VII

– Бережись, Студент!

Егор перекатом нырнул вперёд. Жгут из корней, каждый толщиной в большой палец, свистнул над головой, чиркнув ему по волосам. Вилы, его единственное оружие, улетели куда-то в сторону.

Громкий удар, хруст ржавого железа – корневище вмяло в грунт приткнувшийся в углу двора гнилой кузов легковушки – и с оглушительным треском впечатался в стену дома. Брызнули стёкла, полетела щепа от оконной рамы, бревенчатая постройка содрогнулась до основания. Из-за нарядного, с резными балясинами, крыльца раздался горестный вопль – домовладелец (он, как и прочие «петровцы», держался подальше от театра боевых действий) выражал решительное несогласие с происходящим.

– В сторону!

Хр-рясь!

Егор едва успел откатиться за кучу земли. Жгут, словно раскрученный рукой взбесившегося великана, обрушился туда, где он только что лежал, подняв фонтан земли. Время вдруг сделалось вязким, медлительным, и Егор, расталкивая его плечами, бросился на щупальце, увязшее в рыхлом грунте. Навалился, прижал, не давая двигаться – чтобы выиграть для остальных драгоценные секунды…

Ступня зацепилась за кусок вывороченного дёрна, и он упал на четвереньки, не дотянувшись до корня какого-нибудь метра. Время, вырвавшись из вязкой ловушки, рванулось вперёд кавалерийским галопом. Жгут изогнулся и с оглушительным щелчком распрямился, снося Егора, как виртуоз-кнутобоец сносит пустую консервную банку.

Бок ожгло пронзительной болью, но пальцы сомкнулись на шершавой коре. Едва не теряя сознание, он всем весом придавил яростно извивающегося деревянно-твёрдого питона.

Давешняя собачонка – она увязалась за ними от самого трактира – захлёбываясь лаем, вцепилась в кончик щупальца. Взмах, свист воздуха, храбрая барбоска, описав длинную дугу, с визгом улетела в кусты.

Подскочивший Бич всадил острие пальмы между неплотно скрученными плетями, пришпиливая жгут к земле, и навалился на древко, вгоняя его в почву. Умар, следуя его примеру, перепрыгнул через корневище и тоже ударил рогатиной. Рывки сразу стали слабее.

– Кто-нибудь, мать вашу, топор!

Рукоять «пальмы» с треском переломилась, и Бич отлетел, отброшенный взмахом бешено дёргающейся петли. Егора мотало из стороны в сторону, но он не разжимал пальцев, не давая корневищу набрать силу для нового удара.

Фермеры, видя такой успех, осмелели и с воплями «дави его, ребяты!» кинулись к корню и стали прижимать его к земле – кто вилами, кто баграми, а кто и попавшейся под руку жердью.

– Умар, руби у основания!

Сильван подхватил с земли плотницкий топор и обрушил его на жгут, там, где он высовывался из земли. Широкое, остро отточенное лезвие рассекло сразу три плети, щупальце ослабло и после новых ударов бессильно обмякло, едва подёргиваясь в последних, конвульсиях.

– Ты как, Студент, жив?

Егор, охая, поднялся, опираясь на плечо сильвана.

– Кажется, рёбра …

– Вот незадача… Умар, подставляй плечо, ведём его в трактир. Надо бы стягивающую повязку, недельку две проходишь перекособоченный. А ты, дядя, – он обернулся к подскочившему фермеру, – должен теперь Студенту ноги мыть и воду пить. Если бы не он – разнесло бы твою халабуду по брёвнышку, клык на холодец!

– Что это было-то, а? Никогда о таком не слыхал, даже в «Определителе» у Шапиро не видел…

Ощупав рёбра напарника, Бич объявил, что они,с коре всего, не сломаны, а треснули – но треснули основательно. Резкий вдох, слишком громко сказанное слово, смех отдавались в боку режущей болью. Компресс с мазью из егерьской аптечки принес некоторое облегчение – Егор, раздетый до пояса, сидел на лавочке и потягивал мелкими глотками сидр.

– Так у него ж там только фауна! – ответил егерь. – А бешеные корни – самая, что ни на есть флора. Хотя, конечно, сразу и не скажешь.

– Вроде чернолесских лиан-трупоедов?

Умар, по своему обыкновению, слушавший молча, скептически хмыкнул.

– Если бы это были лианы-трупоеды, нас с тобой, не то, что в трактир – в посёлок не пустили бы. До них только дотронься – неделю вонять будешь, как хорошо выдержанный труп. А шмотки вообще пришлось бы сжечь. К тому же, бешеные корни мертвечину не едят.

– А зачем тогда нападают?

– Как – зачем? Вот снесло бы тебе башку, ты полежал-полежал бы, да и сгнил. А это удобрение. К тому же, на запах падали набежит всякая живность, и её тоже можно пришибить.

– То есть, они так поляну себе удобряют?

– Типа того.

Подошёл трактирщик с подносом, на котором аппетитно дымилась глиняная миска с пловом. Егор потянулся за ложкой (он успел изрядно проголодаться) и снова скривился, зашипев от боли.

– Вот беда… – охнул владелец заведения. – Как же вы теперь? Сейчас дочку позову, она вас с ложечки покормит. Чтобы, значить, не утруждаться…

– Ещё чего! – недовольно буркнул Егор. – Сам как-нибудь справлюсь.

– Ну, хозяин-барин…

–…хочет – живёт, хочет – удавится. – закончил за трактирщика егерь. – И часто у вас такая пакость вылезает?

– Почитай, каждую неделю.

Хозяин поставил поднос на соседний столик и присел.

– Да мы ничо, приспособились – если бешеный корень вовремя заметить, пока он из-под земли, значит, не попёр – даже раскапывать не приходится. Сообщаем в Обитель, и оттуда кто- нибудь приходит. Поколдует по своему, по-друидски – корневище и высыхает. Ну а ежели упустить – тогда, конечно, беда. Вот в запрошлый месяц проворонили – так корневище амбар разнесло и дюжину курей передавило, пока не одолели…

Егор подцепил на вилку кусок баранины и осторожно, в три приёма, донёс его до рта. Жевать оказалось легко, но проглотить прожёванное вызвала новый приступ боли.

– Как же его заметить, если не раскапывать?

– А собаки на что? – трактирщик кивнул на давешнюю собачонку, пристроившуюся под соседним столом. Она доковыляла на трёх лапах до трактира и теперь наслаждалась заслуженной костью с махрами мяса.

– А сейчас почему друиды не помогли? Недосуг им, что ли?

Трактирщик пожал плечами.

– Да, вроде, послали за ними. Корень оказался больно шустрый видать, с самого низу шёл. Вот Султанка так поздно его и учуяла.

– Да, это бывает. – кивнул Умар. – С большой глубины корни всегда лезут по одному. Наши, добрынинские псы с такими сами справляются, поодиночке.

– Это точно. – подтвердил егерь. – Вахиным волкодавам такой корешок на один зуб. Перекусят, выкопают и хозяину приволокут, на растопку.

– Зато у Султанки нюх о-го-го! – обиделся за собаку трактирщик.

– Третье корневище за месяц находит! Кстати, надо бы мужикам сказать, чтобы раскопали и выжгли, а то не приведи Лес, новые полезут…

– Не спеши, уважаемый. Сейчас поговорю с твоими гостями и гляну. Если что под землёй и осталось – высушу, больше не побеспокоят.

Егор обернулся, охнув от неловкого движения. В дверях стоял человек в длинной, до пят, хламиде с капюшоном, целиком закрывавшим лицо. Голос раздавался оттуда, из тёмной треугольной прорехи. В руках незнакомец держал большой, до плеча, суковатый посох.

– А, это ты, Трен! – Егерь приподнялся на скамейке и помахал вошедшему. – А у нас, как видишь, неприятности. Студент, напарник мой, собрался на суд, а бешеный корень ему рёбра пересчитал. Как теперь быть – уж и не знаю…

– Если твой друг призван в Круг Друидов, – строго сказал незнакомец, – то должен явиться, невзирая на немочи. Но ты не переживай, я его осмотрю. Что к утру будет, как новенький, не обещаю – но до Обители как-нибудь доберётся. Заодно и собаку гляну, лапа, видать, сломана. Нехорошо, когда такое верное создание мучается…

Султанка, оторвавшись от мосла, на трёх лапах поковыляла к друиду, приветливо виляя хвостом. Тот наклонился и потрепал её по загривку, и она, радостно взвизгнув, лизнула руку – узкую, морщинистую, обтянутую сухой, как старый пергамент, коричневой кожей. И тыльную сторону ладони и запястье, густо покрывали татуировки из рун и переплетённых стеблей. Когда гость наклонился, на его груди качнулся большой медальон с узором в виде дуба, ветви и корни которого сплелись, словно щупальца осьминогов.

Егор вздрогнул. Символ был знаком – и знакомство это было не из приятных. Не так давно ему в компании лешака Гоши пришлось расследовать нелепую гибель студента-первокурсника. Лешак тогда посоветовал обратиться к своей давней знакомой, ведунье Наине, последней из клана родноверов, истреблённых соперникам-чернобожцами. После весьма неаппетитного ритуала ведунья сумела вытянуть из памяти мертвеца необходимые сведения и, в числе прочего, там фигурировал и этот узор.

– Дерево Иггдрасиль… – шепнул егерь, поймав взгляд напарника.

– Этот знак много кто использует, не только друиды. Сетуньцы, аватарки, даже Пау-Вау – хотя это не их, не индейское.

Друид выпрямился и заговорил. Сейчас голос его звучал строго, даже официально.

– Егерь Сергей Бечёвников, именуемый «Бич» и Егор Жалнин, сотрудник МГУ. Вам обоим надлежит завтра на второй рассветный час явиться к малым вратам Обители и дожидаться, пока не призовут внутрь.

– Да, брат Трен. – с почтением отозвался егерь. – Будем точно в срок. Говорю за себя и за своего спутника.

Друид ударил посохом об пол. Чисто выскобленные, натёртые воском доски отозвались гулко, протяжно.

– Ваши слова услышаны Дубом и Омелой.

И обернулся к трактирщику, терпеливо дожидавшемуся окончания церемонии. Теперь друид не походил на вестника высших сил, превратившись в обычного посетителя заведения.

– Ну, показывай, что там у вас за корешки. Да, и вели приготовить чистую холстину и большой котёл кипятку. Вернёмся – лечить буду, и постояльца твоего и Султанку.

– Второй час после восхода – это во сколько? – спросил Егор, дождавшись, когда за друидом закроется дверь.

– Семь утра. Но явиться лучше заранее, не приведи Лес, опоздаем! С друидами, Студент, шутки шутить – себе дороже.

В голосе егеря угадывалась тревога.

«…похоже, обитатели Петровской обители совсем не просты…»

– Да ты не тушуйся, студент, когда ни помирать – всё одно день терять. Прорвёмся, клык на холодец!