Глава 12

Есть многое на свете, друг Горацио…

Вот уже час, как я сидел на ступенях, ведущих к базилике Сакре-Кёр, глядя на раскинувшийся внизу город. Под безоблачным небом сверкал на полуденном солнце Париж. Вокруг меня кипела жизнь. Студенты, расположившиеся со своими рюкзаками на широкой каменной лестнице закусить багетом. Туристы, которые остановились на ступеньках в нерешительности: что же лучше – сделать селфи у напоминающей кондитерское изделие белой базилики или на фоне грандиозной панорамы города? Целующиеся влюбленные, счастливые от сознания того, что находятся здесь, высоко над городом, в таком знаменитом месте, которое для большинства людей является воплощением романтики. Даже я однажды вечером поднимался сюда с Элен, чтобы посидеть на этих ступенях. Тогда было тихо, а город внизу сверкал морем огней.

Я раскрыл ладонь, в которой по-прежнему лежало каменное сердечко. Глядя на него, я все еще не мог поверить своим глазам. В голове роились странные мысли.

Обнаружив, что все мои письма куда-то исчезли, я еще долго стоял у могилы. Прижав к сердцу камешек, я глядел на бронзового ангела, не в силах оторвать глаз. Я был словно громом поражен. «Боже мой, – прошептал я, чувствуя, как у меня бешено колотится сердце, – неужели это была ты, Элен?»

Наконец я положил новое письмо в тайник и крепко закрыл дверцу. А затем удалился с кладбища, не глядя по сторонам. Я пустился куда глаза глядят по улицам Монмартра, как будто спасаясь от невидимой погони, растерянный и слишком взволнованный, чтобы завернуть в какое-нибудь кафе. Ноги сами принесли меня сюда, на самую высокую точку Монмартра.

Я снова принялся разглядывать камень в своей руке. Мое сердечко было не такое, как те украшенные розочками сердечки, которые иногда продаются в цветочных магазинах. В сущности, это был просто розоватый, блестящий, неправильной формы камешек, немного напоминающий сердечко. Такой камешек, если повезет, блеснет тебе в горном ручье, и ты уносишь его домой, достав из бурливого потока.

Я снова зажал камешек в ладони и устремил взгляд на горизонт, который утонул в полуденном мареве. Может ли это быть? – спрашивал я себя. Может ли быть так, что при каких-то особенных, непостижимых для ума условиях это явилось ответом на мои горячие мольбы в последнем письме? Что еще могло означать это сердечко, как не любовь, вечную любовь?

Я перевел дыхание. Надо успокоиться, Жюльен. Давай-ка спустись на землю! – призвал я себя к порядку. Знак от покойницы с того света! Не слишком ли это? Такое бывает только в романах, где в самых удивительных ситуациях вдруг появляются путешественники во времени или человек, пребывающий в коме, выходит из тела, чтобы самолично участвовать в каких-то событиях. Это же просто абсурд!

Однако – абсурд ли? Разве так уж это невероятно?

Все мои письма исчезли – это я, во всяком случае, видел сам. Кто знал о них? Я никому не рассказывал ни о письмах, ни о тайнике. У меня мелькнула мысль об Артюре, который недавно увидел, как я клал письмо в тайник, но с тех пор Артюр ни разу не был на кладбище, да и кому он мог об этом рассказать? Нет, покачал я головой. Исчезновение писем должно было иметь другое объяснение.

Разумеется, чисто теоретически кто-то мог случайно обнаружить тайник и просто из любопытства забрать письма, но это казалось мне крайне маловероятным. Да и кому, в самом деле, могло это прийти в голову? У кого поднимется рука на такую личную переписку? Да еще на кладбище?

Например, у писателя в погоне за хорошим сюжетом, пронеслась у меня в голове мысль, и я невольно про себя усмехнулся.

Я ведь не раз видел, что незнакомые люди останавливаются у могилы Элен. Может быть, находятся сумасшедшие, которые уносят с кладбища вещи на память и коллекционируют их, как фанаты – автографы музыкантов?

Но даже если кто-то случайно обнаружил письма и взял их оттуда, не устояв перед искушением, остается еще каменное сердечко. Почему кто-то вздумал подложить мне в тайник сердечко? Кто, кроме Элен, мог такое сделать?

Эта мысль вызывала, конечно, беспокойство, но чем больше я над нею раздумывал, тем сильнее меня завораживала фантастическая идея, что сама Элен пожелала подать мне знак этим сердечком. Она хотела сказать, что простила мне историю с Катрин и что любит меня.

Я взглянул на небо, и вот, пока я сидел на ступенях у базилики Сакре-Кёр, все стало казаться мне совершенно логичным. Ведь говорит же у Шекспира Гамлет: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». («There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy».) И я удовлетворенно кивнул, вспомнив эти часто цитируемые слова. В сегодняшний солнечный майский день они обрели для меня гораздо более весомый смысл, чем для самого Гамлета.

Разве не происходят в жизни сплошь и рядом совершенно необъяснимые вещи? Срывающиеся со стены в момент чьей-то смерти зеркала? Влюбленные, одновременно пришедшие на мост, где произошла их первая встреча? Да и сам Эйнштейн – а уж он-то великий ученый и общепризнанный авторитет – сказал, что путешествия во времени возможны и не противоречат законам физики. Все мы только люди с ограниченным человеческим кругозором. Как знать, что скрыто за его пределами?

Сердечко, которое я держал в своей руке, одновременно смущало меня и воодушевляло ощущением посетившего меня чуда. И тут на меня упала какая-то тень.

Передо мной стояла рыжеволосая девушка с веснушками на лице, одетая в джинсы и голубую майку с надписью «Getting better and worse at the same time», и протягивала мне смартфон так, как будто меня вызывают из космоса.

– Не могли бы вы? – попросила она с забавным акцентом, глядя на меня с улыбкой.

– Мог бы что? – переспросил я растерянно, уставившись на нее, как на привидение. – А кто говорит?

Она удивилась, тряхнула волосами и рассмеялась:

– Ха-ха-ха! Да нет же! Я спрашивала, не могли бы вы меня сфотографировать, месье?

– Ах это! Ну да, конечно! – промямлил я. – Прошу прощения!

Надо же так замечтаться! Я засунул сердечко в карман и взял в руку ее смартфон, где уже была включена камера. Девушка поднялась на несколько ступенек выше и встала на фоне базилики, белоснежный купол которой высился у нее за спиной на фоне синего неба.

– Но так, чтобы в кадр попала базилика, – напомнила она и непринужденно попозировала для нескольких снимков.

– Merci beaucoup! – сказала она, просматривая получившиеся снимки. – Да, очень хорошо вышло. Lovely! Very lovely! – Затем, подняв голову, спросила: – Скажите, а вы здешний?

Я кивнул.

– Ах, тогда вы, наверное, можете мне объяснить, как лучше всего добраться отсюда до «Консулата», – я имею в виду ресторан…

Она деловито достала из сумки план города и нечаянно выронила при этом книжку. Одновременно нагнувшись, чтобы поднять, мы стукнулись лбами.

– О! – сказал я, протягивая ей книжку. – Вы читаете стихи?

– Yes, – сказала она, прижимая стихотворный сборник к груди. – Я люблю Жака Превера. Сейчас я пишу о нем дипломную работу на степень бакалавра и потому на полгода приехала в Париж. Знаете стихотворение про сад? «Le jardin». Оно просто чудесное!

У нее заблестели глаза, а я пережил состояние дежавю.

– Конечно же знаю, – улыбнулся я в ответ.

Каждому, кто был молод и влюблен, довелось когда-нибудь наткнуться на это стихотворение – самые прекрасные строки, когда-либо написанные о поцелуе.

– Кто же его не знает?

Следуя тайному сценарию, я чуть было не спросил студентку, не захочет ли она выпить со мной чашечку кофе, но тут она сказала:

– Ну где же он, этот «Консулат»? У меня там прямо сейчас назначена встреча.

Мы склонились над картой города, и я показал девушке дорогу.

– Если идти в эту сторону, прямо туда и придете! – крикнул я ей вслед, когда девушка бегом бросилась вверх по лестнице.

Напоследок она еще раз обернулась:

– Спасибо, месье! Всего вам доброго!

– Эй, погодите! А как вас хоть зовут?

Я ожидал, что она скажет: «Элен» или «Эллен».

– Кэролайн! – со смехом крикнула она на бегу.

Вскоре, неторопливо проходя по улице, где находился «Консулат», я увидел ее сидящей там на солнышке. Она что-то весело говорила молодому человеку. Проходя мимо и не замеченный ею, я размышлял о загадочном круговращении жизни, в котором все повторяется и все связано одно с другим. Вообще-то, я не верил в приметы и знаки, но события сегодняшнего дня, пожалуй, и Фому неверующего заставили бы поверить в воскресение из мертвых.

Да, так оно и было. Я, конечно, не мог знать наверняка, что каменное сердечко у меня в кармане было знаком свыше, но я верил в это, как птичка в пословице, которая верит в рассвет, когда он еще и не думал наступить.

По крайней мере, встреча с рыжеволосой студенткой навела меня на хорошую мысль. Придя домой и порывшись на полках, я отыскал среди книг стихотворение Жака Превера, а затем сел за письменный стол и написал новое письмо к Элен.

Моя ненаглядная возлюбленная!

Четырнадцатое мая отныне стало для меня, кажется, навсегда особенным днем. Ибо отныне, с этого дня, я навсегда уверовал, что ты все время со мной, мой ангел, как ты сама сказала мне во сне, когда я лежал в лихорадке. Ты – не только тело, тлеющее в могиле на кладбище, – ты где-то существуешь. Одно то, что человек умер, еще не значит, что его больше нет.

Сегодня я съездил на кладбище, чтобы наконец снова отвезти тебе письмо. Но как же велико было мое удивление, когда я обнаружил, что мой тайник опустел, а вместо пачки писем, которые там уже накопились, я нашел камешек в виде сердечка. Вот он лежит передо мной, в то время как я тебе пишу, и вопреки всем доводам разума я все же смею надеяться, что этот камешек – привет от тебя, любимая. Помнишь, я писал тебе, как я мечтаю хоть разок получить от тебя ответ? И вот теперь у меня такое впечатление, что я его получил.

Сегодня утром, Элен, когда я увидел пустой тайник и обнаружил в нем сердечко из камня, у меня на секунду замерло сердце. От испуга, от радости. Я бродил по улицам Монмартра, пытаясь осмыслить, что же произошло. То мое сердце ликовало от счастья, то снова меня одолевали сомнения. Ведь так не бывает! Или все же бывает? Мое сердце, которому так хочется верить, и мой рассудок, который не верит в сказки, вступили в отчаянную борьбу. В таком состоянии я плелся, поднимаясь к вершине, разрываясь между «не может быть» и «вдруг все-таки может», а когда добрался на самый верх, повстречал на ступенях Сакре-Кёр ее, девушку с рыжими волосами, напомнившую мне тебя. Как и ты, она любит стихи, хотя не Гейне, а Превера. Завязался диалог, мне уже в чем-то знакомый, и я вдруг показался себе путешественником во времени. Разница только в том, что эта девушка пошла пить кофе не со мной, а с молодым человеком. Притом не куда-нибудь, а в «Консулат», Элен!

И с этого момента в споре с рассудком победило сердце.

Я не знаю, как это все между собой связано, дорогая, знаю только, что нынче на дворе май и я каким-то немыслимым образом снова нашел тебя, что ты вместе со мной, как в те майские дни.

И я шлю тебе этот привет – от меня и нашей любви, которая так же бесконечна, как тот поцелуй в парке Монсури, который навеки запечатлел Превер – для нас и для всех влюбленных!

Жюльен

САД

 

Тысячи лет

Не вместят

Вечности миг, когда

Ты целовала меня,

Я целовал тебя.

В утренний час, зимой

В солнечном парке

В Париже,

На нашей Земле —

Звезде среди звезд.