Книга: Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
Назад: 6.2.2. Леонид Алексеевич Шереметевский (05.06.1849{352} –28.09.1905){353}
Дальше: 6.2.4. Помощники начальника СПбСП Александр Петрович Силин (30.08.1857 –???) и Сергей Ильич Инихов (13.04.1857–10.10.1906)

6.2.3. Михаил Флорович Чулицкий (1853–1921 (?))

Начальник СПбСП с 14.01.1899 по 10.02.1903.
Леонид Шереметевский стал последним начальником Сыскной полиции, не имевшим высшего образования. После его отставки градоначальник Н.В. Клейгельс решает пригласить на эту должность профессионального юриста – чиновника, служившего ранее в Министерстве юстиции судебным следователем и товарищем (заместителем) прокурора.

 

Рис. 69. М.Ф. Чулицкий в молодости

 

Михаил Флорович (1853 –1921 (?)) (иногда его отчество путают: пишут Фролович и даже Федорович) – потомственный юрист. Его отец – коллежский советник Флор Дмитриевич Чулицкий – был губернских уголовных дел стряпчим в Витебской губернии.
В 1876 году Михаил Флорович окончил курс наук в Военно-Юридическом училище, на службу поступил 20 июня 1876 года – первоначально в распоряжение Главного Военно-Судного Управления, но 17 августа того же года был переведен в Министерство юстиции в распоряжение Витебского губернского прокурора. Его приказом с 29 сентября 1876 года по 9 августа 1877 года Чулицкий был откомандирован в помощь для занятий Лепельскому судебному следователю (Лепель – город на севере современной Беларуси, тогда уездный город Витебской губернии). Далее девять лет Михаил Флорович служил судебным следователем в Архангельской, Астраханской и Смоленской губерниях. 13 января 1886 года его повысили до товарища прокурора – в этой должности он три года служил в Тульском Окружном суде и десять лет в Санкт-Петербургском.
В 1897 году председателем Высочайше учрежденной комиссии о предупреждении занесения в империю чумной заразы и борьбе с ней, принцем Александром Петровичем Ольденбургским, Михаил Флорович был командирован в экспедицию генерал-лейтенанта Георгия Робертовича Васмунда (1840–1904, встречается другое написание фамилии – Васмундт) на берега Черного и Каспийского морей и на границу Турции и Персии.
Летом 1898 года, узнав о скорой отставке Л.А. Шереметевского, Чулицкий хлопотал о своем назначении на должность начальника Сыскной полиции (в фондах РГИА хранится его письмо с ходатайством об этом В.Г. Глазову). Хлопоты эти увенчались успехом – 18 октября 1898 года его уволили из Министерства юстиции по случаю причисления к Министерству внутренних дел с откомандированием в распоряжение петербургского градоначальника, который в тот же день 18 октября 1898 года назначил Михаила Флоровича своим чиновником особых поручений. 5 марта 1899 года Высочайшим приказом Чулицкого назначили начальником Сыскной полиции (фактически он стал руководить Сыскной с 14 января 1899 года).
За три года службы Михаила Флоровича в этой должности Сыскная полиция раскрыла следующие выдающиеся преступления:
– открыты виновные и найдены деньги, 43 тысячи рублей, похищенные из полкового ящика лейб-гвардии Преображенского полка;
– задержан виновный в продаже фальшивых камней особам императорской фамилии;
– обнаружен автор анонимных писем особам императорской фамилии;
– разыскан покушавшийся на убийство архимандрита в Александро-Невской лавре;
– по всем крупным убийствам виновные были обнаружены;
– обнаружены виновные в краже кредитных билетов трехрублевого достоинства из Государственного банка;
– обнаружены виновные и найдены все вещи, похищенные из павильона Петергофского дворца.
О последнем из этих дел расскажем подробнее.

Дело № 26. Туловище императрицы

Житель деревни Низино Петергофского уезда Александр Сандер зарабатывал на жизнь вывозом мусора. 2 декабря 1902 года в четыре часа утра, направляясь на свалку с бочкой нечистот, в ста саженях от павильона «Озерки» (другое название – «Розовый павильон», был разрушен во время Второй мировой войны, до сих пор не восстановлен) обнаружил на дороге туловище статуи покойной императрицы Александры Федоровны и обрезки свинцовых труб. Мусорщик тут же дал знать о находке лакею при Петергофском дворце Прокопию Филиппову, тот сообщил гоффурьеру (служителю, заведовавшему дворцовой прислугой), а он по телефону вызвал полицию. В шесть утра к павильону прибыли приставы обоих участков Петербургского уезда, исполняющий должность смотрителя по наружно-полицейской части и околоточный надзиратель Черняк. Они обнаружили, что дверь в подвал павильона открыта (филенка вырезана, замок взломан), причем на косяке имеются следы крови. После осмотра павильона была составлена опись украденных вещей: несколько статуэток из темной бронзы, часы из черного мрамора с бронзовой фигуркой пастушка, свинцовые трубы, срезанные с потолка и стен, а также оторванные от крупных статуй (летом выставляемых в садике, а зимой хранившихся в подвале) куски: уже найденное туловище императрицы и конечности двух мифологических фигур полулюдей-полуживотных. Осквернение статуй вкупе со срезкой труб указывало на то, что целью воров были не предметы искусства, которые сложно продать из-за их приметности, а металлы, из которых они изготовлены, – бронза и свинец.

 

Рис. 70. Павильон «Озерки» в Петергофе, начало ХХ века

 

Пристав Горностаев отправился с описью в Санкт-Петербургскую сыскную полицию, чтобы её агенты начали поиски по ломбардам и тряпичникам. Однако, получив от него заявление, начальник Сыскной Михаил Флорович Чулицкий счел нужным лично выехать на место преступления и в 10 утра вместе с подчиненными уже осматривал павильон «Озерки». Опытные сыщики быстро выяснили, что:
– злоумышленников в павильоне было трое, причем один из них при срезке труб сильно порезался, отсюда и следы на косяке;
– снаружи воришек дожидался сообщник с лошадкой, запряженной в сани. Однако кляча его была слишком старой и слабой, и из-за её немощи преступникам пришлось сразу же избавиться от самой тяжелой (и самой ценной) добычи – туловища императрицы.
Агенты Сыскной стали искать по окрестностям подобную лошадку и уже на третий день привели на Офицерскую улицу её владельца, жителя села Высоцкого Витинской волости Петергофского уезда Сергея Мазилкина. Перепуганный крестьянин, занимавшийся извозом, сразу открыл Чулицкому имена воришек: жителей села Костино Рощинской волости того же уезда братьев Константина, Григория и Степана Кононовых-Романовых. Петергофская полиция их хорошо знала: несмотря на молодость – старшему было 23, среднему 20, а младшему 18, – все они имели по судимости. Также была задержана их «мамашка» Ольга Романова, промышлявшая скупкой краденого. В доме у Кононовых-Романовых произвели обыск и нашли украденные в июле 1902 года на даче по адресу Луизинская улица, дом 7, вещи надворного советника П.Л. Барке. Однако ничего из похищенного в павильоне «Озерки» там не обнаружили – узнав о задержании Мазилкина, братья Кононовы-Романовы успели выкинуть украденные статуэтки в заросли тростника возле пруда, на котором расположен островок с руинами. Там 5 декабря их нашел сторож караулки Петергофского Дворцового управления отставной унтер-офицер Третьяков. Однако часов из черного мрамора с пастушком и одну из статуэток (нагой женщины, надевающей на ногу сандалию) на берегу пруда отыскать не смогли.
Братья Кононовы-Романовы на допросах категорически отрицали свою причастность к краже в павильоне «Озерки». Чулицкий им не верил – при осмотре у Григория были обнаружены глубокие порезы на руке. 16 декабря Михаил Флорович в очередной раз вызвал его на допрос и рискнул пойти на хитрость, объявив, что кровь Григория совпадает с той, что найдена в павильоне. Григорий был неграмотным и, конечно, не знал, что такими методиками полиция ещё не располагает (даже сравнительный анализ по группе крови появится через несколько лет в 1907 году, а полная идентификация по ДНК – только в 1984 году), потому сознался и указал на скупщика краденого, которому были проданы часы и фигурка женщины с сандалией. В ночь с 17 на 18 декабря на Александровском рынке в «железной» лавке Алексея Смирнова во время обыска Чулицкий лично их отыскал.
За «энергичные и настойчивые розыски» Чулицкий был награжден императором Николаем II суммой в двести рублей. А особо отличившихся в раскрытии этого преступления агентов Сыскной полиции – Евгения Афанасьева (или Афонасьева), Петра Тарасова и Александра Гольмана наградили серебряными часами с изображением государственного герба и цепочкой стоимостью сорок рублей.

 

Награду эту М.Ф. Чулицкий получил уже перед отставкой. «Лично руководя розысками по перечисленным преступлениям, статский советник Чулицкий обращал на себя внимание неутомимыми трудами и энергией; при усиленных трудах здоровье его подвергалось постоянному испытанию от крайнего напряжения физических и нравственных сил, и наконец совершенно расстроилось», – писал петербургский градоначальник генерал-лейтенант Николай Васильевич Клейгельс, ходатайствуя о назначении бывшему подчиненному усиленной пенсии. Ходатайство было удовлетворено. М.Ф. Чулицкий получил пенсию в 2000 рублей.
Пребывая в отставке, Чулицкий ещё пару лет оставался приписанным к Министерству внутренних дел, а с 1904 года стал служить в Комитете С.-Петербургского городского попечительства о народной трезвости (государственной организации, занимавшейся благотворительной деятельностью, председателем её был принц А.П. Ольденбургский).
В этот период жизни Чулицкий активно занимается литературной деятельностью: в 1904 году публикует две книги «Петербургские бродяги. Из записной книжки судебного деятеля» и «Прелестная женщина» (обе переизданы в 2009 году издательством «Авалонъ» под одной обложкой). Также Михаил Флорович публикует статьи и рассказы в журналах «Русская старина», «Вестник полиции», «Исторический вестник», газетах «Петербургская газета», «Неделя», «Петербургский листок» К сожалению, о своих расследованиях на посту начальника Сыскной он в них почти не рассказывает.

Дело № 27. М.Ф. Чулицкий «Кто убил?»

Уголовные очерки М.Ф. Чулицкого
КТО УБИЛ? (из уголовной хроники Петербурга)
Отставной надворный советник старый холостяк Венедикт Иванович Долгоносов мирно доживал свой век. Требования к жизни у него были скромные, и жил он безбедно.
Получал он небольшую пенсию и имел, кроме того, несколько тысяч, которые он отдавал под небольшие проценты преимущественно своим бывшим сослуживцам. В своей одинокой однообразной жизни он привык к аккуратности, которая доходила у него до педантизма. Вставал он ежедневно в 8 часов утра, пил чай, читал газету и в 9 часов утра выходил из дома. Шёл он всегда в одном и том же известном направлении. Дорогой его догоняли бывшие сослуживцы. С ними он шёл до здания, в котором на службе просидел несколько стульев. Попрощавшись с товарищами у подъезда, он сокрушенно вздыхал и пешком же медленно подвигался домой, изредка останавливаясь у окон и витрин магазинов. В час дня он съедал скромный обед и опять уходил. Теперь он шёл уже по делам, по взысканию денег с неаккуратных должников. Возвращался домой часам к 7, когда пил чай. Позанявшись списанием расчётов и исковых прошений, в 10 часов вечера отправлялся в ближайший трактир. Там он усаживался в бильярдной, требовал себе бутылку пива и изредка держал мазу за хорошего игрока. Из трактира уходил в 11 часа и в 12 часов лежал уже в постели. Так регулярно текла его жизнь в течение многих лет изо дня в день.
В квартире чистота всегда была праздничная и порядок образцовый. Всё всегда стояло и лежало на известном месте, было прибрано и припрятано.
Единственная его прислуга, сухая болезненная старуха кухарка Мавра, жившая у него чуть ли не 20-й год, приноровилась к его привычкам. Хозяин и кухарка понимали друг друга без слов. Поэтому кухарка молча подавала и чай, и кушанье и молча же убирала со стола. Не разговаривали они до тех пор, пока хозяин не спрашивал отчет в израсходовании денег и не требовались деньги на провизию. Тогда молчание вознаграждалось сторицей. Слова лились без конца. Неизбежно спор переходил в ругань и ссору. Долгоносов упрекал Мавру в расточительности и в неумении торговаться и дешево покупать, а та в свою очередь уличала его в том, что он её обсчитывает, и ругала его скрягой.
Такие споры происходили у них почти ежедневно и вошли в привычку. Иногда происходили и бурные сцены. Это случалось, когда Мавра что-нибудь разбивала или ломала. Тогда Долгоносов приносил в кухню паспорт, клал его на стол и кричал, чтобы Мавра убиралась вон, на все четыре стороны. Мавра заявляла, что она с радостью оставляет ненавистного хозяина и что наконец-то её истерзанная душа найдет успокоение. Обыкновенно через час после этой трагической сцены хозяин с кухаркой мирно обсуждали меню завтрашнего обеда. Мавра знала, что её, старую и болезненную женщину, никто в прислуги не наймет, а Долгоносов понимал, что такой дешевой, нетребовательной, честной и преданной прислуги ему больше не найти.
Однажды Долгоносов встретился в трактире с одним из своих старых сослуживцев и выпил с ним лишнее. На следующий день он тем не менее встал по обыкновению в 8 часов, выпил чаю, прочитал газету и собрался было уходить из дома, как вдруг почувствовал сильное головокружение. Он зашатался и беспомощно опустился на диван. Собрав силы, он позвал Мавру. Та явилась:
– Что с вами, барин? – спросила она испуганно, увидав его бледное лицо.
– Подай мне скорее стакан воды!
Мавра подбежала к столу, налила из графина стакан воды и быстро направилась к барину. От испуга руки у неё тряслись и расплескивали воду. Случайно она запнулась за ковёр и с размаха упала на пол. Стакан вылетел из рук и разбился. Звук разбитого стекла подействовал на Долгоносова как электрический ток. Он мгновенно вскочил и закричал:
– Ах ты, старая карга! Разве не знаешь, сколько стакан стоит!
Мавра между тем лежала без движения.
– Ну вставай же! – крикнул хозяин.
Мавра не шевельнулась. Долгоносов стал беспокоиться:
– Послушай, Мавра! Вставай! Я на этот раз прощаю и вычитать из твоего жалованья за разбитый стакан не буду.
Ответа не было. Долгоносов нагнулся – из головы Мавры сочилась кровь. Она при падении ударилась виском об стул. Долгоносов достал из шкафа другой стакан, налил в него воды и сначала выпил сам, а потом стал опрыскивать лицо Мавры и, приподняв её голову, вливать воду ей в рот. Ничто не помогало.
У Мавры не проявлялось ни малейших признаков жизни. Долгоносов очень струсил и, что называется, потерял голову.
– Что мне делать? Что мне делать? – шептал он. – Вот беда! Очень плохо! Никто не поверит, что она сама упала. Скажут, что это я убил. В тюрьму запрячут! Дворники на меня злы, что на чай мало даю. С удовольствием подлецы подтвердят, что я постоянно бранил её. Ещё на днях, как нарочно, я при дворнике ругал её. А она ещё причитала, что ей только и остаётся – повеситься. Батюшки! Вот счастливая мысль пришла. Ведь если она сама повесилась, я бы за это не отвечал.
Долгоносов немедленно стал приводить свой план в исполнение. Он обмыл лицо Мавры (кровь перестала литься). На виске прикрыл волосами небольшую ранку и, подхватив под мышки неподвижное тело, приволок его через коридор на кухню. Там он разыскал бечевку, один конец которой привязал к гвоздю над кроватью, а на другом сделал петлю. Приподняв затем Мавру, он посадил её на кровать, прислонив спиной к стенке, и набросил свободную петлю на шею.
– Петлю затягивать нельзя, – беззвучно шевеля губами, рассуждал Долгоносов сам с собой. – Возможно, что у ней только глубокий обморок. Она может опомниться. Тогда она сама снимет петлю с шеи. Если же она умерла, всякий скажет, что она повесилась. Ну-с, кажется, отлично всё устроено. Теперь остаётся только поскорее улизнуть. Чтобы не возникло подозрение на меня, что это я её убил, отворю дверь на черную лестницу. Если почему-либо не поверят, что повесилась сама, скажут, что пришли грабители и повесили. А вдруг действительно явятся воры и обкрадут всю квартиру?! Нет! Увидят труп и побоятся.
В это время пробило 9 часов.
– Уже девять. Скорее надо уходить, швейцар может заметить, догадаться…
Долгоносов быстро надел пальто, нахлобучил шапку, вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь, и стал спускаться с лестницы.
– А вы сегодня на несколько минут запоздали, – весело заметил швейцар, которому Долгоносов всегда твердил об аккуратности.
– Стар становлюсь. Вчера немного кутнул, сегодня уже и болен. Едва с лестницы сошёл.
«Вот она моя точность и аккуратность. Говорил я, что швейцар может заметить», – рассуждал сам с собой Долгоносов.
Вдруг он остановился, зашатался и едва не упал.
«Что я сделал? Вот беда! Второпях я забыл ведь замыть кровь в гостиной на полу. Что мне теперь делать? Возвратиться домой нельзя. Опять швейцар заметит, что я не вовремя возвратился. Пропал я! Сидеть мне в тюрьме!» – рассуждал Долгоносов.
Он так скверно себя чувствовал, что вместо обычной прогулки прошёл в сквер и там, не двигаясь со скамейки, просидел до полудня.
– Теперь надо домой идти. Пора!
Между тем, вскоре после ухода из дома Долгоносова, младший дворник принес к нему на кухню дрова. Постучав несколько раз в дверь и не получив ответа, дворник дернул за ручку двери. Незапертая дверь открылась. Дворник вошёл в кухню, бросил на пол дрова и вдруг в ужасе отскочил в сторону. На кровати с вытянутыми ногами лежала без движения Мавра.
– С нами крестная сила! Повесилась! – крикнул дворник, заметив веревки, и бросился вон из кухни.
Через полчаса в кухне сидел уже околоточный надзиратель и писал протокол.
– Господин околоточный, руки-то у покойницы совсем теплые. Не жива ли она ещё? Не снять ли её с петли? – спросил один из понятых.
В это время вбежал в кухню дворник и крикнул:
– Господин околоточный, в гостиной лужа крови!
Околоточный надзиратель отложил в сторону перо и пошел в гостиную. Увидев на полу кровь, разбитый стакан и валяющуюся около дивана женскую головную гребёнку, он сообразил, что в данном случае могло быть и убийство. Поэтому он сейчас же послал в управлении участка городового с запиской, в которой кратко изложил обстоятельства дела.
В ожидании прихода высших властей околоточный надзиратель уселся за продолжение протокола.
– Взгляни-ка, – обратился он к дворнику, – как там завязана веревка на гвозде?
Младший дворник подошел кровати, отодвинул её немного от стены, протиснулся между кроватью и стеной и стал разглядывать узел. Между тем веревка, которая свободно лежала вокруг шеи старухи, натянулась. У Мавры раскрылись веки и выпятились глазные яблоки, из раскрывшегося рта высунулся язык.
– Какой узел? Простой? Крепко завязан? – спросил околоточный надзиратель.
– Напутано что-то, – отвечал дворник.
Околоточный надзиратель оглянулся и, увидев изменившееся лицо старухи, испуганно вскочил.
– Что ты делаешь?! – закричал он. – Придвигай кровать на прежнее место!
В это время одним за другим стали приходить: участковый пристав, полицейский врач, судебный следователь и члены сыскной полиции. Вошёл и Долгоносов.
– Что такое? Что случилось? Зачем вы здесь? – задавал он дрожащим голосом вопросы.
– Ваша кухарка или убита, или сама повесилась. Пожалуйте на кухню. Взгляните.
– Я боюсь.
– Пожалуйста, посмотрите. Может быть, дадите тогда хоть какое-нибудь разъяснение.
Долгоносов вошёл в кухню и, взглянув на страшное лицо Мавры с выкатившимися глазами, вскрикнул, зашатался и упал в обморок.
Умелый осмотр квартиры выяснил многое. Было установлено, что Мавра была убита в гостиной. Лужа крови, разбитый стакан, валявшаяся на полу гребенка и сдвинутый ковер были этому свидетелями. Заметные бороздки от каблуков на полу говорили, что труп убитой был приволочен из гостиной в кухню. Единственной загадкой являлось повешение Мавры.
Пришедший в чувство Долгоносов рассказал, что когда он уходил, по обыкновению в 9 часов утра, кухарка была в кухне.
Швейцар и дворник удостоверили аккуратность и точность Долгоносова, ничем не нарушенные в этот день.
Пока производился осмотр и шли расспросы, весь расстроенный бледный младший дворник подошел к врачу.
– Позвольте узнать, ваше благородие, давно ли умерла Мавра? – спросил он.
– Нет, недавно, труп ещё не остыл.
– А не сейчас ли она умерла?
– Не думаю. Впрочем, теперь ничего не могу сказать о причине смерти… Завтра будет вскрытие, и тогда узнаем.
– Да мне нужно знать одно только, не умерла ли она вот теперь при нас в кухне.
– Почему ты это спрашиваешь?
– Чтобы совесть не мучила. Раньше мы думали, что она висит мертвая. Лицо у неё было такое спокойное, чистое, глаза и рот были закрыты. По приказу околоточного, чтобы взглянуть на узел, отодвинул я кровать, а веревка вокруг шеи и натянулась. Как взглянул я потом, страшно стало. Глаза вылезли, язык высунулся, лицо стало синее. Как бы мне, хоть и нечаянно, да не взять бы греха на душу. Может быть, жива еще была?!
– Успокойся. Она была мертвая. Её убили в гостиной и мертвую притащили и повесили.
На следующий день дворник явился в больницу, где производилась вскрытие, и опять спросил у врача о причине смерти Мавры.
– Рана на виске была легкая, поверхностная, – объяснил ему врач. – Вероятно, кто-то ударил Мавру чем-нибудь твёрдым по виску и оглушил. Она была старая и болезненная. С ней приключился очень глубокий обморок, который постепенно и перешел в смерть. Вот всё, что могу сказать. Кто и зачем убил, это уже докажет следствие.
Однако предварительное следствие ничего не открыло. Предполагалось, что на Мавру было нападение с целью ограбления и что с целью сокрытия следов преступления было симулировано самоповешение. Было ли что-либо похищено у Мавры и были ли у неё деньги, кроме найденных в чулке девяти рублей, установить не представлялось возможным, так как у неё никаких родных не было. О причастности к делу Долгоносова никто и не думал. Он был выше всяких подозрений. За необнаружением виновного дело было прекращено.
Долгоносов переехал в другую квартиру, и там его преследовала страшное лицо Мавры. Его преследовала и днем, и ночью одна и та же мысль:
– Может быть, – думал он, – Мавру можно ещё было привести в чувство. Если бы я не был так малодушен и пригласил бы доктора, она, вероятно, ожила бы.
Долгоносов стал опускаться, пить и вскоре умер. После его смерти была найдена записка, в которой он подробно описал, при каких обстоятельствах умерла Мавра.
Смерть успокоила Долгоносова, младший же дворник продолжал переносить большие нравственные мучения.
– Глаза были закрыты – и выкатились. Рот раскрылся, и язык высунулся. Лицо было чистое и спокойное – стало синим и страшным. Нечаянно, не нарочно, а всё-таки я, грешный, задушил её. Жива была ещё. Прости меня, Господи! – не переставал говорить он сам с собой.
Через месяц после смерти Мавры он отправился в монастырь на остров Валаам замаливать свой невольный грех.
Когда именно, в какой момент у Мавры потухла последняя искра жизни, так и осталось невыясненным.

 

В конце 1910 года тяжело заболела супруга Чулицкого Текла Ивановна (в девичестве Скивская (Скифская), 1858 года рождения, католического вероисповедания. Ухаживая за ней, Михаил Флорович не спал по ночам и по этой причине однажды опоздал утром в канцелярию принца Ольденбургского. Взбешенный принц потребовал, чтобы Чулицкий подал прошение об отставке. Тот так и поступил.

 

Рис. 71. Текла Ивановна Чулицкая в молодости

 

По собственному признанию М.Ф. Чулицкого, служить он больше не хотел и потому ушёл на вольные хлеба. Сперва пытался жить литературными трудами, но вскоре решил вернуться в юриспруденцию. 27 октября 1911 года его внесли в списки присяжных стряпчих коммерческого суда. Однако возраст, сердце, плеврит и болезнь печени вынудили его 2 декабря 1916 года подать прошение об исключении его из списка присяжных стряпчих, которое было удовлетворено 3 февраля 1917 года.
У Михаила Флоровича и Теклы Ивановны Чулицких было шестеро детей:

 

Рис. 72. М.Ф. Чулицкий (в центре) с семьей, на перилах сидит его сын Константин, 1900-е годы

 

– Михаил, дата рождения 10 октября 1879 года, по окончании Кронштадтской гимназии поступил в Санкт-Петербургский университет, где прослушал полный курс на юридическом факультете, однако испытаниям не подвергался. С 1904 года – на службе в Министерстве просвещения, с 6 марта 1906 года он исполняющий должность делопроизводителя восьмого класса младшего оклада Департамента народного просвещения;
– Константин, родился 14 апреля 1881 года в Астрахани, в 1906 году окончил юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета с дипломом II степени и поступил на службу в столичный Окружной суд. С 1910 года Константин Чулицкий – товарищ прокурора Усть-Медвидцкого Окружного суда, в 1912 году перемещен на ту же должность в Митавский Окружной суд. Несмотря на то что на освидетельствовании 29 декабря 1907 года комиссия при усиленном лазарете лейб-гвардейского Московского полка признала Константина Чулицкого неспособным как к строевой, так и нестроевой службе, 14 августа 1914 года он ушёл добровольцем в действующую армию. Для этого Митавский Окружной суд предоставил титулярному советнику Константину Михайловичу Чулицкому отпуск с сохранением содержания. В апреле 1917 года прапорщик 19-го Драгунского Архангелогородского полка К.М. Чулицкий, прикомандированный к Отделу службы связи, обратился в Петроградский Окружной суд с ходатайством назначить его товарищем прокурора, ввиду того что обязанности воинской службы, на которой он находится, позволяют ему одновременно исполнять и обязанности по должности товарища прокурора. После революции – совслужащий. Фотографии М.Ф. Чулицкого и его семьи, приведенные в этой работе, любезно предоставила нам внучка Константина Михайловича Ольга Анатольевна Семенкова;
– Виктор, родился 16 марта 1889 года (предположительно сидит на фотографии в кадетской форме в ногах у отца). Известно, что в 1909 году десятилетний кадет Виктор пытался застрелиться;
– София, родилась 29 августа 1883 года;
– Валентина, родилась 21 сентября 1885 года.
– Лидия, родилась 26 декабря 1886 года.
В 1916–1917 годах Чулицкий постоянно проживал на даче в Озерках по адресу Б. Озерная, дом 28, служил в Главном управлении Российского общества Красного Креста. В 1917/1918 годах он переехал (возможно, не по своей воле) в деревню Вязники Владимирской губернии. Согласно семейным преданиям умер Михаил Флорович Чулицкий в 1921 году в городе Коврове Владимирской губернии.
Данные из формулярного списка М.Ф. Чулицкого приведены в приложении Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден.
Назад: 6.2.2. Леонид Алексеевич Шереметевский (05.06.1849{352} –28.09.1905){353}
Дальше: 6.2.4. Помощники начальника СПбСП Александр Петрович Силин (30.08.1857 –???) и Сергей Ильич Инихов (13.04.1857–10.10.1906)