1. ДЛЯ ЧЕГО СУЩЕСТВУЮТ КУЛИСЫ,

или Как декорации определяют политику

Язык знаков, помечающих территорию

Несколько лет тому назад меня пригласили на совещание руководящих работников одного концерна. Все было как обычно. В фойе главного здания я сообщил о своем прибытии служащему за стойкой регистрации посетителей. Кругом кипела жизнь, люди вокруг меня о чем-то беседовали, разговаривали по телефонам, расхаживая туда-сюда по залу. За мной образовалась небольшая очередь. Вид у всех был очень-очень занятой. Мне пришлось какое-то время подождать, пока сверху моей персоне не дали зеленый свет. Я получил пропуск, который следовало носить на видном месте, и поднялся на лифте на пару этажей.

Когда двери лифта открылись, я очутился в каком-то безмолвном мире: на полу толстое ковровое покрытие и кругом тишина. Ко мне подошла элегантно одетая сотрудница, провела меня за угол и, мило улыбаясь, предложила присесть ненадолго, пока за мной не придут. Она любезно предложила чашечку капучино, но я отказался. Девушка тут же удалилась, а я стал рассматривать обстановку, в которой мне предстояло ждать. Это был диван метров эдак шесть или восемь в длину, великолепная дизайнерская работа из кожи и стали. По обе стороны от дивана были огромные окна во всю стену, через которые открывался вид на город. И диван, и помещение, в котором он стоял, были, мягко говоря, просторными сверх всякой меры.

Я не успел еще обмолвиться и словом ни с кем из членов правления, а со мной все это время уже велась беседа. Не в словесной форме, а, скорее, в вещественной: само помещение говорило о многом. Ради эксперимента я присел на диван, однако тут же встал. Не было никаких сомнений в том, какое впечатление он должен был произвести на меня своим видом и размерами: ты должен ощутить себя мелкой букашкой. Именно в таком качестве мы тебя рассматриваем, и нам хочется, чтобы ты сам это чувствовал.

Задолго до того, как тебе прямо и четко скажут, кто здесь хозяин, ты во многих случаях и сам это ясно поймешь из того, как обставлено окружающее пространство. Это можно принять как должное или заранее внутренне подготовиться к чему-то подобному. Такие декорации, как правило, служат интересам только одной стороны, а не двух. Пожалуй, следует быть даже благодарным подобным инсталляциям, потому что они выступают в роли предупреждающего знака и обращают ваше внимание на то, в каком статусе привыкла видеть себя противоположная сторона.

Тем не менее значение таких пространственных знаков регулярно недооценивается, а игноранты этим пользуются. Вот один из примеров: дама, профессор, входит в кабинет ректора, отличающегося диктаторскими наклонностями, и привычно усаживается в мягком уголке с низко расположенными сиденьями, которые лишают ее возможности сидеть прямо, отчего ее диафрагма оказывается сдавленной.

Это еще можно было бы понять, если бы она впервые оказалась в этом кабинете. Но, когда деловые встречи проходят всегда в одном и том же помещении, а профессор регулярно испытывает при этом ощущение нехватки воздуха (не удивительно, ведь у нее сдавлена диафрагма), почему она в таком случае добровольно садится всегда именно на это неудобное место? Ее начальник, оборудовавший много лет назад такую «опытную установку», и сам порой удивляется, что дальнейший ход встречи легко предугадать и все происходит по его сценарию. Сам он, конечно же, сидит вполне удобно.

Однако можно привести и массу примеров, когда вы можете использовать такую пространственную режиссуру в своих интересах. Например, один коллега регулярно заявлялся ко мне в кабинет, по-хозяйски усаживался на стул для посетителей и отнимал у меня кучу времени пустой болтовней. Так продолжалось до того дня, пока я не водрузил на тот стул кучу книг и документов, так что коллеге некуда было присесть. И все прекратилось. Или представьте себе совещание, где самое важное с политической точки зрения место находится напротив начальницы и рядом с проектором для презентаций. Я занял его еще до начала мероприятия, повесив на спинку стула свой пиджак. И этот знак того, что место занято, принимается всеми без возражений. И вот уже мой авторитет становится чуточку больше, хотя коллеги тоже не прочь были бы посидеть на этом месте.

В большой политике декорации тоже играют важную роль. Есть одна характерная фотография, снятая в конце президентства Барака Обамы, когда он впервые принимал только что избранного канадского премьер-министра Джастина Трюдо. Обама стоит со своей супругой Мишель на верхней ступеньке монументальной лестницы. Оба приветливо улыбаются подымающейся навстречу им паре и в знак приветствия подают руки. Канадский премьер и его супруга отвечают такими же улыбками и со своей стороны протягивают руки хозяевам встречи – правда, стоят они при этом на одну ступеньку ниже. Но, несмотря на радушные улыбки и дружеские жесты, американская пара не делает ничего, чтобы дать возможность канадским гостям встать на одну ступень с ними. Если бы Обама и его супруга просто сделали один шаг назад, то процедура приветствия могла бы состояться на равном уровне. Но вот этого они как раз и не делают. Ими заранее не планировалось смотреть друг другу в глаза на одном уровне. Поэтому начало встречи и первое приветствие превращаются в демонстрацию различия в статусе: вы на ступень ниже нас, и мы хотим, чтобы вы это изначально понимали. Все вроде бы улыбаются, но обстановка говорит сама за себя.

Иногда это проявляется совершенно недвусмысленно, как это случилось, например, на переговорах по Украине в 2015 году. Меркель уже прибыла на встречу с Путиным, а президент Франции Олланд немного задержался. Вот только стол в Кремле был, к сожалению, накрыт только на двоих. А, Франсуа, и ты тут? Неувязочка вышла.

Такое бывает, когда встречаются главы государств и когда среди них оказывается либо прожженный, либо чересчур наивный игнорант. Но подобные случаи могут произойти с вами и в обычной жизни, как в городе, так и на селе. При этом, правда, не будет сторонних наблюдателей, но логика останется той же, и ничего более оригинального вы не увидите. Хозяин животноводческой фермы, к которому прибыла новая врач-ветеринар, стоит, широко расставив ноги, посреди двора. Когда она въезжает на своей машине во двор, он молча смотрит в ее сторону, но с места не двигается. Она выходит из машины и направляется в его сторону, но хозяин, опять-таки, не делает ни одного шага ей навстречу. Руку в ее сторону он протягивает, лишь когда она оказывается прямо перед ним и ему уже ничего другого не остается. Он в прямом смысле слова «не идет ей навстречу», потому что стремится продемонстрировать вселенскую значимость самого себя и своих владений…

Те же интересы преследовал, между прочим, и Зигмунд Фрейд, которого, казалось бы, уж никак нельзя заподозрить в чем-то подобном. Его бывший рабочий кабинет в Вене удивительным образом сохранился в первозданном виде. Когда сегодня посетитель входит туда, все выглядит настолько достоверно, что создается впечатление, будто профессор сейчас появится из-за угла.

В обстановке кабинета, выборе комнаты, мебели и всякой утвари Фрейд ничего не оставлял на волю случая. Его приемная в переулке Берггассе, 19 была обставлена стильной мебелью, все пространство вдоль стен украшали необыкновенные археологические артефакты, привезенные профессором из многочисленных путешествий: античные изображения древних богов, греческие и египетские статуэтки, древнеримские вазы и многое другое. Человек, который проводил в этой комнате даже совсем немного времени в ожидании приема господином профессором, нисколько не сомневался, что он в интеллектуальном отношении этому психоаналитику даже в подметки не годится. Такова роль прелюдии.

За приемной следовал собственно кабинет, и, когда пациента приглашали войти, он оказывался в затемненной комнате. Здесь плотные парчовые шторы не пропускали дневной свет. Сама комната была как бы окутана туманом, потому что профессор был заядлым курильщиком и не вынимал изо рта сигары. У стены стояла знаменитая кушетка Фрейда, на которой располагались пациенты. У стены, в метре от изголовья, восседал в кресле сам Фрейд. Постоянно дымя, он устраивался вне поля зрения пациента, укладывал на колени свой блокнот и начинал делать в нем записи. Лежавший на кушетке пациент не мог видеть профессора во время сеанса и только слышал его голос. Вполне вероятно, что по ходу беседы Фрейда интересовали исключительно вопросы психоанализа, но в самом начале такой человек, как он, должен был продемонстрировать, кто хозяин на этой территории.

Две системы

Вот так оно все и происходит. Сцена обустраивается в соответствии с задумками режиссера, и очень многие люди чувствуют себя в таком окружении неуютно и подавленно, совершенно не осознавая, откуда появляется это чувство. В худшем случае им уготована роль статистов, которых просто передвигают по сцене, а они при этом совершенно не понимают, что происходит. Вообще-то они достаточно образованы и располагают большим количеством всяческой информации. Им даже дали возможность оказаться на одинаковом уровне с собеседником и смотреть ему в глаза не снизу вверх. Тем не менее они почему-то не в состоянии понять, какая игра с ними ведется, и поэтому проигрывают.

В такую игру с особым удовольствием – и достаточно успешно – играют те, кого мы на страницах данной книги называем «игнорантами». Это люди, которые в ходе беседы сознательно и целенаправленно вместо мотивированных и обоснованных суждений делают ставку на иные средства коммуникации. Например, на подготовку пространства, где будет происходить действие. Стоит только уделить достаточное внимание этому вопросу – и можно в дальнейшем уже не утруждать себя поиском аргументов.

Мы не всегда говорим на одном языке, и это не просто банальная констатация факта. Многие люди исходят из того, что все мы на нашей планете пользуемся единой системой коммуникативных знаков. Однако это заблуждение. Американская исследовательница, социолингвист Дебора Таннен еще несколько десятилетий тому назад сделала поистине революционное открытие, выявив две совершенно отличающиеся друг от друга лингвистические системы. Первая строится на вертикальной, иерархической структуре коммуникации, а вторая – на горизонтальной. Попробуем внимательней рассмотреть, что же за этим скрывается.

В рамках первой системы человек одержим идеей уже упомянутого нами пространственного оформления своих высказываний. Оперирование пространством – Таннен в этой связи пользуется термином «территория» – неразрывно связывается в данной системе с понятием статуса. Самое важное здесь – дать понять, кто командует на этой территории.

Не меньшее значение в этой системе имеет также определение статуса. Вполне вероятно, что язык знаков, указывающих на территориальную принадлежность, – это всего лишь одна из функций установления статусных различий. Система блокирует любое продуктивное решение до тех пор, пока не будет очевиден профессиональный или политический статус обеих сторон, особенно когда речь идет о начальной стадии коммуникации и тем более при возникновении прямого конфликта интересов. Эту коммуникационную систему, где доминируют две оси – статус и территория, – Таннен называет вертикальной. Обычно ею чаще пользуются мужчины, чем женщины, хотя это и не является общим правилом.

Если вы обратитесь к людям, живущим в координатах вертикальной коммуникации, без учета этих двух аспектов – статусного и территориального, – то общение в большинстве случаев не сложится. И дело здесь зачастую не в отсутствии доброй воли с их стороны, а в широко распространенной наивности: я просто не могу себе представить, что где-то есть люди, говорящие и понимающие не так, как это привычно мне.

Во второй системе коммуникации, описанной Таннен, обе оси (статус и территория) вообще не играют никакой роли. Вместо этого главное место в ней занимают аргументация и знаки принадлежности к определенному кругу. Для нее свойственно чуть ли не всеобщее равенство. Вместо территориальных претензий эти люди преследуют только функциональные интересы. Им безразлично, где и в какой обстановке они беседуют, главное, что вообще есть возможность поговорить. Их также мало интересует, какие правила следует соблюдать на данной территории. На первом месте для них хорошее качество вербального акта. Эта система достаточно быстро определяет предметные границы беседы.

Что же касается территориальных границ, то они остаются вне поля зрения. Таннен называет эту вторую систему горизонтальной, и ею чаще пользуются женщины, чем мужчины, но это тоже не является универсальным правилом.

Мне хотелось бы со всей определенностью подчеркнуть, что обе системы обладают как достоинствами, так и недостатками. Обе они могут вполне продуктивно дополнять друг друга в рамках уравновешенных трудовых отношений. Но если обе стороны всякий раз будут настаивать на том, что в мире существует только одна-единственная система, причем та, к которой они привыкли, то никакой продуктивной коммуникации не получится. Более того, оба собеседника увидят друг в друге игнорантов.

Итак, если люди, фиксирующие свое внимание на пространстве, в котором осуществляется коммуникация, наталкиваются на любителей аргументации, то ситуация предсказуемо усложняется. Возникают затруднения, как это произошло, к примеру, у госпожи Клинтон с господином Трампом или у Ангелы Меркель с Хорстом Зеехофером. Такая ярко выраженная взаимная агрессия воспитывается в рамках вертикальной системы сызмальства. Правда, к ней зачастую относятся как к своего рода правилам игры, а не личным нападкам. В нашем иерархическом мире речь воспринимается в первую очередь как обмен статусными посланиями и лишь потом как средство передачи информации.

Эскалация

Когда ситуация доходит до подлинного антагонизма интересов, то эскалация в коммуникационной системе происходит в три этапа. На первом участники беседы действительно стараются приводить аргументы (по крайней мере, формально), и контакт носит вполне деловой, хотя и несколько острый характер. Несмотря на то что на этом этапе высказываются противоречащие друг другу позиции, они касаются содержания рассматриваемых вопросов и пока не выливаются в намеренные оскорбления. На данном уровне еще сказывается влияние глубокочтимой традиции ведения диспута образованными людьми. Здесь больше очков набирает тот, у кого больше опыта и кто располагает бо́льшим объемом необходимой информации.

Здесь пока еще пользуются признанием и уважением имена видных деятелей, значимые факты и удачные мысленные построения. На этом этапе (но никак не позже!) вполне уместна и ирония. Этот уровень характеризуется так называемым высоким стилем общения, или High Talk, как его принято называть на английский манер. Главную роль в нем играют слова и мысли. К сожалению, этот уровень, так любимый интеллектуалами, становится самым неэффективным в случае серьезного конфликта интересов с собеседником, действующим в рамках вертикальной коммуникационной системы. А вот люди с прочной ориентацией на содержание беседы, использующие в коммуникации горизонтальную систему, часто считают данный уровень единственно приемлемым. Госпожа Клинтон продемонстрировала это на своем печальном примере.

Участники совещаний, обладающие глубокими и обширными знаниями и использующие горизонтальную систему, довольно редко подвергаются атакам на уровне High Talk со стороны их «вертикальных» оппонентов. Да это и нелегко сделать, если первые намного лучше разбираются в предмете беседы. Поэтому приходится переходить к следующему уровню эскалации, где правила классического диспута уже не играют практически никакой роли. Вот тут-то игнорант чувствует себя в своей тарелке, он привык к таким своеобразным турнирам и располагает для этого типичным арсеналом средств и способностью устраивать эффектные скандальные представления.

Хотя на этом уровне беседа все еще носит вербальный характер, но в речи уже отсутствуют длинные фразы. Подлежащее, сказуемое, дополнение – и достаточно. Никаких придаточных предложений. Из аргументации напрочь исчезают логические цепочки. Начинают преобладать короткие, простые формулировки. Очень скоро они приобретают личностный, обидный, сексистский и даже оскорбительный характер. Профессиональные знания уже не имеют никакого значения. Возглавляющая отдел госпожа Мюллер подготовила прекрасный доклад и теперь излагает его по пунктам. Ее конкурент, начальник другого отдела, господин Майер, намного уступающий ей в уровне профессиональной подготовки, прерывает ее короткой фразой: «Ты хоть сама-то в это веришь?», или «На кой нам эти подробности?», или «Такая на вид симпатичная женщина – и тут нате вам!» Подобные реплики могут весьма эффективно сбить с толку любого специалиста. Чувствуете тактику игноранта? Несомненно.

При таком способе ведения беседы часто используются повторы. Если человеку задают вопрос, он не дает на него конкретного ответа, а вместо этого начинает говорить о чем-то совершенно отвлеченном. Для данного уровня коммуникации используется базовый стиль общения, или, если придерживаться английской терминологии, Basic Talk. Правда, вербальный характер все еще сохраняется, но делается маловразумительным (причем зачастую вполне сознательно). Такой упрощенный стиль разговора производит уничтожающее воздействие, особенно на людей, привычных только к высокому стилю. Что записал Трамп на страничке своего рабочего блокнота в качестве главного итога амбициозной встречи G20? Репортер Боб Вудворд сумел раскопать этот факт. На листке с убивающей наповал простотой было написано: «Торговля – это плохо» (Trade is bad). И больше ничего. Всего три слова. Такая вот правительственная программа на уровне Basic Talk.

Но каким бы ненавистным ни был этот базовый стиль общения для участников беседы, он все же не является кульминацией вертикальной системы.

Самая эффективная и действенная ступень эскалации выражается отнюдь не в вербальных формах общения. Это можно проследить на примере слова «агрессия», поскольку образующее его основу латинское «aggredi» изначально обозначает всего лишь физический процесс приближения, подхода к чему-либо. И только когда расстояние до объекта сокращается до минимума – это уже «aggressio». Если человек подходит настолько близко, что это невозможно терпеть, вам сразу становится понятно, что происходит. В данном случае его тело занимает определенное пространство, причем с совершенно определенной целью. Этот уровень коммуникации называется Move Talk – язык тела. В рамках вертикальной коммуникации это высшая степень развития конфликта. Вообще-то вы всегда пользуетесь средствами невербального общения. Взять хотя бы ситуацию приветствия, где важно все: и как вы протягиваете руку, и насколько быстро приближаетесь друг к другу, и на каком расстоянии останавливаетесь, и т. д. Уже в самом начале встречи из языка жестов становится понятно, будете ли вы внимательно слушать соперника или постоянно прерывать его. Move Talk не нуждается в словах!

Кстати, было бы ошибкой полагать, будто вербальная форма общения является единственно допустимым правилом в организации коммуникации, а невербальная является чем-то ущербным и вступает в действие только тогда, когда что-то пойдет не так и в общении образуется провал. В языке тела нет ничего ненормального. Это самостоятельный элемент коммуникации, заключающийся в том, что человек во время беседы намеренно позиционирует свое тело в пространстве и совершает определенные движения. Они могут быть скупыми и не бросаться в глаза, но при необходимости приобретать демонстративный и даже взрывной характер.

Правда, образованные люди часто не уделяют достаточного внимания языку тела. Уже в школах, не говоря об университетах, практически вся коммуникация сводится исключительно к высокому стилю. И создается впечатление, будто High Talk – вообще единственно допустимая форма коммуникации. Ведь такой спокойный обмен логическими аргументами приводит в конечном итоге к объективной истине! Люди испытывают прямо-таки какое-то облегчение от компромисса, достигнутого разумным путем! Нас же всех учили, что плодотворная дискуссия может состояться только в том случае, если дать сопернику право высказать свою позицию, разве не так? Но суровая реальность вносит коррективы в основополагающие правила коммуникации, и это приводит порой к неприятным последствиям.

Итак, повторю еще раз: в вертикальной коммуникационной системе демонстративное невежество – это нормальный инструмент общения. Оно соответствует обычным для тех условий играм, разворачивающимся вокруг статуса и территории. Правда, можно и в горизонтальной системе вести себя, как игнорант, но только до определенного предела: к человеку перестают относиться с симпатией, и он это сразу понимает… В итоге игноранты используют в горизонтальной системе косвенные методы и ведут себя, как правило, скрытно.

Что же касается вертикальной системы, то все это происходит прямо, открыто и, если есть такая возможность, – на публике! Именно этому мы и уделим основное внимание в нашей книге. Игноранты, действующие опосредованно, как правило, не оказывают сильного воздействия на общественное сознание (но зато это хорошо получается у них в личном плане).

В рамках вертикальной системы накал противоречий в дискуссии проходит три этапа: от High Talk через Basic Talk до Move Talk. Люди, живущие в условиях горизонтальной коммуникации, в большинстве своем считают высокий стиль High Talk единственно возможной формой ведения дискуссии. Они зачастую просто не замечают, что их оппоненты уже перешли на другой уровень. Они продолжают считать, что находятся среди себе подобных, и, не жалея слов, высказывают свои логические построения, в то время как их противники – с присущей им виртуозностью – уже вовсю используют приемы Basic Talk или даже Move Talk, причем зачастую с разрушительным эффектом. Подобные ситуации становятся порой следствием недопонимания между людьми, которые просто говорят на разных языках. Ни одна из этих двух систем не может быть сама по себе правильной или неправильной, хорошей или плохой.

Однако мы все чаще видим, что такие конфронтации вызываются вполне сознательно. Например, в тех случаях, когда одна из сторон точно осознает, что с точки зрения аргументации она проигрывает, поскольку факты говорят против нее, она совершенно целенаправленно переходит на иной уровень ведения коммуникации. В этом-то и проявляется искусство игноранта – и весьма часто с хорошими надеждами на успех. Может пройти немало времени, прежде чем ревностный поклонник высокого стиля поймет, что на самом деле происходит. Самым ярким примером служит предвыборная кампания Хиллари Клинтон и Дональда Трампа.