© Борис Батыршин

«Когда-то темный и косматый зверь,

Сойдя с ума, очнулся человеком Опаснейшим и злейшим из зверей Безумным логикой

И одержимым верой.»

Максимилиан Волошин.

Пролог

Апрель 2054 года. Незадолго до событий, описанных в первой книге цикла.

Людской поток на тропе от смотровой площадки к Главному зданию МГУ, не иссякает до самой ночи: ходят золотолесцы, спешат на рынок фермеры с ручными тележками, челноки ведут в поводу осликов и мохнатых, низеньких вьючных лошадок. Студенты и сотрудники Университета приходят полюбоваться панорамой Леса. Задерживаются возле лотков со съестным, беседуют с торговцами и скучающими золотолесцами. Стайки экономно одетых студенток щебечут, уговаривая охранников позволить осмотреть удивительное древесное поселение. Те привычно отшучиваются, отпускают недвусмысленные намёки. Девицы в ответ хихикают, строят глазки, давая понять, что они отнюдь не против более близкого знакомства.

Трое мужчин устроились возле гранитного парапета, подальше от лотков с пирожками и ягодными взварами. Один, крепкий, с бритой налысо головой со следами сведённых татуировок, в шнурованной кожаной безрукавке, нет-нет, да и косился на девичьи прелести. Двое других были заняты беседой, не обращая внимания на окружающие соблазны.

– Добыл я, що ви замовляли. – говорил тот, что покрупнее, мордатый, с багрово-красным лицом гипертоника, одетый в потёртый пиджак и офицерские брюки. – Ось, можете подивитися, усё точнёхонько!

Наряд второго больше подходил к окружающей обстановке длинный, до пят, балахон с глубоким, скрывающим лицо, капюшоном, широкие, рукава, из которых высовывались лишь кончики пальцев. Подчиняясь их шевелению, бритоголовый оторвался от созерцания ножек студенток, подскочил и принял свёрток. Капюшон качнулся, бритоголовый торопливо развернул бумагу и продемонстрировал стеклянную лабораторную банку. Человек в капюшоне наклонился, рассматривая содержимое – мутную жидкость, в которой плавали серо-зелёные клубки и волокна.

– Це с той партии, що доставили с Америци. – пояснил красномордый. – Свои образцы Шапиро спалив, когда закрыв программу. А це повинни були передати на зберигання, але я их того, изъял. Як ми и домовлятися.

– Других образцов грибницы не осталось? – прозвучало из-под капюшона. Глухо прозвучало, гортанно, не по-человечески.

– Не сумнивайтеся, шановний пан. В Университети бильше немаэ жодного. Хиба що за МКАД, але з ними ничого не поробиш…

Бритоголовый, подчиняясь едва заметному шевелению пальца, извлёк из сумки лубяной короб и подал мордатому. Тот открыл крышку и провёл пальцем по коробочкам, склянкам и бумажным пакетикам.

– Как договаривались. – прозвучало из-под капюшона. – Ты доволен?

Владелец пиджака был, по меньшей мере, на голову выше собеседника, но угодливо изогнутая спина их уравняла.

– Усё добре, шановни пан! Дюже рад имати с вами дело!

– За всё это… – пальцы, полускрытые рукавом, указали на содержимое короба, – во внешнем мире можно выручить, по меньшей мере, вдвое больше условленной суммы.

Мордатый сразу погрустнел.

– Так що ж, виходит, треба отдать лишку?

– Нет. Но тебе придётся поторопиться. Сделаешь – получишь ещё столько же.

На багровой физиономии алчность боролась с неуверенностью.

– Тут така справа, шановний пан. Образцы вин сдал в спецхран, а я тоди доступа не маю!

– Найди способ. – слова прозвучали, как приказ. – Через месяц Блудояр свяжется с тобой.

Бритоголовый кивнул и состроил угрожающую гримасу.

– А если ослушаешься… – голос упал до едва слышного шороха, Ну да ты, Вислогуз, наверняка знаешь, что бывает с теми, кто идёт против воли владык Леса. Знаешь ведь?

Мордатый затравленно оглянулся по сторонам. Люди занимались своими делами – смеялись, флиртовали, совершали покупки, сплетничали. И все, как один, были возмутительно равнодушны к дамоклову мечу, повисшему над головой несчастного кладовщика.

– Да я ж не сперечаюся… тильки, мабуть, мисяця буде мало.

– А ты не теряй времени, Вислогуз. – прошелестело в ответ. – И не вздумай сбежать – достану что в Лесу, что за МКАД. И тогда, клянусь переплетёнными корнями, ты, Вислогуз, пожалеешь, что появился на свет. Это говорю тебе я, Чёрный друид Эреман, не привыкший бросать слов на ветер!

Мордатый замер, судорожно хватая ртом воздух. Взгляд его, полный животного ужаса, метнулся к ногам – тонкие стебельки появились из трещин в асфальте, оплели лодыжки, колени, потянулись к паху.

Друид щёлкнул пальцами, и ростки бессильно опали, освободив кладовщика.

– Понял теперь, Вислогуз, чего стоит твоя жалкая жизнь? Иди… и не забывай.

I

Лиска откинулась на спину, улёгшись на грудь мужчины. Его ладони скользнули по тугим полушариям и нежно поиграли ягодками сосков. В ответ раздался стон, пальцы закинутой за голову руки погрузились в мужскую шевелюру.

– Хорошо, что ты не бреешь голову, как другие егеря!

Она повращала плечами, теснее прижимаясь лопатками к любовнику.

– М-м-м… нравится?

– Очень.

Егерь зарылся лицом в волосы, вдыхая горький травяной запах – не зря она заставила его нагреть три ведра воды и сама засыпала в кипяток горсти перетёртых в порошок высушенных трав. И долго потом плескалась в душе, пресекая попытки разделить с ней это удовольствие. На Полянах знали толк и в душистых травах и в ароматическом мыле, сваренном из особенных, лесных ингредиентов.

И того и другого в её багаже хватало – спасибо лодочнику, доставившего девушку от Коломенского до сельца Малиновка. Оттуда уже было рукой подать до большого, в форме неправильного прямоугольника здания на углу площади Гагарина. С недавних пор она точно знала, с какой стороны надо войти во двор и как добраться до хитро запрятанной подвальной двери.

Ладонь, выпутавшись из мужских волос, скользнула по его щеке. Девушка изогнулась и обняла партнёра за шею, ощущая, как руки, обычно твёрдые, шершавые как дерево, привыкшие управляться с рукоятью рогатины или ружьём, став вдруг необычайно мягкими, спускаются по плоскому, подтянутому животику, к кустику жёстких волос внизу. Как и большинство женского населения Леса, девушка не делала модных в Замкадье интимных стрижек, предпочитая естественность во всём.

Пальцы, преодолев курчавую поросль, скользнули дальше, нащупывая заветное. Она чуть не взвыла от острого приступа наслаждения, изогнулась и нащупала губами его рот.

Поцелуй длился целую вечность.

Неожиданно она вывернулась из объятий и уселась на бёдра, упершись ладошками в плечи.

– Попался? – голос её звучал насмешкой. – Теперь ты мой пленник и раб навеки!

Прижатый к кровати мужчина и не думал сопротивляться расслабился, признавая власть маленьких ладоней, и с удовольствием рассматривал женскую грудь, нависшую над его лицом. Приподнялся, поймал губами затвердевший сосок, ощущая, как вздыбленная плоть, направляемая тонкими, ловкими пальчиками, погружается в жаркую тесноту. Не в силах больше терпеть сладостное истязание, он подался навстречу – партнёрша отозвалась громким стоном и энергично задвигала тазом.

Струйки воды звонко барабанили по дну жестяного корыта. Сергея так и подмывало плюнуть на запрет и присоединиться к гостье и в душе. Останавливали две медные джезвы, доходящие до кондиции в наполненной песком жаровне.

– Хотел спросить: почему у тебя кожа не зелёная, как у твоей подруги? Вроде, вы в Лес одновременно перебрались?

– У Лины-то? Дура она потому что.

Слова едва пробивались сквозь плеск воды.

– Они там у себя, в Золотых Лесах порошки всякие и снадобья употребляют без меры, не то, что на Полянах. К тому же, работа у меня такая – встречать переселенцев. Я, если хочешь знать, и за МКАД могу выбраться почти на сутки. Один раз даже до Пушкино доехала!

Подмосковный городишко, ничем до Зелёного Прилива не примечательный, в последние годы стал признанной столицей Московской области. Почему – Егор не интересовался; знал только, что за двадцать лет он разросся чуть ли не втрое. К тому же, там располагался РИИЛ, Российский Институт Изучения Леса – загадочная организация, курирующая все профильные госпрограммы. Единственным «островком независимости» оставался МГУ, та его часть, что находилась на Воробьёвых горах. Здесь правил бал спецкомитет ЮНЕСКО, через него же шло финансирование большинства научных разработок. Правда, учебный процесс оставался под контролем сколковского филиала, давно и плотно взятого в оборот РИИЛ.

«…– знать бы – сумели друзья Студента из Новосибирского Университета избежать этой отеческой опеки?..»

– Насчёт Пушкино – это ты молодчина! – отозвался Сергей. – Надо нам как-нибудь выбраться, отдохнуть, как нормалные люди. А то совсем одичаем в Лесу, клык на холодец…

Всё дело было в «Зове Леса», одном из трёх загадочных лесных недугов. Перед ним пасовали и официальная медицина, и местные знатоки зельеварения. Даже самые сильные снадобья приносили лишь временное облегчение, да и то не каждому. Всех прочих гнали обратно в Лес жесточайшие приступы головной боли и глубокой, на грани суицида, депрессии.

Сергей был редким, может быть, единственным исключением из общего правила. Нечувствительность к Зову Леса позволяла ему отдаляться от МКАД на любое расстояние, хоть в другое полушарие, и оставаться там сколько душе угодно. Знал об этом только Студент, его напарник по рискованному рейду в Щукинскую Чересполосицу.

А девушка уже сменила тему:

– Как там Лина, не в курсе? А то до нас в Коломенском только слухи доходят…

– Жива, что ей сделается? Повезло, что такая твердолобая – рогатка у Яськи мощная, могла и череп пробить.

Лискина подруга оказалась втянута в опасную авантюру, затеянную её соплеменниками, золотолесцами, одной из самых мощных общин Московского Леса. Обосновавшись на Метромосту и Воробьёвых горах, лидеры «Золотых Лесов» постепенно распространяли своё влияние на фермерские общины вдоль всей Москвы-реки и активно играли в политику.

Лина приняла участие в головоломной «спецоперации», затеянной против чересчур независимого, по мнению некоторых, егеря. Мало того – она же эту операцию и разрабатывала. Результатом стало тяжёлое сотрясение мозга у неё самой плюс несколько трупов – наёмников–сетуньцев и самих золотолесцев.

– Она сейчас где, на Воробьёвых?

– Нет, осталась в Серебряном Бору. Оттуда проще добираться до Динамо.

– Туда-то ей зачем? – Лиска стояла дверном проёме, завёрнутая в полотенце. Рука придерживает узел на груди, мокрые волосы соблазнительно рассыпаны по плечам, на стройных ножках, едва прикрытых махровой тканью коротко обрезанные валенки подвалы в «схроне» холодные, бетонные.

– Ей, как и мне, велено явиться в Петровскую Обитель. Третейский суд состоится там.

– Всё-таки обратились к друидам?

Сергей подвигал в песке джезвы и повернулся к подруге. До чего приятно было смотреть на неё – мокрую, беззаботную… счастливую.

– Как думаешь добираться?

– С путейцами до Белорусского, а дальше пёхом.

– Сегодня отправишься?

– А чего тянуть? Вот и Студент ждёт на мосту у Кузнеца. Он, кстати, тоже вызван, свидетелем.

– Отлично! – обрадовалась девушка. – Мне как раз надо…. ой, убегает!

Сергей кинулся к жаровне – поздно. Кофейная пена, взошедшая густой коричневой шапкой, плеснула на раскалённый песок. Зашипело, повалил ароматный пар.

– Тьфу, чтоб тебя!..