Я плыла в абсолютной темноте, но сама горела ярким пламенем. Я была огненным духом – Ниарой, или это Ниара была мной? Я вытянула руки, любуясь золотисто-пурпурным пламенем, ласкавшим мою смуглую кожу. Оно было ярким и обжигающим, но не причиняло мне вреда, потому что являлось моей неотъемлемой частью.
И в этой тьме, где мой свет казался лишь крошечной звездочкой, я услышала голос – такой далекий и такой знакомый. Это был голос Эйдена, доносившийся до меня, как сквозь вату.
Я встрепенулась, взметнув сноп быстро гаснущих искр, взмахнула руками, пытаясь разглядеть что там впереди, но тьма была слишком плотной, мой огонь не мог ее разогнать.
И все равно, этот голос проникал в меня, в мои мысли, минуя все законы мироздания. Он звучал в моей голове тихим шепотом, шорохом трав, пением ветра:
" Где ты… Где ты… Виель… Где ты… Где ты… любовь моя…"
Я попыталась закричать:
"Я здесь! Вот она я!" – но не смогла произнести ни звука. Лишь почувствовала, как мой мысленный крик канул куда-то в пустоту – и тут же пришел ответ!
Впереди, там, где тьма казалась плотной, будто кисель, я вдруг увидела ярко вспыхнувшую звезду. Крошечный осколок света, ярко-алый отблеск пламени. Он пульсировал в такт с моим сердцем, и я вдруг поняла, что Эйден меня услышал.
Облегчение затопило меня теплой волной. Я потянулась в сторону света, с трудом передвигаясь во тьме, словно в толще воды, но какая-то чуждая сила, неожиданно ворвавшись, подхватила и закружила меня, вырывая из сладостного забвения…
– Эйрина! О, Двуликий! Виель, очнись! – встревоженно приговаривал знакомый женский голос.
Кто-то неделикатно тряс меня за плечи.
– Ну наконец-то! – облегченно выдохнула Рейла, увидев, что я открыла глаза. – Ну и напугала же ты нас!
Я лежала на сиденье, моя голова покоилась у нее на коленях, а Даная сидела на корточках рядом с нами и тыкала мне под нос флакончик с уксусом.
– Ф-у-у-у, убери его, – сморщилась я. – Что здесь произошло?
– Ты упала в обморок. Просто так! Сидела, сидела – и вдруг бах! – и ты уже лежишь!
– Ничего не помню, – пробормотала, поднимаясь. Хоть юмати мне и не враги, но лучше промолчать и не рассказывать им о моих видениях, я и так достаточно наболтала.
Между тем карета замедлила свой ход.
– Подъезжаем, – констатировала Рейла. – Давай-ка мы тебя немного освежим.
Охранницы извлекли откуда-то из-под сиденья небольшой саквояж, полный разных баночек и флакончиков. Мое лицо, шею и открытую часть декольте обтерли мягкой салфеткой, смоченной в розовой воде, поправили выбившийся локон, проверили, плотно ли зашнурован корсаж. Я чувствовала себя коллекционной фарфоровой куклой, которую наряжают на выставку. Хотя, почему "чувствовала"? Я и есть кукла для них, только живая. И вот-вот встречусь с теми, кто будет в меня играть…
***
Когда дверца экипажа распахнулась, и в лицо мне пахнуло теплым ароматом цветов, я была уже готова ко всему, что бы меня ни ожидало. Я приняла решение не привлекать внимания, не спорить, никому ничего не доказывать, на все кивать, со всем соглашаться. Пусть думают, что я слабая марионетка.
Мне бы только пережить этот день, дождаться ночи. Мне не известно, как это происходит и от чего зависит, но одно я знаю точно: Эйден может говорить со мной на расстоянии! Он звал меня в моих снах с тех пор, как я села на корабль Айвердана, но, по какой-то причине, я не могла ответить, зато теперь у меня получилось: я сама его позвала – и он услышал меня! Возможно, этой ночью он вновь придет ко мне в сновидениях, и я смогу узнать, где он и с кем. Недаром же у нас одна душа на двоих…
Сам эрзун подал мне руку, помогая выбраться из кареты. Я ступила на вымощенную гранитом дорожку и огляделась.
Прямо передо мной возвышался огромный белокаменный дворец, вознесший свои сверкающие шпили к самому небу: мраморное крыльцо с точеными колоннами увито сочной зеленью с россыпью ярких цветов; высокие стрельчатые окна сияют на солнце, будто драгоценные камни в императорской короне; вокруг, насколько хватает глаз, раскинулся чудесный парк с фонтанами и статуями, а от кареты к самому крыльцу ведет широкая аллея, вдоль которой выстроилось несколько десятков гвардейцев-эрранов и охранниц-юмати, а дальше – у самого дворца – меня ждут они – таинственные даханни.
Их было всего пять, этих загадочных жемчужин великого рейна. Я шла по дорожке, уставившись на них во все глаза и почти не замечая ничего вокруг. Высокие, стройные, в облегающих открытых платьях, с распущенными по плечам серебристыми волосами – без перчаток, без стоящих за спиной охранниц – красивые особой утончённой красотой, они смотрели, как я приближаюсь, и ждали меня с абсолютным спокойствием на бледных лицах. Они совсем не напоминали тех несчастных пленниц, чей образ уже сформировался у меня в голове. Наоборот, эти женщины были исполнены собственного достоинства: они смотрели открыто, двигались свободно, как будто это не им пришлось провести всю жизнь за высоким забором, не для них написаны жесткие правила Кодекса… Я поняла, что мои представления о даханни были неправильными, я где-то ошиблась. Возможно, я не все знаю, а возможно, они действительно счастливы, имея то, что у них есть, и не представляют другой жизни.
Когда я замерла у подножия крыльца, даханни, все, как одна, присели передо мной в глубоком реверансе.
– Приветствуем тебя в Саммельхоре, Аментис дан Асторгрейн, да воссияет твой свет над нашим рейном.
– Благодарю за оказанную честь, – ответила я заученной фразой, – мой свет один из многих в созвездии Асторгрейна.
Что делать дальше, я даже не представляла, но все уже решили без меня. Стоявший позади эрзун легонько подтолкнул меня вперед, я невольно вступила на крыльцо, и меня тут же подхватили под руки довольные даханни.
– Слава Двуликому, с официальной частью покончено! – заявила та, что приветствовала меня от лица обитателей Саммельхора. – Дай же мы посмотрим на тебя!
– Аментис, это Иэлениль дан Асторгрейн, старшая даханни нашего рейна и твоя бабка, – произнес за моей спиной голос отца.
Я замерла с раскрытым ртом: как? Вот эта красавица, которой на вид не больше сорока – моя бабка, мать моей матери? В такое невозможно было поверить!
– Да-да, я знаю, что неплохо сохранилась, – рассмеялась Иэлениль, глядя на мое изумленное лицо. – К тому же, я намного моложе твоего отца! А теперь познакомься с остальными родственницами. Мы так долго тебя ждали, девочка моя, что нам простительно некоторое отступление от правил.
Так я познакомилась со своими дальними тетками и кузинами. Все они родились уже после таинственного мора, унесшего жизни многих даханни. На момент войны моя бабка была всего лишь младенцем, в то время, как отец – взрослым тридцатилетним мужчиной, вот такой парадокс. Меня так ошарашила эта новость, что я уже не вникала, кто есть кто и в каком родстве мы состоим, а потому смогла запомнить только имена. Женщины выглядели очень довольными и, ничуть не смущаясь, осматривали меня со всех сторон, восхищаясь моим внешним видом:
– Вы только гляньте, какая кожа! Нежная, как лепесток розы!
– А какие глаза! Они сияют, как звезды!
– Вы потрогайте эти волосы! Мягкие, будто шелк!
– Красавица! Она просто красавица!
– Деточка, ты достойна лучшего из лучших! Ах, я прямо вижу, как самые благородные эрзуны и секайи будут биться за право назвать тебя своей!
– О-о-о! Сначала им придется постараться попасть в список претендентов! Интересно, кто из них останется в живых к Аукциону?
Я молча позволяла себя тискать, а в моем мозгу продолжали щелкать шестеренки, пытаясь подогнать действительность под тот шаблон, который я уже себе создала.
Бедные даханни? Несчастные пленницы суровых правил? Как же я ошибалась! Судя по всему, они не нуждались ни в чьей жалости, особенно в моей. С таким восторгом обсуждать то, что прямо сейчас кто-то рискует своей жизнью ради девушки, которую и в глаза-то не видел? Мерять свою популярность по количеству тех, кто погиб за возможность попасть в списки женихов? Я думала, что это даханны жестоки, но их женщины поразили меня своим бездушием. Страшная раса! Неужели я к ней принадлежу?
Одно радовало, теперь я точно знала, что у меня нет ничего общего со своими так называемыми родственниками. А еще, я теперь понимала эйру Димантис, которая боялась и ненавидела даханнов, но при этом рискнула собственной жизнью и жизнями своих односельчан, чтобы избавить родную дочь от существования в этом жестоком и хладнокровном обществе.
На меня смотрели, как на экзотическую зверушку, да и обращались соответственно: обсуждали так, как будто это не я стояла рядом. У санхейо такое отношение посчитали бы оскорблением, а здесь все воспринимали это как нечто само собой разумеющееся. Даже эрзун, который был моим отцом, лишь снисходительно посмеивался, глядя, как его родственницы крутят меня во все стороны.
Лишь верные юмати, стоявшие чуть поодаль, неодобрительно хмурились, но пока молчали. Они не имели права вмешиваться, пока мне не грозила реальная опасность, а со своим душевным дискомфортом мне предстояло справляться самой.
Наконец, когда я уже готова была сбежать, вся наша пышная процессия прошла в высокие двустворчатые двери, и я снова замерла, пораженная красотой и великолепием внутреннего убранства.
Если снаружи дворец напоминал огромный сверкающий бриллиант, то внутри был похож на шкатулку для драгоценностей, оббитую бархатом и шелком. Удивительной красоты фрески покрывали стены огромного холла, колонны из розового мрамора, украшенные барельефом, поддерживали сводчатый потолок, а в неглубоких нишах таились бронзовые статуи прекрасных юношей и дев. Вдоль стен стояли широкие кушетки на гнутых ножках, оббитые атласом с золотой канителью, мраморные столики, украшенные инкрустациями из драгоценных камней и слоновой кости, серебряные курильницы, изящные этажерки, полные крошечных фарфоровых статуэток – здесь все кричало о роскоши и страсти к красивым вещам. Уж не знаю, кто выбирал обстановку, но она очень подходила этим даханни, которые выглядели как феи из детских сказок.
Здесь меня перестали тискать, зато посыпались многочисленные вопросы, на которые абсолютно не хотелось отвечать. Лакеи-эрраны распахнули двери в роскошную трапезную. Я собралась с духом: оставалось только пережить фарс под названием "праздничный обед"…