Книга: Тревожное торжество
Назад: 24
Дальше: 26

25

Печаев по настоянию жены привлек адвоката в надежде найти зацепку для расторжения договора с Адаевским. Но адвокат, ознакомившись, развел руками. Договор юридически безупречен. Процедура передачи прошла без нарушений. Не придраться.

Аспенский надавил на своего адвоката:

– Ты должен не сверять с законами этот текст, а придумать, как его вывернуть наизнанку! Я заплачу хорошие деньги за работу.

Адвокат стал корпеть, крутить мозгами, однако скоро и его постигла неудача, как и адвоката Печаева. Константин рычал от негодования, выходило, что наскоком проблему не решить. Предстояла затяжная канитель, начать которую следовало с палок в колеса Адаевскому. Твердая почва под ногами Аспенского заходила. А тут еще Марина допекала. Ругая своего адвоката, трезвонила Константину и просила скорее что-нибудь придумать. Нервы Аспенского были взвинчены.

В это время из Москвы от Хавина прибыли специалисты с переработанным проектом и договором. Двое: молодой человек и девушка. Константин встретил их неприветливо. Исподлобья показал на стулья у приставного столика. Девушка в темном брючном костюме села и проговорила высоким голосом:

– Спасибо, Константин Иванович! Меня зовут Анна, а его Петр.

Петр в джинсах и тесной салатовой рубашке, с коричневым портфелем в руках, ничего не говоря, шагнул к столику, расстегнул портфель и выложил на столешницу бумаги. Потом отчеканил:

– Здесь проект, чтобы согласовать с вами, – и перечислил, – чертежи, схемы, техническое задание, пояснительная записка. Экономические расчеты показывают прибыльность нового проекта.

Аспенскому не понравилось уверенное поведение парня. Будто он не находился в кабинете Константина, а словно Аспенский был у него на приеме. Константин нахмурился и жестко осадил:

– Нарисовать можно что угодно!

– Это серьезная работа, – возразил парень. – Я бы не сомневался на вашем месте.

Константин резко поднялся из-за стола, грубые черты лица застыли, в голосе прозвучал металл:

– Тогда согласовывай вместо меня!

В кабинете наступила неприятная тишина. Петр понял, что переступил черту, и сконфузился. Но одновременно и удивился, ведь они работали над предложением самого Аспенского, вытянули первоначальный проект из гиблого состояния. А его даже смотреть не хотят. Молодой человек чуть отступил:

– То есть как это?

– Надо было заранее сообщить о своем приезде, – проговорил Константин. – Я бы собрал специалистов, и вместе б все обсудили!

– А мы сообщали, – вклинилась Анна, – Адаевскому Анатолию Алексеевичу звонили. Просили, чтобы он передал вам. Разве он не передал?

Аспенский поморщился, упоминание об Анатолии задело его самолюбие. С какой стати с ним начали работать через вторые руки?

В этот момент дверь кабинета распахнулась и в ней возникла худая длинная нескладная фигура Адаевского. Константин бросил на него свирепый взгляд. Но Анатолий словно не заметил этого, зашел, поздоровался со всеми, воскликнул:

– Чуть не опоздал! Дела закружили. Прости, Константин, забыл предупредить об их приезде, совсем замотался.

Аспенский не поверил. Нехотя пожал протянутую руку Адаевского. Потом резко бросил Петру:

– Рассказывай, – и сел.

Петр рассказывал медленно, развернув чертежи и схемы. Константин слушал, набычившись, смотря в одну точку. Анатолий слушал внимательно, склонившись над бумагами возле Анны. И время от времени подбрасывал на горле кадык, строчил:

– Все хорошо, все очень хорошо, все замечательно.

Аспенскому не понравилось это. Он кидал раздраженные взгляды на компаньона и недовольно сопел.

Петр закончил с чертежами и схемами, перевел глаза на Анну. Та кивнула и принялась объяснять экономическую часть проекта. Доходность не вызывала сомнения. Анна уверенно раскладывала все в цифрах и смотрела на реакцию Аспенского, пытаясь по его неподвижному лицу угадать, доволен ли он. Но лицо Константина ничего не выражало, и она поворачивалась к Адаевскому, ища поддержку в его восклицаниях. Завершив, стала ждать вопросы.

Аспенский мрачно молчал. В проекте все было предельно ясно, вопросов у него не возникло, и это вызывало недовольство. Он не собирался соглашаться, а потому хотел за что-нибудь зацепиться, и не знал за что.

Адаевский, не дождавшись замечаний Константина, заиграл мимикой лица, воскликнул:

– Все понятно, все как на ладони. Что тут обсуждать? Цифры сами за себя говорят. Ведь так, Константин? Поднатужимся, и дело пойдет. Еще как пойдет.

Петр переглянулся с Анной, оба посмотрели на Аспенского, и молодой человек достал из кармана авторучку:

– Если вопросов нет, Константин Иванович, прошу согласовать проект. Подпишите вот тут, – Петр показал, где надо поставить подпись.

Аспенский увидал, что на пояснительной записке было выведено: «Согласовано: Аспенский, Адаевский». Вопросительно поднял глаза на Петра:

– А зачем согласовывать двоим? Я – генеральный директор.

Петр кивнул и ответил:

– В этом проекте участвует весь капитал вашего бизнеса. Владельцами капитала являются двое: вы и Анатолий Алексеевич, поэтому, чтобы не было разногласий.

Аспенского передернуло, кажется, его беспредельная власть сжималась, как шагреневая кожа. Эх, Печаевы, Печаевы, бараны безмозглые. Натворили дел. Константин насупился и встал со стула. Проект был хороший. Еще недавно он бы двумя руками уцепился за него. Но сейчас он думал иначе. Теперь в этом проекте Константин видел угрозу для себя.

Адаевский, не понимая, почему Аспенский медлил, решительно взял из руки Петра авторучку и первым поставил свою подпись. Константина от этого покоробило. Какого черта этот выскочка лезет вперед? Погоди, я тебе еще сверну шею. Почувствуешь мою хватку. Он снова сел в кресло и потребовал:

– Дайте договор!

Анатолий моргнул вытаращенными глазами:

– Ну, ты согласуй проект. Чего тянуть-то?

– Договор, – жестко повторил Константин. – Договор.

Петр положил договор перед Аспенским, и тот начал не спеша читать. И снова возмутили две подписи внизу. Но он молча проглотил недовольство. Константин понимал, что так Хавин повышал роль Адаевского и принижал его, Аспенского. Все это приводило к тяжелым раздумьям. Наверняка Павел намеревался постепенно передать роль первого лица Адаевскому. Против этого трудно будет противостоять, ибо инвестором был Хавин. Договор устанавливал жесткий контроль со стороны Павла за расходованием и возвратом средств. Константин лишался всяких лазеек распоряжаться деньгами по своему усмотрению. Это больше всего злило Аспенского. Для него условия были неприемлемыми, он не терпел над собой никакого контроля. Тем более, когда все так перевернулось.

И снова Адаевский залез вперед. Взял авторучку и, не выслушав мнения Константина, поставил под договором свою подпись. Аспенский раздраженно усмехнулся: чертов выскочка, еще не вышел мурлом, чтобы бежать впереди. Ведь этот проект затевал он, когда был в паре с Печаевым, но теперь в новой связке с Адаевским проект представлялся Константину петлей на шее. Нет, он не станет рубить сук, на котором сидит.

Он отодвинулся от стола, хмуро бросил:

– Не годится.

Анна подскочила с места:

– Что не годится?

– Все! – отрезал Аспенский.

– Такого быть не может, – вспыхнула девушка, – давайте по пунктам.

Аспенский покривился, Анна нервировала его, пытаясь доказать, что он не прав. Лицо потемнело, уколола мысль, что последнее время женщины много противоречат ему. Сжал скулы, и Анна отшатнулась от его взгляда. Беспомощно оглянулась на Петра, на Адаевского. Тот запыхтел и плюхнулся на свободный стул:

– А как же ты думал? – спросил у Константина. – Все в жестких рамках. Контроль над каждой копейкой. Это бизнес. Под честное слово никто своих денег не даст. Ты бы, например, дал?

Для Аспенского вопрос звучал глупо. Естественно, не дал бы. Но бесило другое, ведь понятно, что контроль Хавин поручит именно Адаевскому, а стало быть, Анатолий будет держать под прессингом его. Ну уж нет, такой номер не пройдет. Облизнетесь. И Константин огорошил:

– Мы не будем участвовать в этом проекте! – произнес жестко, как приговор.

Адаевский удивленно заморгал и после паузы повысил голос:

– Ты говори за себя, я со своей стороны уже все подписал. Меня проект и договор устраивают.

По сердцу Константина эти слова прошлись, как лезвие ножа. И снова всколыхнулась злость на Печаевых. Бараны. Повесили на него проблему. Ковыряйся теперь в ней. Ищи пути выхода из лабиринта. А все Марина. Дура. Лезет в мужские дела. Упражнялась бы с мужиками в постели. Это у нее лучше получается. Хотя надо признать, хитра. Ведь вытянула из него обещание – помочь им.

Петр, не понимая, что происходит, настойчиво попросил:

– А нельзя конкретнее? Давайте рассмотрим все ваши замечания. По каждому пункту.

Аспенский поморщился:

– Разговор закончен. Все свободны.

Петр еще что-то пытался сказать, но Анна отодвинула стул и вышла из-за столика. Тогда и Петр щелкнул замком портфеля и поднялся с места. Аспенский показал ему на бумаги. Петр пояснил:

– Это ваши экземпляры. Посмотрите, подумайте еще, может, передумаете, – и направился к двери следом за Анной.

Адаевский подождал, когда за ними закрылась дверь, и застрочил:

– Ты что, не с той ноги сегодня встал или с утра белены объелся? Это же отличный проект. Посмотри, какие доходы он сулит! Это же не бесплодные фантазии, это сухой расчет. Ребята хорошо поработали над проектом. Я тебя не узнаю, ты отказываешься от денег. Объясни, в какое место тебя жареный петух клюнул? – Кадык на горле Анатолия метался туда-сюда. – Не понимаю, почему я по твоей прихоти должен лишаться денег?

Константин ухмыльнулся и нехотя ответил:

– Лишаться возможности заработать и лишаться денег это разные вещи! Денег тебя никто не лишает. А следовательно, ты ничем не пострадал. А то, что нарисовано на бумаге, еще ничего не дало. Бумага все стерпит. Цифры можно состряпать любые. Была бы фантазия. Но вот будут ли на самом деле доходы, неизвестно.

Адаевский разгорячился и взялся убеждать:

– Хавин никогда не дал бы денег, если бы было не выгодно. Уж я-то знаю Павла, можешь мне поверить. Ты сам посуди, – и подумав, видя безразличные глаза Константина, что компаньоны из них пока не получаются, закончил разочарованно: – Что-то у нас с тобой не очень удачно все начинается.

– Начало – не показатель, – насупился Аспенский. – Важен хороший конец. Ты меньше витай в облаках. А то походишь на Печаева.

– Сожалеешь, что Печаев продал свою долю мне.

– Плевать!

– Тогда поищем золотую середину.

– Это как же? – холодно отозвался Константин. – Я должен уступить? Но ведь ты не хочешь уступать. Как быть? Я всегда крепко держал бизнес в руках и теперь не собираюсь давать слабину.

До Анатолия наконец стало доходить, что Аспенский отказывался от проекта ради того, чтобы сохранить в бизнесе прежние позиции, бывшие у него при Печаеве.

– Понимаю, – кивнул он, – тебе было проще работать с Андреем. Все решения ты принимал единолично, и все зависело только от тебя. Но обстоятельства переменились. Я не Печаев. Настраивайся работать в паре со мной. – Помолчал, прижался к спинке стула, вгляделся в лицо Константина. – Кстати, забыл тебе сказать, что ко мне приходил Печаев с просьбой расторгнуть договор купли-продажи доли и вернуть все на круги своя. Случайно это не твоя инициатива? Сам-то он, без толчка со стороны, вряд ли бы решился.

Аспенский отреагировал сразу и грубо:

– Я с дураками не связываюсь!

– Ну почему с дураками? – возразил Адаевский. – Он не глупый. Слабоват характером только. – Вздохнул и вернул разговор в прежнее русло: – Значит, ты окончательно решил отказаться от проекта! Я правильно понимаю?

Константин отрезал с металлом в голосе:

– Правильно! И закончим об этом! Не пытайся меня разубеждать! Если у тебя ко мне больше вопросов нет, то скатертью дорога. Я тебя не держу!

Анатолия возмутило, что Аспенский по-хамски выставлял его за дверь, явно лез на конфликт. Чутье, кажется, подводило Константина. Ведь конфликт мог обойтись боком именно ему. Стоило бы сейчас одернуть его, поставить на место, но Адаевский стерпел, не стал этого делать, решил посмотреть, что будет дальше. Поднялся со стула, произнес:

– Все же покумекай на досуге. Время есть. – И шагнул к двери.

Константин глянул неприязненно ему в спину и опустил глаза на договор.



Последнее время у Аспенского все шло наперекосяк. Семья расползалась по швам, бизнес сочился сквозь пальцы, как песок. Злость и раздражение точили изнутри.

В общем ворохе негодования из головы не выходила исчезнувшая дочь. Она, кажется, окончательно отбилась от рук.

Через два дня после отказа от проекта Аспенский в городе на улице увидел Валентина. Остановил машину. Валентин подошел. Константин на заднем сиденье авто прочно вдавил плотное тело в спинку, опустил стекло и властно спросил:

– Где Юлия?

Зять беспомощно пожал плечами:

– Не знаю.

– Что ты за мужик, если не знаешь, где шляется твоя жена?! – рявкнул Аспенский так, что прохожие стали оглядываться.

– Она свободный человек, – буркнул Валентин, запинаясь.

– Найди ее! – потребовал Константин. – А то я вам устрою такую свободу, что мало не покажется!

Валентин напрягся, голос задрожал, под мышками вспотело. Преодолевая робость перед тестем, он вытолкнул из себя:

– Ищите сами.

Отказ зятя взбесил Константина. Этот сопляк посмел противоречить ему! Что это? Неужели и тут он начал сдавать свои позиции?

Валентин, нагнув голову, уперто сопел и чувствовал, как под мышками намокла рубашка. Показалось, что тесть увидел темные разводы на синей ткани, и от этого Валентину становилось не по себе. Но еще и потому, что Юлия, как заноза, сидела в нем и болью отзывалась в душе. Даже Кристина не смогла до конца усмирить эту боль. После отъезда Юлии Кристина, как могла, удерживала Валентина возле себя. Он не отторгал ее, и уже это было для нее хорошо. Он старался с Кристиной разрушить магию Юлии, но безуспешно. И сейчас под властным взглядом тестя Валентин злился на себя, на жену, на Кристину и на Аспенского.

Тот заскрипел зубами, хлопнул дверцей автомобиля. Толкнул в спину водителя. Машина тронулась с места. Константина трясло от негодования. Вера в собственное могущество таяла на глазах.

Ему во что бы то ни стало нужно было найти дочь. Это желание было связано с договором, который привезли от Хавина. В нем Павел заложил норму отчисления части прибыли на личные счета Вероники и Юлии. Ну, почему Веронике, Аспенский понимал. Она, несомненно, произвела впечатление на Хавина и, возможно, попросила его. Однако ему было невдомек, как в договоре появилось имя Юлии. В этой странности он хотел разобраться.



Константин ехал по центральной улице, приближался к магазину Истровской. Увидал ее припаркованную машину. Решил заглянуть к Алле.

Последние события многое поменяли. И Алла теперь, с ее неимоверным желанием забраться в постель к Хавину, могла пригодиться Константину. В намечающемся противостоянии с Павлом можно было попробовать использовать ее с выгодой для себя. Посему теперь стоило примириться с нею. Хотя бы на время заключить перемирие.

Водитель по его команде прижался к бордюру неподалеку от машины Истровской. Войдя в магазин, Аспенский сразу направился к служебному помещению под вопросительным взглядом продавца, такого же шустрого, как хозяйка.

Алла встретила его вспышкой в глазах:

– Ты чего приперся ко мне? – Она не выбирала слов, ее тон был враждебным.

Константин проглотил пилюлю, сжал скулы, ответил:

– Ехал мимо.

– Да и черт с тобой! Ехал бы дальше! – Алла сидела за столом. В красном топе с глубоким вырезом на груди. В руке степлер, под рукой бумаги.

– Я погорячился последний раз, – проговорил Аспенский, испытывая отвратительное состояние унижения перед женщиной, которую презирал.

– Ты не погорячился, ты был хамом! – зло пыхнула Истровская. – Впрочем, ты всегда был хамом, не только последний раз! Твоя белая рубашка и белые штаны сейчас не обелят твою натуру! Тебе надо в церковь сходить, покаяться в грехах, коих у тебя через край.

– Я думаю, и тебе не мешало бы покаяться, – хмыкнул Константин. – Еще неизвестно, чьи грехи перевесят на чаше весов. – Он сел на стул и посмотрел ей в глаза. – Забудь. Не последний день живем. Ты же знаешь мое отношение к тебе.

Алла взвилась с места:

– Знаю! Хамское! Но я тебе не Вероника! Я не прощаю обид! Никому не прощаю! Особенно вашему брату! – Алла часто дышала, скребла пальцами по столешнице и удивлялась, что Константин терпеливо сносил ее яростный тон. На него это было не похоже. Она умолкла. Сделала паузу. – Вижу, что не просто так явился. Меня не проведешь. Помощь нужна? Не тяни резину. Что у тебя случилось?

– Окстись, Алла, – поморщился Аспенский, – чем ты мне можешь помочь?

Истровская, как вихрь, вылетела из-за стола и остановилась перед Константином:

– Знаю, что ты презираешь женщин, но при этом без Вероники никогда не взлетел бы так высоко. Опустись на землю, дерьмо собачье! Как бы прискорбно для тебя это ни звучало, но без Вероники ты – ноль!

Аспенского передернуло. Алла зацепила так, что в ответ нечего было сказать. Действительно, если посмотреть в глубину, где бы он был сейчас без Вероники? Мелкой сошкой с магазинчиком вроде этого маленького служебного помещения Истровской. Определенно, использовал бы другую податливую женщину, вот только неизвестно, была бы другая так же удачлива и результативна, как Вероника. Константин поморщился:

– Ты бы попридержала язык.

– А то что? Откусишь? Нет, Константин, по твоему виду заметно, что у тебя сейчас не тот запал. Я скорее выцарапаю тебе глаза. – Она выпустила коготки перед его лицом. – У тебя вид сейчас, как у мыши в мышеловке! И раз приперся ко мне, значит, я тебе понадобилась. Ты всегда наводишь мосты только с теми, кто тебе нужен!

Истровская издевалась, получая удовольствие от этого. Аспенский с радостью влепил бы ей крепкую пощечину, чтобы она закрутилась волчком от боли. Но вместо этого лишь сжал кулаки и сухо произнес:

– А разве ты другая? Мы все друг друга используем. Так устроена жизнь.

Алла не согласилась:

– Это ты используешь, Константин, а я всех люблю! Но ты не умеешь любить! Поэтому скоро останешься один! И деньги не помогут тебе! Я желаю тебе этого! – Она, словно пружина, напряглась и стремительно задвигалась по помещению, бурно показывая, как она ненавидела Константина в эти минуты.

Аспенскому все труднее становилось сдерживать себя и уступать Истровской. Он тяжело свел брови к переносице:

– Ты все врешь! Я не такой урод, каким ты хочешь представить меня!

– Ты чудовище! – выплеснула Алла. – Ты даже дочь вовлек в свои грязные дела!

– Чего городишь, дура? – взорвался Константин, но тут же зажал себя, сделал длинную паузу, чтобы утихомириться. – Я даже не знаю, где находится она.

– Сбежала от тебя! – съязвила Алла. – Я права, крысы бегут с тонущего корабля.

Аспенского затрясло от негодования. Какой тонущий корабль? Его дом – это надежная крепость. Непотопляемая. В голосе прозвучала угроза:

– Прикуси язык, Истровская! Не выводи меня из терпения! – Он шумно втянул в легкие воздух, потом выдохнул, снова вдохнул, выдохнул и более спокойно закончил: – Я приехал, чтобы примириться. Даже плохой мир лучше войны. Нам жить в этом городе. Одумайся, Алла, я же не враг тебе.

Но Истровская выгнула тело, как пантера перед прыжком:

– Я никогда не прощу тебя! Даже если встанешь на колени передо мной!

– Дура! – опять сорвался Аспенский. – Выкинь это из своей глупой головы, иначе я голой пущу тебя по свету!

Алла прикусила красивые губы так сильно, что почувствовала на языке солоноватый привкус собственной крови:

– Вот они твои тайные мысли! Я всегда знала об этом! Тебе мой магазин, как бельмо в глазу! Ты еще пожалеешь о том, что унижал меня!

В уголках губ Константина мелькнула короткая насмешка:

– Не можешь простить мне Хавина?! Так я же тебя предупреждал, чтобы ты не совала носа, куда не следует! Но теперь Павел больше мне не нужен. Забирай!

Алла дернулась и впилась взглядом в глаза Константину. Хотела понять, какую игру тот затевает с нею. Однако по глазам Аспенского трудно было что-либо угадать. И она разочарованно отвернулась.

Константин считал Истровскую хорошей стервой и превосходной авантюристкой, она могла доставить Хавину массу неприятностей. Не использовать ее было бы глупо.

Но Алла почуяла подвох:

– Что? Не получил от него чего хотел? Что-то разладилось в твоих планах? – И съязвила зло: – Или он позабавился Вероникой и выплюнул? Теперь хочешь, чтобы я помогла тебе? Вот выкуси, дорогуша! Обходись без меня!

– Дура! – оборвал Аспенский. – Что ты можешь? Ты же глупа, как пустое ведро! Только и способна ноги раздвигать перед каждым мужиком!

Алла взвизгнула дико, подпрыгнула и внезапно вцепилась в плечи Константина своими коготками. Аспенский сквозь ткань рубахи ощутил боль, отмахнулся, отбросил женщину к стене. Истровская ударилась головой, опешила на мгновение и снова кинулась на Константина. Не помня себя, стала рвать ему волосы. Аспенский зарычал и вскочил со стула. Ее коготки впились ему в кожу лица. Константин взбеленился. Ударил Аллу, как бил Веронику:

– Сучка! Убью!

Ее худое тело сползло по стене на пол. Константин свирепо нагнулся, рывком поднял женщину:

– Помни, змея, мокрое место от тебя оставлю! – Оттолкнул и резко вышел из помещения.

Алла вытерла с лица кровь и истерично захохотала.

Аспенский тараном прошел мимо продавца к выходу из магазина. Расталкивая прохожих, двинулся к машине. Думал об Истровской, ну, стерва, ты еще попляшешь под мою дуду! А по щеке к вороту рубахи текли струйки крови.

Назад: 24
Дальше: 26