Письмо CIII. Остерегайся людей

Что ты тревожишься, опасаясь таких вещей, которые могут случиться, а могут и не случиться, вроде пожара, обвала и других бедствий, которые хотя иногда и случаются, но не угрожают нам постоянно. Думай и остерегайся того, что постоянно готово поразить нас. Случайные бедствия вроде кораблекрушения, падения из экипажа, хотя и тяжки, зато редки. Но жди каждый день какой-нибудь беды от людей. Укрепись против них и будь осторожен. Никакое бедствие не случается так часто, не поражает так неожиданно, не подкрадывается так незаметно. Гром гремит прежде, чем поднимется буря. Здания предвещают свое разрушение с треском. Дым возвещает о пожаре. Опасность же со стороны людей подкрадывается неожиданно, и чем она ближе, тем тщательнее скрывается. Ты горько ошибаешься, если веришь выражению лица людей, приближающихся к тебе. У них только наружность людей: в душе же это звери. Но и звери бывают опасны лишь в первый момент встречи, а раз он миновал благополучно, они не тронут, ибо только нужда заставляет их нападать, только голод или страх вовлекает в битву. Для человека же доставляет наслаждение губить своего ближнего.

Итак, всегда помни, что тебе угрожает опасность со стороны людей, но помни также и о своих обязанностях по отношению к людям. Остерегайся их, чтобы они не вредили тебе, но не вреди им сам. Радуйся удаче ближнего, сочувствуй его горю и помни, чего ты должен опасаться и какие чувства должен выказывать сам. Поступая так, ты достигнешь если не того, что тебе перестанут вредить, то хотя бы того, что ты не будешь обманываться.

Насколько можешь, ищи убежища в философии. Она укроет тебя в своих объятиях. В ее святилище ты будешь если не вполне безопасен, то все же безопаснее, чем где-либо. Ведь столкновения с людьми возможны только в том случае, если ты будешь ходить в одном с ними месте. Но не гордись философией. Для многих, кто с гордостью рисовался ею, она послужила источником опасностей. Пусть она исправляет твои пороки, но не обличает чужих. Не уклоняйся от общепринятых обычаев, чтобы не казалось, что ты осуждаешь то, чего не делаешь сам. Можно быть мудрым без величия и не возбуждая к себе зависти других.

Письмо CVI. Материальны ли блага

Я запоздал своим ответом на твое письмо, не потому, впрочем, чтобы я был слишком занят – такого оправдания ты от меня не услышишь. У меня всегда есть время, как оно есть у всякого, кто только захочет. Дела никого не преследуют. Сами люди ищут их и воображают, что дела – признак их благосостояния. Но я не отвечал на твой вопрос раньше оттого, что он должен войти в мое большое сочинение. Ведь ты знаешь, что я пишу трактат по нравственной философии, в котором постараюсь изложить все относящиеся до нее вопросы. Из-за этого я колебался, отложить ли ответ на твой вопрос или, хотя я еще не дошел до рассмотрения его, следует ответить на него вне общего порядка. Наконец, я решил, что нехорошо задерживать человека, пришедшего из столь дальней страны. Поэтому я изложу тебе этот вопрос вне его связи с целым рядом других подобных вопросов, а затем, если окажется нужным его дополнить, я напишу тебе об этом сам, без твоей просьбы. Вопросы эти, как и твой вопрос, относятся к разряду тех вещей, знать которые скорее приятно, чем полезно. Ты спрашиваешь, материальны ли блага? Но благо приносит пользу, следовательно, оно производит действие, а то, что действует, – материально. Благо возбуждает душу и некоторым образом образует ее, а это свойство материальных предметов. Блага тела – материальны. Благо человека неизбежно материально, ибо сам он телесен. Все, что питает человека, поддерживает, охраняет или восстанавливает его здоровье, – материально. Следовательно, и блага его материальны. Конечно, после этого ты не будешь сомневаться в том, что и страсти материальны – я говорю уже о том, чего ты не спрашивал, так материальны гнев, любовь, скорбь. Если ты сомневаешься в этом, посмотри, как они меняют выражение лица, заставляют хмурить лоб, улыбаться, краснеть или бледнеть. И неужели ты думаешь, что столь явственные изменения в теле могут происходить от причин нематериальных? Если страсти материальны, то материальны и душевные болезни: скупость, жестокость, застарелые пороки, пришедшие в неисправимое состояние, а следовательно, и злоба, и все виды ее – недоброжелательность, зависть, гордость. Следовательно, и все блага, во-первых, потому что они противоположность этим порокам, а во-вторых, потому что они проявляются в теле подобными же признаками. В самом деле, разве ты не замечал, какую силу взгляду придает храбрость, какую проницательность – благоразумие, какую скромность и безмятежность – благочестие, какую ясность – радость, какую жесткость – суровость, какое спокойствие – кротость? Итак, должны быть признаны материальными предметы, изменяющие цвет и вид тела, предметы, имеющие влияние на тело. И следовательно, все добродетели, которые я перечислил, и все, что происходит от них, – блага. Наконец, нет сомнения, что только тела могут взаимно соприкасаться.

Соприкасаться могут лишь материальные вещи, говорит Лукреций. Между тем все перечисленные мною вещи не производили бы в теле никаких изменений, если бы не соприкасались с ним: итак, все они материальны. Наконец, материально все то, что имеет власть побуждать, задерживать или повелевать. Но разве страх не удерживает от поступка, смелость не побуждает к нему, храбрость не дает толчка вперед, осторожность не обуздывает и не останавливает, радость не возбуждает, печаль не сокрушает? Наконец, все, что мы делаем, мы делаем в силу побуждений злобы или добродетели. Но то, что может повелевать телу, материально, что дает силу телу, – материально. Телесные блага – материальны; благо человека есть вместе и благо его тела; итак, оно материально.

Я писал все это из угождения тебе. Но мне кажется, ты ответишь на это: мы играем в пешки. Наше остроумие теряется по пустякам. Такие вопросы могут сделать нас ученее, но не сделают нас лучше. Мудрость гораздо очевиднее. Многим нравится играть словами, и как люди вдаются в излишества в других вещах, так можно предаваться им и в философии. Мы страдаем от неумеренности во всем, в том числе и в науках: мы учимся не ради жизни, но ради школы.