в номер один. Во второй – Первый с Букой.

Тут сверху опять раздался гнусавый голос пилота:

– Мы совершили посадку. Всё чисто. Начинаю разгерметизацию люка.

Все успешно отстегнулись от кресел, никому не пришлось помогать.

– Вперёд! – скомандовала Ханни.

Члены группы взвились со своих мест. Рейко ловко уцепилась за выступ корпуса БТРа и взлетела наверх. За ней на борт вскочила Ханни, рванув люк на себя усиленной экзоскелетом рукой. Рейко нырнула вниз, а Ханни осталась снаружи, наблюдая за посадкой остальных.

Дан и Бука, как фокусники, выудили непонятно откуда накидные гаечные ключи и за пару секунд скрутили крепления цепей, прижимавших машины к полу. Дан запрыгнул на главный вездеход, что был ближе к люку самолёта. Они с Ханни сбросили с него цепи и по очереди скрылись в люке. То же самое Бука и Первый проделали со второй машиной.

Бука был рулевым у Первого, как и Дан у Ханни. Первый скользнул в люк, протиснулся между ящиками с припасами и сел в кресло стрелка. Откинув за спину шлем, он припал к окулярам перископа, сжав гашетки ракетной системы. Цифровой видоискатель показывал, как люк самолёта поднялся, и уже почти до конца выдвинулся пологий трап. За срезом трубы салона белела пустынная степь, сливаясь с бесцветным небом.

– Полный вперёд! – зазвенел голос командира.

И двигатель машины взревел. Салон самолёта наполнился сизым дымом. БТР Ханни рванул с места, за ним следом помчался второй. Первого сильно тряхнуло, но он этого даже не заметил. Часть энергии толчка погасили амортизаторы брони, остальное смыла волна адреналина. Первый был в бою. Всё началось. В окулярах перископа сияла чёткая панорама степи. Серая пыль с крошкой кварца, стальное небо над ней. И бледно-зелёная с белым клякса большого плевка, называвшегося когда-то морем. С краю поблёскивала туша самолёта. Самолёт медленно закрывал люк, разворачиваясь для разгона и взлёта.

***

Бронетранспортёры неслись по степи, подпрыгивая на просоленных буграх. В динамиках зазвучал голос Рейко:

– Сообщение от Кэпа! Группы Фёдора и Айджан на месте!

И тут же голос Ханни:

– За ними!

Первый слегка удивился и очень обрадовался тому, что всё с ними тоже в порядке. Головной БТР взял южнее, и вскоре на фоне такыра показались разноцветные крыши приземистых домов. Первый понял, что это посёлок, и с тревогой подумал: «Нет, но они же там решат, что началась война!» Припав к окулярам ещё плотнее, к ужасу своему он увидел, как из домов высыпали люди и встали плотной шеренгой, всматриваясь в степь. Не верилось, что Ханни даст команду стрелять.

Всё обошлось. Вблизи стало ясно, что это вовсе не вооружённые защитники села, поднявшиеся на неравный бой, а… хозяева, встречающие гостей! Нет, не то чтобы они чествовали пришельцев хлебом-солью (в конце концов, это не казахский обычай). Может, они попросту вышли поглазеть на боевые машины. Но было ещё одно поразительное обстоятельство. Они улыбались. Ну а шире всех улыбались Айджан, Леонид и Саня, а также трое наёмников и Фёдор с Фидом.

– Стоп! – приказала Ханни, и машины затормозили в десяти метрах от толпы, круто развернувшись, взметнув в воздух клубы пыли.

Дальше Первый и сам понял, что делать. Накинул шлем, открыл люк над головой, выскочил на крышу машины и встал в полный рост с винтовкой в руках – хоть и не целясь никуда, приопустив ствол, но в принципе представляя собой очень грозное зрелище. Ханни появилась над срезом люка другого БТРа. Она даже не надела шлем, так что её силуэт выглядел непропорционально. Не включая динамики брони, она громко произнесла:

– Айджан, Фёдор – на борт! В первую и вторую машину! – и застыла, выжидающе глядя на толпу.

Но не так-то всё оказалось просто. По толпе прошло колыхание. От неё отделился высокий сухощавый дед в стареньком деловом костюме, совершенно ничем не похожем на какой-нибудь национальный наряд. И всё же с одного взгляда на деда становилось понятно: он – что-то вроде местного старейшины. Старик шагнул к БТРу, замерев примерно посередине между машиной и шеренгой селян.

– Ай, зачем командуешь, дочка? – заговорил он со специфическим акцентом. – Айда, погостишь у нас!

По-старчески немного неуклюжим, но энергичным жестом он указал на аул у себя за спиной. Кажется, Ханни опешила.

– Некогда… – растерянно пробормотала она, нервно дёрнув головой.

И вдруг Первый тоже заметил, что возле одного из домов припаркован реликтовый бобик характерной сине-белой окраски.

– Ай… – проследив направление их взглядов, отмахнулся дед. – Он никому не скажет. Ну? Пойдём чай пить!

Брови Ханни обескураженно взмыли вверх. Нахмурившись, она пробормотала:

– Нет, нельзя…

И неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы к деду вдруг не подошла Айджан и не стала ему что-то нашёптывать. Она прижимала руки к груди, видимо, жарко извиняясь. На удивление бойко делал то же самое в толпе Леонид, освоившийся в местной лингвистике, да и Фёдор с Фидом сконфуженно улыбались, вторя ему на родном: «Спасибо. Не можем… Надо ехать. Начальник ругается…» И даже переодетые наёмники что-то виновато лопотали.

Ханни насторожённо обозревала эту картину сверху, ничего не понимая. Но местные, видимо, поняли всё за неё и не стали больше настаивать. От толпы отделилось несколько женщин в длинных юбках и кофтах, с платками на головах. Они подошли к Айджан, обняли её, что-то лопоча. Айджан отвечала им, улыбаясь уже сквозь слезы. А старейшина хлопал по спине окончательно взбодрившегося Леонида. Другие поселенцы обнимались с Фёдором, Фидом и спецами.

– Сәт сапар! – доносилось со всех сторон. – Счастливого пути! – и Айджан с Леонидом бормотали что-то в ответ.

А потом Айджан вновь взялась за свою роль строгой мамаши и погнала расслабившегося Саню к БТРам:

– Жылдамырақ Искандер! Мені күте көрме Ханни-тәте! (Шевелись, Александр! Не заставляй ждать тётю Ханни!)

И тот под весёлый смех толпы бубнил:

– Иә, анам… (Да, мама…)

Так проводы закончились, и члены группы залезли в машины. Айджан с Леонидом и Саней – в головной БТР к Ханни, программист и взломщик со своим конвоем – к Первому. У каждого загостившегося в ауле «пациента» в руках было по узелку собранной им в дорогу еды. А Леониду ещё кто-то сунул запотевшую стеклянную бутыль с неизвестной жидкостью.

– Линяем! – облегчённо скомандовала Ханни, и Бука дал задний ход, лихо двинув машину в степь с разворота.

***

Несколько часов спустя, когда этот насыщенный день уже подходил к концу, вся команда сидела вокруг маленького костерка. Их воссоединившийся отряд состоял из тринадцати человек. Видно, Хитрый в последний момент передумал и не стал подсылать к ним шестого наёмника. А возможно, передумал как раз-таки сам вольный наёмник. И хоть Первый не был суеверен (пожалуй, он даже не знал такого слова), но всё же решил, что тринадцать – какое-то неправильное число.

Они разбили лагерь. Поставили шесть палаток степной расцветки, а технику загнали под масксеть. Конечно же, костёр выходил далеко за рамки регламента безопасности СЛОМа, но ведь, в общем-то, и всё случившееся в последние дни основательно нарушало план. Это подтверждали истории, рассказанные у костра Айджан и Фёдором.

Впрочем, у Фёдора в группе всё на самом деле прошло как по маслу. Они с Фидом и двумя наёмниками пресекли границу на поезде, соблюдая все формальности и традиции раздачи бакшиша. Затем взяли машину. С остановками на ночлег в гостиницах за двое суток добрались до села Куланды. Ну а там они в полной мере познакомились с казахским гостеприимством. Селяне разместили их в своих домах, кормили и поили их три дня, не требуя ничего взамен, пока Фёдор с Фидом поджидали группы Айджан и Ханни.

– Так принято у них, – объяснял Фёдор. – Всё лучшее – гостям. Мы пытались дать им денег хотя бы на продукты, но они обиженно отнекивались. Пришлось совать так называемый «хайыр» (благословение) в карманы или оставлять в доме в самых неожиданных местах – там, где его найдут хозяйки-стряпухи. В итоге мы даже поправились на пару килограммов…

А вот у Айджан с Леонидом всё сложилось далеко не так гладко.

– Привезли нас в деревню на нашей стороне, – говорила Айджан, глядя поверх костра в синюю даль степи. – Там бросили… Мы вышли на берег, стали говорить с рыбаками. А они, мол: «Нет, теперь по воде нельзя! Вон, там дальше поле, идите туда». Ну, мы и пошли… А там – трава выше моей головы! Да что моей? Выше Сашкиной! Курай этот ихний, что-ли… И вроде кажется: да, море травы, никто не увидит, как мы в ней идём. Но чувствую я: что-то здесь не так. Что-то не то в этом поле…

Ну, что делать… Пошли. Трава – вот такущая! – она показала ладонью отметку повыше макушки. – Не видно ничего, только кузнечики трещат. И пахнет… Хорошо так пахнет, прелой травой. Как раньше. Всякое вспоминается…

И вот пришли. Трава всё реже и реже. А потом – глядь… впереди пашня! Полоса метров двадцать шириной. Свежая. Явно та, специальная, которую пограничники делают. Ну, думаю, растяжки тут сигнальные… Смотрю под ноги. Не нахожу ничего. Значит, теперь датчики глазу не видны? Не знаю… Вокруг тихо. Не слышно ни шагов, ни лая собак, ни чужого дыхания. Только кузнечики стрекочут, да шмели жужжат. Кукушка где-то поёт… И запах. Свежий запах земли, травы… Странно… Нехорошим от травы несёт. Чем-то успокаивающим, сонным… Не поймёшь, к добру это или нет…

Первый подумал, что, несмотря на простоватую речь, рассказчиком Айджан оказалась отличным. Все слушали её, затаив дыхание. И Ханни, и Фид, и Рейко, сидевшая теперь подле Айджан и буквально глядевшая ей в рот, и мрачные наёмники.

– Я подкралась к краю полосы. Стою между высоких стеблей, и думаю: вот побежишь – грянет очередь. Где-то – гнездо с автоматическим пулемётом или просто стрелок… Или нет. Мы переправимся, но далеко не уйдём. Нас на той стороне поймают – и всё. Отваляйся, Айджан-әпке, обратно в тюрьму!.. Думаю, может, Сашку вперёд отправить? Посмотреть, что будет. – (Лукавый взгляд на наёмника и его снисходительный смех.) – Так всё равно спалимся. Толку то?.. Вот так и стою. И думаю. А сзади ждут Сашка с Леонидом. Я поворачиваюсь, и показываю им знаками, мол, тише… За мной по очереди, по одному…

В лагере тоже воцарилось молчание, только костёр потрескивал, да любопытные звёзды сверкали в густо-синем небе, не засвеченные здесь городскими огнями. Бука железным шомполом ворошил небольшую кучку углей. Всё, что нашли на берегу умирающего моря: просоленные щепки сгнивших лодок да почти окаменевший, обглоданный прибоем топляк – всё это собрали вместе и подожгли зажигалкой, плеснув ещё для верности бензину. Теперь над углями жарились сосиски из контейнеров-морозилок (это Хитрый позаботился о свежей провизии на начальном этапе).

– И что, побежали? – нетрепливо бросила Ханни, вернувшись к амплуа командира.

Первому тоже хотелось поторопить Айджан. Ему было любопытно. Но он сдерживался. К тому же, кажется, он уловил стиль рассказа. Айджан уже подходила к развязке. А сейчас нагнетала страху, чтобы эффектнее «выстрелить» в конце.

– Не-а, – лихо осклабилась она. – А смысл? Зачем зря рисковать? Вернулись в деревню и снова поговорили с рыбаками.

– Тенге? – вдруг весело спросил Фид, щурясь на неё сквозь дым костра.

– Тенге… – подтвердила Айджан. – И они показали дорогу. За пару дней с их проводником доехали на машине до Каспия. А там нам сосватали человека с батискафом.

– С батискафом?! – поразилась Ханни.

– Ага, – лукаво ухмыльнулась Айджан и продолжала рассказ. – Местный изобретатель-контрабандист… Маленькая такая машинка. Душная, тесная. Иллюминаторы мелкие. Ничего толком не видно. Еле втиснулись вчетвером – мы и капитан. Воздуха не хватает… Но переплывали мы море в его узкой части – в протоке… Ну а море-то там – так, большая лужа. Водила наш пользовался компасом, то ли ещё чем. Да и знает он дно наизусть.

Высадились мы на сушу как раз в нужном месте. Там пещера в скале. Бабай-тышык называется. Как переводится – неприлично сказать… Узкая такая дыра, почти вся под водой. Сверху её не видно. Прямо в неё и заплыли. Дальше капитан нас провёл по подземным тоннелям. И наверх мы вышли в лесу, далеко от границы. А может, не так уж и далеко… Но тоже «место хорошее». У конструктора – договор с его жителями.

Ну, вот так вот… Дальше – сюда на их транспорте. Куланды. А там уже два Феди ждут…

Фёдор и Фид усмехнулись. А у других членов группы возникло море вопросов. По праву старшинства озвучивала их Ханни, а все остальные заворожённо кивали.

– Слушай, Айджан-әпке… Это всё, конечно, круто, да… Ну а здесь-то что? В Куландах? Что ты им наплела, после чего они вас так обихаживали? И за что проявили к нам, чужакам на БТРах, такую любовь?

Айджан рассмеялась. Сначала ответила шуткой. Мол, такие уж у Айджан-әжей новые кумовья. Но потом, конечно, объяснила.

– Да что-что? Так и сказала: нелегальная экспедиция на остров. Ну, только не Аральск, а на Барсакельмес. Вы, мол, вроде сталкеров, только от крупной фирмы. Поэтому и явитесь с большим шумом… И нам с вами за это платят. Вот и меня с муженьком и сыном уломали помогать. А у нас такой уж бизнес – помогать другим…

У Ханни отвисла челюсть.

– Что? Ты рассказала им про СЛОМ?

– Нет, – отмахнулась Айджан. – Не конкретно про СЛОМ и про Кэпа. Просто, что жизнь заставила нас помогать большим дядькам с оружием. Но мы не навредим местным, а просто постоим лагерем неподалёку… Ну вот, аксакалу-то здешнему, Хажжан-бабаю, и померещилось, что мы едем на остров изгонять оттуда злого духа при помощи современной магии. Ну я и не стала его разубеждать. Так он и говорил всем хозяевам домов, которые нас принимали.

– Что?! – не удержался Фид, сдавленно захохотав. – И они ему верили?

– Ну… Кто-то верил, – серьёзно ответила Айджан, – кто-то нет. Не в сказке живём… Но они поняли общую идею. Вы – подневольные исследователи. – (Взгляд на Фида.) – Мы – переводчики и проводники. Вместе – что-то вроде штрафбата. Мы не можем просто уйти, иначе за нами вдогонку отправят плохих людей. И вообще… Вообще-то мне намекали, что я могла бы остаться. Вот если бы только одна… Или только с моей группой… Но нас слишком много. Оставляем… очень широкий след. А ещё… я сказала, что не могу бросить свою названную дочь.

Айджан крепко обняла Рейко и прижала её к себе. Та застенчиво заулыбалась, отвечая на объятья. Все смущённо покосились вбок. И хоть Первый точно не знал, о чём думают сейчас конвоиры Фёдора – Палыч с Виком, но вот Саня, да и, пожалуй, Дан с Букой выглядели слегка виновато, разделяя всеобщее умиление.

И вдруг оглушительно треснула сосиска над костром. Плюнула жиром, и тот зашипел на углях, испуская аромат жареного. Наёмники повскакивали с мест. Засуетились, раздавая всем пластиковые тарелки. И вскоре спецы с пациентами уплетали шашлык из сосисок под безжалостно яркими звёздами. И не сто́ит задумываться о том, что плескалось в их пластиковых стаканах наряду с кисломолочным айраном и минеральной водой.