Глава первая. До 1980 года

Если история группы «Metallica» где-то и началась, то, пожалуй, случилось это в одном римском джаз-клубе, куда майским вечером 1973 года бородатый датчанин, страстный меломан по имени Торбен Ульрих привел своего десятилетнего сына Ларса послушать выступление друга, 50-летнего тенор-саксофониста Декстера Гордона.

Даже тридцать лет спустя Ульрих не может без улыбки вспоминать тот вечер. «В Риме Ларс впервые вышел на сцену, – рассказывает он. – Я тогда играл на Открытом турнире Италии. Мой друг Декстер выступал в одном ночном клубе, и мы с матерью Ларса пошли на его концерт. И вдруг Ларс выскочил на сцену, начал носиться по ней и петь в микрофон. – Торбен замолкает и качает головой, будто восхищаясь смелостью сына. – В Ларса словно бес вселился. Мы такого не ожидали».

Итак, жребий был брошен.

Лоун Ульрих родила Торбену первого и единственного ребенка 26 декабря 1963 года в датском городе Гентофт. Мальчику с простым именем Ларс посчастливилось родиться в очень благополучной семье: его отец не только был всемирно признанным теннисистом, но и активно пробовал себя в роли актера, музыканта, писателя и художника. В течение двадцати лет Торбен играл на Уимблдоне, как и его собственный отец, дед Ларса, однако к вопросу о таланте, приведшем его в большой спорт, он подходит теперь глубоко философски. «Какое значение имеет подобная наследственность? – рассуждает он. – Я стараюсь отойти от ее узкого понимания – то есть того, какую роль она играет с чисто практической точки зрения, – и пытаюсь смотреть на этот вопрос более широко».

Глубокие философские идеи Ульриха-старшего бесценны для понимания характера его сына: например, Торбен обожает рассуждать о природе созданных им произведений искусства, посвященных тематике теннисных мячей: «Когда думаешь о мячах, сразу приходит на ум космология, сферы и планеты. Если отойти от традиционных параметров, можно исследовать границы восприятия. Анализируя смысл игры в мяч, задаешься вопросами о сути победы и поражения, а также о природе самой игры».

Помимо тенниса, Торбен увлекался кинематографом (в 1969 году он принял участие в работе над фильмом «Motion Picture») и занимался живописью. Вершиной его творчества стала крупная серия рисунков «Imprints of Practice» («Отпечатки опыта»), выполненных тушью на рисовой бумаге. Он начал работу над этой серией в 1971 году и впоследствии выставлял ее в Париже, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Сиэтле. Добавьте к его резюме духовные искания (в 1950-е Торбен брал у индийских учителей уроки музыки и йоги, а в 1960-е изучал в Лондоне философию японского дзен-буддизма) – и станет ясно, в какой насыщенной культурной среде вращался Ларс с самых детских лет.

Семья Ульрихов много путешествовала и имела крепкие связи в музыкальной среде. «До рождения Ларса я занимался музыкой и часто ездил в Лондон, – вспоминает Торбен. – Я дружил с тромбонистом Крисом Барбером, исполнявшим традиционный джаз. Да, еще с Хамфри Литтлтоном. С ним мы играли в клубе „100 Oxford Street“ и вообще проводили там очень много времени». Влияние джаза, которое сформировало стиль игры самого Ульриха, исходило из совершенно определенных источников. «Я считал себя учеником Сидни Бечета еще до того, как я с ним познакомился. Даже в конце сороковых мой интерес к нему не угас. Я ездил во Францию на концерты групп, игравших в стиле Кинга Оливера и Луи Армстронга. Бечет был там очень популярен, и я не упускал возможности съездить в Париж, чтобы послушать его».

Дружба Торбена с великим Бечетом крепла, однако профессиональная деятельность звезды мирового тенниса вызывала серьезную озабоченность у его наставника. «Мало-помалу мы установили такие отношения, в которых он был учителем, а я – учеником, – говорит Ульрих с нескрываемым удовольствием. – Как-то он прочитал в газете, что я некрасиво повел себя на теннисном корте, так он позвонил мне и отругал как следует».

В мельком упомянутом «некрасивом» поведении на корте угадывается необузданный нрав Ульриха – но не тот ли самый запал проявился в выходке его сына, выскочившего тогда в Риме на сцену, где выступал Гордон Декстер? Впрочем, Ларс оказался в клубе не просто так: Гордон был его крестным отцом.

Гордон вел такую же кочевую жизнь, как и супруги Уль-рих. В 1960-е он на какое-то время поселился в Дании, в Копенгагене, где в то время жила семья Ульрихов. «В Копенгагене очень интересовались джазом, например, там был клуб под названием „Monmartre“, – рассказывает Торбен. – Здесь одно время жили Стэн Гетц, Бад Пауэлл. Отыграв несколько недель в лондонском джаз-клубе „Ronnie Scott’s“, в Данию приехал и Декстер. На самом деле там просто была отличная атмосфера, а мы были молодыми, жили этой атмосферой и писали о ней». Именно журналистская деятельность Ульриха свела вместе двух друзей: «В то время я писал о джазе для датской газеты „Politiken“. Начиная с конца пятидесятых Декстер стал крупной фигурой клубной жизни. Мы постоянно пересекались во время наших путешествий».

Ульрих и Гордон стали друзьями, и, когда родился Ларс, Декстер согласился быть его крестным отцом. Тем не менее обстоятельства не позволили Декстеру установить более близкие отношения со своим крестником: он вскоре переехал в США. Вот что говорит Торбен по этому поводу: «К тому времени, когда они уже могли бы стать настоящими друзьями, Декстер либо переехал в Нью-Йорк, либо был не в форме, либо уже умер» (Декстер Гордон умер 25 апреля 1990 года. – Дж. М.). Но, по мнению Торбена, Ларс все-таки хранит память о своем крестном отце: «Ларс мне говорил, что однажды во время гастролей встретил Лайонела Хемптона и рассказал ему, что Декстер Гордон был его крестным, – добавляет Торбен. – Они долго вспоминали прошлое в каком-то ресторанчике».

Но Ларс и без Гордона начал с детства впитывать музыку, которую слышал вокруг. «С самого первого дня его жизни в нашем доме всегда были музыканты», – вспоминает Торбен. Поворотный момент наступил в 1973 году, когда Ларсу было десять. В гости к Ульрихам приехал Рэй Мур. «У нас был хороший друг Рэй Мур, музыкант из Южной Африки, игравший тогда в Копенгагене. Именно Рэй сводил Ларса на первый в его жизни рок-концерт», – рассказывает Торбен.

Девятилетний мальчик был настолько потрясен выступлением рок-группы, что на следующий же день отправился в магазин и купил ее новый альбом. Пластинка называлась «Fireball». А группой, которая так ему понравилась, была «Deep Purple».

Тысячи километров и целый мир разделяли Ларса с поколением американских детей и подростков, переживавших ту же самую лихорадку, которую он испытал, впервые услышав «Deep Purple». В середине 1970-х американские рокеры находились в плену творчества своих земляков, собиравших стадионы: «Kiss», «Aerosmith», Теда Ньюджента, «ZZ Top». Их записи продавались миллионными тиражами, они неустанно гастролировали по градам и весям, выход каждого их нового альбома становился настоящим событием. Они следовали примеру британских рок-групп, годами завоевывавших любовь миллионов фанатов в Америке, – «Rolling Stones», «The Who», а затем и групп второй волны: «Black Sabbath», «Deep Purple» и, конечно, «Led Zeppelin» – группы, яркая театральность, искрометный блюз и оглушительные риффы которой убедили всех в том, что в Британии умеют делать добротный тяжелый рок.

Если б вы родились в начале шестидесятых в каком-нибудь либеральном районе США, например в Лос-Анджелесе или Сан-Франциско, и слушали бы рок-музыку, вы непременно сохранили бы нежность к семидесятым. Большинство поклонников рока все еще не имели четкого представления о том, что значит «хеви-метал», и с удовольствием слушали «Meat Loaf», «Kansas», «Journey», «Vanilla Fudge» и «Blue Cheer», называя их творчество «роком» и не задумываясь о том, к какому именно музыкальному направлению их следует отнести.

Одним из таких людей и был Дэвид Мастейн, родившийся 13 сентября 1961 года в Калифорнии, в городке Ла-Меса, к востоку от Сан-Диего. Его жизнь была диаметрально противоположной тому привилегированному положению, которым пользовался в Дании Ларс Ульрих. Известно, что у отца Дэвида были проблемы, в том числе и с психикой. Из-за его беспорядочного образа жизни Дэвид с матерью вынуждены были постоянно переезжать с места на место. Благодаря своей сестре, фанатке Кэта Стивенса, к 1974 году Дэйв уже хорошо был знаком с поп-музыкой, хотя сентиментальные откровения бардов начинали ему надоедать. Он постепенно открывал для себя мир рока. Как и многие другие неуверенные в себе американские подростки, он начал слушать «Led Zeppelin», и вот что он сказал автору этих строк в 1999 году: «Моей любимой пластинкой была „Houses Of The Holy or Four Sticks“ (судя по всему, Дэйв говорит о безымянном четвертом альбоме «Led Zeppelin», на котором записан трек «Four Sticks». – Дж. М.)… ну или „White Album“ „The Beatles“. Я слушал их беспрестанно и даже не замечал, как подходил к проигрывателю и в очередной раз переворачивал пластинку. В этот период мой мозг совершенно растворился в музыке».

Вскоре Дэйв начал самостоятельно учиться играть на гитаре. Однако в этот период, несмотря на все возрастающую любовь к музыке, он принимает несколько решений, о которых позднее жалеет: «„Led Zeppelin“ однажды заезжали в мой город, но это было сразу после выхода „The Song Remains The Same“. Мне он не понравился – показалось, что ребята перегорели, – и я не пошел на концерт. Я тогда начинал вживаться в роль молодого талантливого гитариста, и даже представить себе не мог, насколько заблуждался». Тем не менее его страсть к музыке нисколько не убавилась, и к концу 1970-х Мастейн начал репетировать с другими музыкантами.

Его первой успешной группой стала команда под названием «Panic».

Тем временем где-то в Калифорнии, в более благополучной среде, подрастал парень по имени Кирк Ли Хэмметт. Кирк родился 18 ноября 1962 года и провел детство в Эль-Собранте, городке неподалеку от Сан-Франциско. Он стал увлекаться рок-музыкой в то же самое время, что и Мастейн, хотя учиться играть на гитаре начал лишь в пятнадцать лет, в 1977 году.

К року Кирк пристрастился еще ребенком. Вот что он пишет в 2000 году в чате на Twec.com: «Я слушал Джими Хендрикса, „Kiss“, „Aerosmith“ и „ZZ Top“. Мне казалось, что если я научусь играть их музыку, то смогу приблизиться к ним, буду посвящен в некую тайну. Когда разучиваешь чьи-то песни, можно лучше узнать и понять их авторов. Я просто чувствовал, что, освоив их музыку, я смогу установить с ними некую связь».

Полуирландец-полуфилиппинец Хэмметт был средним ребенком в семье. У него был старший брат Рик, благодаря которому он начал учиться игре на гитаре, и младшая сестра Трейси. Отец был морским офицером, а мать – госслужащей. В молчаливом и задумчивом Хэмметте уже с раннего возраста угадывался невероятно богатый духовный мир, что не помешало ему увлечься наиболее жестким направлением тяжелого рока и усердно работать над улучшением техники игры и качества аппаратуры.

Первой гитарой Кирка была модель «Montgomery Ward», заказанная по каталогу. Самодельный усилитель он соорудил из четырехдюймового динамика и коробки из-под обуви. С большим скрипом ему удалось наскрести денег на гитару «Fender Stratocaster» 1978 года, которую в погоне за идеальным звуком он постоянно совершенствовал. Подрабатывая в «Бургер Кинге», Кирк накопил на усилитель «Marshall» и начал искать единомышленников. Поиски закончились встречей с вокалистом по имени Пол Балофф. Вместе они решили основать группу под названием «Exodus» и начали писать музыку.

Несколькими месяцами раньше родился сын и у четы Джен и Рэя Бертонов, живших к востоку от Сан-Франциско. Мальчика назвали Клиффорд Ли. Младший ребенок в семье (у Клиффа были брат Скотт и сестра Конни) появился на свет 10 февраля 1962 года. Будучи очень активным ребенком, он играл в Малой бейсбольной лиге за школьную команду. Сначала он учился в школе Эрл Уоррен джуниор-хай, а в старших классах перевелся в Кастро-Вэлли хай-скул. Во время каникул Клифф не скучал: он работал в прокате оборудования «Кастро-Вэлли ренталз» и вместе с друзьями охотился, рыбачил и слушал музыку.

Большие перемены наступили в жизни юного Клиффа, когда он начал учиться играть на бас-гитаре. В школе он изучал теорию музыки и делал успехи на занятиях по гитаре, которые посещал с 1978 по 1980 год, так что у местных групп он был нарасхват. Он играл в «AD 2 Million» и в «Agents of Misfortune» (название группе дала одноименная пластинка «Blue Oyster Cult») – группе, состоявшей из Клиффа и гитариста по имени Джим Мартин, позднее снискавшего себе славу в качестве участника «Faith No More». Тем не менее единственной группой, к которой Бертон и Мартин действительно относились серьезно, была «EZ Street». Там играл еще один будущий участник «Faith No More» и группы Оззи Осборна, барабанщик Майк «Паффи» Бордин, хотя время от времени его замещал приятель Дэйв Донато.

Мартин, ныне отдыхающий от публичной жизни после нескольких лет в составе «Faith No More», очень хорошо помнит то время: «Я начал учиться играть на электрогитаре где-то в семьдесят четвертом году и хотел найти музыкантов, с которыми мог бы репетировать, – вспоминает он. – Я познакомился с певцом и гитаристом, который на досуге играл кавер-версии „Rolling Stones“, и мы решили создать свою группу. Мой сосед играл на барабанах, так что пригласили и его. Потом мы нашли басиста, который вскоре нас покинул, но привел себе замену – парня по имени Клифф Бертон».

Проблема поиска подходящего места для репетиций была решена родителями музыкантов. На свою голову они разрешили им репетировать дома: «Мы несколько раз репетировали дома у родителей, которые согласились терпеть нас по очереди, – говорит Мартин, а потом добавляет: – Обычно мы старались уйти из дома. Мы вечно что-то ломали. После одной репетиции у Паффи соседский малыш попал в больницу, и соседи начали обвинять нас в том, что это мы довели ребенка». Как и следовало ожидать, «EZ Street» не стала сенсацией. Мартин вспоминает: «Мы играли на нескольких музыкальных конкурсах, церковных праздниках и вечеринках. Единственное место, где нам за это платили, было местечко в Беркли, называвшееся „International Cafe“. Там заправляли греки. Они нас обожали: с нами приезжали друзья, которые буквально опустошали бар. Нас тогда было человек пятнадцать».

Клифф был весьма эксцентричным человеком. Он ездил на зеленом «фольксвагене» (который окрестил «кузнечиком»), а его музыкальные вкусы простирались от Баха и Бетховена до самого жесткого рока. На характере Бертона сказался и тяжелый жизненный опыт: его старший брат Скотт умер от рака в шестнадцать лет, и это событие не прошло для Клиффа бесследно. На просьбу рассказать о характере своего друга Клиффа, Джим Мартин задумчиво отвечает: «Мы с Клиффом вместе формировались как музыканты. Дэйв До-нато также принял в этом важное участие. Мы втроем любили выезжать в заброшенный домик в прибрежных горах Калифорнии и там экспериментировать, придумывая сумасшедшую, странную музыку. Мы просто играли что в голову взбредет. Именно так родились некоторые известные песни „Metallica“ и „Faith No More“». Ходят слухи, что существуют записи этих опытов под названием «Maxwell Ranch Tapes» («Записи с ранчо Максвелл»), хотя мало кто может похвастаться тем, что слышал их.

Как и бо́льшая часть знакомых музыкантов, Мартин восхищался некоторой эксцентричностью Клиффа – не в последнюю очередь проявившейся в его выборе инструмента: «Он играл на старой „Rickenbacker“ с чумовой примочкой под названием „Bass Balls“ через усилитель „Sunn“ с одним 18-дюймовым кабинетом. Этот „Bass Balls“ был чем-то вроде автоматической педали „вау-вау“». Но, несмотря на свою оригинальность, Клифф был человек с простыми вкусами. «Он любил ходить на охоту и пить пиво. Стрелять и пить пиво – вот что ему нравилось. Мы любили ходить на концерты, слушать новые метал-группы и оттягиваться», – рассказывает Джим. Но при необходимости Клифф умел быть деликатным. «Они с семьей жили в квартире, а не в отдельном доме, так что там нельзя было шуметь. У него в гостях мы изо всех сил старались играть супертихо».

В Клиффе чувствовалась необыкновенная уверенность в себе. «Он верил в то, что в жизни все можно повернуть как хочешь, и научил меня этой философии», – рассказывает Мартин. В конечном итоге пути Джима Мартина и Клиффа разошлись. «Клифф вышел из „EZ Street“, а я еще немного продержался, играя с постоянно меняющимся составом музыкантов. Я начал играть во всевозможных командах, кажется, было время, когда я играл сразу в четырех группах, так что выступал практически каждый вечер. Мы с Клиффом продолжали периодически встречаться и играть, как правило, вместе с ударником Дэйвом Донато».

На одном из ранних концертов «EZ Street» побывал Кирк Хэмметт, который в то время собирал собственную группу, «Exodus», и подыскивал музыкантов. Позднее он рассказывал, что усилитель Клиффа сгорел прямо на сцене во время выступления. Басист поразил Кирка тем, что как ни в чем не бывало продолжал трясти головой.

Вскоре после того, как Клифф предложил Паффи взять Мартина гитаристом, тот начал играть с «Faith No More». Но нельзя сказать, что связь Клиффа с Джимом Мартином на этом оборвалась: вместе с Паффи, басистом «FNM» Биллом Гоулдом и Бертоном гитарист выступил на единственном концерте в клубе «Mabuhay Gardens» в Сан-Франциско. Название для группы было выбрано весьма интригующее: «Мы назвали себя „Chicken Fuckers“ („Куротрахи“), – со смехом вспоминает Билл Гоулд. – Рассказывать нечего, всего один концерт был – огромная тусовка. Мы выпили и скурили столько, сколько смогли, и вышли на сцену, ничего как следует не отрепетировав». На вопрос о реакции зрителей Билл отвечает: «Ужасно! Но в этом-то вся соль! Все-таки круто было».

Но у Бертона – о котором Гоулд отзывается как об «очень, очень крутом парне, очень умном, очень проницательном… и с огромным сердцем» – были другие планы помимо шуточных групп. Он ушел из «EZ Street» и присоединился к «Trauma» – хорошо известной команде из Сан-Франциско, восхищавшей других музыкантов своей техничностью. «Trauma» начала выступать в местных клубах, и вскоре Клифф завоевал признание своими басовыми соло, которые он играл поверх ритм-гитар, что в то время было редкостью. Интерес к группе возрос, и одним из самых преданных ее почитателей стал Брайан Слейгел, любитель металла из Лос-Анджелеса.

А в трех тысячах километров тинейджер по имени Джейсон Кертис Ньюстед точно так же приобщался к року. Он родился 4 марта 1963 года в городе Бэттл-Крик, штат Мичиган, и до 14 лет жил в городе Найлз. Возможно, желание Джейсона стать музыкантом было вызвано тем, что в 1977 году его семья переехала в город Каламазу и поселилась неподалеку от центрального офиса всемирно известной компании-производителя гитар «Gibson». Теперь они жили на ферме, где Джейсон с удовольствием ухаживал за лошадьми, которых держала семья Ньюстед. Как и два его старших брата и младшая сестра, Джейсон вел активный образ жизни и много занимался спортом. Сестра и братья внесли свой вклад в развитие его музыкальных вкусов (по некоторым сведениям, «The Osmonds» и «Jackson 5» были любимыми группами в их семье). В доме также имелось пианино.

Хотя Джейсон всегда хорошо учился, школа в Каламазу пришлась ему не по душе. Не дождавшись окончания школы, он бросил учебу (хотя аттестат впоследствии все-таки получил). Казалось, музыка стала альтернативой учебе: первым музыкальным опытом Джейсона стала неудавшаяся попытка научиться играть на бас-гитаре (он выбрал этот инструмент из-за своего кумира, басиста «Kiss» Джина Симмонса) и уроки игры на отцовском пианино. Тем не менее второй подход к бас-гитаре продлился несколько дольше, и вскоре юноша начал играть в местной группе «Gangster» вместе со своим другом и отчасти учителем по гитаре Тимом Хэмлином.

Пока Ларс нежился в уютном мирке благополучной, разносторонне развитой датской семьи в Копенгагене, семья Дэвида Мастейна готовилась в очередной раз переехать на новое место по зову непредсказуемого Мастейна-старшего, Кирк Хэмметт совершенствовал свое искусство игры на гитаре в Эль-Собранте, Клифф Бертон путешествовал по калифорнийским просторам вместе с Джимом Мартином, а Джейсон Ньюстед омывал ноги в темных водах Мичигана, еще одна семья боролась с трудностями и испытаниями 1970-х, черпая силы в своей вере, взращенной Христианской наукой – религиозным движением, которое проповедует духовное равновесие и самолечение.

Верджил и Синтия Хэтфилд жили в Лос-Анджелесе с тремя детьми: Дэвидом, Джеймсом и Диди. Верджил водил грузовик и владел небольшой дистрибьюторской компанией. Жена его была певицей. Их средний сын Джеймс родился 3 августа 1963 года и проявил некоторый музыкальный талант, проучившись два года игре на пианино, хотя эти занятия в конечном итоге ни к чему не привели. Зато весьма плодотворными оказались его попытки овладеть игрой на барабанах. Ударная установка принадлежала его старшему брату Дэвиду, игравшему в группе. Тогда же Джеймс начал заниматься гитарой.

Джеймс был избалован любовью и поддержкой родителей, поэтому их развод в 1976 году потряс его. Спустя год Джеймс поступил в школу Дауни хай-скул в южной части Лос-Анджелеса, где познакомился с ребятами, разделявшими его интерес к року (и в особенности к группам «Kiss» и «Aerosmith»): Дэйвом Маррзом и Роном Макговни. Они встретились в школе Ист-мидл-скул, где Джеймс отличился на уроке музыки: он оказался единственным учеником, уже умевшим играть на гитаре. В 1993 году в интервью радио «Shockwaves» Рон рассказал репортеру Пэту О’Коннору, что в 1977 году, когда он уже был старшеклассником, «у каждого была своя компания по интересам… были чирлидеры, спортсмены, музыканты оркестра… но находились и неудачники, не принадлежавшие ни к какой социальной группе. Такими были мы с Джеймсом». Не вписывавшийся в толпу Хэтфилд нашел утешение в «Aerosmith». По словам Макговни, «он просто обожал Стивена Тайлера. А наш друг Дэйв Маррз обожал „Kiss“… Они вечно издевались над музыкой, которую я слушал, так что в ответ я говорил им, что „Kiss“ – отстой, и „Aerosmith“ – отстой, и вот так мы все время препирались». Когда Джеймс Хэтфилд научился держать в руках гитару, ему захотелось играть в какой-нибудь группе.

Аутсайдером Джеймса во многом сделали религиозные взгляды его семьи. Как он позднее рассказывал журналу «Playboy»: «Я вырос в семье приверженцев Христианской науки, очень странной религии. Главная ее идея в том, что Бог может исправить все. Тело – всего лишь оболочка, и доктора ему не нужны. Это пугает и сбивает с толку. Я не мог даже пройти медосмотр, чтобы меня взяли в футбольную команду. Мне было ужасно не по себе, когда я уходил с уроков валеологии в середине учебного дня, а за моей спиной ворчали: „Почему это он уходит? Он что, какой-то особенный?“ Ребенку всегда хочется быть таким, как все. Обо мне шептались и считали меня странным. Меня это очень огорчало. Отец преподавал в воскресной школе – ему это очень нравилось. Меня фактически заставляли туда ходить. На одном из наших церковных собраний присутствовала девочка со сломанной рукой. Она встала и сказала: „Смотрите, у меня сломана рука, но после проповеди я чувствую себя гораздо лучше“. А рука при этом выглядела просто ужасающе. Даже вспоминать об этом неприятно». Бесспорно, эти события наложили отпечаток на жизнь и творчество Джеймса.

К 1980 году Хэтфилд собрал группу под названием «Obsession», в которой играли его друзья, братья Рон и Рич Велозы на бас-гитаре и ударных соответственно, и Джим Арнольд на второй гитаре. На репетициях, которые проходили в гараже братьев Велоз, Джеймс пел и играл на гитаре кое-как «снятые» каверы «Black Sabbath», «Led Zeppelin» и «Deep Purple» – например, «Never Say Die», «Communication Breakdown» и «Highway Star», а также музыку «Thin Lizzy» и «UFO». Джим Арнольд и Рон Велоз время от времени сменяли Хэтфилда на посту вокалиста, пытаясь выяснить, кто из них наиболее талантливый (или лучше сказать, наименее бесталанный) певец.

Макговни, близкий друг Джеймса, выступал с «Obssession» на различных вечеринках и посещал репетиции в доме Велозов. Он рассказал О’Коннору, что Рич и Рон установили в гараже пару осветительных приборов, которыми он и его друг Дэйв Маррз управляли с помощью самодельного пульта. Однако отношениям с братьями Велоз было суждено продлиться недолго. Спустя года полтора Джеймс, Джим Арнольд и брат Джима Крис решили сколотить новую группу – «Syrinx», специализировавшуюся исключительно на каверах «Rush» и просуществовавшую совсем недолго.

Нет никаких сведений о существовании записей «Obsession» или «Syrinx», хотя они могли бы стать настоящим откровением для фанатов «Metallica», привыкших к сегодняшнему мелодичному вокалу Хэтфилда. Тогда же голос Джеймса был достаточно слаб, а его умением держать ноту вряд ли можно было восхититься. Более того, улучшения наступили далеко не сразу, так как семье Хэтфилд пришлось пережить трагедию: вскоре после того, как Джеймс вышел из «Syrinx», его мать умерла от рака. Рон Макговни не помнит, чтобы друг упоминал о болезни матери: «Мы ничего не знали. Он уехал на десять дней, и мы думали, он просто решил отдохнуть. Когда Джеймс рассказал, что у него только что умерла мать, мы были поражены».

По возвращении Хэтфилд, которому в ту пору было шестнадцать, столкнулся со своими друзьями в фойе школы и сообщил им, что собирается переехать и сменить школу. «Мы рот раскрыли от удивления и не знали, как реагировать, – говорит Рон. – Он сказал: „Я соберу вещи и перееду к брату в Бри, где и буду ходить в школу“. И мы все начали говорить что-то типа „да ну, такого просто не может быть“».

Но все именно так и произошло, хотя Хэтфилд продолжал видеться с друзьями по выходным. Дэйв Маррз в это время учился играть на ударных. «Мы звучали жутко», – вспоминает Рон. Тем не менее, несмотря на пережитое горе, переезд в новую школу, похоже, побудил Джеймса предпринять некоторые шаги по созданию собственной группы. В школе Бри Олинда хай-скул он познакомился с гитаристом Хью Тэннером и организовал новую команду с идеальным для метал-группы названием «Phantom Lord». Рону отводилась роль басиста. «Я возражал, что не умею играть на бас-гитаре, и вообще у меня ее нет, – позднее рассказал Рон. – Джеймс мне ответил: „Я тебя научу“, так что мы взяли напрокат гитару с усилителем в Музыкальном центре Дауни, и Джеймс показал мне основные приемы». Как объяснил Макговни радио «Shockwaves», «Phantom Lord» был на тот момент самым серьезным начинанием из всех групп Хэтфилда: «Какое-то время мы играли с Хью Тэннером, который, кстати, весьма неплохо играл… а потом дали объявление, что нам нужен гитарист… Откликнулся парень по имени Трой Джеймс, и мы его взяли».

Однако в этот период все начинания длились недолго, и всего через пару месяцев команда Джеймса пережила очередную трансформацию. Друзьям очень повезло, что родители Макговни, владевшие тремя домами в округе, разрешили парням бесплатно пожить в одном из них, поскольку дом в скором времени подлежал сносу в связи со строительством новой автострады. «В то время дома моих родителей переводили в муниципальную собственность, чтобы дать дорогу новой магистрали… поэтому они сказали мне, что я могу жить в одном из них, пока его не снесут, – объяснил Рон. – Окончив школу, мы с Джеймсом переехали в этот дом и превратили гараж в студию для репетиций. Мы сделали звукоизоляцию и отштукатурили стены, а еще Джеймс выкрасил балки в черный цвет, потолок – в серебряный, стены – в белый, а на пол мы постелили красный ковер!»

«Phantom Lord», зародившийся в доме Макговни, превратился в «Leather Charm», группу, более склонную к глэм-року. Как вспоминает Рон, группа была «…похожа на „Mötley Crüe“, „Sweet“ и эту британскую группу, „Girl“… еще мы делали каверы, например „Pictured Life“ группы „Scorpions“, „Wrathchild“ и „Remember Tomorrow“ „Iron Maiden“, а также „Slick Black Cadillac“ группы „Quiet Riot“».

В Хэтфилде вдруг проснулось желание быть фронтменом, а не гитаристом, привязанным к микрофонной стойке: «Ему хотелось быть лидером-вокалистом, так что на гитаре оставался один Трой Джеймс. Мы начали работать над тремя оригинальными мелодиями, из одной получилась „Hit The Lights“, впоследствии вошедшая в репертуар „Metallica“, другая называлась „Handsome Ransom“, а еще была „Let’s Go Rock’n’Roll“, – вспоминал Рон. – Мы так ни разу и не выступили на сцене. Джим Маллиган решил, что хочет играть более прогрессивную музыку вроде „Rush“. Он был замечательным барабанщиком, очень техничным, и, наверное, в то время наша музыка казалась ему слишком тяжелой или слишком глэмовой».

Сам Джеймс был фанатом стадионного рока. В интервью журналу «Rolling Stone» он сказал: «Наверное, самым запоминающимся концертом на моей памяти был фестиваль „California World Music“. Он длился два дня. В первый день выступали Тед Ньюджент и „Van Halen“ – нет, „Aerosmith“. Мне было лет пятнадцать-шестнадцать. Я помню, что был с приятелем, который приторговывал ЛСД. Он оторвал край билета – разноцветный такой, – разделил его на маленькие кусочки и продавал под видом кислоты. А на вырученные деньги покупал пиво. Я тогда очень фанател от „Aerosmith“ и был счастлив, что нахожусь буквально рядом с ними. Я пробился как можно ближе к сцене. Была какая-то невероятная магия в том, чтобы видеть их вот так, вживую, а не на фотографиях. Особенно меня впечатлял Джо Перри. Он был крут до невозможности. Правда, я помню, меня смутило то, что Стивен называл зрителей ублюдками. Я еще подумал: „Ого, значит, вот как ведут себя звезды?“».

Почти тридцать лет спустя Джеймс вспоминает свою юность со смешанными чувствами. Какой вклад внесли все эти переживания в развитие характера Хэтфилда? Вероятно, именно тогда в нем проявились обычное юношеское бунтарство и жажда новых ощущений. К двадцати годам Джеймс пристрастился к алкоголю и вечеринкам, как вспоминают многие его сверстники. Барабанщик Джин Хоглан, который впоследствии играл в нескольких группах, включая «Dark Angel», «Death», «Testament», «Strapping Young Lad» и «Old Man’s Child», делится воспоминанием из ранней юности Хэтфилда. «Я познакомился с Джеймсом на одной вечеринке в восемьдесят первом году, – рассказывает он. – За неделю до этого отыграли Оззи Осборн и „Motörhead“. Я увидел парня, разгуливающего в самопальной футболке „Iron Maiden“. Я ему говорю: „Эй, чувак! Ты где взял такую футболку?“ – Хэтфилд, будучи на несколько лет старше, не стал церемониться с подростком. – Он сказал: „Сам сделал!“ – и ушел. Я снова догнал его и спрашиваю: „А когда ты ее сделал?“ Он говорит: „Когда школу заканчивал“. И я ему предложил: „У меня с собой десять баксов, – а в то время это были большие деньги, – продай ее мне!“ А он: „Не продам“».

Джин, настойчивый парень, так просто не сдался и продолжил уговоры: «Ладно, – говорю я. – Вот десять баксов, сделай мне такую же! „Да отвали уже“. Я его доставал всю вечеринку. Мол, парень, я так рад встретить кого-то, кто любит „Iron Maiden“, – о них вообще мало кто слышал! Ну пожалуйста, сделай мне такую футболку! А он: „Да пошел ты!“ Вел себя со мной как полная сволочь». Наконец присмиревший Хоглан оставил Хэтфилда наедине с пивом и ушел оплакивать свой упущенный шанс. Хэтфилд, похоже, либо посчитал ниже своего достоинства общаться с парнем заметно младше его, либо был слишком поглощен выпивкой и не хотел отвлекаться на пустые разговоры. Последнее слово, однако, осталось за Джином: «А восемь месяцев спустя я увидел его на сцене и подумал: „Ничего себе, это же тот гад, который пожалел для меня футболку с „Iron Maiden“! Пошел ты, я тебя ненавижу!“», – вспоминает он сегодня со смехом.

Эрик Петерсон, ставший гитаристом и основным автором песен в метал-группе «Testament», рассказывает, каким Джеймс был чуть позже: «Я часто ходил с Джеймсом на кеггеры (вечеринки, где подают пиво в бочках), он какое-то время встречался с моей двоюродной сестрой. Отличный парень был, забавный такой». Как юный Хэтфилд вел себя на вечеринках? Судя по всему, как настоящий необузданный мужик. «Уверен, сейчас он совсем другой, – вспоминает Эрик, – но в то время он громко рыгал, обожал мексиканскую еду, а на вечеринках не отходил от пивной бочки и очень забавно разговаривал. Он весь вечер мог повторять одну фразу: „Мать твою!“ Некоторые знали, кто он такой, и подходили к нему, но он только повторял на разные лады: „Твою мать!“, и так всю вечеринку. И многие говорили: „У этого парня точно не все дома!“».

Итак, был брошен еще один жребий. Джеймс нашел свое призвание: в тусовках и в игре на гитаре. Назад пути не было.