Вещие сестры

Ярмарка Последнего дня лета закончилась чудесно, и остаток выходных тоже прошел неплохо. Мы с Роз и Сьюзи сходили выпить кофе, и, когда я вернулась домой, дверь мне открыл Эмброуз, а тетя Хильда готовила тете Зельде ее любимый ужин. И все были бодры и веселы, словно братец не хранил от меня никаких секретов, а тетя Зельда не убивала тетю Хильду несколько дней назад.

Я старалась не думать об этом, и чаще всего мне удавалось.

Утром в понедельник Эмброуз опять кокетничал с почтальоншей. Она ему, видимо, нравилась, потому что на нем были джинсы и нормальная футболка, а не та, в которой он спал. Увидев меня на лестнице, он сверкнул необычно яркой улыбкой и радостно помахал.

– Привет, сестренка!

– Она что, твоя сестренка? – уточнила почтальонша.

– Конечно, потому я ее так и называю, – ответил Эмброуз. – Разве это похоже на прозвище?

– Я хотела сказать… – Девушка зарделась так, как могут только рыжие, даже веснушки утонули в багровой волне. – Раз ты афроамериканец…

Я подошла к Эмброузу и встала рядом, демонстративно уплетая хлопья и сердито насупившись.

– И что в этом такого? Почему он не может быть моим братом? Хотя бы двоюродным?

– Я этого не говорила, – пролепетала она.

Я доела хлопья и крепко ухватила Эмброуза под руку. Он ласково отпихнул меня.

– Какая нелепость, – фыркнул он. – Я не афроамериканец. Я британец. В моей комнате висит «Юнион Джек». Но ты его не увидишь.

Так вот что его расстраивает? Я раскрыла рот. Почтальонша ретировалась, окинув нас обоих сердитым взглядом. Похоже, на следующей неделе до нас не дойдет множество писем – пока тетя Зельда не организует доставку почты заново.

Эмброуз поплелся к окну. Я думала, он смотрит вслед уходящей девушке, но, подойдя, увидела, что он запрокинул голову к небу и прищурил глаза. Пальцы прочерчивали в воздухе пути пролетавших птиц.

– О чем задумался? – спросила я.

– Если мне когда-нибудь позволят завести фамильяра, – сказал он, – возьму себе птицу.

Фамильяр для ведьмы – это гоблин в облике животного, верный спутник в колдовстве. У тети Хильды были пауки. Иногда она сидела за кухонным столом, читая любовные романы, а пауки черным ручейком ползли по ее руке, собирались в кучку на ладони и, выпучив каждый по восемь глаз, вместе с ней пропадали в бурных романтических приключениях. После темного крещения у меня тоже появится фамильяр. Тетя Зельда уже разложила на виду множество книг о воспитании животных, выделив и подчеркнув нужные места, но я еще не решила, кого бы мне хотелось.

И все равно меня это радует. Фамильяр станет словно член семьи, будет всегда вставать на мою сторону, никогда не бросит и поможет советом о колдовстве. Фамильяр – постоянный спутник ведьмы.

По условиям приговора Эмброузу запрещено иметь фамильяра.

Я прижалась щекой к его плечу.

– А какую птицу?

– Не знаю, сестренка. Это я просто так сказал. Я был бы рад любому фамильяру. Уже готов рисовать рожицы на камнях.

Он ласково оттолкнул меня, подошел к керамической вазе на столе, поднял ее и заговорил пискляво:

– Привет, Сабрина. Я новый фамильяр Эмброуза. Вместе мы будет творить невероятные чудеса!

Я хихикнула.

– Вряд ли тетя Зи одобрит.

– Если у меня когда-нибудь появится фамильяр, выбирать его будет уж точно не тетя Зи. – Эмброуз поставил вазу обратно. – Мне не нужно существо, выросшее в неволе. Я слишком хорошо знаю, каково это. Я пленников не беру.

– Логично, – кивнула я.

Я об этом не задумывалась, но в его словах есть резон. Может быть, скоро, очень скоро, когда наступит мой черед выбирать фамильяра, я тоже захочу кого-нибудь дикого. Который сам захочет остаться со мной.

Эмброуз опять выглянул в окно. По небу сновали последние летние ласточки, изящные дуги их темных крыльев рисовали линии – почти такие же, как на карте.

– Птицу, наверное, – прошептал он.

Все время забываю, что, будь на то воля Эмброуза, его бы здесь уже не было.

– О чем говорилось в твоем заклинании?

Я и не поняла, как резко прозвучал вопрос, пока не увидела, как Эмброуз прищурился.

– Хватит уже, – сказал он. – Не желаю больше об этом говорить! Не люблю разговоры, которые навевают скуку.

– Но…

Меня перебил стук. Эмброуз ткнул в меня пальцем, кинулся к двери и театрально распахнул ее.

– Нет и нет! Долой скуку! Я ухожу в покойницкую, там самые интересные собеседники! «Чашка с трещиной откроет узкую тропинку в рай!» Давно пора. – Он нырнул в полукруглую дверь под лестницей. Я бы последовала за ним, но в дверях стоял Харви и, как ни странно, его брат Томми. И вид у них был, разумеется, озадаченный.

– Привет! – сказал Томми.

– А тебе очень надо нести чашки в морг? – поинтересовался Харви.

Ответом им был только грохот двери. Я подошла и похлопала Харви по плечу. Молодец, всегда задает разумные вопросы.

– Ха-ха, – сказала я. – Не обращай на него внимания. Привет, Томми. Рада видеть тебя второй раз за неделю.

Томми небрежно пожал плечами:

– Я всю неделю буду работать в утренние смены, так что могу подвозить вас с Харви в школу.

– Ты слишком много работаешь. Совсем о себе не думаешь. – Харви на миг нахмурился. Потом посмотрел на меня и просиял. – А ты, как всегда, само совершенство. Такой и оставайся.

Я привстала на цыпочки и чмокнула его.

– Постараюсь.

Мы сели в красный пикап, и Томми повез нас в Бакстерскую школу.

– Забавный тип твой родственник.

Я ощетинилась. Сначала почтальонша, теперь он.

– Ты о чем?

Томми не ожидал такой атаки.

– В смысле – он пошутил? Насчет покойников – интересных собеседников?

Я выдохнула.

– А.

– Я же говорю, забавно.

– Да, – буркнула я. – Смешно до чертиков. Кстати, о чашке и о стране мертвых – это не бред, а цитата. Из стихотворения Уистена Хью Одена.

Томми выгнул бровь, покосившись на Харви в зеркальце заднего вида.

– Ну и умная у тебя девушка. Родные в разговорах цитируют поэзию. Держись за нее крепче.

– Я так и планирую, – ответил Харви, приобняв меня за плечи.

А я держала его за талию. И тоже не хотела разжимать руки.

У школы Томми высунулся из окна и на прощание обнял Харви. Привычное проявление любви. Люди могут друг на друга положиться. Настоящая семья.

– Береги себя там, внизу, – сказал Харви.

Томми подмигнул мне через братнино плечо.

– А ты, Сабрина, береги его.

Харви снова положил руку мне на плечо, мы поднялись на крыльцо и вошли в вестибюль. Свет, сочившийся из окон, был зеленоватым, точно под водой. Мимо проскочила мисс Уордвелл. Она слегка улыбнулась мне, но не остановилась поговорить.

Между бровями Харви пролегла вертикальная складка.

– До чего же тяжело думать, как он там, внизу. Терпеть не могу эти шахты.

– Сочувствую.

Харви посмотрел на меня, и морщинка разгладилась.

– Какая же ты красивая, – сказал он. – Как звезда. Даже не верится, что ты у меня в руках.

К нам подскочила Сьюзи и ткнула его в плечо.

– Остынь, Ромео.

Харви озадаченно моргнул, глядя на нее.

– Разве есть на свете что-нибудь важнее истинной любви?

– Еще как есть, – подошла к нам Роз. – Например, твой средний балл.

Чуть позже, в девчачьем туалете, намыливая руки, я сказала:

– Не надо наезжать на Харви. Не такой уж он чудной.

– Как раз такой! – хором отозвались из своих кабинок Роз и Сьюзи. – Тот еще чудак.

Я с удвоенным усердием стала оттирать руки. Бледно-розовое мыло из диспенсера приобрело неприятный цвет – как будто пена окрасилась кровью. Чистые руки – это очень важно.

– Ничего-то вы не понимаете, – тихо проговорила я.

Тут вышла Роз, встала рядом и, склонив голову, посмотрелась в зеркало. Как-то странно она глядит на себя. Слишком сильно щурится.

– Чего мы не понимаем?

– Да ничего, это я так, – уклонилась я. – Как голова?

Роз обернулась ко мне. В первый миг ее взгляд был расфокусированным, словно она не могла понять, о чем я говорю.

– У тебя голова болела, – напомнила я.

– Да нет, уже ничего, – прошептала она. – Все нормально.

Не могла же я напрямую сказать: «Я наполовину ведьма, и в следующий день рождения, меньше чем через месяц, я пройду темное крещение и стану полноценной ведьмой. Этого хочет моя семья, и я тоже хочу колдовать, но они ждут, что я оставлю позади всю свою земную жизнь, в том числе вас, ребята. Я изо всех сил цепляюсь за вас и за Харви, но сама не знаю, чего хочу. И это для меня непривычно. Я никогда раньше ни в чем не сомневалась».

Сьюзи тоже вышла из кабинки, вымыла руки, старательно избегая глядеться в зеркало. Я растерянно переводила взгляд с одной на другую.

Они никогда меня не поймут. Я ничего не смогу им рассказать, не смогу поговорить с Эмброузом или тетушками о Харви. Нет никого на свете, с кем я могла бы обсудить все, что меня волнует.

Как хотелось бы, чтобы рядом были родители. И вдруг я вспомнила о духе из колодца желаний.

* * *

Харви, как обычно, пошел провожать меня по зеленой лесной тропинке. На полпути я ему сказала:

– Знаешь, давай я дальше пойду одна. Хочется немного прогуляться по лесу. Пока!

Я беззаботно помахала ему и энергичной походкой двинулась в чащу. Через несколько секунд я услышала за спиной его шаги. Мне от него ни за что не оторваться. Никакими силами, если не считать магии. Ноги у меня коротенькие, что уж тут поделать.

Поравнявшись со мной, Харви лучезарно улыбнулся:

– Я пойду с тобой!

– Тебе станет скучно, – в отчаянии возразила я. – Я буду, гм, собирать цветы. А потом засушу их в книге. И у меня будет много засушенных цветов.

– Цветы для розы мира, – улыбнулся Харви. – Я бы хотел нарисовать, как ты собираешь цветы. С тобой мне никогда не скучно.

Я нетерпеливо отмахнулась.

– Ни один человек не может быть прелестным все сто процентов времени. Люди спят. Люди ходят в туалет. В туалете никто не бывает прелестным.

Харви смутился:

– Ну… По-моему, ты…

– Не желаю больше продолжать этот разговор! – отрезала я. – Я хочу, чтобы мы были вместе и при этом не получили душевных ран на всю жизнь. Конечно, пойдем.

Мы рука об руку шли через лес, под солнечными крапинками в тенистой листве. И вдруг я заметила то, что искала: крошечную красную божью коровку на зеленом листике. Я подошла, стряхнула божью коровку с листа и посадила на кончик пальца.

– Божья коровка, – тихо прошептала я, потому что Харви все слышал. – Полети на небо…

– Ой, прости, Сабрина, – вдруг спохватился Харви. – Совсем забыл: мне пора домой.

Я с улыбкой поцеловала его.

– Правда?

Харви обхватил мое лицо ладонями.

– Лес стал совсем другим, потому что ты сделана изо льда и золота, – на полном серьезе сообщил он.

– Гм, спасибо. Спасибо за это, – промямлила я. – Ну, пока.

Уладив дело, я продолжила путь туда, куда направлялась: мимо лесных теней, к прозрачной полоске речушки.

Но ни до поляны, ни до речки я так и не дошла. Едва сделав пару шагов, я услышала знакомый шум. Словно шелест листвы, только громче.

Они спикировали с высоты, как будто с дерева свалились три отравленных блестящих яблочка. Но я-то лучше знала, откуда она взялись. Ведьмы являются с неба, а не с деревьев. Меня накрыли их тени, длинные и темные.

Пруденс, Агата и Доркас. Черные волосы Агаты развевались на ветру, словно знамя тьмы, а рыжая шевелюра Доркас переплеталась с ними, словно огненный флаг. Они были могучими и чужими – образцовые ведьмы, хоть сейчас на картинку, но по-настоящему опасной среди них была Пруденс.

Волосы Пруденс были выбелены до фарфорового блеска, резко контрастируя с темной кожей. Губы кривились в ухмылке, которая никогда не сходила с ее лица, по крайней мере, когда она смотрела на меня.

– Лес стал совсем другим, потому что ты сделана из не пойми чего и золота, – расхохоталась Пруденс. – Ох, Сабрина, Сабрина, что же ты натворила?

Агата и Доркас услужливо захохотали – они почти всегда повторяли все за Пруденс. Черная и рыжая головы склонились друг к другу, будто у сестер. На самом деле они не были сестрами, но часто называли себя так.

Даже они могут положиться друг на друга. А они – худшие, кого я знаю.

– О, Генри, еще раз назови меня розой мира! – передразнила Агата.

– Его зовут не…

– Мне с тобой никогда не скучно! – кривлялась Доркас. – Хотя все, что делаете вы, влюбленные людишки, скучно до тошноты.

Они сплели пальцы, словно детишки, вместе убегающие с игровой площадки. И одеты одинаково – в короткие юбочки и блузки с высокими кружевными воротниками. Униформа ведьм. Или сестер.

Затем Пруденс высвободила руку, подошла к дереву и погладила его по стволу. На миг она стала похожа на гнусную дриаду. Потом перевела взгляд на меня, и ее темные глаза стали еще резче обычного.

– Знаешь, – задумчиво процедила она. – У меня большой опыт с мальчишками-подростками. И обычно они так не разговаривают. Это примитивные формы жизни, они лишь издают нечленораздельные звуки. Им трудно даже составить простейшие фразы типа «хорошая фигурка» или «давай сходим попьем коктейля». Кажется, наша маленькая Сабрина наложила на него чары.

– И теперь он у ее ног, – гортанно пропела Доркас.

Я попыталась ускользнуть, но три девицы снова сцепили пальцы и преградили дорогу.

– Не суди строго, Сабрина! Дорога в ад вымощена разбитыми мужскими сердцами, – заговорила Пруденс. – Прикольный путь к прикольной цели. Но ведь ты так дорожишь простыми смертными. Они для тебя как настоящие люди, верно?

– Ты всегда смотришь на нас свысока за то, что мы зачаровываем и губим смертных мальчиков, – нараспев произнесла Агата. – Но, оказывается, ты такая же, как мы.

Доркас отбросила за плечо рыжие волосы – словно хлестнула кнутом.

– Она хотела бы стать такой, как мы.

Пруденс в два длинных шага подошла ко мне, поглядела свысока, ткнула в плечо длинным лакированным черным ногтем так, что я отшатнулась.

– Но никогда не станет, – тихо произнесла она.

Несколько лет назад, когда Вещие сестры впервые нашли меня в лесу, я очень обрадовалась. Я не знала никого из ведьм и колдунов, кроме тетушек и Эмброуза. Мне очень нравилось, что их трое – столько же, сколько у меня друзей в людской школе, и моя земная жизнь получит отражение, как в зеркале. Я хотела подружиться с ними, чтобы они рассказали мне как можно больше о колдовстве и об Академии невиданных наук. Сейчас об этом и думать смешно, но тогда я надеялась, что полюблю их.

Но они меня возненавидели. Отыскивали меня в лесу, чтобы помучить, всегда заявляли, что полукровка никогда не станет полноценной ведьмой. Не хотели, чтобы я поступала в Академию невиданных наук, и мне тоже не хотелось учиться бок о бок с ними.

Я перестала отступать и гневно глянула на Пруденс.

– Я не такая, как вы. И никого не собираюсь губить.

– Тогда зачем же ты это сделала? Разве не затем, чтобы заморочить ему голову, разбить сердце и подчинить своей воле? – В голосе Пруденс звучало искреннее недоумение. – Твои поступки бессмысленны.

Обычно я не позволяю себе проявлять слабость перед Вещими сестрами, но в этот раз совершила критическую ошибку. Дрогнула, опустила глаза, и от хохота Пруденс заколыхалась листва.

– Ты наложила на человека любовные чары, потому что хотела, чтобы он тебя ой-ой-ой как серьезно полюбил? Может, даже сделал предложение? Надел на пальчик обручальное кольцо, с которым ты ускользнешь в Академию невиданных наук? – расхохоталась Пруденс. – Глупости какие.

– Это не любовные чары…

– О, да ты побаиваешься темного крещения, полукровочка! Сомневаешься, сможешь ли отринуть земной мир и занять свое место среди настоящих ведьм! Ну-ка, расскажи мне о своих проблемах, – насмехалась Пруденс. – Люблю посмеяться.

Ее слова сочились горечью, как отравленные яблоки. И даже еще горше, потому что были правдой.

– Оставайся в земном мире, если тебе он так нравится, – вновь подключилась к издевкам Доркас. – Всем будет лучше. Все знают, что ты не рождена быть ведьмой.

– Точно! – весело воскликнула Агата. – Я искренне считаю, Сабрина, что тебе не надо принимать темное крещение и идти к нам в школу. Это будет ошибкой.

– Ошибку делаете вы, – процедила я. – Потому что стоите у меня на пути.

Я пулей рванула вперед, разбив руки Доркас и Агаты. Они явно были слабым звеном. Помчалась по лесу, пока Вещие сестры не успели набросить на меня хоть одни чары.

– Не может жить в разлуке со своим смертным мальчиком, – притворно вздохнула мне вслед Пруденс, словно вынося приговор. – Осторожнее, Сабрина. Если будешь слишком сильно цепляться за любовь и магию, то не сможешь усидеть на двух стульях и ничего не получишь. И тогда тебе конец.

Мне было нечего ответить. Я побежала сквозь лес.

Не понимаю, почему Пруденс вечно цепляется ко мне? Что сделало ее такой? Почему она меня так ненавидит?