Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

 

Любовь есть совершенство веры и послушания божественной воле; в ней исполнение закона и путь по превосхождению (1 Кор. 12, 31). Три первоапостола Петр, Иоанн и Павел говорят о любви в следующих характерных словах. Апостол Петр говорит: Прежде же всех друг ко другу любовь прилежну имейте (1 Пет. 4, 8), подчеркивая слова прежде всех. Апостол Иоанн, который считается апостолом любви, в своем Евангелии и Посланиях с догматической точностью описывает ее происхождение и ее место в жизни разумных существ.

Однако для нас, чтобы достичь цели нашей беседы, достаточно будет ограничиться тем описанием любви, которое дает апостол Павел в Первом послании к Коринфянам, потому что это описание имеет одновременно и теоретическую, и практическую стороны.

Апостол Павел не только описывает любовь, но и анализирует ее, желая нам показать ее составляющие, то есть то, что входит в ее существо, — но не по природе, так как по природе она божественна и непостижима, а в ее действованиях. Описав все высочайшие дарования, обладателями которых были апостолы, учители, пророки, а также те, кто имел дары исцелений, говорения на языках, толкований, он, как бы сожалея о том, что он до сих пор упомянул, и желая перенести нас в более высокую сферу, продолжает: Ревнуйте же дарований больших, и еще по превосхождению путь вам показую. Аще языки человеческими глаголю и ангельскими, любве же не имам, бых яко медь звенящи, или кимвал звяцаяй. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, ни кая польза ми есть. Любы долготерпит, милосердствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, радуется же о истине; вся покрывает, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает (1 Кор. 12, 31; 13, 1–8).

Блаженный апостол, показав в своем рассуждении преходящий характер других великих дарований Святого Духа, свойственных состоянию святости, отмечает, что из всех этих даров пребывают вера, надежда, любы, три сия; больши же сих любы (1 Кор. 13, 13). Поэтому-то он и назвал любовь путем по превосхождению. Возможно, некоторые станут недоумевать, представляя себе другие дарования, такие высокие, превосходные и полезные, посредством которых святые люди иногда оказывали человечеству большие благодеяния. Приведем, однако, некоторые примеры, связанные с нашей темой, чтобы убедиться в верности слов апостола Павла.

 

 

Если, к примеру, кто-то имеет дарование языков, то есть может вещать о спасительном домостроительстве Бога на родном языке каждого человека, не изучая его, но сам собой, по Благодати Святого Духа, то разве это можно считать какой-то маловажной вещью? Однако при всем этом говорение на языках — временное дарование, которое прейдет вместе с этим миром, потому что язык будет не нужен, когда все станет совершенным во Христе. Другое дарование — пророчество. Разве это мало: знать людские тайны, советы Божественного Промысла о прошлом и настоящем? Но и пророчества будут упразднены, когда придет «исполнение времен». Даже вера: что она есть, как не средство, которое нас приводит к своему конечному пределу? Ведь мы веруем, чтобы приблизиться к Богу, стать близкими Ему и соединиться с Ним. Когда это будет совершено, тогда вера станет излишней, потому что мы будем непосредственно видеть то, что раньше принимали верой.

И вот если среди всех этих дарований будет отсутствовать любовь, то это будет похоже на рассматривание замечательных картин или статуй великих личностей, но не будет общением с самими этими личностями. Потому что дарования эти — всего лишь «картины», то есть образы, не имеющие в себе жизни. Они не участники жизни, потому что Вечная Жизнь — это только Сам Бог (см. Ин. 17, 3; 1 Ин. 5, 20), а Бог любы есть (1 Ин. 4, 8).

Но кроме того, что эти сверхъестественные дарования преходящи, следует добавить, что они также не составляют и нашей цели. В некотором смысле они больше служат средствами, содействующими достижению цели, предела наших исканий и чаяний. Даже милосердие и сострадание, сопровождающиеся иногда дарованиями исцелений, как мы видим в житиях наших отцов, которые Благодатью Божией исцеляли от хронических и неизлечимых болезней, или в меньшей мере проявляющиеся в наших с вами усилиях по облегчению участи тяжело страждущих, — так вот, даже сострадание есть не что иное, как лишь маленькая частица той же любви, потому что польза от сострадания в любом случае относительна и ограничивается временем и пространством. Так что согласно сравнению, которое делает апостол Павел, любовь превосходит все дарования и благодеяния и составляет «полноту».

Как «путь по превосхождению» любовь такова не только сама по своей природе, но и имеет совершенные свойства, поэтому ее воздействие на нас может совершенно нас изменить, согласно чудодейственной измене десницы Вышняго (Пс. 76, 11), и преобразить по нашему Первообразу, сделав подлинными образами Бога. Таким образом, любовь есть животворящая энергия для всех других дарований. Поэтому-то, хотя апостол Павел вначале и упомянул о других дарах, потом он как бы пожалел об этом и, рассмотрев, чем же они являются без любви, сделал прискорбный вывод, что, имея их все и не имея любви, человек «ничто», и ничто ему не на пользу.

Конечно, это не означает, что божественные добродетели и вышеупомянутые дарования вообще излишни. Напротив, все они служат вспомогательными средствами, способствующими очищению и просвещению человеческой природы на ее пути к совершенству. Но само совершенство осуществляется только любовью. Любая добродетель остается неполноценной, если не будет завершена любовью. Поэтому только через любовь верующий никогдаже отпадает.

Исследуем теперь проводимый апостолом Павлом разбор различных проявлений любви, а также и ее воздействие на наш характер. Любовь, говорит он, долготерпит, милосердствует, не завидит, не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, радуется же о истине. Он перечисляет и другие ее свойства, заканчивая тем, что любы николиже отпадает. Рассмотрим подробнее эти характерные признаки любви.

1. Любовь долготерпит. Насколько прекрасно, когда кто-то долготерпелив! Долготерпелив муж мног в разуме, говорит Священное Писание (Притч. 14, 29). Он не смущается, не меняется к худшему, если с ним поступают несправедливо и враждебно; он с терпением и любовью переносит вспышки гнева и злобы других. Он все переносит, потому что все измеряет любовью.

 

 

2. Любовь милосердствует. Что иное есть добросердечность, как не любовь на деле? Один беглый взгляд на жизненный путь нашего Христа убедит нас в том, что вся Его жизнь была сплошным милосердием. Ничто Его больше не занимало, кроме того, чтобы облагодетельствовать и спасти людей. Ведь и совершенный подражатель Христа Бога нашего, апостол Павел, говоря о милосердии Господа как о единственном идеальном пути нашей жизни, писал в своих посланиях: Никтоже своего си да ищет, но еже ближняго кийждо (1 Кор. 10, 24). И снова: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6, 2). А Иоанн Богослов, идя еще дальше, завещает христианам совершенное христоподражание: И мы должни есмы души по братии полагати (1 Ин. 3, 16).

3. Любовь не завидит. Великодушие, щедрость, благородство — вот что отличает человека, который свободен от страшного заболевания души, именуемого недоброжелательностью, источник коего в зависти. Какое отвращение испытывает человек, если вдруг столкнется с душой, живущей под властью зависти и злобы! Зависть состоит не только в том, когда кто-либо завидует другому относительно того, чего сам не имеет, но видит у других в изобилии. Зависть проявляется и в том, когда человек, движимый ею, желает, чтобы вещь или почесть, которую имеет он, не имел другой. Все это, обезображивающее душу человека, может уврачевать только любовь.

4. Любовь не превозносится. Эта сторона любви обращена к смиренномудрию, значение которого огромно и имеет в себе нечто таинственное: оно ничтожно по своему внешнему облику и велико в своей сущности. Смиренномудрие — средоточие мудрости, достоинства, величия, всего высокого и прекрасного, что находится в природе разумных созданий. Поэтому вочеловечившийся Бог Слово, когда пожелал приблизиться к Своему творению, облачился в смиренномудрие, как в одежду, и спрятал под ней природу Своего Божества. Будучи Всемогущим Богом, Он никогда не похвалялся Своими боголепными свойствами и всевластием, даже когда благоволил открыть близким ученикам познание Своих подлинных качеств, но «хвалился» только Своим смирением, говоря: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29).

Противоположность смиренномудрию — эгоизм и гордость, когда человек осознаёт за собой какие-либо достижения и преимущества. Однако, если мы зададимся вопросом: каково наше истинное место согласно границам и законам нашей природы, то есть каковыми мы были созданы от начала, если мы осознаем, к какому концу должны стремиться, становясь сообразными нашему Первообразу Христу, тогда мы найдем в себе множество недостатков и упущений и поймем, что должны ощущать стыд вместо превозношения. Если мы поразмыслим о том, что созданы по образу и подобию своего Творца, что получили Божественную Благодать от Христа, в Которого и облеклись при крещении, что безчисленные примеры святых и друзей Божиих во все века и во всех обстоятельствах жизни ободряют нас и убеждают в том, что наша природа способна делать добро и излучать святость, если мы, таким образом, осознаем, что после всего этого внутри нас продолжает господствовать всеобщее зло и многообразное лукавство, разве тогда мы найдем хоть какой-то повод к тому, чтобы гордиться? И все-таки человек омрачается и больше следует злу, умудряясь при этом еще и превозноситься. В таком состоянии только любовь может научить его не иметь превозношения.

5. Любовь не безчинствует. Это означает благоприличие, благопристойность, добропорядочность. Высший отличительный признак поведения, благородство, когда-то составлявший предмет доблестного соперничества, со всеми остальными добрыми качествами ныне лежит в презрении у нашего теплохладного и безразличного поколения. При всем при том, благородство остается достопримечательной и ценной стороной любви. Неужели доброе поведение — не такое уж важное качество нашей личности? Разве мы с вами не удивляемся доброте, приятности, вежливости, когда видим эти качества в людях, встречающихся на нашем жизненном пути? Более того, мы все можем признать, что вежливое обращение с нами других людей влияет и на нас самих, так что смягчает нашу жестокость и враждебность. Так вот то, от чего смягчается сердце, и есть любовь, которая успокаивает всякую грубость, всякое возбуждение, одним словом, не безчинствует.

6. Любовь не ищет своего. Эта сторона любви, то есть отсутствие своекорыстия и корыстолюбия, также очень важна, потому что она приводит в порядок общественные отношения. Естественные законы, на которые опирается жизнь, дают каждому право бороться за средства к самосохранению, и таким образом отсюда проистекают так называемые «права личности». Однако все, что одному человеку кажется необходимым и оправданным, если не будет упорядочено законом любви, заканчивается деспотизмом над другими. Неразумное и эгоистичное отношение человека к собственному праву на самосохранение часто достигает состояния скотской жизни и завершается трагическим лозунгом современного «общественного вещания»: «Твоя смерть есть моя жизнь».

Эгоистичная склонность к самосохранению рождает самолюбие. Самолюбие не живет без корыстолюбия, а корыстолюбие нуждается в неправде, хищении и т. д. Однако «торможение», которое создается любовью, не только сбрасывает лишнюю скорость в устремленности человека к собственному благополучию в ущерб другим, но и останавливает его в поиске того, что законно: она заставляет его не искать даже своего. Более того, она доходит до отдания жизни в жертву за других людей, как и Господь наш, Самосущая Любовь, пожертвовал Собой за живот мира и спасение (ср.: Ин. 6, 51). Любовь предпочитает давать, нежели брать; она прощает прежде, нежели у нее испросят прощения; дает в долг тогда, когда знает, что ей его не вернут; когда ее принуждают к чему-либо, делает больше требуемого. В общем, она живет не ради себя, а ради ближних.

 

 

7. Любовь не раздражается. Кротость — весьма желанная добродетель! Это определенный вид приветливости, делающей приятной нашу жизнь, по которой все мы тоскуем, потому что хотим, чтобы наша жизнь в обществе других людей была сносной и приемлемой. Напротив, присутствие раздражительности и гнева отравляет всякое благородное чувство, изгоняет мир, заставляет исчезнуть радость, разрушает счастье, согласие, гармонию, единство, влечет за собой смущение, смятение, страх, подозрительность, разделение, душевное и телесное расстройство, помрачение ума, развращение помыслов, решений и действий и, самое ужасное, злые умыслы и убийства, которые являются качествами человекоубийцы дьявола.

Современное светское общество, привыкшее лицемерить, всячески оправдывает и покрывает взрывы раздражительности и гнева, пытаясь объяснить это естественными причинами: так, говорят, что тот или иной человек «нервный», «своеобразный», «впечатлительный» и т. п., не желая признать присутствия гнева как душевной страсти, как энергии, действующей против природы, как уродливого искажения человеческой разумности.

Существуют другие немощи, которые влияют на частную жизнь отдельного человека и вредят только ему одному. Однако страсть гнева является постоянной и всесторонней, не оставаясь лишь в той душе, которой она обладает, но выплескивается наружу, в окружающую среду, так что ее зловоние отравляет и других. Этот палящий ветер раздражительности, который не только сжигает и опустошает все, что попадется на его пути, но и препятствует всему, что еще только собирается произрасти, может быть остановлен и успокоен только любезным и кротким нравом, потому что любовь не раздражается.

8. Любовь не мыслит зла. Здесь речь идет о невинности, непорочности и искренности. Христос в связи с этим учит нас: Аминь глаголю вам, аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в Царство Небесное (Мф. 18, 3); и далее: Иже убо смирится яко отроча сие, той есть больший во Царствии Небеснем; и иже аще приимет отроча таково во имя Мое, Мене приемлет (Мф. 18, 4–5).

В самом деле, это удивительное состояние, когда человек не мыслит зла, есть отблеск одного из многообразных лучей любви, это невинность, которую Господь наш относит к маленьким детям, еще не заразившимся проказой лукавства и многоразличного зла. Нас осквернили многообразные пороки, и внутри нас потерялось всякое невинное сознание и мысль. Стало быть, нам ничего не остается делать, как обратиться вспять и стать, какими мы были прежде, — незлобивыми, непорочными, простыми и искренними, потому что только таковых сможет вместить в себя Царство Божие.

9. Любовь не радуется неправде, радуется же о истине. Иными словами, любовь радуется с радующимися и плачет с плачущими, как говорит апостол Павел (Рим. 12, 15). Любовь не имеет ничего своего, и, однако же, все принадлежит ей: она ничего не имеет, и всем обладает. Она распространяется до безконечности, минует границы пространства и времени. Она хочет всех покрыть, всех оправдать, всех освободить, всех успокоить, взять всеобщие боль и слезы на свой собственный счет — ей достаточно того, чтобы другие перестали испытывать боль, страх и несчастья.

«Не радуется неправде». Хотя любовь — это всегда радость, однако она в одном только случае не радуется — неправде. Мера любви довольно странна, когда она отдает: ее мера точна, утрясенная, нагнетенная и переполненная, как называет эту меру Господь наш (Лк. 6, 38). Напротив, когда любви бывает необходимо что-либо взять, тогда эта мера пропадает, и ей ничего не бывает нужно, она не имеет, что взять.

Неправда, о которой печалится любовь, не есть только тот случай, когда кто-либо похищает вещь, принадлежащую другому, или когда кто-либо лишен того, что мог бы получить. Под неправдой любовь подразумевает все, чего лишен другой. Неправдой она считает и справедливое наказание, которому подвергаются люди по их собственной вине. Любовь, имея похвальное дерзновение, противится даже божественной справедливости, наказывающей нераскаянных грешников, и, когда не может изменить наказания, сострадает и плачет вместе с наказанными, утешая их хотя бы этим.

10. Любовь николиже отпадает. Мы рассмотрели некоторые из сторон любви, описанных апостолом Павлом. Остается теперь исследовать то свойство любви, которое, по большей части, следовало бы назвать ее результатом: «любы николиже отпадает». Различные плоды Святого Духа, о которых говорит апостол Павел, есть как бы лучи солнца, называемого любовью, но не сама по себе любовь. Эти лучи, то есть духовные дарования, о которых говорит апостол Павел в начале своего гимна любви, несмотря на все свое величие, составляют частные моменты духовной жизни, поэтому всегда есть опасность изменения к худшему и падения. Несмотря на все эти дарования, в человеке еще живет склонность к злу, еще нет совершенной безопасности, недостает последней «печати». И этой «печатью» служит любовь, которая уже никогда не отпадает.

Подлинно блажен тот, кто подвизается с верой и поднимается по лествице добродетелей, чтобы от общего, от составляющих, дойти до центра, до самой сущности, то есть до блаженной любви. Тогда от Того, Кто направил его к ней, он услышит, что любы николиже отпадает. Здесь прекращается опасность изменения достигнутого блаженного состояния и удаляется страх возвращения вспять, потому что любы вон изгоняет страх… бояйся же не совершен в любви (1 Ин. 4, 18).

 

 

Когда в человеческое сердце войдет любовь со всеми ее свойствами, тогда в нем проявится подобие Богу, и человек тот станет уже «новым», «созданным по Богу» (ср.: Еф. 4, 24). Тогда в нем будут высвечиваться черты и образ небесного человека. Вся история нашей Церкви говорит именно об этом, потому что на кого из людей подействовала любовь Божия, тех она преобразила, сделав из земных небесными. Трусливые становились мужественными, отрекшиеся прежде — исповедниками и мучениками, блудницы — преподобными, сребролюбцы — милостивыми, лукавые — невинными, волки делались овцами, а овцы — львами. И все это изменение производила десница Вышняго (ср.: Пс. 76, 11). И если бы кто спросил, как такое может осуществиться на практике, то эти люди кратко ответили бы, что они подражали своему Господу Иисусу Христу.

Имея ответную любовь к нашему Иисусу и становясь сообразными Его характеру, в тойже образ преобразуемся от славы в славу… (2 Кор. 3, 18). Если это будет нами достигнуто, Духом Господа нашего, то исполнится цель нашей жизни. Именно это имел в виду апостол Павел, когда писал: Паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас (Гал. 4, 19). Ему же слава во веки веков, аминь.

Старец Иосиф Ватопедский. Слова утешения.

Богородице-Сергиева пустынь, 2005. С. 174–194

(в сокращении).