Федра

Действие первое

Ипполит. Охотники

Ипполит

Рассыпьтесь, друзья, по тенистым лесам,

По снежным вершинам Кекроповых гор!

И быстрой стопой пробегайте луга,

На которые тень простирает свою

Скалистый Парнеф,

Где Кефис стремительный вечно шумит,

Текущий во мгле Триазийских долин.

Ликуйте, холмы, что вечно Рафейским снегом белы.

А вы устремитесь к ольховым лесам,

Где Зефир росоносный ласкает луга,

Вызывая весенние травы на свет,

Где Илие легкий лениво течет

По прелестным полям и скудной волной

Омывает и гложет бесплодный песок.

А вы к Марафонским дебрям густым

Направьте шаги,

Где матери ищут для маленьких стад

Подножного корма и пастбищ ночных.

А вы, где открытый для южных ветров

Ахарней суровый смягчает хлад,

Один на Гимета сладостный склон,

В Афидны пускай устремится другой.

В том месте давно не звучали рога,

Где смотрит на моря извилистый брег

Сунийский утес.

Кто славы охотника ищет, того

Призывает Флий.

Ведь там обитает гроза поселян,

Прославленный многими ранами вепрь.

Молчаливым псам

Ослабляйте вожжу, но молоссов злых

Не спускайте с ремня, а критские псы

Пусть рвутся истертою шеей из уз.

Спартанских псов

(Смела их порода, жадна до зверей)

Держите на привязи ближе, ближе к себе.

Наступит пора,

Их лай отзовется под сводом пещер.

Теперь же, носы наклонивши к земле,

Пусть нюхают воздух и ищут берлог,

Пока полумрак и на влажной земле

Хранятся следы пробегающих ног.

Один поскорей

Широкие сети для лова готовь,

Другой расставляй тугие силки.

Пусть перья багряные страхом пустым

Загонят в тенета смятенных зверей.

Ты издали легкие копья метай,

А ты и правой и левой рукой

Направляй отягченный железом дрот.

А ты из засады зверей выгоняй

Пронзительным криком, а ты, победив,

Утробу вскрывай согнутым ножом.

О дева-богиня, с любовью приди

К слуге твоему,

Царящая в сумраке тайном лесов,

Разящая верной стрелою зверей,

Которые пьют

Холодный Аракс

И резвятся зимою на петровском льду.

Ты львов гетулийских десницей разишь

И критских преследуешь ланей. А то

Ты стрелы бросаешь в стремительных серн

Своей легкой рукой.

Тебе подставляют и спину, и грудь

Рогатые зубры, косматый бизон

И пестрые тигры. Все звери пустынь,

Что живут в Аравийских роскошных лесах

И в скудной земле гарамантов, и те,

Что ютятся на диких Пирены хребтах,

Скрываются ль в дебрях Гирканских густых

И в степях, где кочует дикий сармат, —

Трепещут, Диана, пред луком твоим.

Кто, имя имея твое на устах,

Вступает в леса,

У того переполнены сети зверьем,

Ни один не уйдет, разорвавши силки,

Телеги скрипят под добычей лесной,

И рдеют от крови морды собак.

С весельем и шумом толпа поселян

Возвращается в хижины праздновать пир.

Богиня, ты здесь:

Пронзительно лают веселые псы,

Призывая в леса. Сюда, сюда,

Помчимся, друзья, где тропа сократит

Утомительный путь.

Федра. Кормилица

Федра

О Крит великий, царь морей безбрежных,

Чьи корабли несметные покрыли

Широкий Понт до края, где Иерей

Стремит суда на Ассирийский берег!

Зачем меня наложницею дал

В немилый дом, где я женой врага

В слезах мой век печальный коротаю?

Мой муж бежал, и верен он жене

Той верностью, что свойственна Тезею.

Отважного любовника соратник,

Спустился он во мрак озер подземных,

Чтоб вместе с ним похитить Прозерпину

С престола преисподнего царя.

Ни страх, ни стыд его не задержали:

И в Ахеронте беззаконных лож

Готов искать родитель Ипполита!

Но есть другая, большая печаль,

И от нее меня не отрешают

Ни мрак ночной, ни сон глубокий.

В сердце

Растет беда, пылая, как огонь

В пещерах Этны. Празден мой станок,

Из рук невольно пряжа выпадает.

Охоты нет почтить дарами храм

И, замешавшись в хор аттидских жен,

Пред алтарем, в молчанье тайнодейства,

Метать огни и чистыми мольбами

Богиню чтить, владычицу Земли.

Хочу зверей преследовать бегущих,

Метать копье изнеженной рукой!

Зачем, мой дух, зачем ты любишь дебри?

Я матери несчастной узнаю

Преступный Рок. Всегда, всегда в лесах

Грешили мы. О, как мне жаль тебя,

Родительница! В страсти нечестивой

Дерзнула ты отдать любовь вождю

Свирепых стад. Твой обольститель был

И диким, и ярма не выносящим,

Но все же он любил… Но бог какой,

Какой Дедал мое угасит пламя?

Нет, если б сам афинянин искусный,

Что в темном доме запер Минотавра,

Вернуться мог, он не помог бы мне.

Возненавидев всех потомков Солнца,

На нас оковы Марса своего.

Да и свои Венера вымещает

И Фебов род обременяет весь

Постыдными грехами: ни одна

Из дочерей Миноса не любила,

Чтоб к той любви не примешался грех.

Кормилица

Тезеева супруга, славный отпрыск

Юпитера! Из груди непорочной

Скорее изгони огонь греха

И не давай себя ласкать надежде.

Тот, кто любовь в начале подавил,

Воистину бывает победитель.

Но кто питал и возлелеял зло,

Нести ярмо, которому подпал,

Отказывается, но слишком поздно.

Мне хорошо известно, что цари

Не любят правды, в гордости своей

Пред истиной склоняться не привыкли;

Я понести ответственность готова

За мой совет: ведь близкая свобода

Рождает храбрость в старческой груди.

Наш первый долг – идти прямой дорогой,

А уклонившись, меру знать в грехе.

К чему идешь, несчастная? Зачем

Бесславный дом еще бесчестишь, мать

Желая превзойти? Здесь больший грех,

Чем зверь ее. Там был виною Рок,

Твоя ж любовь о сердце развращенном

Свидетельствует. Если безопасным

Проступок ты считаешь потому,

Что твой супруг не видит свет небесный,

Ты заблуждаешься. Пускай Тезей

Сокрыт навек Летейскою пучиной,

А об отце забыла, что законы

Дает морям и сотни городов?

Столь страшный грех оставит он сокрытым?

Отцовская забота прозорлива.

Но пусть его мы хитростью обманем,

Забыла ты о деде, чьи лучи

На целый мир сиянье изливают,

Отце богов, что сотрясает землю

И мечет пламя Этны? Неужель

Ты скроешься от пращуров всезрящих?

Но пусть на связь греховную твою

Небесные посмотрят благосклонно,

Соблазну покровительство дадут, —

Что скажешь ты о совести смятенной,

Душе, виною полной, вечном страхе

Перед собой? Злодейство безопасным

Бывает, но спокойным – никогда.

О, погаси огонь любви преступной

И грех, какого варварские земли

Не видели, ни негостеприимный

Суровый Тавр, ни скифы кочевые!

Ужасное злодейство изгони

Из чистого ума и, вспомнив мать,

Страшись любовных связей небывалых.

От ласк отца стремясь к объятьям сына,

Ты смешанный зачнешь во чреве плод?

Так продолжай и опрокинь природу

Огнем преступным! Что ж чудовищ нет?

Что ж пуст дворец, где брат когда-то жил?

Что ж всякий раз увидит чудищ мир,

Природа все законы преступит,

Когда полюбит критянка?

Федра

Я знаю,

Кормилица, ты правду говоришь.

Но страсть меня на худший путь влечет:

Сознательно душа стремится к бездне,

Ища вотще спасительных советов.

Так мореход противу встречных волн

Коль правит челн, его напрасен труд:

Уносится корма теченьем бурным.

Что может разум? Побеждает страсть

И бог могучий всей душой владеет.

Крылатый этот бог царит над миром

И самого Юпитера палит.

И Марс воитель ведал это пламя,

И бог – создатель молнии трехзубой —

И он, всегда вращающий золу

В пещерах Этны, тем огнем пылает;

И Феба, с лука мечущего стрелы,

Пронзает мальчик верною стрелой,

Летает он, тяжел земле и небу.

Кормилица

Постыдная, потворствуя пороку,

Решила похоть, что любовь есть бог,

И чтоб свободней быть, снабдила страсть

Названьем бога ложного. С небес,

Извольте видеть, сына посылает

На землю Эрицина; стрелы он

Рукою нежной сыплет, и владеет

Громадным царством меньший из богов.

То выдумка пустая душ безумных:

Венеры божество и лук Амура.

Кто в счастии живет чрезмерном, тот

Стремится к необычному. Тогда

Большого счастья страшная подруга

Приходит похоть. Повседневный стол

И здравый нрав становятся постылы.

И почему той похоти чума,

Дома изысканные выбирая,

Щадит пенатов скромных? Почему

Свята Венера в хижинах убогих

И здравы страсти у людей простых,

Держась в своих пределах? И, напротив,

Богатые, особенно цари,

Стремятся к беззаконному? Кто слишком

Могуч, тот хочет мочь, чего не может.

Ты знаешь, что царице подобает:

Страшись возврата мужа твоего.

Федра

Одной любви покорно сердце Федры,

Я не боюсь возврата: никогда

Не возвращался тот под свод небесный,

Кто потонул в молчанье вечной ночи.

Кормилица

На Дита не надейся. Пусть запрет

Свое он царство, пусть стигийский пес

Хранит врата, Тезей найдет дорогу.

Федра

Быть может, он простит мою любовь.

Кормилица

Безжалостен он был к супруге чистой,

И дикая узнала Антиопа

Его руки жестокость. Но допустим,

Что сможем гнев его переломить, —

Кто сломит сына дух неукротимый?

Возненавидев даже имя женщин,

В безбрачье он свои проводит дни,

Бежит любви. Не забывай, что он

Из рода амазонок.

Федра

Вслед за ним

По высям снежным легкою ногой

Бегущим, прыгающим через камни,

Хочу лететь по рощам и горам.

Кормилица

Чтоб он твоим ласканьям уступил

И чистоту нарушил для Венеры?

И полюбил тебя, когда, быть может,

Из-за тебя всех женщин ненавидит?

Нельзя его мольбами победить.

Он дик!

Федра

Любовь и диких побеждает.

Кормилица

Он убежит.

Федра

Я вслед за ним хоть в море.

Кормилица

Отца не забывай.

Федра

И мать я помню.

Кормилица

Весь род наш он презрел.

Федра

Так нет соперниц.

Кормилица

Придет супруг…

Федра

Кто? Спутник Перифоя?

Кормилица

Придет отец.

Федра

Он кроток был к сестре.

Кормилица

Вот этими седыми волосами

И грудью, изнемогшей от забот,

Сосцами, дорогими для тебя,

Молю, остановись в своем безумье.

Желанье выздороветь – часть здоровья.

Федра

Не вся стыдливость вышла из души.

Старушенька, я слушаюсь. Любовь,

Которая не хочет управляться,

Побеждена да будет. Доброй славы

Не оскверню. Один исход из бед:

За мужем я последую и смертью

Предотвращу несчастье.

Кормилица

О питомка,

Умерь души разнузданный порыв:

Ты потому-то и достойна жизни,

Что смерти мнишь достойною себя.

Федра

Смерть решена; вопрос о роде смерти:

Окончу ль петлей жизнь или железом,

Иль брошусь вниз с Палладина Кремля.

Кормилица

Ты думаешь, моя позволит старость

Тебе погибнуть? Яростный порыв

Останови. Вернуться к жизни трудно.

Федра

Ничто погибели не помешает,

Коль решено и должно умереть.

Моя рука отмстительницей будет

За чистоту.

Кормилица

Единая утеха

Моих годов преклонных, госпожа,

Когда так сильно страсть душой владеет,

Презреть молву: она ведь неправдива

И часто лучше или хуже дел.

К его душе, суровой, неприступной,

Я путь найду. Моя теперь забота

На юношу сурового напасть

И ум его сломить неумолимый.

Хор

О богиня, дочь грозового моря,

Что зовется мать двойных Купидонов!

Сильный и огнем вместе и стрелами,

Сладострастья полн и веселья мальчик.

О, как метко он выпускает стрелы!

Страсть проникнет внутрь, в глубину суставов,

Все опустошит тайный пламень жилы;

Раны мальчик вширь не наносит вовсе,

Но она мозги пожирает тайно.

Не знает покой этот отрок: всюду

Стрелы сеет он как легко по миру!

Та земля, что зрит восхожденье солнца,

Иль вечерний брег на его закате,

Или жаркий край под созвездьем Рака,

Иль Медведицы подо льдом созвездья,

Зрящий лишь одни кочевые орды,

Знает этот огнь. Он воспламеняет

Юношей сердца пылких, воскрешает

Жар у немощных стариков угасший,

Пламенем сердца дев, им незнакомым,

Поражает вдруг. Побуждает он, с неба

В ложном зраке чтоб бог снисшел на землю:

Феб, начальник стад фессалийских, долго

Пас свои стада и, свой плектр оставив,

Созывал быков полевой свирелью.

Сколько раз был зрим во обличье смертном

И сам вождь небес и всех туш гонитель.

То крылами он замахал, как птица,

Слаще пел он, чем перед смертью лебедь,

То играл бычком со свирепым взором —

Подставлял хребет свой девичьим играм,

Вздумал посягнуть он на царство брата,

Греб копытом он, в подражанье веслам.

Укротил он мощь глубины пучинной,

Трепеща за жизнь дорогой добычи.

Страстью разожглась и богиня ночи,

Светлая во тьме; она, ночь покинув,

Лучезарную колесницу брату

Отдает, и он, колесницей ночи

Правя, сократил весь свой круг привычный.

Но дрожат оси колесницы грузной,

Слишком ночь свое позабыла время,

И замедлил день своим восхожденьем.

Бросил Геркулес свой колчан и стрелы,

И большого льва, свой доспех грозящий;

Перстнем скрасил он изумрудным руку,

Дал закон кудрям, непокорным гребню,

Чистым златом он обвязал голени,

На ноги надел он красны сандальи,

Нити он рукой, знавшей лишь дубину,

Прял веретена при вращенье быстром.

Узрела Персида, богатый край

Лидийский узрел,

Как сброшена шкура свирепого льва,

Как на тех плечах, что держали свод

Высоких небес,

Краснеет тирийская тонкая ткань.

Всем жертвам поверьте: священ тот огонь

И чрезмерно могуч. Над пучиной морской,

Опоясавшей землю, под небом самим,

Где текут лучезарные сонмы светил,

Безжалостный отрок всевластно царит,

Не спасутся от этих язвительных стрел

В пучине стада голубых Нереид,

Огня не угасит морская волна.

Природе пернатых знаком тот огонь;

Ужален Венерой, готов воевать

За целое стадо смелый бык.

Испуган за жизнь подруги своей,

И робкий олень вступает в бой.

Потрясают гривой пунийские львы

Под властью любви: лишь вспыхнет любовь,

О страсти зачатой вещает их

Неистовый рев.

Индеец пред тигром пестрым своим

Трепещет тогда.

Клыки заостряет свирепый кабан,

Готова на раны вспененная пасть.

Чудовищ морских покоряет любовь

И луканских быков. Природу всю

Побеждает она, изъятий нет.

По веленью Любви угасает вражда,

Уступает огню застарелый гнев;

Что больше мне петь: и мачех злых

Смиряет любовь.