Утро.

Тишина.

Туман.

Только птички чего-то чирикали, переговариваясь о своем. Может быть о любви, а может и о славных предках — манирапторах или даже натурально целурозаврах. Кто их разберет?

Полковник Лейб-Гвардии Гусарского полка Александр Александрович Блок вышел из штабного вагончика и с нескрываемым удовольствием вдохнул свежий прохладный воздух. Начинался новый день этой войны. Это странной войны…

О ней поговаривали давно, но никто бы и предположить не мог, что она начнется подобным образом. Немцы, сила которых считалась в скорости проведения мобилизации и прекрасных железных дорогах, просто оказались неспособны это все реализовать. В то время как русские, не обладавшие большой армией мирного времени, по оценкам всех экспертов вынуждены были бы дожидаться завершения затяжной мобилизации. То есть, не имели стратегической инициативы и эту партию при любом раскладе должны были начинать немцы. Однако… Российская Императорская армия перешла в наступление без раскачки — в первый же день войны. Теми силами, которыми обладала.

Да как перешла!

Лихо! Дерзко! Решительно!

К 13 апреля Северный фронт полностью контролировал нижнее течение Вислы, отрезая по которой Восточную Пруссию и часть Западной от остальной Германии. Осадил Данциг, блокируя его минимальными силами и обстреливая канонерками. Осадил Кёнигсберг, изолировав обширные склады вооружений, расположенные в нем от мобилизованных в Пруссии резервистов.

Войска же мирного времени, стоявшие в этом регионе, усиленные резервистами, удалось оттеснить к Висле и прижать к ней, обложив со всех сторон. Как писали газеты — «немец угодил в котел, как кур во щи». И теперь, не ожидая, пока Берлин изыщет силы для деблокирования своих войск восточнее Вислы, на них начал накатывать первый отдельный корпус Лейб-гвардии, который не входил в состав ни одного из фронтов, находясь в резерве Ставки Главнокомандующего.

В этом варианте истории немцы концентрировали основной объем своих частей мирного времени не на Западном фронте, а на Восточном. Из-за чего их и «прижалось» к Висле приличное количество.

В самом Кёнигсберге стояло две пехотные бригады, одна кавалерийская и одна артиллерийская. Плюс, туда отступило еще столько же, образовав там довольно крепкий гарнизон, сидящий на обширных запасах боеприпасов и продовольствия. В Данциге также оказались заперты две пехотные бригады, одна кавалерийская и одна артиллерийская. Заметно пожиже, но все равно неплохо.

В Западной Пруссии, по левому берегу Вислы, стояло девять бригад: шесть пехотных и три кавалерийских. Части второй армии Северного фронта прошли по Висле к Данцигу, практически не вступая в бои с этой группировкой. Те просто не успела адекватно отреагировать. Кое-какие бои, конечно, были. Но безуспешные, так как части 2-ой армии заняли оборону по левому берегу Вислы, подпираемые флотилией бронекатеров и речных канонерок, спустившихся из Варшавы. Из-за чего этот жиденький кордон стал непреодолимым препятствием для достаточно легко вооруженных сил Кайзера в Западной Пруссии.

В Восточной же Пруссии в котле оказался довольно крупный кулак полевой армии. Штатно там стояло двенадцать пехотных, три кавалерийские и три артиллерийские бригады. Однако для усиления стратегически важной группировки, в первые дни войну туда успели перебросить еще восемь пехотных бригад из центральных районов Германии. Плюс поднять семь батальонов ландвера на местах и еще восемнадцать перебросить из Западной Пруссии и Померании. Таким образом в Мариенбургском котле оказалось порядка ста тридцати тысяч солдат и офицеров Кайзера.

Огромная сила! Одна только полевая армия, прижатая к Висле, числом превосходила весь Северный фронт. Но вот беда. Стратегические мобилизационные склады, расположенные в таких крепостях как Данциг и Кёнигсберг, оказались недоступны для немцев. Связь с Германией была обрезана. Из-за чего за первые полторы недели боев войска под рукой Гинденбурга практически полностью израсходовали запасы боеприпасов. Имелись, правда, проблемы и с вооружением личного состава. В духе присказок — по одной винтовки приходилось на двух бойцов. Но это было уже не принципиально, так как патронов все равно практически не осталось…

Александр обернулся и посмотрел на Норико, вышедшей из вагончика следом. Она была рядом. Всегда рядом. Родила ему ребенка. Скинула его на шею свекрови и за мужем обратно в армию подалась. Бегом. Где и служила при нем, достаточно успешно делая карьеру. Суховатая, подтянутая и гибкая она была по-своему красива. И смертоносна. Блок видел, как эта женщина без малейших колебаний убивала. И знал — она и его убьет, если посчитает нужным. В ее дурной, насквозь феодальной голове, были свои понятия о чести с весьма вычурными и специфическими категориями морали.

Улыбнувшись супруге, которую откровенно побаивался, Блок отправился заниматься своими непосредственными обязанностями — командовать полком. Странные у них были отношения, но полные, страстные и насыщенные. И этот страх только добавлял ему возбуждения к своей «Прекрасной даме», которой Александр и посвящал многие из своих стихов. Попробовал бы он посвятить их кому-то еще. Так что, либо Норико, либо каким-нибудь цветочкам и прочим отвлеченным вещам.

Лейб-гвардии Гусарский полк таковым лишь числился. В реальности лошадей в нем применяли только для передвижения, являясь по сути, драгунским полком. А учитывая степень оснащения всякими вспомогательными техническими средствами, недалек был тот день, когда от лошадей останется в полку лишь одно название. Так или иначе, но воевали бойцы полка пешком. То есть, были по своей сути, пехотой. Тяжелой пехотой.

Блок зашел на командный пункт, поздоровался с личным составом и осведомился о текущей обстановке. Прочитал сводку авиаразведки. Глянул на часы и пошел пить кофе. Время до начала наступления было. Куда спешить?

Супруга отправилась следом.

Черное кофе без сахара и молока. Немного сладкого песочного печенья. Сигарета. Но ей он чуть не подавился, как, впрочем, и всегда, под тяжелым взглядом супруги, полным неприкрытого осуждения. Та выпила кофе с молоком безо всего. Блюла фигуру и старалась жрать поменьше, тем более сильно «нажористых» продуктов, таких как, по ее мнению, эти, до приторности сладкие печенья.

Но время.

Вернулись на полевой командный пункт.

Полковник еще раз взглянул на часы. И, чуть помедлив, отдал приказ о начале.

Сначала засуетились связисты. А минутой позже бойцы подразделений, также готовившихся к началу боя, перешли в движение.

Никаких выходок в духе — в полный рост на пулеметы. Нет. Эти глупости даже во времена Русско-Японской уже не практиковали в Лейб-Гвардии. Нет. Все было не так. Совсем не так.

Формально полк вел наступление двумя из трех своих батальонов.

Вот бойцы стрелкового отделения короткой перебежкой проскочили полсотни метров и залегли. Их ручной пулемет тут же занял удачную позицию, выбранную еще до рывка и его «оператор» изготовился к открытию огня. А остальные солдаты — настроились прикрывать и обеспечивать работу пулеметчика.

Вот, по отмашке командира взвода, короткой перебежкой проскочило второе отделение. И залегло. Со стороны противника это шевеление заметили. Прозвучало несколько выстрелов. В первую неделю войны немцы патронов не жалели, буквально взрываясь беспорядочной стрельбой. Сейчас — лишь обозначая ее. Все-таки дефицит боеприпасов сказывался. Тут же отработали пулеметы первого, третьего и четвертого отделений, ударив короткими очередями по замеченным стрелкам. Где-то за спиной застучал станковый пулемет, дав пару средних очередей на подавление. Тявкнул 37-мм гранатомет, отправив куда-то свою осколочную гранату.

Тем временем второе отделение изготовилось к бою и короткой перебежкой продвинулось вперед третье. Четвертое же держалось в тылу, рядом со средствами усиления взвода.

Так и продвигались.

Сотня метров. Другая. Третья.

Откуда-то из-за первой линии германских позиций ударили пушки. Явно пушки. 7,7-см не иначе. Очень похожие по звуку выстрела и размеру облачка шрапнельного разрыва.

Все бойцы Лейб-гвардии носили легкие противоосколочные жилеты и стальные шлемы. Так что действенность шрапнели против них была слабой. Тем более обычной — с круглыми пулями. Бах. И узкий, глубокий пучок шрапнели полетел вдоль земли с неспешным снижением. Бойцы, лежавшие на пузе, просто прижались к грунту посильнее и опустили лицо, из-за чего их стальной шлем «уставился» в сторону противника. Что снижало и без того слабую действенность такой шрапнели.

Русские артиллеристы не зевали.

На вооружение Лейб-Гвардии Гусарского полка, как и любого иного полка Имперской гвардии имелось по батарее 87-мм легких полевых гаубиц. Считай полковых орудий. Дальности их огня явно не хватало для контрбатарейной борьбы с ординарной полевой артиллерией противника считай дивизионного уровня. Поэтому с командного пункта связались с железнодорожным дивизионом, передав запросив поддержку. И уже оттуда по квадрату отработали шрапнелью 5-дюймовые орудия.

Не по конкретным целям. Нет. Просто по квадрату. На подавление. Буквально усеяв его маленькими стрелками «русской шрапнели». Эти стрелки обладали малой энергией и, как правило, не убивали. Но их задача и не заключалась в обязательной летальности всех и вся. Нет. Они должны были выводить из строя. Ибо каждый раненый бил по боеспособности противника сильнее, чем каждый убитый. Вот так вот — быстрым налетом обработали площадь, разогнав артиллеристов по щелям и укрытиям. А пехота тем временем продвигалась дальше.

Первое стрелковое отделение, второе, третье… первое, второе, третье. И, наконец, как бойцы продвинулись слишком далеко, подтягивалось четвертое отделение и средства усиления взвода. А потом, когда оба наступающих пехотных взвода достигли достаточной глубины продвижения, подтягивались ротные средства усиления и резервный, третий взвод. Рядом же по фронту наступления также поступали соседние роты… и соседние батальоны.

Никаких захлебывающихся пулеметов, выпускающих ленту за лентой. Никакой канонады навзрыд.

Все осторожно. Аккуратно. Не подставляясь лишний раз.

А фоном короткие очереди и редкие выстрелы из карабинов или чего-то более существенного. Изредка происходили взрывные всплески огневой активности. Застучал немецкий пулемет? И тут же по нему начали работать либо 37-мм гранатометы, либо 60-мм минометы — средства усиления роты. Они были начеку и были готовы оперативно отреагировать в любой момент на угрозу. Хотя бы кто-то из них. Если же их не хватало и пулемет оказывался прикрыт примитивным дзотом или чем-то подобным, то подключались батальонные средства усиления или даже полковые. А там имелись и 90-мм минометы, и даже 87-мм легкие гаубицы, то есть, средств для оперативной эскалации проблемы и ее решения в самые сжатые сроки хватало. С запасом.

И вот, когда до немцев осталось около полусотни шагов, те по свисткам унтеров начали выпрыгивать из своих укрытий. И идти в атаку. В штыковую атаку. Всей своей массой. Патронов-то у них было всего ничего. Стрелять нечем. Вот и ждали, когда противник подберется поближе.

Сюрпризом это не стало, так как применялось германской армией последние несколько дней повсеместно. И только первый раз позволило добиться хоть какого-то значимого успеха. Дальше сведения распространили по фронту, дойдя до командиров. Что позволило все подобные выходки своевременно парировать.

Поэтому, когда полк уже почти приблизился — все силы обеспечения изготовились. Затаили дыхание. И пехота начала медленно прощупывать врага, осторожно продвигаясь вперед. Ловя тот момент, когда немцы полезут из своих траншей. Вот тут-то их и встретил шквальный огонь «из всех стволов». Стреляло все. 87-мм легкие гаубицы и 90-мм минометы закидывали свои «подарки» чуть дальше — за линию траншей, чтобы своих не задеть и выскакивающим по спине осколками бить. Остальные били в лоб. Все остальные. Даже рядовые бойцы колотили из своих карабинов Браунинга с ураганной скоростью.

Раз.

И шквальный порыв «смертельного ветра» смахнул «ударом доски наотмашь» вывалившую толпу немцев обратно в траншею. Чудовищная, просто запредельная для эпохи плотность огня оказалась непреодолима для живых тел. Брызги крови. Разлетающиеся фрагменты тел, отстреленные пулями или отбитые осколками. И трупы, буквально сыплющиеся вповалку, словно свежескошенная трава.

Легкая пауза.

Коллективное вооружение перестало стрелять. И пехота возобновила свое наступление. Только уже по-другому.

От каждого отделения вперед ползло по паре бойцов с гранатами на изготовку. Остальные же их прикрывали, стреляя в каждого противника, что высовывал свою голову из-за бруствера.

Вот до противника осталось примерно двадцать или даже пятнадцать шагов. Рывок кольца. Бросок гранаты. И вжатие в грунт. Всем телом. Так, словно от этого зависит твоя жизнь… ну… она от этого в известной степени и зависела…

Взрыв.

Еще граната.

Еще взрыв.

Еще.

Еще.

И рывок пехотных отделений, которые подорвавшись побежали вперед на пределе своих скоростных возможностей. Оставив в тылу только пулеметчиков. Вот они влетают на бруствер и начинают стрелять. Оглушенные и деморализованные от взрывов гранат немецкие солдаты просто не в состоянии сопротивляться. А опыт, полученный их коллегам в Русско-Японскую, так и остался неусвоенным. Ведь пленные остались в России… строить железные дороги и копать каналы в строительных армиях на крупные сроки в двадцать — двадцать пять лет. Рассказать о тактике и практике боевых приемов русских было просто некому. Поэтому Германия что-то смогла узнать только понаслышке. Из-за чего и не готовилась к подобным приемам.

Добили бедолаг.

Спрыгнули в траншеи.

Глядь. А вот и немцы бегут контратаковать со второй линии.

Но тут снова заработали полковые виды коллективного оружия, и атака захлебнулась, так и не дойдя до штыковой. После чего началась новая фаза боя. Обед. Точнее отдых и обед. Нельзя же постоянно находится в нервном напряжении.

Часть бойцов вытаскивала из траншей тела убитых противников. Остальные отдыхали и приводили себя в порядок. Осматривали оружие, если надо чистя. Наполняли расстрелянные магазины патронами. Да и вообще — обихаживали как могли, восстанавливая боеспособность. А чуть погодя от полевых кухонь прибежали курьеры с термосами. С горячим питанием. Что им из-за войны желудок себе портить? Нет. Никуда это не годиться. Тем более, что нужды в том и нет никакой. Вот покушают, передохнут и можно будет где-нибудь после обеда повторить. Тем более, что раненых, которые волей-неволей все равно образуются, нужно обиходить. Своевременно обиходить, притом должным образом, а не заваливая все проходы полевых лазаретов.

Странный немного подход, согласитесь. Он проистекал из-за качественных изменений в вооруженных силах России. Император сделал ставку не на беднейшие слои общества, а на тех, кому есть что терять. На тех, кому есть ради чего сражаться, точно также, как поступали в Античности и Средние века. Не все и не всегда, но не суть.

Беднота на войне при всей своей дешевизне крайне ненадежна. Ради чего им сражаться? Ради чего жизнью рисковать? Ради эфемерной Родины? А что она им дала? Возможность нищенствовать? Великий дар, нечего сказать. Вот и оставалось Николаю, либо очень плотно заниматься пропагандой и промывкой мозгов толпе, либо находить механизмы привлечения в армию более мотивированных людей. Кроме того, у ведения войны бедняками был еще один очень неприятный недостаток. Это ведь куча нищих людей с оружием. И жизнь их дерьмо. Тут даже невооруженным взглядом видно, что сочетание не самое удачное. Сами-то по себе ребята они может и хорошие, но очень уж легко поддающиеся обещаниям да посулам всякого рода молочных рек и кисельных берегов.

Очень, очень рисковая стратегия.

Поэтому призыв в российскую армию был не тотальный, а ограниченный. Более того, любой мог отказаться от призыва. Не проблема. Ведь бонусы, которые получал мужчина после службы в армии, были выгоднее тем, у кого имелось уже хоть какое-то внятное имущество и проклевывались интересные перспективы в жизни. Бедноту же Император старался не трогать и не вырывать у них рабочие руки, которые и так были на вес золота. Сам хочет служить? Отлично. Добро пожаловать. Если по здоровью подходишь. А нет, так и суда нет. Ступай с миром. Поэтому в Имперской гвардии преимущественно плечом к плечу стояли дети квалифицированных рабочих, зажиточных крестьян, клерков, инженеров, юристов и прочее, прочее, прочее. То есть, тех семей, которым было что терять. Такой подбор контингента привел к очень сильному перекосу многих старых армейских традиций, сформированных еще в период рекрутчины. Ценность одной отдельной жизни стала намного выше, чем раньше. Даже простого солдата. А снаряжение и снабжение войск — стало вообще идеей фикс. Воровать на армейских поставках? Да тебя своих же растерзают, если узнают. Ведь у всех там были дети, племянники, братья и так далее. Более того, состоятельные родители постоянно подкидывали деньжат в те части, в которых проходил службу их ребенок, потому что от благополучия этой части во многом зависела жизнь их чада. Император тоже старался и у него неслабо получалось улучшить быт и снаряжение солдат. Но без помощи населения ТАКОГО результата он бы не добился…